Поиски формализованных основ (аксиом) всего римского права,
приведшие в дальнейшем Лейбница к целому ряду фундаментальных идей (об общем аксиоматически-математическом методе выражения всех истин разума, об универсальном знаковом языке изложения положений всех наук, искусстве открытия новых знаний, комбинаторике понятий и т. д.), стимулировались и подкреплялись рядом обстоятельств. И прежде всего тем, что «невероятно тонкие», ясные и убедительные, как аксиомы в геометрии, ответы римских юристов по правовым вопросам, сохраненные в Дигестах, в своей значительной части «возникли почти полностью как развитие положений естественного права, а остальные выводились с тою же последовательностью из немногих оснований, хотя и произвольных, но по большей части извлеченных из государственной практики». Другое важное обстоятельство состоит в том, что, хотя не все римское право (например, положения императорских рескриптов и т. д.) входит «в состав чистого естественного права», но это не меняет сути дела, «тем более что, как можно смело утверждать, половина римского права принадлежит чистому естественному праву, и общеизвестно, что почти вся Европа пользуется этим правом и оно нигде не оспаривалось открыто в местных обычаях».
Разработка формализованно-аксиоматического метода для юриспруденции была для Лейбница, с одной стороны, продолжением соответствующих идей и достижений предшествующей юридической мысли (от римских и средневековых юристов до Гроция и других авторов Нового времени), а с другой стороны, это одновременно было также в определенной мере исходной пробной частью реализации в хорошо известной ему юридической сфере более глобального научного замысла — создания (в духе Ф. Бэкона и других новаторов и реформаторов науки в Новое время) «начал и образцов новой всеобщей науки, служащей устроению и преумножению знаний на благо народного счастья». Существо нового метода такой науки состоит, согласно Лейбницу, в «искусстве открытия», включая «новое замечательное исчисление» и изложение «способа представления доказательств относительно любых предметов — доказательств совершенно твердых и равных математическим и даже высших в сравнении с математическими... И стоит только взяться за перья, как уже будет достаточно, чтобы двое спорящих, отбросив словопрения, сказали друг другу: давайте посчитаем!».
Также и в значимой для юриспруденции сфере познания новый методологический подход содержит надлежащий «способ, сообразный рассмотрению самих вещей», в частности: «Элементы науки о нравственности и гражданском обществе, а также о естественном праве и общественном благе; в этой части речь пойдет и о подданных, нуждающихся в значительном облегчении гнета для еще большего благоденствия самих правителей, и о воинском искусстве».
В плане юридической методологии большой интерес представляют идеи Лейбница о том, что доказательственное значение имеют не только математические и логические суждения, но и любое строгое и последовательное рассуждение по определенной форме. «Всякое рассуждение, делающее вывод в силу самой формы, т. е. всегда приводящее к результату, если подставлять вместо одного примера любой другой, обладает правильной формой» и в полной мере обладает «силой умозаключения». «Особенно же, — подчеркивает Лейбниц, — следует обратить внимание в этих аргументациях на значение формы, связывающей их как некий торжественный и обязательный обряд, не позволяющий мысли блуждать и спотыкаться».
Очевидно, что всеми свойствами такой доказательственной формы обладает в наибольшей мере именно правовая форма аргументации, доказательств, суждений и умозаключений, поскольку уже само право как предмет всех этих юридических суждений и умозаключений является общеобязательной формой, т. е. правовым порядком отношений по общеобязательным правилам (нормам).
Формальность как необходимое свойство права — основа всех тех формализации (в процессе его установления, толкования и применения), которые внутренне присущи юридическому подходу вообще и обобщенно именуются юридическим формализмом.
Обосновывая свою идею о методологическом значении устоявшейся «правильной формы», которая «как некий торжественный и обязательный обряд» связывает и упорядочивает рассуждения о соответствующем предмете и придает им доказательственную «силу умозаключений», Лейбниц отмечает, что это имеет место не только в школьных формулах, геометрических доказательствах, арифметических вычислениях, в бухгалтерских книгах, налоговых документах и т. д., но также и «в самих судебных актах, и в юридическом процессе, совершающемся в должном порядке и тем лучше, чем лучше законы в государстве, регулирующие эти отношения». А в римском праве, которое Лейбниц профессионально изучал и высоко оценивал, правовые формы, процедуры, формулы и т. д., особенно в ранний период, вообще носили сакральный характер.
