Предисловие

Завершение данной работы было бы невозможным без поддержки, оказанной многими людьми. Прежде всего я хочу выразить глубокую благодарность Алену Турэну (Alain Touraine), благодаря которому и были сделаны девять лет назад, во Французском университетском колледже при МГУ, мои первые шаги в социологии. Поддержка Алена Турэна, какую бы форму она ни принимала - эксплицитную или нет, придавала мне необходимую для завершения исследования уверенность в своих силах. Беседы с этим человеком, чья личность произвела на меня неизгладимое впечатление, очень помогли на этапе написания книги, первым читателем которой и был господин Турэн.

Моя эволюция по направлению к социологическому анализу (учитывая, что первоначально мною была получена ученая степень в области экономики) происходила бы совершенно иначе, если бы мне не выпала возможность работать с Лораном Тевено (Laurent Thevenot). Теория соглашений, одним из отцов-основателей которой он является, позволяет сблизить экономический и социологический подходы, а ее теоретические конструкции оказали на мое исследование серьезное влияние, особенно на его первых этапах. Слова благодарности обращены также к непосредственному руководителю моей докторской диссертации Мишелю Вьевьорке (Michel Wieviorka), в первую очередь за оказанное им доверие и предоставленную мне свободу.

Дискуссии с моими коллегами Александром Хлопиным и Сергеем Патрушевым из Института сравнительной политологии РАН способствовали непрерывной эволюции моего восприятия постсоветского общества. Благодаря сотрудничеству с ними я не только расширил эмпирическую базу анализа, но и достиг существенного прогресса в интеллектуальном плане. Приход в нашу исследовательскую группу Евгении Гвоздевой позволил реализовать многочисленные эмпирические исследования, и ее организаторские способности достойны особого упоминания.

Исследовательская работа собственно в тюрьмах оказалась бы невозможной без заинтересованной поддержки полковников Юрия Му- канова (МВД РФ), Виталия Полозюка (Министерство юстиции РФ) и Петра Посмакова (МВД Республики Казахстан). Всех их без сомнения можно отнести к числу тех людей, благодаря усилиям которых реформа пенитенциарной системы и стала возможной. Парадоксально, но организация исследования во французских тюрьмах оказалась даже сложнее, чем в российских. Только благодаря вмешательству моего коллеги Жана-Филиппа Туффю (Jean-Philippe Touffut) и его патрона, президента группы Сан-Гобэн (Saint-Gobain) Жана-Луи Беффа (Jean-Louis Beffa), удалось получить разрешение на встречи с осужденными во Франции. Их организацией занималась Жозе Груман (Josee Grounam) из Министерства юстиции Франции.

В тексте с благодарностью учтены критика и советы Сары Картон де Граммон (Sarah Carton de Grammont) и Карин Клеман (Karine Clement), которые взяли на себя труд чтения чернового варианта.

Наконец, книга не могла быть написана без финансовой поддержки Отдела культуры Посольства Франции в Москве, который счел возможным выделить мне стипендию для подготовки диссертации в области социологии. особенно признателен Алексису Береловичу (Alexis Berelowitch), атташе Посольства по культуре в 1996—1999 гг., за его помощь и поддержку.

* * *

Хотя изначально книга была подготовлена как научное исследование, в настоящем издании мы попытались облегчить ее восприятие неспециалистами. Тем не менее, если первая глава кому-либо из читателей покажется излишне перегруженной теоретическими выкладками, то он может без ущерба для знакомства с сюжетом перейти сразу ко второй главе, в которой, собственно, и начинается разговор о реалиях постсоветской тюрьмы.профессор Высшей школы социальных исследований (EHESS), Париж, основатель Центра социологического анализа и интервенции {CADIS, EHESS-CNRS).

Предисловие А. Турэна к французскому изданию¹

Вы собираетесь прочесть эту книгу, — запомните имя ее автора, вы о нем еще услышите, в первую очередь потому что он ярко доказал свои исследовательские способности. А. Олейник первым, например, стал изучать тюрьмы в России и их социальную организацию на основе международных сравнений. И еще потому, что он предлагает оригинальный и внутренне согласованный анализ, используя самые различные источники информации, — из России, Франции, Казахстана и других стран. Прежде чем открыть эту книгу, постараемся избежать следующего недопонимания. Задачей А. Олейника вовсе не является попытка показать, что советское общество функционировало подобно тюрьме, а его граждане испытывали такое же принуждение, как и заключенные. Данная точка зрения была бы не слишком оригинальной и подверженной серьезной критике, так как невозможно свести советский режим к наиболее темным его сторонам, какими бы скандальными по характеру они ни были. В действительности читатель книги окунается в постсоветский мир, и образ тюрьмы, создаваемый автором, далек от идеи тотального надзора за населением. Еще менее присуще автору желание оправдать советский режим, опираясь на анализ его тюрем. Напротив, он строит свои рассуждения на основе противопоставления двух типов обществ, которые он с хорошо продуманной банальностью называет «маленьким» и «большим». Этими терминами обозначаются, с одной стороны, современное во всех элементах своей структуры общество и общество, чья модернизация еще не завершена. Незавершенный характер модернизации означает, и именно в этом заключается наибольшая оригинальность мысли Олейника, что повседневные практика, отношения и опыт остаются отделенными от официальных норм, основанных на принципах эффективности. Между этими двумя разделенными мирами «внизу» и «наверху» находится пустота, в которой могут выжить лишь структуры типа мафии. Именно в этом действительный предмет исследования Олейника - природа «красной» мафии. Исследование тюрьмы оказывается прекрасным зеркалом российского общества в целом. На обоих уровнях — «вверху» и «внизу» - государство оказывается неспособным играть активную роль в организации социальных практик. И такую организующую роль подчас начинают выполнять теневые субъекты, воры в законе и смотрящие. Они обеспечивают некоторый порядок, уважение определенных норм и отвечают ожиданиям людей, моральным или нет, при этом стратегия усиления своего влияния, своей власти отходит в их действиях на второй план. В противоположность тому,, как удалены друг от друга мир мафии и мир рационализации, сферы частной и публичной жизни в «маленьком» обществе оказываются смешанными. В частности, отношения официальной власти сводятся к межличностным, персонифицированным, принимающим форму заботы об общем благе.

А. Олейник отмечает, что мафиозная власть обусловливает организацию социальной жизни на основе разделения всех людей на друзей и врагов, если использовать термин Карла Шмитта. Никаких переговоров, согласований, никакой институционализации проблем и конфликтов. С первых же мгновений требуется вмешательство посредников, насильственное по своей природе или нет. Повседневная жизнь оказывается жестокой: наказания безжалостны, а властные отношения проявляются при первой же возможности. Что наилучшим образом определяет «маленькие» общества, так это полное отсутствие полутонов, «середины».

Предлагаемый анализ представляется особенно оригинальным, если сравнить его с двумя другими, ставшими уже давно признанными. Мишель Фуко видит в тюрьме образ общества, которое все в большей мере озабочено надзором и наказанием. Тюрьма подчинена той же абсолютной власти, которая удушает в обществе всякие попытки к позитивным действиям. В заключенных видят только нарушителей порядка, тех, кто должен быть исключен. Напротив, Олейник определяет тюрьму как лишенную всякой связи с «большим» обществом, но являющуюся при этом неотъемлемым элементом национального общества. Видение тюрьмы как закрытого в самом себе института, предложенное Гоффманом, достаточно близко к точке зрения Фуко и подвержено той же критике. Согласно подходу Гоффмана, тюрьма подчинена абсолютному контролю власти, находящейся внутри ее, и поэтому полностью отделена от внешнего мира, который, по крайней мере частично, отличается от мира тюрьмы. Олейник же, наоборот, видит и в тюрьме, и в российском обществе социум, модернизация которого не завершена и который, следовательно, состоит из неупорядоченных между собой элементов «большого» и «маленького» обществ. Тюрьма видится не столько уменьшенной моделью общества, сколько максимально близким к идеальному типу «маленького» обществом, характеризующимся минимальной степенью рационализации и функционирующим на основе примитивных принципов в том смысле, что они далеки от той степени рационализации и организации, которая наблюдается в «больших» обществах. Показателен следующий пример: заключенные создают свою иерархию преступлений, и виновные в совершении наиболее серьезных из них изолируются, исключаются из тюремного сообщества. В частности, насильники детей наказываются ролью пассивных гомосексуалистов, что исключает для них любую возможность выбора или инициативы. Такой анализ заставляет вспомнить описания многочисленных молодежных банд, как если бы тюремная мафия имела ту же природу, что и эти банды: банды обладают исключительной властью над своими членами, наказывают их за неуважение внутригрупповых правил, вплоть до коллективного изнасилования нарушителей.

