Константин Сергеевич Аксаков
Основной тезис другой программной задачи был сформулирован Константином Сергеевичем Аксаковым (1817—1860) в записке «О внутреннем состоянии России», представленной императору Александру II в 1855 г. Современное состояние России характеризуется, по словам записки, внутренним разладом, прикрываемым бессовестной ложью. Правительство и «верхние классы» чужды народу, их взаимные отношения недружественные, они не доверяют друг другу: правительство постоянно опасается революции, народ склонен в каждом действии правительства видеть новое угнетение. Общий вывод автора звучал: «Царю — сила власти, народу — сила мнения». Народ русский не желает править, он ищет свободы не политической, а нравственной, общественной. Истинная же свобода народа возможна только при неограниченной монархии. Однако взаимоотношения правительства и народа («государства и земли») должны включать в себя такие начала: взаимное невмешательство; обязанность государства защищать народ и обеспечивать его благосостояние; обязанность народа исполнять государственные требования, снабжение государства деньгами и людьми, если они нужны для осуществления государственных намерений; общественное мнение как живая нравственная и нисколько не политическая связь, которая может и должна быть между народом и правительством.
Славянофилы увязывали рассмотрение проблем философии истории с христианской антропологией и отчасти с социальным и юридическим опытом разных народов. Так, по обобщению Киреевского, на Западе произошло такое раздвоение духа и мышления, а также государства, сословий, семейных прав и обязанностей, что гармонии достичь почти невозможно. России, напротив, присущи были цельность и разумность, стремление к истине посредством «стремления к цельности бытия внешнего и внутреннего, общественного и частного, умозрительного и житейского, искусственного и нравственного» (И. В. Киреевский. О характере просвещения Европы).
Современные исследователи отмечают актуализацию философской конструкции славянофилов о цельности бытия личности в начале третьего тысячелетия, когда особенно заметными стали такие черты поведения и быта в условиях постиндустриального общества, как безудержный культ чувственности и материального комфорта, конформизм, отчуждение человека от творческого труда, от традиционных родительских и иных семейных обязанностей.
Отдельные социально-исторические построения славянофилов были подхвачены или развиты впоследствии Ф. М. Достоевским, В. С. Соловьевым, Н. А. Бердяевым и др. Взгляды насельника Оптиной пустыни Киреевского воспроизводятся в «Братьях Карамазовых» словами отца Паисия, в своем напутствии Алеше предупреждающего его об опасности в соблазн мирской науки, которая путем анализа так разобрала Священные книги, что «из всей прежней святыни ничего не осталось», но при этом «не увидела главного целого, тогда как целое стоит перед их глазами незыблемо, как прежде, и врата адовы не одолеют его». Тот же персонаж озвучивает мысль Хомякова о возрождении Церкви: «По русскому пониманию надо, чтоб не Церковь перерождалась как из низшего в высший тип государства, а, напротив, государство должно кончить тем, чтобы сподобиться стать единственно лишь Церковью и ничем иным. Сие и буди, буди». Почти общепризнанной является родственность соборности (Хомякова) и всеединства (Соловьева), поскольку в учении о последнем высшее не «упраздняет» низшего и выстраиваемая синтетической философией иерархия не лишает «низших» элементов их собственной ценности. Хомякова и Соловьева объединяет отрицание необходимости принудительного единства и принудительного, т. е. несвободного, послушания Церкви. Если люди соединены слепым инстинктом или внешним принуждением, то, даже если такое распространилось на все человечество, оно не будет истинным всечеловечеством, а только огромным «муравейником». Окончательное условие возникновения истинного всечеловечества, резюмирует Соловьев, есть свобода. В хомяковском православии Соловьев видел «православие-чаянье», а в его идее Церкви как «синтеза единства и свободы в любви» только отвлеченный проект, никогда не бывший осуществленным в русском православии.
Подобно тому, как среди славянофилов наряду с творчески- оппозиционными к социально-политическому режиму Хомяковым и Киреевским были также славянофилы-охранители (С. П. Шевырёв, М. П. Погодин, С. С. Уваров), так и среди западников наряду с умеренными либералами-реформаторами были и радикалы. Так, К. Д. Кавелин, разделяя основные тезисы западников о роли государственности и личной свободы в рамках единого и закономерного исторического процесса перемен, тем не менее придерживался умеренных позиций и осуждал поверхностность более радикальных. Это сказалось и на его восприятии славянофильства и западничества в целом — западников он критиковал за то, что они абсолютизировали европейские социальные и политические формы, неприемлемые в условиях России (он упрекал в «поверхностном западничестве» даже проекты М. М. Сперанского), а славянофилов критиковал за негативное отношение к ценностям западной культуры, которые на самом деле принадлежали, как он полагал, всему человечеству.
Характерный вариант сближения позиций этих двух лагерей демонстрирует Ф. М. Достоевский. В своем творчестве он стал выразителем идей почвенничества (культурного реализма в сопоставлении с неисторическим беспочвенным рационализмом), которые он полагал возможным сочетать с идеями универсализма, понимаемого как приобщенность русской культуры к идее христианского универсализма. В грядущем наступлении его именно России предстоит сыграть главенствующую роль. Однако он же указал на вариации отклонения от этого идеала в сторону цивилизованного варварства либо в духе террористического социализма, либо гедонистического индивидуализма, когда диктатура идеи будет держаться именно на склонности грешного человека к неистощимому потребительству и гедонизму, в результате чего он становится легкой добычей не только атеистической, но даже теистической тоталитарной диктатуры (Легенда о Великом Инквизиторе — утопия из романа «Братья Карамазовы»).
Видными представителями западников из числа правоведов были К. Д. Кавелин и Б. Н. Чичерин, которые со временем эволюционировали в сторону либерализма и стали идейными предтечами конституционных демократов начала XX столетия. В 40-х гг. в спорах славянофилов и их оппонентов на стороне западников были В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. П. Огарёв, Т. Н. Грановский, П. В. Анненков.