§ 2. История латиноамериканских государств в XIX в.
Каудилизм и диктаторские режимы. История латиноамериканских республик в XIX в. после завоевания ими независимости характеризуется острой социально-политической борьбой, определившей все своеобразие их последующего конституционного и государственно-правового развития. В первых конституциях, как отмечалось выше, были воспроизведены основные принципы конституционализма передовых стран того времени. Но в XIX в. лишь немногие из них действительно соблюдались на практике.
Незавершенность демократических преобразований, сохранение крупных латифундий и полуфеодальных, а в Бразилии рабовладельческих форм эксплуатации, социальная и духовная подавленность большей части населения (особенно индейского и негритянского) способствовали застойности общества и длительной консервации политической власти в руках помещичье- клерикальных кругов.
Уже в 20-30-х гг. XIX в. в большинстве латиноамериканских республик в связи с формальным установлением конституционного строя, а соответственно и с организацией периодических выборов в органы государственной власти (президент, конгресс и т. д.) с неизбежностью стали возникать соперничающие группировки. На их базе в последующие десятилетия сложились две политические партии, получившие со временем название "исторических".
После завоевания независимости бывшие монархисты, унитаристы и приверженцы бюрократического управления получили название консерваторов и объединялись обычно в консервативную партию. Эта партия в большинстве стран стала наиболее последовательным защитником интересов крупных землевладельцев и католической церкви. Консерваторы были открытыми сторонниками сохранения особых привилегий (фуэрос) армии и церкви.
Те круги латифундистов, которые были заинтересованы в торгово-промышленном развитии своих стран, верхушка буржуазии, а также давние противники унитаризма и бюрократической централизации (федералисты) составили ядро либеральной партии. Либералы в XIX в. в Латинской Америке, как правило, не были склонны к радикализму и не стремились к коренному изменению существующего общества, в котором они были интегрированы так же, как и консерваторы. У них были разногласия с последними лишь по отдельным и относительно второстепенным вопросам общественной жизни, причем не всегда принципиальные.
В целом различия между историческими партиями были достаточно условными. Но они становились существенными, когда речь шла о борьбе за государственную власть. Консерваторы и либералы в XIX в. не шли на компромиссы, отвергали политический центризм, безжалостно расправлялись с политическими противниками. Поскольку консерваторы более откровенно выражали интересы господствующей политической элиты, они в XIX в. в целом чаще находились у кормила власти.
В XIX веке латиноамериканская двухпартийная система лишь чисто внешне напоминала свой английский прототип. И консерваторы, и либералы были в это время партиями только в условном смысле. Они не имели какой-либо стройной и прочной организации, а оставались лишь группировками, полуфеодальными кликами, ведущими между собой междоусобную войну. Их политическое кредо выражалось не в программных документах, а в откровенной ставке на определенного сильного лидера (каудильо), видящего перед собой одну-единственную цель - захват власти и создание авторитарного режима.
Нередко и сами каудильо, опираясь на собственные вооруженные отряды, делали ставку на одну из двух соперничающих партий. В том случае, если тот или иной каудильо добивался поста президента республики, он рассматривал государственный механизм как свою вотчину и без всяких стеснений назначал на государственные должности своих партийных сторонников, расплачиваясь тем самым за оказанные ему политические услуги. Но и каудильо в борьбе за президентскую власть не полагались только на партийную поддержку.
Сама по себе оппозиционная партия на выборах заведомо не имела шансов на победу. Действующий президент и правящая партия использовали любые средства для того, чтобы не уступить своим политическим противникам государственную власть во время выборов. Они использовали все правовые и неправовые средства, чтобы оказать давление на избирателей, шли на подкупы, убийства политических противников, на фальсификацию итогов выборов и т. д.
Именно поэтому каудильо делали основную ставку не на выборы и свою "карманную" партию, а на захват власти насильственным путем, прежде всего на государственные перевороты (пронунсиаменто). Трудящиеся массы, низы населения, находящиеся во власти каудильо и лишь поверхностно воспринявшие христианские заповеди, оставались равнодушными к этим государственным переворотам и к судьбе демократических институтов в целом.