А. Олейник осознает, что его анализ может носить и более универсальный характер и быть использован для решения более глобальной проблемы, которую принято называть развитием. Развитие невозможно, если абстрактный разум призван полностью вытеснить локальные традиции и обычаи, напротив, оно предполагает, что модернизация опирается на традиционные нормы, суммирующие пережитое. Настоящая книга была написана до того, как запатистское (zapatiste) движение вышло на политическую авансцену в Мексике, но она помогает проанализировать варианты решения проблем, накопившихся в этой стране. Выход из сложившейся здесь ситуации возможен лишь при распространении на все индейское население Мексики законов, принятых в штате Оахаха (                        ). В этом мексиканском штате традиционные обычаи были возведены в ранг закона. Но такой подход может привести, например, к существенной деградации, особенно касательно положения женщин. Данное противоречие разрешимо лишь при условии, что всякий раз при возникновении конфликта между новыми и старыми нормами власти должны обращаться ко всеобщим правам человека, зафиксированным во Всеобщей декларации прав человека 1948 г. Именно такая процедура необходима для обеспечения развития, а не простое стремление к триумфу инструментальной рациональности над обычаями и традиционными формами социальной организации, даже если последние складываются в тюрьме. Развитие - это не победа будущего над прошлым, но способность будущего опереться на прошлое, интегрировать его, чего не удается достигнуть, если к культурному наследию относятся без должного уважения, видя в нем лишь примитивность и архаизм. К сожалению, именно последний сценарий наиболее распространен, в том числе и в Мексике, под флагом борьбы против олигархии и церкви.

Следует ли признать предложенный анализ тюремного мира и его взаимосвязи с российским обществом удовлетворительными? На этот вопрос невозможно ответить, предварительно не восприняв ход мысли Олейника. Идея сравнения жизни в обществе и жизни в тюрьме далеко не очевидна, особенно если учесть, что исследование тюрьмы предшествует анализу постсоветского общества. Такая последовательность анализа, как мне представляется, оправдана тогда, когда институционализированный порядок отсутствует на уровне повседневной жизни, а это означает и его отсутствие на уровне государственной власти и невозможность обеспечения порядка усилиями государства. Подобная причинно-следственная цепочка отражает особенности стран, находившихся в центре процесса европейской модернизации. Такой взгляд не вполне соответствует французской или американской политической традиции. Но он полностью адекватен для Великобритании и особенно для Голландии, этой маленькой провинции, которая зачастую оказывалась впереди других стран на пути модернизации. В этих странах образование, мораль, дух свободы служили опорой восстанию против деспотизма, к этим фундаментальным принципам следует добавить и уважение труда. Поиск выгоды не играл такой же универсальной роли, ибо он характерен для капитализма, который следует признать лишь одним из возможных вариантов модернизации.

Что может показаться почти парадоксальным в тезисах А. Олейника: для того чтобы обеспечить развитие, требуется обеспечить везде, даже и в тюрьме, главенство принципов публичной, общественной жизни над эмоциями и беспорядочностью частной жизни. Необходимо, таким образом, чтобы сама публичная жизнь была ориентирована на реализацию частных интересов и ценностей, что станет гарантией против господства локальных групп и связанного с ним культа силы, страха, вседозволенности. Вот почему в странах, наиболее быстрыми темпами прошедших путь капиталистической модернизации, столь важное место занимала тема доверия - trust. Именно с темой доверия связана наиболее амбициозная концепция свободы и современности (modernite)Кажется даже, что А. Олейник готов утверждать, что режим, претендовавший на лидерство в мировом масштабе и на наиболее «социализированный» характер, оставил вокруг себя и даже внутри себя самого только смертельные тенденции. Для француза такое заключение является своеобразным приглашением к размышлению, так как доминирующая во Франции концепция предполагает четкое разделение между публичной жизнью, подчиненной разуму и национальному интересу, и частной жизнью, с готовностью отданной на откуп в менее значимые руки: духовенства, традиции и женщин. Книга А. Олейника - не просто итог двух качественных исследований, тюрьмы и публичной жизни в России, она является призывом к самой совершенной из возможных форме демократии, звучащим в стране, где демократические институты чрезвычайно слабы, а республика и общий интерес являются пустыми словами.

Причины, по которым российское общество остается «маленьким», по сути своей те же, по которым в XIX в. Леопарди называл «большими» обществами Англию и Францию и «маленьким» — Италию. Что касается России, то Олейник определяет «маленькое» общество как господство блата и мата. Блат представляет собой совокупность отношений, с помощью которых индивид обеспечивает доступ к редким ресурсам: это знакомства, pis ton. Но так как привилегированный доступ гарантирован далеко не всем, большинство населения вынужденно довольствуется матом, разговорным языком, отличающимся грубостью и некультурностью, особенно по отношению к «чужим». Только тогда, когда российское общество уничтожит блат и не будет больше говорить матом, когда между частной и публичной жизнью установится взаимодействие, оно сможет стать «большим». Можно задаться тем же вопросом, что и А. Олейник: позволит ли постсоветское государство, привыкшее к вседозволенности и неограниченности власти, российскому обществу стать действительно автономным и обратиться к рациональным практикам организации повседневной жизни? Сегодня это, скорее, мечта и разочарование в иллюзиях одновременно. Российское общество вместо того, чтобы становиться все более «большим», становится все более «маленьким».

Париж, 25 июня 2001 г.

ВВЕДЕНИЕ

Попытки объяснить природу отторжения демократических и рыночных институтов в странах бывшего СССР занимают важное место в политических и научных дискуссиях в постсоветских странах. Ссылки на «красную», или «русскую», мафию в этом контексте можно встретить как в работах западных обозревателей, так и в сюжетах, распространяемых российскими средствами массовой информации. Образ мафии оказался полезным для того, чтобы описать образ невидимого, но опасного и жестокого врага реформ. Более того, процессы глобализации лишают угрозу, связанную с мафией, локального и национального характера, превращая ее в фактор международной политики и экономических отношений. К примеру, серия скандалов, связанных с российскими счетами в Бэнк оф Нью-Йорк, серьезным образом повлияла на международный финансовый рынок во второй половине 1999 г. А недавнее «дело Павла Бородина», подозреваемого в «отмывании» полученных в период реконструкции Кремля «комиссионных» через швейцарские банки, подтвердило формирование на Западе устойчивой ассоциативной связи между словами «Россия» и «мафия», «организованная преступность». Впрочем, любой россиянин, следующий за рубеж, уже давно ощутил на себе результаты таких ассоциаций: через ужесточение формальностей при получении виз, плохо скрываемое подозрительное, вплоть до неприязненного, отношение работников западных посольств и пограничных служб.

Однако тиражирование средствами массовой информации образа мафии создает своего рода замкнутый круг: чем более распространенным и известным широкой публике становится ее образ, тем легче становится воспроизводство мафиозных структур, тем дальше удаляемся мы от понимания их истинной природы. Напомним ту важную роль, которую сыграл образ, создаваемый средствами массовой информации, в становлении американской и сицилийской мафии. Собственно термин «мафия» вошел в повседневный обиход после громкого успеха пьесы «I Mafiusi della Vicaria», поставленной в одном из театров Палермо в 1863 г.² Аналогичным образом термин «CosaNostra»

стал популярен в 50-х годах в результате широкого освещения в американских СМИ откровений Джо Валаки относительно роли итальянской мафии в США. Один из наиболее известных исследователей итальянской мафии, Диего Гамбетта, убежден, что многие элементы ставшего традиционным образа мафиози, такие, как темные солнцезащитные очки, появились сначала в фильмах о мафии, а уж затем вошли в ее повседневную жизнь³. Следовательно, образ угрожающего, но недостаточно изученного феномена в общественном сознании может превратиться в важный фактор его эволюции. В терминах экономической теории созданный СМИ образ мафии становится самореализующимся: если все верят в реальность существования этого образа, то это существование вначале становится возможным, а потом и неизбежным. Можно ли избежать подобного конструирования русской мафии самими же экономическими, политическими и социальными

субъектами, конструирования, ведущего в перспективе к их уничтожению?

По многим причинам непосредственный анализ процессов, которые обычно подразумеваются под термином «красная мафия», невозможен. Прежде всего по причине неясности, насколько приемлемо использование этого термина, имеющего итальянское происхождение, в постсоветском контексте. В частности, неясно, идет ли речь о простом лингвистическом заимствовании, или, напротив, термин в действительности отражает глубинные проблемы, вызванные процессами социально-экономической трансформации. Функциональное определение «красной мафии» имеет много общего с образом итальянской мафии: «Мафия является тайной криминальной организацией, включенной в систему организованной преступности, она обладает коррупционными связями и действует на теневом рынке»⁴. Однако схожесть функций, которыми характеризуется роль российской и итальянской мафии в социально-экономической системе, требует более глубокого анализа и сопоставления природы этих двух феноменов. Ведь исследователи итальянской мафии обусловливают ее появление особенностями культуры и социальной организации Юга Италии, в первую очередь Сицилии и Калабрии. «Невозможно экспортировать мафию в другие страны», — заключает Джовани Скиаво на основе своего сравнительного анализа итальянской мафии и организованной преступности в Соединенных Штатах⁵. Для того чтобы проверить истинность данного утверждения в отношении России, следовало бы обратить внимание в первую очередь на социальную организацию «русской мафии». Но именно этот аспект остается на сегодняшний день одним из наименее изученных.

