Анализ материалов о смертниках
делает возможным предположить у них наличие следующих качеств, аналогичных тем, которые выявлены у некрофильских убийц;
— полное отсутствие психологической идентификации с жертвами; они никогда не думают о них, не жалеют их, не способны сочувствовать им;
— ощущение особого назначения, своей избранности в связи с исполнением чрезвычайно важной и почетной миссии;
— бессознательное влечение к смерти, в которой они видят не небытие, а некий рубеж, за которым начинается новое существование, гораздо более счастливое и радостное;
— восприятие смерти, своей и чужой, не как наивысшей катастрофы, а как переход в новое бытие, решение актуальной и сложной проблемы.
Не только для многих примитивных народов, но и современных верующих, в том числе христиан и мусульман, даже для богословских философов (С. Кьерксгор), человек умирает лишь для мирской жизни, что не является важным, поскольку жизнь представляется только звеном в череде переходов и превращений. Смерть же означает начало духовного возрождения, что имеет и высшую ценность, хотя страх перед ней присутствует всегда и его не способна устранить ни одна религия. Но человек ни в коем случае не должен останавливаться, двигаясь вперед. Постоянное движение даже к смерти — важное условие загробного существования, а сама смерть — его непременное начало. Следовательно, к смерти можно и нужно стремиться.
Такая схема должна лежать в основе объяснения суицидальных террористических актов, особенно мусульманских экстремистов, среди которых религиозные верования весьма крепки. Подобно древним людям, они возлагают на смерть задачу решения жизненных вопросов. В данном случае мы говорим не о тех, кто организует самоубийственный терроризм, — они ведут войну, используя особые средства, поскольку иные им недоступны, а о тех, кто жертвует собой.
Следует выделить чеченских женщин, которые пожертвовали собой. Ранее уже отмечались ситуации, в которых они находились, когда их готовили к совершению суицидальных актов. Нельзя сказать, что все они как одна безропотно решались на такой таг — некоторые пытались сопротивляться и в конце концов иногда отказывались сделать то, что от них требовали. В одних случаях их за это просто убивали, в других они оказывались изгоями в своей среде, спивались, становились проститутками, опускались на самое дно; от них отворачивались даже собственные родители. В условиях же подготовки к террористическому акту такие женщины обычно оказывались в абсолютно тупиковой ситуации, из которой видели только один выход — смерть.
Очень важно отметить, что сами кандидатки в смертницы не распоряжаются своей жизнью; они в руках тех, кому привыкли повиноваться. Как правило, смертницы вербуются из числа тех, кто потерял мужа, брата или других родственников и кого можно спровоцировать. Наличие детей далеко не всегда заставляет их (как и палестинских женщин) отказаться от намерения пожертвовать собой. Подготовка смертниц практически проходит подпольно, что психологически очень сближает всех, кто в ней участвует. Женщины, которыми до того времени мало кто интересовался, а некоторые вообще находились за бортом жизни (среди них были незамужние, на которых террористы якобы женились, хотя браки нигде не регистрировались), вдруг почувствовали, что они значимы, востребованы, нужны, им доверено очень важное дело, с ними иногда и общаются, как с равными, даже советуются.
В этой связи нужно подчеркнуть, что некрофилия, как и многие другие психологические особенности личности, может носить либо фундаментальный, либо ситуационный характер. В первом случае это изначальная черта человека, определяющая его жизнь, бессознательный выбор тех или иных вариантов поведения, сфер общения, даже профессии; во втором — формируется и становится доминирующей под сильным влиянием конкретной жизненной ситуации, иногда длительной и психотравмирующей.
Для чеченских женщин-самоубийц наиболее характерен, как можно предположить, последний вариант. Однако предшествующей жизнью, ее условиями они предуготовлены к такой роли, в первую очередь тем, что у них всегда был подчиненный, иногда просто униженный, статус. В условиях тотального давления со стороны террористов-боевиков и полной изоляции, в период их подготовки к смерти они не знают, где и в ком искать защиту, их не могут, да и не всегда хотят защитить даже родственники, причем иногда далеко не бескорыстно.
Между тем внутренней субъективной опорой для изучаемых суицидентов является и вера в бога, который «не оставит» их, и, поскольку они умирают за него, в загробной жизни смогут вкусить все мыслимые радости. Подобные представления постоянно внушаются им и в период подготовки к самоубийству. Это едва ли не важнейшая ее часть наряду с насаждением ненависти к русским и «спасения» от них родины.
Мы не знаем, какова среди террористов-самоубийц доля тех, чья некрофилия носит фундаментальный или ситуационный характер, В качестве самого первого шага в познании индивидуальных причин террористических самоубийств полезно привести лишь данные многих исследований о психологических особенностях добровольно ушедших из жизни. В их числе сниженная устойчивость к эмоциональным нагрузкам, неадекватная личностным возможностям, низкая самооценка, слабые способности психологической защиты. Среди террористов-самоубийц эти особенности налицо: они не способны эффективно защищаться при психологическом давлении, оценивают себя весьма невысоко, бессознательно воспринимая в качестве «пушечного мяса», т.е. человека, который годен лишь на то, чтобы взорвать себя, использовать свое тело в достаточно несложных, даже примитивных поступках.