Основные концептуальные положения «завещания»:

— почетная «привилегия» погибнуть смертью праведника, с последующим вознаграждением самого «шахида» и его родственников после попадания в рай и в доказательство величия Аллаха; призыв к ведению «джихада» с целью освобождения священной Палестины и Иерусалима;

—   «практическая» и националистическая аргументация: мотивы самопожертвования носят исключительно альтруистический характер; основная цель — освободить палестинцев и других мусульман от гнета израильских оккупантов; необходимость возмездия; обращение с призывом о помощи к братьям в арабском мире, зачастую сопровождаемое критикой в адрес «мягкотелых^ представителей арабской правящей элиты;

— персональная аргументация: стремление стать героем; восхищение « шахидами »- предшественниками и готовность повторить их «подвиги»; желание прославиться и покрыть неувядаемой славой членов своей семьи; «шахиды» считают себя духовными учителями и наставниками; прощальное обращение к родственникам (особенно — к матери) с просьбой поздравить «шах ид а», которому предстоит «обвенчаться со смертью».

Наши изыскания показывают, что психологическая подготовка обеспечивает воздействие на психику, убеждение человека в необходимости, обоснованности и целесообразности совершения самоубийственного шага, подавление воли и полное, если требуется, подчинение «наставнику». Проще сделать подобное в отношении лиц с повышенной внушаемостью или сильным чувством вины. Это весьма характерно для акцентуированных и психопатических личностей, фанатически настроенных, склонных видеть причины собственных провалов и неудач или незавидного, по их мнению, положения своего народа в «коварных происках» представителей других культур. Причем тут этническая и религиозная принадлежность «врагов» имеет первостепенное значение.

Среди исламских экстремистов завидным объектом внушения для последующего террористического использования всегда были женщины, поскольку занимали в обществе подчиненное положение. С их желаниями и мнениями можно было не считаться: они, как считалось, просто обязаны делать все, что прикажет мужчина, тем более облеченный властью. Достаточно распространены систематические расправы над женщинами, которых определили в террористки-самоубийцы. Их постоянно избивают, унижают, грозят убийством, подвергают групповому изнасилованию, угрожая еще разглашением позорящих сведений, и т.д. А доведенные до отчаяния, они начинают видеть в самоубийстве желанный выход из тупиковой ситуации. Особенно часто кандидатками в террористы-самоубийцы оказываются молодые женщины, чьи мужья и другие близкие погибли во время войн или этнорелигиозных конфликтов. В отношении них активно эксплуатируется чувство вины, постоянно внушается, что они обязаны мстить.

Иногда психологическая подготовка к террористическому акту включает в себя наркотизацию кандидатов или кандидаток в суиннденты. Одним в состоянии острого абстинентного синдрома дают наркотики только в обмен на беспрекословное подчинение и согласие пожертвовать собой. Мужчине в более сложных ситуациях предлагают в состоянии наркотического опьянения различные яства и женщин, убеждая, что он находится в раю. А когда он со временем и с повторением таких ситуаций перестает чувствовать разницу между действительностью и созданной наркотиком виртуальной реальностью, ему, чтобы в очередной раз «посетить рай», предлагают совершить самоубийственный террористический акт.

Тех женщин, которых готовят к этому в Чечне, иногда тоже «подпитывают» наркотиками, добиваясь и полного подчинения, и утраты связи с реальностью, По-видимому, это — повседневная практика, распространяющаяся на всех.

Время, непосредственно предшествующее террористической акции, дает возможность суициденту почувствовать свою особую значимость, возвышение над другими людьми, в том числе случайными прохожими. Человек, с которым до сих пор мало считались, решив пожертвовать собой, ощущает себя носителем особой миссии, как бы и хозяином их жизни. Он считает, что теперь ему достается все внимание и тех, кто раньше не замечал его.

