Судьба учения Остина и всего течения юридического позитивизма
сложилась в общем и целом благополучно. Во-первых, многими правоведами позитивистской ориентации было замечено, что право в своем функционировании не может обходиться без устранения «внутренних противоречий и пробелов» и потому, раз сложившись в некое формально и догматически непротиворечивое целое, это право уже не нуждается в каких- либо нравственных или социально-философских объяснениях и оправданиях. Немецкий правовед К. Бергбом, автор книги «Юриспруденция и философия права» (1892), считал, что право, действительно функционирующее как право (по принципу «закон есть закон»), составляет основу отношений между людьми в любом строе отношений. «Сущность любого права, — писал Бергбом, — состоит в том, что оно действует. Поэтому прекраснейшее идеальное право не может не оставаться позади самого жалкого позитивного права, подобно тому как любой калека видит, слышит и действует лучше, чем самая прекрасная статуя».
Одно из распространенных самооправданий юридико-пози- тивистской ориентации в изучении права — это прагматическая забота ученых и практиков по необходимому упорядочению всего массива непрерывно изменяющегося и разрастающегося законодательства. Но очевидно, что истолкование права как приказа (волеизъявления) суверена чревато и недобросовестным применением этой формулы. Именно в результате такого использования формулы о законе-приказе может расти и множиться деятельность по обеспечению одной лишь «наружности закона» (В. О. Ключевский).