Разработка надлежащей формы в праве (и шире говоря — адекватных положений догмы права и юридической логики) имеет, согласно лейбницевской новой методологии познания и доказательных рассуждений, такое же значение, как создание формул или каких-то общих законов в математике и логике. Сочинения римских юристов, подчеркивает он, «свидетельствуют, что нет других авторов, которые больше, чем эти юристы, приблизились бы к славе и достоинству геометров по постоянству обозначений, адекватности формы, по силе и убедительности заключений, по прочим достоинствам логической речи. Они повсюду настолько остаются верны себе, что едва ли возможно отличить Ульпиана от Папиниана, как Евклида от Аполлония... Впрочем, в Дигестах есть бесчисленное множество положений, которые столь надежно выводятся из каких-то четких предпосылок, что им недостает лишь названия доказательств».
Хотя Лейбниц не систематизировал свои политико-правовые воззрения в отдельной специальной работе и его многочисленные суждения по этой проблематике встречаются в разных произведениях, однако в целом его естественно-правовой подход — в соответствующей философско-правовой и теоретико- познавательной трактовке — выступает как единая основа и вместе с тем как общая методология учения Лейбница об обществе, государственной власти и законе. С этих позиций он отстаивает необходимость соответствия государственно-правовых реалий требованиям естественного права и одновременно критикует различные политико-правовые учения, игнорирующие идеи и ценности естественного права.
Так, высоко оценивая достоинства «гражданской науки» Т. Гоббса, где «доказательства, как в геометрии, имеют общий, отвлеченный от материи характер», Лейбниц вместе с тем критикует его договорную концепцию происхождения государства, безграничной власти суверена и прекращения действия естественного права в государственном состоянии. Лейбниц считает распространенным предрассудком утверждение Гоббса о том, что «не существует никаких нетелесных субстанций, что всякая истина произвольна и зависит от того, как назвать явление, что основанием всякого права и общества служит взаимный страх». В отличие от Гоббса Лейбниц исходит из общественной (общежительной) природы человека и при этом считает, что «благополучие каждого состоит в ожидании лучшей жизни и справедливым будет все, что представляется каждому способствующим получению ее в удел; наконец, и защита нынешней жизни не возбраняется божественным правом, хотя она и перестает быть высшей ценностью».
При этом Лейбниц, отвергая распространенные представления о естественном состоянии и договорном учреждении государства, трактовал происхождение права и государства как реализацию начал божественно предустановленной гармонии и подчеркивал, что «в предположении существования Владыки мира не может быть никакого вполне естественного состояния людей вне всякого государства, раз Бог — общий монарх для всех». Земное государство и позитивное право возникают как осуществление и выражение божественного плана предустановленной гармонии по образцу вселенского государства и требований естественного права, восходящих к божественному разуму. В этом смысле не только возникновение, но и существование государства и позитивного права предполагают наличие и действие естественного права.
С этих позиций Лейбниц возражает против концепции Гоб- бса об отчуждении естественных прав в условиях государства и его утверждение о том, что «все право передано подданными государству». Согласно подходу Лейбница, как у отдельных индивидов, так и у народа также и «внутри государства сохраняется право защищать себя, если угрожает гибель либо в государстве, либо со стороны самого государства». Развивая эти идеи, характерные для раннебуржуазного либерализма (Локк и др.), Лейбниц считал, что «в государстве, так же как и в первобытном состоянии», которое Гоббс и другие авторы называли «естественным состоянием», «обоснованное предвидение огромной опасности является справедливой причиной для предотвращения зла».
В подобных условиях люди имеют право на сопротивление произволу правителей и народ вправе свергнуть тиранию. «И если, — замечает Лейбниц, — неопровержимо явствует, что подвергаются преследованию невиновные, если непрестанно свирепствует произвол тирании, то... те, кто стоит перед этой опасностью, вправе вступить в заговоры... Простой народ поступит правильно, если ради достойной жизни без страха пожертвует своим покоем, повинуясь чувствам негодования, сожаления и другим душевным движениям».
Богатое и разностороннее творческое наследие Лейбница оказало большое влияние на последующее развитие юриспруденции, философии, математики и целого ряда других наук. В области политико-правовой и в целом общественной мысли значительную плодотворную роль сыграли рационалистическое учение Лейбница о естественном праве и просвещенной монархии, его концептуальные положения о совершенствовании методов научных исследований, об укреплении взаимосвязей теории и практики, его мысли о формировании «республики ученых», «союза ученых и политиков» и в целом о все возрастающем значении науки и ученых в цивилизованных странах, его достижения в развитии диалектики и применении исторического подхода к явлениям общества, государства и права, его идеи неуклонного общеисторического прогресса в сфере познания, культуры, общественной и политико-правовой жизни.
Ближайшим последователем Лейбница был его знаменитый ученик X. Вольф, который в систематической форме изложил юридические (и прежде всего естественно-правовые) и философские воззрения своего учителя. Работы Вольфа содействовали широкому распространению идей Лейбница, многие из которых в дальнейшем были восприняты и развиты представителями европейского Просвещения и немецкой классической философии.