До того, как сравнительный анализ социальных механизмов, лежащих в основе русской и итальянской мафии, не покажет их схожесть, было бы более обоснованным употреблять термин «организованная преступность», а не «мафия». Именно организованная преступность стала одним неглавных препятствий в реформировании советского общества|^Л«Будучи результатом социальных процессов, организованная преступность сегодня превращается в фактор, начинающий в свою очередь определять жизнь общества»⁶./Существует множество подходов к анализу организованной преступности: криминологический, экономический, политический, социологический и антропологический. Например, экономисты могут исследовать распространенность организованной преступности, опираясь на данные о структуре денежной массы в той или иной стране или регионе. Чем выше доля наличных денег, тем выше вероятность криминальной деятельности, так как для ее обслуживания используются преимущественно деньги в наличной форме⁷. К сожалению, такой подход касается лишь внешних проявлений организованной преступности, он не позволяет раскрыть принципы ее внутренней организации и функционирования. Социология в качестве источника знаний об организованной преступности делает акцент на нормах, ценностях и поведенческих моделях. Более того, помещение норм в центр анализа позволяет реализовать междисциплинарное исследование организованной преступности. Ведь интерес к нормам присутствует в работах и некоторых криминологов, и некоторых экономистов. Приведем в подтверждение этой мысли несколько цитат из работ криминологов и экономистов. «Отличительная особенность организованной преступности заключается в особых поведенческих нормах ее субъектов»⁸. «Организованная преступность формирует особую субкультуру в обществе»⁹. «Теневая экономика включает в себя альтернативное законодательство, альтернативную судебную систему, систему ценностей и поведенческих норм»¹⁰. Таким образом, социологический подход позволяет не только привязать мафию к контексту определенной культуры, но и заглянуть вовнутрь «черного ящика» организованной преступности, понять природу происходящих в нем процессов.

Социологическое прочтение организованной преступности

неизбежно связано с рядом проблем, первая из которых касается источников релевантной и достоверной социологической информации. Официальные источники, например материалы судебных разбирательств, на которые может опираться анализ организованной преступности, в российской ситуации практически отсутствуют ввиду ограниченности судебной практики, да и в любом случае они недоступны для независимых исследователей¹¹. Впрочем, даже в идеальном случае доступности официальных материалов они оказываются недостаточными для подробного описания нормативной среды, в которой действует организованная преступность. Попытки пойти привычным для социологов путем, т.е. организовать интервью с представителями криминального мира и попытаться задать им прямые вопросы относительно принципов их деятельности, тоже не могут рассматриваться всерьез, так как нет никакой гарантии, что собеседник будет отвечать откровенно и не примется манипулировать своими ответами¹². Следовательно, приходится искать варианты косвенного анализа стремящегося к максимальной закрытости объекта исследования. В этой ситуации мы решили сконцентрировать анализ на социальной организации тюремного сообщества, предполагая, что именно на его основе появится возможность дать социологическую характеристику организованной преступности и, более широко, в целом постсоветского общества. Такая исследовательская программа существенным образом отличается, например, от предложенной критической социологией, в рамках которой тюрьме тоже отводится важное место. Мишель Фуко, наиболее яркий представитель критической социологии, призывал рассматривать тюрьму в качестве средства борьбы с социальными аномалиями, отклонениями от господствующих в обществе норм. Он отталкивается от понятия нормы, чтобы объяснить социальную роль тюрьмы¹³. Напротив, именно обратная логика нам кажется более интересной: объяснять на основе анализа тюрьмы и организованной преступности нормы, господствующие в постсоветском обществе.

Наш подход, который лучше рассматривать как «наименее худший» из доступных для анализа организованной преступности способов, имеет, однако, и позитивное обоснование. В исследованиях часто можно встретить указания на связи, которые существуют между тюремным сообществом и организованной преступностью. В частности, одна из гипотез относительно возникновения                                                      , распространенной

в окрестностях Неаполя и являющейся аналогом мафии, предполагает, что она «была создана заключенными для защиты своих интересов»¹⁴. Аналогичным образом некоторые российские криминологи рассматривают тюремную субкультуру 30-х годов в качестве одного из источников формирования организованной преступности в сегодняшней России¹⁵. Однако следует подчеркнуть, что ни одна из указанных гипотез не была внимательным образом проверена.

Резюмируя краткое представление о нашем исследовании, мы можем его представить в следующем виде. Изучение социальной организации тюремного сообщества помогает понять природу организованной преступности и постсоветского общества в целом. Мы рассматриваем три данных феномена в одном ряду, предполагая их сходную социальную природу. Вместо того, чтобы говорить о тюрьме как продукте общества, мы предпочитаем видеть в ней его зеркальное отражение. На уровне повседневной жизни схожесть трех феноменов принимает особенно явные формы. Например, если мы сравним криминальное арго 30—50-х годов, то окажется, что до 30% арготических слов и выражений сохранилось в повседневном русском языке, оказывая таким образом воздействие на наше восприятие окружающего мира¹⁶. В свою очередь, социальные психологи подчеркивают наличие в повседневном поведении россиян элементов, характерных для социально-психологического типа заключенного¹⁷. В этой связи название недавно опубликованного романа, написанного одним из пионеров российского бизнеса, «Большая пайка» (дневной паек заключенного в сталинских лагерях) не должно показаться удивительным¹⁸. Многие правила поведения на российском рынке воспроизводят «понятия», характерные для тюремного сообщества. А коммерческое арго (иногда его называют арго «новых русских») оказывается еще в большей мере под влиянием криминального арго, чем повседневный язык обычных россиян. Криминальная среда дала жизнь многим субъектам политической и экономической жизни сегодняшней России.

Как можно объяснить эту странную схожесть между социальной организацией тюрьмы и постсоветского общества? Один из возможных ответов заключается в указании на значительное число людей, имеющих опыт тюремного заключения. Эти люди являются носителями ценностей и стереотипов поведения, сформированных тюремной средой. Около трети советских людей были осуждены как минимум один раз либо же осужденными были их родители. Хотя доля осужденных в общем населении СССР была довольно высокой — около 20%, число тех, кто имел опыт тюремного заключения, существенно ниже, — всего 2%¹⁹. Даже если учесть, что некоторые носители норм тюремной субкультуры имеют доступ к ключевым позициям в российском обществе и экономике (например, посредством множества частных охранных фирм, через которые появляется возможность манипулировать фирмами-клиентами, используя доступ к внутренней информации последних²⁰), незначительность их числа не позволяет всерьез рассматривать сценарий подчинения плохо организованного большинства интересам агрессивного меньшинства.

Мы попытаемся найти объяснение широкому распространению модели тюремного общества другим способом, акцентируя особенности институциональной среды советских и постсоветских обществ.

Прежде всего речь идет об особенностях властных отношений как а тюрьме, так и в обществе в целом. Несмотря на то что государство даже в сталинскую эпоху не обладало такими ресурсами принуждения п подчинения, какие есть у тюремных надзирателей, отношения граждан к государству и отношения заключенных к тюремной власти отражают один и тот же тип взаимоотношении между властью и обычными людьми. Для уточнения этой идеи вовсе не обязательно упоминать модель тоталитарного государства. Тоталитарное государство, наиболее яркий пример которого нам дает сталинская эпоха, производит модель социальной организации, описанную нами па основе анализа тюремного сообщества. Государство, оторванное от общества, заинтересованное лишь в решении своих собственных проблем и отказывающееся помогать своим гражданам в организации их повседневной жизни, самим фактом своего существования воспроизводит эту социальную модель. Государство, лишенное механизмов представительства и согласования интересов, не позволяет своим гражданам выйти за пределы воспроизводства «тюремной» модели. В сегодняшней России место институтов, обеспечивающих связь между интересами государства и повседневными интересами его граждан, остается незанятым (рис. 1).

Следовательно, для успешного проведения рыночных и демократических реформ борьба с организованной преступностью сама по себе недостаточна. Без глубокого реформирования собственно государства эта борьба легко может превратиться во внутреннюю войну между мафиями. Напомним в этой связи ситуацию, сложившуюся на Сицилии в 30-е годы, в период правления фашистского префекта Че- зпре Мори. «Чтобы победить мафию, государство превратилось в другую мафию»²'. Наш анализ, равно как и складывающаяся на сегодняшний день ситуация, не позволяют исключить повторения подобного сценария в России.

Примечания

¹     Tocquevillc A. de, «Voyage cn Siciic», dans Tocqueville Л. de, «CEj/m-.v». Paris: Gallimard, 1991, t. f.p. IK.

²      Gambetla D., «The Sicilian Mafia. The Business of Private Protection», Cambridge: Harvard University Press. 1993, p. 137.

⁵ Ibid., p. 135

⁴ Овчинский В., Овчинский С , «Борьба с.мафией в России. Пособие в вопросах и отчетах для сотрудников органон внутренних дел», Москва: МВД РФ, 1993, с. 8.

Schiavo G., «The Truth About the Mafia and Organized Crime in American, New York : Vigo Press, 1962, p. 86

'' «Организованная преступность - 2. Проблемы, дискуссии, предложения», Москва: Криминологическая ассоциация, 1993, с. X.