Таким образом, политические партии в XIX в. в латиноамериканских государствах были не инструментом парламентаризма и демократии, а частью специфической системы - каудилизма. Последняя строилась по существу не на конституционно-правовой основе, а на грубой силе, на традициях и на харизматическом авторитете предводителя-каудильо.
Практически повсеместно каудилизм стал тем политическим фактором, который тормозил становление демократических форм общественной жизни, придавал ей застойный характер, порождал политическую нестабильность.
Парадокс состоял в том, что большинство диктаторов-каудильо, несмотря на самые жестокие меры, применяемые к политическим противникам, как правило, не могли долго сохранить в своих руках государственную (президентскую) власть. На насилие со стороны правительства его политические оппоненты также отвечали насилием. В результате лишь сравнительно небольшое число президентов в XIX в. сохраняли свой пост до истечения срока. Значительная их часть была не просто свергнута в ходе очередного переворота, но и убита.
Феномен каудилизма неразрывно связан в Латинской Америке с теми исключительными привилегиями, которые сохранила за собой армия еще с эпохи войны за независимость. Авторитарные и диктаторские режимы базировались на милитаризме, который уходил своими корнями в колониальное прошлое.
Уже вскоре после завоевания независимости ряд генералов и офицеров, опираясь на свой военный авторитет, на поддержку земельной олигархии и церкви, установили в своих странах военные диктатуры (Паэс в Венесуэле, Санта-Крус в Перу, Флорес в Эквадоре и т. д.). В последующие десятилетия в условиях внутренних политических раздоров и этнических конфликтов власть, как правило, захватывали каудильо, выходцы из армейской верхушки.
Политическая нестабильность ставила армию в исключительное положение, делала ее часто арбитром в политических конфликтах. Армия не считала себя связанной конституцией. После окончания войны за независимость в течение последующих десятилетий XIX в. численность армии не только не сократилась, но и увеличилась. Так, в маленьком Эквадоре вопреки ограничениям, установленным непосредственно в Конституции 1859 г., количество высокооплачиваемых высших военных чинов явно превышало все национальные потребности (6 маршалов, 6 дивизионных и 22 бригадных генерала).
В XIX веке благодаря активному вмешательству армии в политическую жизнь государственные перевороты стали обычным явлением в подавляющем большинстве латиноамериканских республик. Их число превзошло все известные предшествующие и последующие в мировой истории показатели. С момента завоевания независимости и до конца XIX в. более ста переворотов в Латинской Америке закончились победой мятежников и свержением старых правительств. Пресловутые латиноамериканские пронунсиаментос были не "революциями", как это обычно утверждали сами их организаторы, а типично военными переворотами, сопровождавшимися простой сменой у власти различных фракций правящего блока. Новые каудильо мало что меняли в существующей социальной и политической системе. Если они в ряде случаев выступали с обещанием реформ, то это было лишь грубой демагогией, рассчитанной на завоевание популярности.
Таким образом, обратной стороной каудилизма, как и любого авторитаризма, построенного на силе государства и на умении харизматического лидера использовать в политике свои личные качества, была его неустойчивость. Президент-каудильо, как правило, быстро растрачивал свой политический авторитет, социальная база его господства неумолимо сужалась, а сам он становился жертвой нового заговора.
Характерные для Латинской Америки в XIX в. огромные социально-этнические контрасты, нищета трудящихся масс, их бессилие перед всемогущей государственной властью с неизбежностью вызывали по мере дальнейшего развития общества все возрастающий социальный и политический протест. Но он в силу низкого политического сознания низов общества не мог вылиться в организованное движение против диктаторских режимов и каудилизма как таковых. Этот протест выступал в то время преимущественно в форме личностных, чисто локальных конфликтов.
Лишь в исключительных случаях, например, в 50-х гг. в Мексике, накопившаяся ненависть к вполне конкретным угнетателям (местные помещики, торговые посредники, священники и т. д.), а также к враждебной государственной администрации толкали широкие массы народа, в том числе и индейцев, на путь действительно революционной борьбы, готовящей почву для прогрессивных преобразований и укрепления ростков демократии.