Психологическая подготовка самоубийц, совершивших террористические атаки в США в сентябре 2001 г., была, как можно полагать, весьма квалифицированной, тщательной и длительной. Ее осуществили прекрасно подготовленные специалисты, причем их работа затруднялась тем обстоятельством, что будущие самоубийцы, которых они готовили, не были изолированы в каком-то центре, поскольку обучались летному делу и, следовательно, общались с широким кругом людей, не подозревавших об истинных их намерениях, И был велик риск не только того, что подготавливаемые откажутся участвовать в нападении, но и могут предать своих «начальников», наставников. К тому же обучение летному делу было длительным, что тоже весьма повышало степень риска. Если кто-то из них и отказался от террористического самоубийства, то это прошло незамеченным, предательство же, скорее всего, не имело места.

Следовательно, отбор кандидатов и психологическая их подготовка были безукоризненными, хотя мы не знаем, как эта работа осуществлялась, и судим лишь по результатам. Они убеждают нас в том, что люди, которые использовались в беспрецедентных нападениях в США, отличались особой стойкостью и убежденностью в своей правоте, исключительной ригидностью и фанатической заряженностью, не подвластными никаким аргументам. Вероятно, такие люди разделяют весь мир на «своих» и «чужих», раз и навсегда наделив последних всеми чертами гнусных врагов. Они обладали и другими очень важными особенностями, о которых еще пойдет речь: чтобы пожертвовать собой, недостаточно быть толерантным, ригидным и фанатичным. Эти люди должны обладать определенными техническими навыками и умениями. В некоторых случаях террористы-самоубийцы должны получить и оперативную подготовку, если им надо замаскироваться, незаметно проникнуть на нужный объект, обмануть охрану, пронести взрывное устройство, поддерживать связь с другими преступниками и т.д. Может понадобиться и владение оружием.

К сожалению, мы не располагаем достоверной эмпирической информацией о психологических особенностях личности тех, кто решился на самоубийственные террористические акты. По этой причине огромную ценность представляют выборочные, даже отрывочные сведения, получаемые относительно отдельных террористок.

М. родилась и воспитывалась в Чечне, в 19 лет вышла замуж без юридического оформления брака, стала второй женой. Через несколько месяцев муж был убит. Родившегося после его смерти ребенка забрали родители мужа, в связи с чем М. испытывала острые переживания. В этот период она познакомилась с мужчиной, который оказался чеченским боевиком. Он, по ее словам, постепенно сделал ее ваххабиткой, уговорил вступить в борьбу с неверными, постоянно снабжал ее религиозной литературой. Сначала она жила с ним в чеченской деревне, затем под Москвой. Вместе с ней жили еще несколько женщин, которые также готовились стать самоубийцами-смертницами, а также один боевик-террор и ст. Время от времени женщинам давали выпить какую-то жидкость, якобы для того, чтобы они не волновались. Когда пришло время привести взрывное устройство в действие, в последний момент М. отказалась это сделать.

Психологическое обследование М. показало, что ее эмоциональные реакции адекватны ситуации. Интеллектуально-мнестические функции сохранены, однако суждения нередко поверхностны и незрелы. Отмечаются черты эмоциональной незрелости в сочетании с непосредственностью поведения, некоторой прямолинейностью и импульсивностью, склонностью к вытеснению тревоги, с одной стороны, и настороженности по отношению к окружающим, тенденцией к анализу ситуации и рационализации — с другой.

Ее отличают высокое чувство ответственности, обязательность, упорство при достижении цели, хороший самоконтроль, осознание социальных требований, эмоциональная стабильность и уравновешенность, практичность и прагматичность установок. В то же время склонность остро реагировать на потенциальные и реальные угрозы, сдержанность и скрытность определяют возможную дезорганизацию поведения в стрессовых условиях с трудностью выбора конструктивных самостоятельных выходов из конфликтных ситуаций, в которых доминируют отрицание вины при обвинениях в ее адрес, сдерживание собственных внешнеобвиняюших реакций, надежда на естественный ход событий. При стремлении к независимости и самостоятельности у М. развиты навыки приспособления к окружающим, В самосознании доминирующей ценностью является стремление к внутренней свободе и покою.