⁷ См., например, Wiles P., «Second Economy, its Definitional Problems», in Alessandrini S., Daliago 13. (cd.s.) «The Unofficial Economy. Consequences and Perspectives in Different Economic Systems», Aldershot: Gowcr, 1987, p. 30.

⁸ Куликов В.,«Основы криминалистической теории организованной преступ- ной деятельности», Ульяновск: Ульяновский филиал МГУ. 1994, с. 101.

⁴ Долгова Л., Дьяков С. (под редакцией), «Организованная преступность», Москва: Юридическая литература, 1989, с. 49.

¹⁰ Колесников В., «Экономическая преступность и рыночные реформы. Политико-экономический анализ», Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. 1994, с. 82.

¹ Что существенно отличает российскую ситуацию с изучением мафии от итальянской. В Италии многие глубокие исследования были основаны на материалах судебной практики. Укажем лишь на некоторые такие работы: Arlacchi P., «liuscclia. La Mafia par Г an des sicns», Paris: l-ld. du l-'clin, 1996; Ccsoni M.-L., «Developpemenldu Mezzogiorno ctcrimiiudites. La consolidation i'conomit/ue ties reseaux canwristes», These de doctoral en sociologie: Eeole des Haulcs Eludes en Sciences Sociales. 1995.

¹ - Прямые вопросы обеспечивают более или менее достоверные результаты в очень ограниченных условиях: когда речь идет о               .................................................................................................................  правонарушениях, когда исследователь может сравнить ответы с милицейскими базами данных и т.д. (см. Hirschi Т., «Causes of delinquency», Berkeley: University о Г California Press, 1969, p. 59-64).

¹ Foucanlt M., «Survedler el punir. Natssance dc> la prison», Paris: Gallimard, 1975, p. 307 (русский перевод: Фуко M., «Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы», Москва: Ad Marginem, 2000). Один из последователем М. Фуко, Лоик Вакнан, объясняет беспрецедентный рост тюремного населения в США в последние годы, увязывай ею с поиском новых методов решения расовых проблем и «аномалий»: чаще в тюрьме оказываются именно афро-американцы. J1. Вакнан делает вывод, очень близкий к идее настоящей книги: «Это уже не общество с тюрьмами..., но первое в истории общество-тюрьма» (Watquant L, «Deadly symbiosis. When ghetto and prison meet and mesh» // Punishment and Society, Vol. 3, n, I, p. 121). Впрочем, лидерство американского общества в у гон сфере следует оспорить, хотя и используя совершенно иного рода аргументы.

¹⁴   Cesoni M.-L.. Op. tit., p. 41.

¹⁵   Долгова А., Дьяков С., , с. 109.

¹⁶   Оценка была произведена автором на основе 1000 арготических терминов, описанных в: Росси Ж., « », Москва: Просвет, 1991. 33,6% терминов криминального арго встречаются в то же самое время и в повседневной речи обычного россиянина.

¹⁷   Ким Н., «Надежда, усталость, старость» //

, № 1 (39). 1999.

¹⁸   Дубов Ю., «                            », Москва: Вагриус, 1999. Для сравнения: дневной паек состоял от 300 до 850 г хлеба, в зависимости от выработки заключенного.

¹⁹   Levada Yu., «Entre passe et Vavenir. L'homine sov'ietique ordinaire. Enquete», Paris: Presses de la F.N.S.P., 1993, p. 110, 310 (в оригинале - Левада Ю.,

90-            ». Москва. 1993); «                                                               - 2.               -

», с. 67.

²⁰    Подлесских Г., Терешенок А., «                                :                              », Москва: Художественная литература, 1995, с. 203-205.

²¹                   Padovani М., «Les demie'res annees de la Mafia». Paris: Gallimard, 1987, p. 148.

ПРИРОДА «МАЛОГО» ОБЩЕСТВА / 1.1. Нормы как «рамки» человеческой деятельности

1 Исследование тюремного мира через призму понятия нормы кажется на первый взгляд наиболее соответствующим логике социологического подхода. Но трактовка нормы М. Фуко не выходит за рамки классической социологии и не учитывает современное понимание природы нормы, возникшее благодаря развитию социальных наук вообще и самой социологии в частности. Например, отношения между социологией и экономической теорией долгое время затруднялись диаметрально противоположным ответом на вопрос о природе социального действия: является ли оно рациональным или нормативным. Противоположность экономического и социологического подходов хорошо видна в следующем утверждении, принадлежащем Ю. Эль- стеру: «Рациональное действие ориентировано на результат... Действие, подчиненное нормам, исключает направленность на результат. Даже сложные нормы предполагают, что индивид просто следует их предписаниям, в то время как рациональное действие требует сложных расчетов в условиях неопределенности»¹. В условиях непрекращающихся дискуссий о природе социального действия становятся недостаточными традиционные определения нормы, как, например, следующее: «Норма является императивным требованием или предписанием действия, необходимыми для достижения порядка в системе и обязательными для выполнения»². В случае анализа тюремного мира теоретическая проблема - сводится ли пенитенциарный институт к «нормализующей власти» - дополняется еще и рядом связанных с нею практических проблем. Так, можно ли объяснить коллективные действия заключенных (например, акции массового протеста) теориями мобилизации, основанными на принципе рациональности³, или же следует принять во внимание нормативные предпосылки этих действий, коллективное сознание находящихся в тюрьме? Таким образом, необходимо хотя бы кратко рассмотреть вопрос о роли нормы в социальной организации.

1.1.1. Институциональный подход

Первой вехой на нашем пути к лучшему пониманию природы нормы будет институциональная теория, переживающая сегодня период бурного развития на стыке экономических наук, социологии, истории и права. Хотя сейчас вряд ли возможно говорить о полностью сформировавшейся институциональной теории со своей особой методологией, институциональный подход нам интересен прежде всего с точки зрения трактовки сложной, композитной природы нормы⁴. Одновременно сильной и слабой стороной институционального подхода является его междисциплинарный характер, причем именно понятие нормы объединяет различные дисциплины. «Институтом называется совокупность норм и поведенческих образцов, которые спонтанно воспроизводятся членами социальной группы и которые таким образом приобретают стабильный характер вне всякой связи с юридическими обязанностями, сформулированными эксплицитным образом»⁵. Определенный таким способом институт перестает быть навязанной индивидам моделью поведения, становясь предпосылкой координации их повседневной деятельности. Несмотря на то, что институты не всегда навязаны властью, люди, тем не менее, заинтересованы в следовании их предписаниям.

Акцент на добровольном характере подчинения нормам позволяет найти компромисс между социальными науками: индивиды следуют предписаниям норм, потому что это позволяет им лучше реализовы- вать собственные интересы. В условиях высокой степени взаимозависимости достижение индивидуальных целей всегда предполагает способность человека учитывать возможные поступки окружающих, т.е. способность к координации и согласованию действий. «Даже если интересы окружающих не включены в целевую функцию индивида, признание факта взаимной зависимости побуждает его уважать некоторые правила поведения. Правила ценны не сами по себе, а в качестве инструментов для реализации индивидуальных интересов»⁶. Иными словами, основная функция институтов заключается в координации действий свободных и не подчиненных никакой абсолютной власти людей. Более того, люди заинтересованы в том, чтобы самим создавать институты в тех случаях, когда последние по тем или иным причинам отсутствуют. Многие эксперименты показывают, что индивиды, изолированные от влияния привычной институциональной среды, начинают конструировать свою собственную институциональную среду. «Закон, - отмечает Уолтер Вейроч, - является жизненно необходимым для людей. Они имеют естественную предрасположенность

к созданию законов, которые регулируют (governing) их взаимодействия»⁷. Акцент на координации особенно характерен для теории соглашений - направления в институциональной теории, возникшего во Франции во второй половине 80-х годов. «Конвенциальное направление в экономической теории уделяет особое внимание изучению соглашений и иных форм координации, которые регулируют взаимодействия между людьми»⁸.

Функциональное определение института как предпосылки координации требует ответа на вопрос о том, как именно институты помогают людям согласовывать действия. Для ответа на данный вопрос мы вернемся к анализу ключевого элемента любого института, нормы, и попытаемся исследовать ее с когнитивной точки зрения.

1.1.2. Новый взгляд на норму

Движение в направлении когнитивной интерпретации нормы характерно и для социологии, и для экономической науки, несмотря на кажущуюся радикальную противоположность их исследовательских программ. Что касается экономической науки, то она допускает введение в свои модели нормы в случаях, когда рыночное регулирование взаимодействий дает сбои. Чем дальше мы удаляемся от состояния единственного и оптимального по Парето равновесия, тем настоятельнее потребность экономических агентов в                               критериях выбора между множеством равновесных состояний. Состояние равновесия, выбранное среди многих возможных на основе лишь одного нормативного критерия, принято называть равновесием ожиданий. «Равновесие ожиданий является предпосылкой конструирования членами социальной группы совместного мира (monde ), базирующегося на их сближающихся и самореализующихся верованиях»⁹. Так, сбои планового регулирования экономики делали особенно рельефной роль норм в обеспечении непрерывного функционирования экономик советского типа. Янош Корнай в своем наиболее известном труде об экономике дефицита описывает отклонения от равновесия плановой экономки, используя прилагательное ( ), т.е. производный(ая) от особого набора норм¹⁰. Укажем в качестве примера на нормальную напряженность плана, нормальную остроту дефицита, нормальную интенсивность инвестиций, нормальную длину очереди, нормальную величину запасов, нормальную степень жесткости бюджетного ограничения и т.д. Иначе говоря, норма играет роль фиксатора одной из точек равновесия и позволяет экономическим агентам осуществлять рациональные расчеты и производить стохастическое управление рисками.

