2.3. Символическое измерение социального порядка
Если в творчестве Маркса Пьер Бурдье почерпнул, в частности, идею о том, что социальная реальность есть совокупность силовых отношений между социальными группами, исторически находящимися в состоянии борьбы друг с другом, то у Макса Вебера он позаимствовал помимо прочего идею о том, что социальная реальность является также совокупностью смысловых отношений, что она, следовательно, имеет символическое измерение. С точки зрения М. Вебера, представления и язык участвуют в построении социальной реальности, хотя они, конечно же, не исчерпывают собою всей реальности.
По мнению Пьера Бурдье, для того чтобы представления могли эффективно воздействовать на реальность, нужно, чтобы были выполнены определенные социальные условия, внешние по отношению к этим представлениям и к самимдискурсам, условия, благоприятствующие воздействию и предварительно запечатленные в умах и в институтах. В этом заключается так называемый «эффект теории», т. е. воздействий, которые может оказывать философская и/или социологическая теория на социальный мир (например, «марксистская» теория классовой борьбы) и которые предполагают, что агенты овладевают элементами этой теории, причем последняя может опираться на институты. Речь идет об ином типе отношений между научным и обыденным познанием, поскольку в движении от научного к обыденному часть социологических теорий прошлого может быть постепенно интегрирована в предмет социологического анализа социологов нынешних.
Включение в анализ символического измерения социальной реальности влияет на способ осмысления отношений доминирования (ассиметричного распределения ресурсов) между индивидами и группами. Именно здесь вступает в действие понятие символического насилия. Различные формы доминирования, если только они не прибегают исключительно и непрерывно к использованию вооруженной силы (которая, впрочем, также предполагает символическое измерение, поскольку она определенным образом осознается и о ней определенным образом говорят), должны быть легитимированы, признаны в качестве легитимных, т. е. должны обрести позитивный смысл или, во всяком случае, превратиться в «естественные» таким образом, что доминируемые сами примыкают к господствующему порядку, никак не осознавая его механизмов и произвольного характера их действия (не естественного и не необходимого, а значит, исторического и изменяющегося). Именно этот двойной процесс признания и незнания и составляет принцип символического насилия, а значит, и легитимации различных форм доминирования1. Например, преподаватель французского языка, который делает на полях одной тетради пометку «блестяще», а на другой — «тяжеловесно», совершает жест, в принципе отсылающий к социальной иерархии (поскольку «блестящими учениками» часто называют обладателей легитимного культурного капитала, тогда как «тяжелыми учениками» — тех, кто его лишен). Однако этот жест самими учащимся зачастую признается как суждение об их личных познаниях во французском языке и не осознается как выражение социального доминирования.