Евгений Васильевич Спекторский
(1875—1951) — автор фундаментальных исследований и учебных изданий по истории социальной философии, историко-генетической семантике обществоведения, курса начал правоведения и государствоведения, а также исследователь роли христианства в развитии права и государства. Преподаватель, затем декан юридического факультета и ректор Киевского университета. В 1920 г. эмигрировал и закончил жизненный путь профессором Свято-Владимирской православной духовной академии в Нью-Йорке.
При обсуждении проблематики «христианство и правовая культура» в книге «Христианство и культура» (Прага, 1924) он проводил мысль о том, что право может быть не только произведением социальной культуры, но также предметом культа, почитания. Для этого у него есть все необходимое — свой миф (учение об источниках права), свой догмат (юридическая догматика) и свой обряд (процессуальные формы). Юридическая культура существовала и задолго до появления христианской культуры, причем она охватывала не только человеческий, но также и божественный аспект общественного бытия и в этом смысле вполне оправдывала характеристику юстиции (справедливости) как «познания вещей (дел) божеских и человеческих» (Ульпиан).
Разумеется, христианство не является новым юридическим, политическим или экономическим учением. Однако это новое учение хотя оно и не от мира сего, тем не менее может и должно давать «оценивающие "принципы» для всей нашей культуры. Поэтому ни юридическая, ни политическая, ни экономическая культуры не могут совершенствоваться без его участия. Древнейшие дохристианские религии не только благословляют юридическую культуру, но и непосредственно создают ее. Бог солнца, справедливости на небе и на земле благословляет на царство Хаммурапи на известной каменной стеле, где они изображены вместе над высеченным текстом законов. Законодатель Крита Минос считался передатчиком воли Зевса, так же как законодатель Спарты Ликург — передатчиком воли Аполлона, а законодатель Израиля Моисей — воли Яхве. Вообще весь Ветхий Завет понимался как закон (Тора — Закон, Поучение), как нечто юридическое, как «какая-то сакральная юриспруденция». Сам «Бог есть судия» (Пс. 74, 8), ибо «суд — дело Божие» (Втор. 1, 17). И весь Израиль гордился своей юридической религией — «как люблю я закон Твой» (Пс. 118, 97).
В наше время, обобщает Спекторский, один из сознательных и наиболее глубоких эпигонов иудаизма Герман Коген ориентировал даже чистую, философскую этику на юриспруденцию и вдобавок «очень выпукло изобразил органическую связь иудаизма с юридизмом». Однако историк римской юриспруденции Р. Зом считает право несовместимым с христианством и церковью и посему отрицает церковное право. Наш писатель Л. Н. Толстой, алчущий и жаждущий правды, никак не мог примириться с мыслью, что истина есть продукт судоговорения, и был уверен, что Христос отвергает какую бы то ни было юстицию. Юристы, даже не будучи атеистами, считали, что их дело может делаться без какой бы то ни было религии. Г. Гроций уверял, что существует естественное право, которое вполне допускает мысль о том, что Бога нет или он не заботится о людях. И. учил, что религиозный авторитет вообще
не может считаться достаточным основанием для права и правоведения. В уголовном праве наших дней даже преступления против веры считаются не более, как оскорблением верующих людей, чувства которых приходится не то уважать, не то просто терпеть и посему ограждать от слишком резких нападок.
Так осуществляется фактическое сопоставление идеала христианского совершенства с тем, что можно назвать «обыкновенной юридической исправностью». В таком случае действительно получается огромное расхождение, и не столько в степени, сколько в качестве (природе) подлежащего достижению, особенно когда образец совершенства видят в Нагорной проповеди.
Между тем примерно в то самое время, когда христианство вырабатывало теорию своих добродетелей — веры, надежды, любви, — правоведение в лице Ульпиана тоже выработало свою теорию, тоже добродетелей, только юридических.
Первая из этих юридических добродетелей требует — жить честно (honeste vivere). Эта добродетель подразумевает, что под юридической честностью надо понимать такое поведение индивида, когда его честность доказана не голосом совести, а судом, профессиональным казенным учреждением, ведающим внешнюю правду. Отсюда некоторые следствия, о которых хорошо говорит юридическая пословичная мудрость, например «не пойман — не вор» либо — «каждый предполагается добрым, пока не будет доказано противоположное» (praesumitur quisque bonus, donee probetur contrarium). Еще один вариант про - должения темы такой — если в судоговорении доказано, что человек не нарушил закон, то человек такой и не порочен и даже добродетелен, даже если его действия возмущали нравственное чувство других и смущали его собственную совесть. Но «нет преступления без закона». Доброе имя человека в данном случае специально ограждается судом на случай неуместных разоблачений, диффамации. «Таким образом, право открывает каждому человеку широкий моральный кредит и требует, чтобы все о нем отзывались хорошо, не видя в этом того горя, о котором пишет евангелист: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо. Ибо так поступали со лжепророками отцы их» (Лк. 6, 26).
Другие две юридические добродетели — «не обижать другого» и «воздавать каждому свое». Смысл их, согласно трактовке
Спекторского, разъясняется отчасти положением «кто пользуется своим правом, тот никого не обижает». Отсюда следует: кто не дает себя в обиду, кто «честно» (согласно первой юридической заповеди), т. е. безнаказанно в смысле уголовной ответственности, заботится о себе, того венчает вторая юридическая добродетель — он никого не обижает. Между тем христианское совершенство предъявляет в таких случаях требование деятельного альтруизма и рекомендует принимать обиды с кротостью и терпением. Третья добродетель — воздавать каждому свое — также гласит нечто «не в смысле христианского совершенства, требующего, чтобы человек отдавал другому свое собственное и распределял свое добро неимущим», но «в смысле той минимальной юридической нравственности, которая вполне удовлетворяется тем, что человек явно не грабит, не крадет, не мошенничает. Таким образом, и юридическая честность, и юридическая безобидность, и юридическое воздаяние далеки от христианского совершенства. Но из этого вовсе не следует, что юридическая культура несовместима с христианством» (Христианство и культура).