В стане социологов тоже наблюдается рост интереса к вопросам интерпретации, причем не только у представителей собственно герменевтики, науки об интерпретации символов, но и у представителей теории действия. Развертывание индивидуальных действий в условиях взаимозависимости предполагает, что индивид умеет тем или иным образом интерпретировать действия окружающих. Взаимозависимость дает новое, коллективное измерение любому индивидуальному акту. Восприятие действий окружающих происходит посредством оценивания и соотнесения действий с различными типологиями, разрабатываемыми самими индивидами, вовлеченными во взаимодействие. «Чем более модель поведения индивида стандартна и типична, тем больше шансов, что он достигнет поставленных перед собою целей»¹¹. Норма, созданная или свободно избранная самими индивидами, становится главной предпосылкой их взаимных оценок и интерпретации. Обращение к понятной для всех норме позволяет выявить в разрозненных действиях общее, типичное, нормальное. «Оценка возникает в результате фундаментальных когнитивных операций, осуществление которых требует непрерывных усилий по сближению позиций и взаимной идентификации»¹².

Тенденции развития экономической теории и социологии, описанные выше, позволяют наполнить конкретным содержанием компромисс между этими дисциплинами. Следование норме не противоречит принципам рационального действия, потому что оно облегчает оценки действий, их координацию и согласование, достижение индивидуальных интересов. «Социальные нормы позволяют людям предвидеть действия иных участников общественных отношений и соответствующим образом строить собственное поведение»¹³. Подчинение нормам действительно имеет место, но оно может носить и добровольный, осмысленный характер. Для того чтобы подчеркнуть сложную природу норм, Пьер Ливэ и Лоран Тевено вводят понятие

которая может существовать только в определенной нормативной среде¹⁴. В контексте интерпрета- тивной рациональности нормы теряют исключительно ограничивающий и навязанный характер. Социальная «структура одновременно и ограничивает возможности, и создает их fenabling)»*⁵. Подчинение нормам превращается парадоксальным образом в важное условие свободы действий. Что же касается экономистов и социологов, то понятие интерпретативной рациональности им тоже обеспечивает новую степень свободы. Они получают возможность говорить на языке, понятном не только в узких рамках своей дисциплины.

1.1.3. Тюремная субкультура

Осознание дуальной природы норм поможет в анализе особой институциональной среды - норм, структурирующих повседневную жизнь заключенных. Два типа норм следует упомянуть в этой связи. Первый тип включает нормы и требования к поведению, установленные официально и имеющие силу закона. Любое отклонение от следования этим нормам санкционируется тюремной администрацией и надзирателями¹⁶. Эти нормы полностью соответствуют тому содержанию, которое было им приписано классической социологией. Мы посвятим часть настоящей работы анализу формальных норм, однако отнюдь не они будут находиться в центре нашего исследования. Второй тип норм объединяет спонтанно созданные и добровольно применяемые самими заключенными нормы, нацеленные на то, чтобы сделать их повседневную жизнь в тюрьме более переносимой в социальном плане. По аналогии со стремлением каждой закрытой социальной группы разрабатывать свои собственные законы социальной жизни заключенные создали особую «конституцию» тюремной жизни. «Закон малой группы, в том числе и семьи, представляет собой программу совместной жизни, которая опирается на логику функционирования системы в целом»¹⁷. Особенностью тюремного «закона» является как раз невозможность усилить его логикой системы в целом. «Тюремная субкультура включает нормы, традиции, ритуалы, жаргон и жесты, принципиально отличные от тех, которые предполагает уго- ловно-исполнительное законодательство и внутренний распорядок тюрьмы»¹⁸.

Наш последующий анализ будет ориентирован преимущественно на второй тип норм. Прежде всего, именно эти нормы возникли и используются для обеспечения координации и взаимной интерпретации, что снижает ценность их анализа с позиций классической социологии. «Человек здесь вправе делать все, что желает, не выходя за рамки, никто ему не диктует условия, никто в душу не лезет, никто не заставляет делать то, чего не хочется, главное - не лезть за рамки, соблюдать все правила... все правила поведения, которые десятилетиями выработаны...»¹⁹. С этой точки зрения тюремная субкультура может быть рассмотрена в качестве выражения индивидуальности заключенных, их желания самостоятельно организовывать свои социальные взаимодействия даже при условии жесткого контроля и ограничений. Следовательно, исследование тюремной субкультуры вписывается в процесс поиска ответа на глобальный вызов, стоящий перед социологией с самого момента ее основания. Задача социологии заключается в том, чтобы «дать слово тем, кто его не имеет»²⁰. С момента появления тюрьмы в конце XVII - начале XVIII в. заключенные были лишены права голоса. Правило абсолютного молчания, о котором подробно писал Токвиль, стало наиболее очевидным выражением проблемы, придавая ей почти гротескную форму. Впрочем, в истории тюрьмы можно найти и попытки отойти от сведения заключенных к положению «твари молчащей». Желание дать право голоса заключенным характеризовало деятельность французской Группы информации о тюрьмах, причем речь шла не столько о том, чтобы «говорить о заключенных, сколько о том, чтобы дать слово им самим». Попытка дать слово тем, кто его не имеет, лежит в основе и настоящего исследования. Главное управление исполнения наказаний (ГУИН) Министерства юстиции РФ решило в 1999 г. создать условия для продолжения социологических исследований тюремной среды в форме регулярного анкетирования осужденных и проведения с ними углубленных интервью²¹.

После того как мы предложили функциональное определение тюремной субкультуры, можно обратиться к описанию ее структуры. Производство субкультуры как совокупности институциональных рамок повседневной жизни малой группы определено рядом социальных факторов. Состав малой группы, ее организация, ее связи с «большим» обществом, окружающим ее, влияют на характер субкультуры. «Вместо того, чтобы обратиться к верованиям для объяснения устойчивости общества, мы изучаем общество, чтобы объяснить господствующие верования»²². Следуя подобной исследовательской программе, мы попытаемся установить связи между особенностями социальной организации тюремного мира и параметрами тюремной субкультуры. Например, социальная организация мира надзирателей препятствует выработке ими особой субкультуры. Как свидетельствуют некоторые исследователи, надзиратели разрабатывают нормы и когнитивные установки преимущественно в индивидуальном порядке. Таким образом, организация взаимодействия надзирателей с заключенными и друг с другом индивидуальна, она слабо выражена на уровне социальной группы надзирателей²³.

Для описания структуры тюремной субкультуры, ее базовых параметров мы используем аналитическую схему, предложенную Энтони Гидденсом. В частности, он различает следующие формы сознания: теоретическое и практическое (последнее касается вещей, которые известны людям лишь с практической точки зрения); экстенсивное и интенсивное (к нему часты обращения в ходе повседневной жизни); скрытое и дискурсивное; формальное и неформальное; опирающееся на сильные и на слабые санкции²⁴. Следовательно, к формам тюремной субкультуры относятся практическая, интенсивная, скрытая и дискурсивная, неформальная и опирающаяся на сильные санкции. Что касается преимущественно практической формы тюремной субкультуры, то у наших собеседников просьба проанализировать их опыт повседневной жизни в заключении неизменно вызывала серьезные трудности. Далее, хотя нормы тюремной субкультуры, «понятия», всегда достаточно четко и строго сформулированы, они никогда не принимают форму писаного права. Идея разработки писаного «Кодекса» тюремной жизни никогда не была реализована, несмотря на то, что сложности процедуры принятия новых норм (напоминающая голосование ассамблеей представителей) может позавидовать и официальный закон. При разработке методологии исследования тюремной субкультуры следует принимать во внимание все вышеперечисленные особенности ее структуры.