Перечисленные психологические особенности М. позволяют понять, почему она попала под влияние тех, кто готовил ее к роли смертницы, и все-таки отказалась взрывать себя, хотя именно эта женщина в силу последнего обстоятельства не может считаться типичной некрофильской личностью. Так, прямолинейность и импульсивность, чувство ответственности и обязательность объясняют то, что она попала под влияние террористов. Высокая сенситивность, склонность остро реагировать на угрозы дают возможность понять ее колебания в решающий момент и окончательный отказ взорвать себя.

Однако выявление, учет и оценка отдельных психологических особенностей личности террористов-самоубийц, как бы ни важны были полученные сведения, не позволяют понять и объяснить все исследуемые явления в целом. Нужны еще более широкие обобщения, обращение к скрытым, потаенным механизмам человеческого поведения, глубинным мотивам. Научное исследование здесь ни в коем случае не может ограничиваться только учетом внешних, пусть и глобальных, и самых разрушительных влияний.

Для объяснения самоубийственного терроризма необходимо использовать результаты теоретического осмысления эмпирического материала о некрофильских особенностях некоторых категорий насильственных преступников. Термин «некрофилия» был введен в науку Р. Крафт-Эббингом для обозначения патологического сексуального влечения к трупу и долгое время использовался лишь в сексопатологических рамках. Впоследствии 3. Фромм стал использовать данное понятие значительно шире — как стремление, влечение к смерти, видение в ней универсального способа решения жизненных проблем, что порождает насильственное поведение, а в наиболее «мягких» случаях — постоянный, даже жгучий интерес к ней,

Э. Фромм противопоставлял некрофилию биофилии — страстной любви к жизни, ко всему живому, инстинкту жизни, который направлен па накопление органической материи и ее соединение, в то время как инстинкт смерти ориентирован па дезинтеграцию, разъятое и разъединение живых структур. Понятие некрофилии он широко использовал для объяснения феномена Гитлера. Некрофильской (точнее, садо-некрофильской) личностью был Сталин.

Как показали наши эмпирические исследования некрофильских убийц, их отличает большая легкость совершения убийств даже нескольких человек, что у них никогда не сопровождается действительным сожалением о содеянном, самоупреком или раскаянием; сам момент причинения смерти не вызывает негативных эмоций в виде испуга, отвращения, страха, сострадания и т.д. Напротив, некоторые убийцы испытывали от совершенного радость, расслаблялись, их охватывали приятная истома и покои, они могли спать после совершенного много часов, иногда почти сутки. Некрофильские убийцы ничего или почти ничего не могут сказать о том, как поступал или что говорил потерпевший в момент убийства, особенно если он не оказывал или не мог оказать сопротивления.

Длительные беседы с такими преступниками показали, что некоторые из них ощущают свое особое назначение, воспринимают себя ис- полнителими исключительной миссии, полагают, что не похожи на других людей. Подобное ощущение поднимает их в собственных глазах, не оставляя места для сожаления и чувства вины. Конечно, не считают они себя и ущербными или неполноценными. То, что содержанием «миссии» является убийство, их совершенно не смущает: в отличие от подавляющего большинства людей они не видят в этом того, что должно вызывать осуждение. Экстраординарное состояние сознания, которое испытывают некоторые из них, убеждает их в своей избранности.

Некрофильское убийство, поскольку убийца стоит на грани между жизнью и смертью, а само оно в наиболее полной форме выражает движение к последней, является одним из способов связи между этими важнейшими сферами. Люди издревле искали ее, пытаясь заглянуть в небытие. Идолопоклонники Сирин и Иудеи ждали предсказаний от убитых ими детей, сообщает Э. Леви в своей «Истории магии». Они верили, что последние крики жертв могут дать им необходимую информацию.