Этнорелигиозный терроризм
отличает еще одна черта. Поскольку обычно имеют место человеческие жертвы, такой терроризм необратим, память о нем, точнее — ненависть к виновным, сохраняется у многих поколений на неопределенно долгое время. Но это не просто такое отношение к убийцам и поработителям, а священная (освященная?) ненависть к врагам. Они выступают в облике сатанинских сил, посягающих не только на жизнь единоверцев и соотечественников, но и на сакральные ценности, символы. При этом «мы» — совсем другие, чистые и благородные, исповедующие одну единственную подлинную веру, а «они» верят в несуществующего и бессильного бога. Поэтому ненависть функционирует уже не только на повседневно-бытовом, но и выше — на духовном, виртуальном — следовательно, исключительно значимом уровне. Однако и повседневно-бытовой очень важен, поскольку именно в его рамках с раннего детства воспитываются вражда и презрение к «неверным", или представителям другой нации. Если даже правоверный побежден, он ни в коем случае не теряет надежду, поскольку па его стороне бог, а он — непобедим.
Этнорелигиозный терроризм ни в коем случае нельзя сводить к столкновениям между исламским и христианским миром, поскольку он проявляется и в каждом из них. Например, такой терроризм имеет место между ирландцами-католиками с шотландцами и англичанами-проте- стантами, а в исламе — между шиитами и суннитами.
Сакрализация противоречий разных народов сразу переводит конфликт на другой уровень, Теперь он интерпретируется и осознается, как минимум, в качестве закономерной борьбы добра со злом, причем носителями первого являемся, конечно, только «мы». А поскольку это гак, то и компромисс невозможен: зло надо уничтожать, да и слово (договор), данное «злу», совсем не обязательно держать. К тому же у некоторых народов специфический взгляд на слово чести и ее саму, поэтому далеко не всегда можно и нужно верить договорам и соглашениям. Агрессивное этнорелигиозное сознание придерживается здесь собственных правил.
Мы называем данный вид не националистическим, этническим или сепаратистским в силу того, что современный мусульманский терроризм соединяет в себе как национальные, так и религиозные мотивации, причем последние — в первую очередь. Национальное самосознание населения мусульманских стран намного сильнее, чем христианских, сакрализовано, т.е. пронизано религиозной идеологией и психологией, которые оказывают решающее влияние на их самоидснтификацию, мировосприятие и образ жизни, общение, отдельные поступки.
По признаку сакрализации большинство мусульманских стран отстает от европейских примерно на 5-7 веков. В средневековой Европе горели костры инквизиции, организовывались крестовые походы и свершилась Варфоломеевская ночь. По причине сакрализации национальное и религиозное сейчас не просто слиты, а второе превалирует; более того, ислам сплачивает людей именно на религиозной, а не национала ной основе. Поэтому, например, чеченские террористы получают весьма значительную помощь от единоверцев за рубежом, без которой они долго не просуществовали бы. Для единоверцев же это — священный долг мусульманина.
Мы называем современный этнорелигиозный терроризм исламским или мусульманским вовсе не потому, что ислам является террористической религией или призывает к террору. А потому, что к терроризму сейчас чаще всего прибегают лица, которые исповедуют эту религию и, прикрываясь ею, ведут террористическую войну якобы за ценности ислама. Поэтому для него ничего оскорбительного в этом наименовании нет. Коран прямо предписывает веротерпимость: «О вы, неверные! Я не стану поклоняться тому, чему вы будете поклоняться, и вы не поклоняйтесь тому, чему я буду поклоняться... У вас — ваша вера, и у меня — моя вера" (Кор. 109: 1-6); «Нет принуждения в религии» (Кор. 2: 257). Иисус один из активных персонажей священных коранических текстов.
Террористическую войну, естественно, ведут не все мусульманские народы, и далеко не все люди, исповедующие ислам, разделяют ценности, идеалы и способы решения проблем, которых придерживаются наиболее радикальные и агрессивные деятели. Но последние способны увлечь за собой многих других, в том числе обмануть их, опираясь на знание психологии, традиций, обычаев, которые уже много столетий регулируют и направляют поведение масс. Между тем мусульманским «непримиримыми хорошо бы знать, что, когда пророк Мухаммад стал правителем Медины, он дал городу устав, провозглашающий равенство всех членов общины, вне зависимости от религии и национальности.
Сейчас в национальных регионах Северного Кавказа имеют место события, которые на языке уголовного закона квалифицируются как похищение человека, терроризм, захват заложника или организация незаконного вооруженного формирования. Однако приходится сталкиваться с тем, что некоторые деяния, называемые террористическими, на самом деле таковыми не являются. Например, нападение боевиков осенью 2005 г. на г. Нальчик есть не что иное, как мятеж или бунт. Причем в нем было нечто ребяческое и обреченное, ведь нападавшие должны были понимать, что не смогут захватить город: это намного превышало их силы и возможности. Следовательно, они просто шли на само- убийство — не случайно около 100 из них убиты.
Разумеется, в зоне военных и террористических действий на Северном Кавказе совершаются и другие, помимо названных, преступления — в частности, убийства, разбои, бандитизм, вымогательства, незаконное лишение свободы, торговля людьми, использование рабского труда, наемничество, организация преступного сообщества, злоупотребление полномочиями и некоторые другие. Многие из них окрашены в цвета этнорелигиозного противостояния, связаны с этнорелигиозным конфликтом обшей атмосферой напряженности и тревожности, с возможностями учинения насилия и удовлетворения корыстных вожделений, порождаемых страхом и отсутствием должного правопорядка. Безнаказанность преступников в зонах конфликта тоже связана с ним. При этом преступления совершают не только участники незаконных вооруженных формирований и их соучастники, но и представители федеральных сил.