1.1.4. В поиске нестандартной модели общества

Обычный взгляд на тюремный мир предполагает, что речь идет о совершенно особом, оторванном от остального мира, сообществе. Альтернативная трактовка тюрьмы как элемента в сложной системе власти и дисциплинирующего воздействия нормы, предложенная Мишелем Фуко, недостаточна с точки зрения современного понимания природы нормы. Наряду с принуждением к подчинению официальным нормам мы наблюдаем в тюрьме и      подчинение другим, неофициальным нормам. Тюремная субкультура является не чем иным, как результатом деятельности людей, принудительно подчиненных дисциплинирующей власти. Протестуя против деспотической власти одних норм, заключенные с готовностью отдают себя во власть другим. Следовательно, система социальных отношений в тюрьме не может быть выведена из дисциплинирующего воздействия нормы. Если концепция нормы не может служить единственным связующим звеном между «малым» миром тюрьмы и «большим», окружающим ее обществом, то не возвращаемся ли мы к черно-белому противопоставлению жизни «здесь» и жизни «там», за тюремными стенами? Такое противопоставление можно часто встретить в антропологических исследованиях. Но верна ли напрашивающаяся аналогия тюрьмы и отдаленных, экзотических обществ, которая иногда описывается антропологами через оппозицию «здесь» и «там»? Пытаясь найти ответ на поставленный вопрос, не забудем, что в рамках самой антропологии анализ, основанный на противопоставлении жизни «здесь» и «там», все больше отходит на второй план. «Один из базовых элементов прежних антропологических исследований, утверждение не только географической, но и моральной удаленности общества, являющегося предметом исследования, и общества, к которому исследование обращено, сегодня практически перестал существовать»²⁵.

Не претендуя на нахождение универсального ответа для всех обществ, мы предлагаем рассмотреть в российском контексте следующую гипотезу. Анализ «малого» тюремного сообщества дает нам возможность познакомиться с основными элементами организации «большого» постсоветского общества, потому что последнее не существует в едином и однородном социальном пространстве, а распадается на множество «малых» обществ и групп, вовсе не обязательно имеющих прямое отношение к тюрьме. Иначе говоря, российское общество в целом функционирует аналогично «маленькому» тюремному сообществу. Термин «малое» общество, к которому мы будем многократно обращаться в ходе исследования, имеет множество смысловых оттенков, не все из которых в полной мере отражают идею противопоставления «большого» и «малого» общества. Мы понимаем под «малым» обществом такую социальную структуру, которая исключает институционализацию отношении, характеризуется отсутствием взаимосвязи между повседневной жизнью людей и формальной властью, и неразвитостью политического представительства интересов обычных людей. Речь идет о недемократическом обществе, модернизация которого еще не завершена, что и позволяет нам исполь- ювать современную форму латинского термина pittittus (молодой, нееформированный, тог, который младше остальных)²⁶. Таким образом, говоря о «малом» обществе, мы подчеркиваем незавершенный характер модернизации, локальную, неформальную и неинституцио- нализированную природу социальной организации.

Увиденное под таким углом, российское общество окажется весьма непохожим на известные модели западных обществ. Иными словами, необходим поиск нестандартной, нетрадиционной для имеющей корни в западном обществе социальной науки модели общества. «Россия переживает необычную эволюцию, удаляясь от коммунизма, но в то же время не приближаясь к той или иной форме западной демократии»²⁷. Поиск нестандартной модели важен как для социальной, так и для экономической, политической теории. Несмотря на то что настоящее исследование будет в основном посвящено анализу социальных институтов, мы позволим себе кратко указать на особенности экономических институтов в современной России. «Обусловленность экономического поведения культурным наследием и особенности соци-

альных структур в современной России позволяют говорить не столько о культурологических препятствиях становлению капитализма, сколько об особенностях российской модели или моделей экономического развития»-¹*.

Спор об особенностях российского развития имеет давнюю историю в отечественной культуре Например, дискуссия западников, обращавшихся к западным теориям для объяснения российских институтов, и славянофилов, стоявших на несводимостн российских институтов к западным моделям, находилась в центре интеллектуальной жизни на протяжении всего XIX в. Сегодняшние споры тоже зачастую пестрят взаимоисключающими аргументами относительно природы российских институтов. С одной стороны, высказывается утверждение, что «для анализа неевропейских культур методы и понятия, развитые западной наукой, мало подходят»²⁹. С другой стороны, легко найти примеры универсалистского подхода, согласно которому достаточно использовать хорошо зарекомендовавшие себя аналитические модели вне зависимости от их происхождения. Такие модели даже изменять не рекомендуется. Данный подход имеет много общего с попытками антропологов «описать способ жизни в категориях другого, радикально отличного»³⁰. Экспансия западных моделей особенно ярко проявляется в современных тенденциях развития российской экономической науки. Эпоха слепых последователей марксистской теории быстро сошла на нет, уступив место не менее слепому использованию моделей неоклассической теории³¹. Споры об особенностях или, напротив, универсальном характере российского опыта оставили заметный след и в сознании обычных россиян. В ходе одной из наших анкет мы задали вопрос: «Какая точка зрения Вам ближе?» (табл. О)³².

Таблица О

Варианты ответов	% ответов
Россия должна осторожно относиться к чужому опыту, у нее своя, [	51,1
неповторимая судьба
России пора, наконец, отказаться от поисков какого-то особого пути и i	44,5
всерьез взяться за освоение опыта, накопленного человечеством
Нет ответа	4,4

Находясь чуть ближе к ксенофобией позиции, сознание россиян остается разделенным между двумя радикально противоположными точками зрения.

Что касается поиска нестандартной модели, то мы постараемся избежать обеих крайностей. По нашему мнению, именно диалог российской и западной культурных и научных традиций позволит точнее

описать специфику постсоветского общества. Вот почему, например, российские источники составляют около 25% нашей библиографии, другая четверть представлена североамериканскими и англоязычными исследованиями. Работы авторов, принадлежащих европейской традиции, в первую очередь французской, формируют оставшуюся половину библиографических ссылок.

1.2. Основные гипотезы

Приступая к исследованию институциональных рамок повседневной жизни ³³, сформулируем серию гипотез. Если их кратко систематизировать, то получится следующая схема (рис, 2),

Рис. 2

1.2.1. Незавершенная модернизация: идеальный тип «маленького» общества

Построение идеального типа³⁴ общества, характеризующегося отсутствием четких, границ между сферами деятельности, персонификацией отношении, несовершенными механизмами контроля насилия и дуализмом норм, предполагает, что ситуацию, « которой находится это общество. можно охарактеризовать как незавершенную модернизацию (Н,1). Иначе говоря, трансформация «маленького» общества, локального и персонализированного, в современное (от слова modern) общество не завершилась. Подобная констатация не несет в себе никакой ценностной оценки, она говорит лишь об особой структуре общества и его институциональной организации. Поэтому следует избегать использовании прилагательных «примитивное» или «менее цивилизованное» для описания такого общества. Как отмечал по поводу латиноамериканских обществ Ален Гурти, «но какому праву принято считать, что смешение частной и публичной жизни более примитивно. чем их строгое раздел ение?»³⁵. Другая часто используемая классификация - доиндустриального, индустриального н постиндустриального общества - тоже мало подходит для настоящего исследования, потому что она делает акцент на уровне технического развития общества. Например, вполне можно себе представить индустриальное общество, которое не будет и то же самое время современным. Так, польскую Солидарность, первое социальное движение в обществах советского типа, часто определяют как продукт «борьбы за модернизацию и экономический рост в обществе, переживающем период индустриализации»³⁶. Такп.м образом, мы предпочитаем избегать использования терминов, имеющих ценностные, оценочные или технические значения. С этой точки зрения термин «незавершенная модернизация» оказывается наиболее точным.

Отсутствие четких границ между сферами деятельности

Структурное определение современности предполагает трансформацию простого, однородного общества, в котором различные сферы повседневной деятельности не дифференцированы, в сложное общество, включающее множество нормативных подсистем. Каждая подсистема имеет значительную степень автономии относительно остальных подсистем, в идеальном типе современного общества «пересечения» между подсистемами и вовсе сведены к нулю. «Главным условием модернизации являе тся функциональная дифференциация подсистем, в частности разделение политики и религии, экономики п политики, формирование автономных сфер науки, искусства, частной жизни» ³⁷. Теория соглашений, в свою очередь, выделяет следующие сферы деятельности (cites): рыночная, индустриальная, гражданская, традиционная (domestic/tie), общественного мнения и творческая. Экологическая и «проектная» {cite par projeis) сферы деятельности были добавлены к этому списку сравнительно недавно ³⁸ . Рассмотрим более подробно границы, которые разделяют сферы повседневной деятельности.

Первая «демаркационная линия» отделяет рынок от других сфер. Свободный рынок предполагает, что он избавлен от политического, социального или традиционного воздействия. «Саморегулирующийся рынок требует ничего иного, как институционального разделения общества на экономическую и политическую сферы» ³⁹. Если создание

 -  своего рода «железного занавеса» между рынком и обществом находилось в центре «Великой трансформации» западных стран XIX в., описанной Карлом Иоланьи, то функционирование советской системы требовало, наоборот, абсолютной прозрачности границы между экономической и политической сферами. Симбиоз партии и государства - ключевой элемент советской системы, предполагал смешение политических, административных и экономических функций⁴⁰. Этот факт объясняет ту форму, которую принимала в советскую эпоху экономическая наука, - политическую экономию, удаленную от экономических наук в современном смысле так же, как и от наук политических.

Другая важная граница проходит между частной и публичной жизнью. Исходным пунктом в любой деятельности субъекта является защищенное от внешнего воздействия пространство частной жизни. Именно в рамках пространства частной жизни человек выходит за рамки социальных ролей и защищает свою индивидуальность от социально навязываемых требований. Наличие сферы частной жизни обеспечивает «свободу сохранять свою индивидуальность внутри любых общественных структур и объединений»⁴¹. Таким образом, в рамках частной жизни человек остается самим собой и играет лишь те роли, которые он сам выбирает. Важно заметить, что пространство частной жизни защищает индивида не только от ролей, навязываемых ему «большим» обществом, но и от иногда нежелательного вмешательства в его дела близких людей. Изучая культуру рабочих в Англии 50-х годов, Ричард Хоггарт отмечал, что «семейная группа никоим образом не ориентирована на уважение интимности ее членов в отношениях друг с другом. В этих условиях очень трудно оставаться одному, думать одному, просто спокойно читать книгу»⁴². Следовательно, успешное разделение частной и публичной жизни должно предполагать механизмы защиты от нежелательного вмешательства близких, тех, кто находится «на расстоянии вытянутой руки». Иными словами, следует говорить о «праве защиты не только от вмешательства государства в личную жизнь, но и от вмешательства в нее членов первичной группы, к которой принадлежит индивид»

Социальная организация многих обществ исключает четкое разделение частной и публичной жизни. Латиноамериканские общества представляют один из таких случаев. В обществах советского типа разделение двух сфер тоже не было полным. Крайний случай смешения частной и публичной жизни наблюдается в тотальных институтах: пространство частной жизни здесь сведено к минимуму.

Персонификация отношений

Одно из проявлений взаимопроникновения сфер повседневной деятельности заключается в несвободном выборе партнера для социально-экономического взаимодействия. Выбор партнера зависит от его принадлежности к системе персонифицированных отношений, от факта личного знакомства с ним. Все взаимодействия происходят внутри этой системы отношений, основанных на личном знакомстве. Практически исключена возможность иметь одного партнера для коммерческой деятельности, другого - для общественной и т.д. Требование личного знакомства в качестве предпосылки взаимодействия превращает любого члена локального сообщества в универсального партнера. Следовательно, локальное сообщество, будь то семья, община, круг друзей и «друзей друзей», мафия, всегда самодостаточно и стремится закрыться на себе самом. Семья близка к идеальному типу персонифицированных отношений, закрытых по отношению к внешнему миру. Р. Хоггарт подчеркивает в своем анализе английских рабочих семей «закрытость общения домашних» и «высшую ценность, которую для них имеет семейная жизнь»⁴⁴. Центральная роль семьи объясняет использование термина «домашний» (domestique) для описания персонифицированных отношений. Описание «домашнего», традиционного соглашения представителями теории соглашений показывает, как может существовать «большое» общество, организация которого не выходит за рамки модели «малого» общества. В рамках «домашнего» соглашения все социальные отношения сводятся к отношениям между «своими», «домашними». Здесь «значимость людей зависит лишь от занимаемого ими положения в системе, построенной на личной зависимости»⁴⁵. Таким образом, социальная организация традиционного, «домашнего» мира включает в себя три базовых элемента: ориентация на прошлое, локализация трансакций и система личной зависимости. «Традиционный порядок (I'ordre domestique) характеризуется тройным градиентом: временным (центральная роль традиции и прецедента), пространственным (локализация трансакций) и иерархическим (отношения господства и подчинения)»⁴⁶.

Традиционный порядок допускает существование отношений, имеющих иную природу (рыночных, гражданских, индустриальных и т.д.), но при условии, что они подчиняются логике персонифицированных отношений. Рассмотрим в качестве примера рыночные отношения, существующие  «домашней», традиционной сферы. Развива

ющиеся страны, а также некоторые ситуации из жизни современных обществ дают богатый иллюстративный материал. Американский антрополог Джейн Энсмннгер долгое время изучала специфику организации экономической деятельности в одном из африканских племен Орма. Оказалось, что представители этого племени «стремятся иметь как минимум одного члена семьи на летних фермах»⁴⁷, на которые они сдают свой скот для выращивания. Такая политика облегчает контроль за содержанием крупного рогатого скота и снижает вероятность оппортунизма пастухов. Подобным же образом развитие торговли представителей племени Орма в регионах, в которых у них нет родственников, часто предполагает заключение брака дочери коммерсанта с выходцем из нового для семьи региона. Опора на родственные связи характерна и для ряда латиноамериканских стран, в которых «расширенная семья трансформируется в сеть коммерческих и производственных отношений»⁴⁸. Как и в случае с племенем Орма, опора на родственные связи помогает сократить трансакционные издержки внутри локального сообщества. В частности, привлечение родственников к бизнесу снижает для предпринимателя издержки контроля и предотвращения оппортунистического поведения исполнителей. Личная зависимость превращается в главную гарантию выполнения контрактных обязательств⁴⁹. Та же логика объясняет стремление банкиров, участников рынка алмазов, биржевых маклеров к формированию закрытых сообществ, служащих опорой в их коммерческой деятельности. Нью-Йоркскую фондовую биржу (New York Stock Exchange), лондонских банкиров, международную сеть торговцев алмазами и брильянтами можно рассматривать в качестве примеров бизнеса, построенного на основе персонифицированных отношений⁵⁰.

Несмотря на реальность подобного симбиоза между «домашним» и рыночным порядками на локальном уровне, его внутренние противоречия и нестабильный характер становятся очевидными, как только акторы пытаются выйти за локальные рамки и придать своим взаимодействиям более общее направление. Даже обладание очень широкой сетью знакомств не гарантирует действительного превращения «маленького» общества в «большое» при сохранении «домашней», традиционной логики. Ориентация на систему личной зависимости продолжает воспроизводиться на макросоциальном уровне. Знаменитое представление одного члена мафии другому - Cosa nostra («он один из наших») весьма показательно в данном контексте. Мафия - изначально локальный и региональный феномен - постепенно превратилась в фактор национальной и международной жизни, не потеряв при этом своего персонифицированного и «домашнего» характера. «Для того, чтобы быть представленным мафиози, требуется представление другим мафиози: он - то же самое, что и мы - Quisti la stressa cosa -

Cosa nostra»⁵¹. Либо человек находится внутри «домашнего» мира, //?, либо находится вне его пределов, out, что его автоматически исключает из системы социальных отношений.

Несовершенный контроль насилия

Третий предложенный нами критерий оценки прогресса общества на пути модернизации предполагает анализ способов контроля над насилием в повседневной жизни. Существует множество способов управления насилием, которое неизбежно возникает в повседневной жизни. Институционализированное насилие, материализующееся в монополии государства на насилие, представляет собой лишь один из множества способов управления насилием. Впрочем, современное общество признает только эту форму контроля над насилием.

Для краткого обзора всей палитры средств по контролю над насилием обратимся к известному антропологическому исследованию Ренэ Жирара. В своем исследовании он особенно интересуется теми механизмами управления насилием, которые предшествуют монополизации насилия государством. По мнению Жирара, первый этап в эволюции средств контроля заключается в поиске жертвы-субститута (victime de rechange). «Неорганизованное насилие постепенно превращается в поиск жертвы-субститута. Вместо создания, которое, собственно, и вызвало негодование, возмездие направляется на другое, ничем не примечательное. Единственная причина, по которой жертва-субсти- тут вызывает на себя громы и молнии, это ее безответный характер и нахождение в нужный момент рядом» с пышущим негативной энергией существом⁵².

Важно заметить, что в общем случае жертва-субститут не является членом локального сообщества, внутри которого и возникли предпосылки насилия. Обычно жертвами насилия становятся индивиды извне: иностранцы, король, если его действия подчинены логике иной, чем поведение остальных членов сообщества. По мере того как граница между «маленьким» и «большим» обществом начинает исчезать, насилие изменяет свою природу. Если различия между людьми внутри и вне сообщества становятся несущественными (crise des differences), их требуется воссоздать через мифический образ «козла отпущения» (victime emissaire). «Вместо повсеместной эскалации насилия в ответ на насилие миф козла отпущения позволяет направить негативную энергию на одну-единственную жертву»⁵³. Как показывает Жирар, миф царя Эдипа, легший в основу психоаналитической интерпретации Эдипова комплекса, скорее, может быть объяснен логикой поиска козла отпущения, чем предложенными Зигмундом Фрейдом аргументами. Третий этап, который предшествует институциона- лизации насилия, предполагает поиск приемлемой для общества жертвы (victime sacrifiable). В отличие от козла отпущения, чья чужерод- ность для сообщества была искусственно воссозданной, приемлемая для общества жертва не находится ни внутри него, ни вне. Приемлемая жертва принимает форму «дьявольских двойников» (doubles monstrueux), которых потенциально можно найти у каждого члена «маленького» общества. «Существование дьявольских двойников создает условия для замещения жертвы насилия, для концентрации насилия на единой для всех жертве»⁵⁴. У сообщества больше нет необходимости для управления насилием искать внешних врагов или линчевать козлов отпущения. Достаточно указать на «дьявола», который скрывается за внешне мирным видом хорошо знакомых лично людей.