За некоторыми исключениями, терроризм (и этнорелигиозный в том числе) носит организованный характер. Более того, этнорелигиозный практически всегда организован, особенно в тех многочисленных случаях, когда связан с незаконными вооруженными формированиями и оказанием материальной поддержки преступным группам. Они в большинстве случаев представляют собой преступные сообщества, поскольку терроризм — дорогостоящий и трудоемкий способ решения проблем. На него должны работать различные структуры организованных формирований, которые добывают материальные средства, боеприпасы, оружие, взрывчатку; готовят соответствующих «специалистов»; осуществляют разведку и контрразведку; обеспечивают прикрытие откровенно противоправных требований; ведут агитацию, информационную войну и т.п. Поэтому терроризм в основном используется высокоорганизованными формированиями для обеспечения широкомасштабных экономических и политических интересов. Таким образом, террористическая деятельность в России представляет собой очень сложную систему, являющуюся подсистемой глобальной — одной из сторон противостояния мировых цивилизаций.
Вместе с тем нельзя исходить из того, что борьба с организованным терроризмом должна осуществляться на основе принципов и приемов борьбы с организованной преступностью. Дело в том, что «обычная» организованная преступность — это разновидность общеуголовной, со всеми присущими последней особенностями. Между тем в организованном этнорелигиозном терроризме очень значимы националистические, религиозные и политические факторы; весьма часто этнорелигиозные конфликты и терроризм в их рамках оказываются связанными с международными отношениями на государственном уровне, как мы могли наблюдать из-за событий в Чечне. Все это значительно слабее выражено или вообще не имеет места в общеуголовной преступности. В целом смыслом преступной активности «обычных» преступных организаций является получение корыстной, материальной выгоды, а террористических — достижение политических целей или целей, декларируемых как политические, скрывающие корыстные устремления.
Одно только то, что и в том, и в другом случае мы сталкиваемся с организованной, даже высокоорганизованной, деятельностью, не означает, что принципы и приемы борьбы тут и там должны быть адекватными. Когда преступления совершает государство, такая его деятельность реализуется на самом высоком организационном уровне, но это не говорит о том, что с ним нужно бороться так же, как с кокаиновой мафией.
Если обратиться к ситуации на Северном Кавказе в целом и Чечне в частности, то следует отметить, что по завершении в Чечне военной части контртеррорнстической операции и разгрома основных сил сепаратистов тактика боевиков на данном этапе характеризуется переходом от прямого вооруженного сопротивления к отдельным террористическим актам, периодическим обстрелам подразделений, блокпостов и других объектов федеральных сил, а также подготовкой к вооруженным акциям в населенных пунктах. Практически ежедневно боевики минируют дороги, подрывают бронетехнику и автотранспорт.
Анализ обстоятельств совершения террористических акций свидетельствует о профессионально планируемом, координируемом и групповом характере этих преступных действий. Вместе с тем они охватывают все новые районы, в первую очередь — Ингушетию, Дагестан и Кабардино-Балкарию.
Подавляющее большинство преступлений террористической направленности совершается организованными группами. Число их преступлений по расследованным уголовным делам увеличилось с 2000 г. на 260%. Эти группы отличаются внутренней сплоченностью, вооруженностью, распределением ролей и жесткой дисциплиной. Террористическая активность участников незаконных вооруженных формирований не только имеет сезонные колебания, но и напрямую зависит от поступления финансовых средств из-за рубежа. В основном преступления указанной категории совершают молодые (в возрасте до 30 лет), нигде не работающие люди за денежное вознаграждение. Корыстный интерес часто доминирует над религиозными убеждениями (об этом говорит и то, что в 2001 г. террористами убито 6 религиозных деятелей — имамов).
Ценой огромных усилий и человеческих жертв федеральные войска и правоохранительные органы на территории Чеченской Республики практически перекрыли каналы поступления оружия, наркотиков.
наемников, денежных средств через границы сопредельных государств (Азербайджана. Грузии). Но одновременно стала наблюдаться икая тенденция — сращивание представителей незаконных вооруженных формирований с руководителями преступных сообществ России (особенно Южного федерального округа), внедрение их эмиссаров в легальный бизнес, получение дохода с легализованных капиталов и его использование на дальнейшее закрепление и развитие своих позиций в различных сферах жизнедеятельности Российской Федерации. Например, на юго-востоке Ростовской области за время антитеррористической операции официально зарегистрированы более 1000 выходцев из других северокавказских республик, у которых отмечено стремление к экономической экспансии и созданию для этого опорных пунктов.
Спецслужбы располагают свидетельствами поставок сельхозпредприятиям юга России низкокачественного дизельного топлива из Чечни в обмен на сельскохозяйственную продукцию для незаконных вооруженных формирований. В ответ на ликвидацию нелегальных мини- заводов по переработке нефти в Чечне прочеченские криминальные группировки создают аналогичные предприятия на территории Ставропольского края. Ростовской области, похищают нефть из федеральных нефтепроводов.
Под прикрытием неизбежности скорого газавата с неверными экстремистским мусульманским вождям удается довольно успешно набирать рекрутов для «священной войны», Вербуют их в наиболее отсталых и нуждающихся слоях населения. Есть и специальные школы и базы подготовки террористов, в том числе самоубийц. Например, школы по подготовке террористов организации «Исламский джихад», где детей 12-15 лет учат подрывать себя па улицах и площадях Израиля, уверяя, что после террористического акта "у райских врат каждого юного героя встретят но 70 юных дев». Справедливости ради надо сказать, что и суммы вознаграждения, выплачиваемые родственникам борца за веру — шахи да, играют не последнюю роль в принятии решения.