Дуализм норм

Прямо противоположное поведение в отношении, с одной стороны, членов сообщества, , и, с другой стороны, тех, кто находится вне сообщества,        , / , позволяет увидеть в дуализме норм

еще один критерий незавершенной модернизации. Дуализм норм предполагает противоположное модернизации движение, так как в современном обществе постепенно исчезают различия между людьми, принадлежащими разным сообществам. «Тенденции современного развития Запада и человечества в целом означают стирание различий в степени, никогда ранее не виданной»⁵⁵. В терминах теории соглашений речь идет о принципе человеческого единства (commune humanite). Согласно этому принципу, «одни и те же индивиды могут следовать различным правилам игры, что опровергает гипотезу о существовании жесткой взаимосвязи между нормативно-ценностными системами и различными социальными группами»⁵⁶. Иными словами, степень дуализма норм может служить мерой продвижения того или иного общества по пути модернизации. Чем более двойственны нормы, тем менее современно общество, построенное на их основе, и наоборот. Идея степени модернизации нам кажется особенно важной для избежания упрощенных черно-белых оценок того или иного общества. Вместо того чтобы квалифицировать общество как современное (modernisee) или традиционное, предпочтительнее измерять степень его близости к идеальному типу современности.

Заметим, что зависимое положение общества, навязывание ему норм извне создают особенно благоприятные условия для дуализма норм. Навязанные нормы ассоциируются в сознании индивидов с

внешним врагом, вызывающим ненависть, враждебность, тогда как «свои» нормы стимулируют добровольное подчинение их предписаниям, солидарность, отсутствие насилия. «Этот аспект проявляется особенно рельефно в тотальных институтах Гоффмана. Эти институты предполагают солидарность внутри социальной группы и враждебность ее членов по отношению ко всему, находящемуся за ее пределами»⁵⁷. Чем более явные формы принимает зависимое положение общества, тем более дуальны нормы повседневной жизни в нем. Еврейские гетто, организованные нацистами в период второй мировой войны, представляют собой крайний случай дуализма норм. В описании Бруно Беттелхейма дух гетто означает максимально биполярное восприятие мира. «Они (евреи европейских стран, оккупированных нацистами) воспринимали себя прежде всего в перспективе гетто. Они ощущали себя слабым меньшинством, окруженным всесильным врагом»⁵⁸.

Для описания дуализма норм в тюремном мире прежде всего требуется найти приемлемую концепцию. Учитывая, что общепринятой концепции нет, сравним достоинства и недостатки каждого из ее альтернативных вариантов. Окончательный выбор в пользу одного из них будет сделан в зависимости от его применимости для описания особенностей повседневной жизни в заключении.

Во-первых, упомянем подход эволюционной биологии, согласно которому двойственность поведения объясняется существованием двух групп: альтруистов и эгоистов. Встреча альтруиста и эгоиста всегда ставит первого в проигрышное положение, ведь норма альтруизма бессильна перед агрессией эгоизма. Наоборот, взаимодействие между двумя альтруистами всегда обеспечивает им больший выигрыш, чем взаимодействие между двумя эгоистами. В этой ситуации альтруисты стремятся к формированию однородных и закрытых групп (clusters) для того, чтобы уменьшить риск встречи с эгоистами. «Группа альтруистов вырабатывает некоторые механизмы, которые ей позволяют защитить своих представителей и успешно конкурировать с эгоистами в рамках естественного отбора»⁵⁹. Эволюционная логика объясняет «естественное» подразделение общества на малые группы, каждая из которых самодостаточна и закрыта. Однако эволюционная биология допускает, что каждый индивид может играть лишь одну-единствен- ную социальную роль, превращаясь в подобие робота. Кроме того, эта теория практически не принимает во внимание контекст повседневной жизни.

Во-вторых, социальная антропология описывает дуализм норм в терминах оппозиции между Нами (Nous) и Ими ( ). Организация

социальных отношений между двумя полюсами. Мы и Они, характерна для традиционных обществ, она отражает важный этап в трансформации «маленького» общества в «большое». Например, противопоставление Мы и Они сопровождало первые этапы становления рабочего движения. Это противопоставление лежит в основе традиционного сознания ремесленников, ставшего одним из источников рабочего движения, которое можно определить как «защитную реакцию, сознание, направленное на саму группу, а не на общество, воспринимаемое в качестве враждебной внешней среды»⁶⁰. На уровне повседневной жизни противопоставление Мы и Они принимает форму тотального недоверия к «чужим», резко контрастирующего с полным доверием к «своим». «При встрече с чужими первая реакция заключается не в страхе, но в недоверии. Чужим не доверяют никогда, даже если они пытаются показать свою расположенность»⁶¹. Таким образом, в коллективном сознании, возникшем на базе дуальной оппозиции, насилие присутствует лишь в отношениях с другими, с чужими. Насилие практически всегда исключено в отношениях внутри группы, со своими. «Вопрос о разделении на Нас и Их неизбежно встает при попытках объяснить тенденцию приписывать иностранцам жестокость, способность к насилию. Эта тенденция приводит к попыткам полностью исключить иностранцев из общества»⁶². Исключительно традиционный характер противопоставления Нас и Их ограничивает аналитическую ценность этой концепции, ведь она исключает осознанный и осмысленный выбор социальных акторов. Это противопоставление соответствует самому началу процесса модернизации и теряет свое значение по мере развертывания этого процесса.

Наоборот, третий способ описания дуализма норм основывается на предположении осознанных и свободных действий. Этот способ заключается в обращении к социологии действия: взаимодействие акторов изменяет свою сущность, как только один из них начинает восприниматься как противник (adversaire). Обратимся к схеме, предложенной Аленом Турэном для анализа коллективных акторов, - И /О/Т, или идентичность (актор) - оппозиция (противник) - тотальность (цели сторон конфликта). Участвуя в конфликте по поводу использования культурных ресурсов, актор одновременно осуществляет свою самоидентификацию и противопоставление другой стороне конфликта, противнику⁶³. Совокупность норм, которые регулируют самоидентификацию, практически никак не пересекается с нормами, управляющими противопоставлением. Впрочем, логика И /О/Т требует, чтобы наличествовала третья совокупность норм, которым подчиняются одновременно и актор, и противник (Турэн называет эту совокупность тотальностью). Например, «тотальные» нормы принимают форму индустриальной культуры в случае конфликта между рабочим движением и капиталистами. Ценности прогресса, экономического развития одинаково значимы и для актора, и для его противника. «Становление рабочего движения происходит в процессе противопоставления рабочих капиталистам и

»^и. Если коллективный актор не признает существования никаких общих для него и его противника нормативных рамок, то он превращается в социальное сш/ш/движение. В конфликте находят место жестокость и насилие, если в нем исчезают общепризнанные всеми сторонами нормативные рамки. Иными словами, насилие превращается в норму тогда, когда дуализм норм принимает свои крайние формы. «Насилие царит в тех сферах, где сталкиваются интересы акторов, но отсутствие приемлемых для всех норм не позволяет структурировать конфликт и делает его исход непредсказуемым»⁶⁵. В отношениях между надзирателями и осужденными отсутствие общих нормативных рамок особенно очевидно, что делает модель «актор - противник» малоприменимой для нашего анализа.

Разрушение или отсутствие общих нормативных рамок во взаимодействии рождает другую модель дуальных отношений - между друзьями и врагами. Политические науки широко используют данную модель для описания политических процессов. Как отметил немецкий политолог начала XX в. Карл Шмит, взаимоисключающие отношения, с одной стороны, с друзьями, с другой стороны, с врагами, представляют собой differentia specijica всех политических взаимодействий. «Политический враг всегда воспринимается как чужак, как иностранец, в любых конфликтах с ним отсутствуют какие-либо правила, обращение к посреднику для их разрешения тоже исключено»⁶⁶. Принципиально важно отметить готовность сторон конфликта между «врагами» выйти за рамки приемлемого,                     , человеческого.

Мы сталкиваемся здесь с «ужасающим стремлением не видеть во враге человеческое существо, вынести отношения с ним за рамки закона и человеческого сообщества в целом»⁶⁷. Уважительное отношение к нормам, значимым для всех участников взаимодействия, характерно лишь для отношений между друзьями. Однако это не означает, что «бой» с врагами происходит совсем уж без правил. Как и в любом «бою без правил», в стычках с врагами все же обращаются к минимальным нормам, но к радикально отличным от тех, что применяются в отношении друзей. В частности, «правила игры» с врагами включают применение насилия (каждая сторона конфликта отдает себе отчет в возможности и неизбежности использования насилия), принцип «где сила, там и право», принцип «если враг не сдается, его уничтожают» и т.д. Какими бы жестокими ни были эти принципы, функционально их следует рассматривать в качестве норм, ведь они структурируют взаимодействия и делают их предсказуемыми. В тюремном мире легко найти многие элементы модели «друг - враг», особенно в отношениях между заключенными и надзирателями. Но тюремную субкультуру в целом трудно свести к данному типу отношений, потому что даже контакты между заключенными и надзирателями предполагают достаточно высокую степень кооперации, готовности к согласованиям, к предоставлению взаимных услуг. Например, надзиратель «закрывает глаза» на некоторые нарушения, ожидая взамен беспрекословного подчинения осужденного в принципиальных вопросах.

Можно ли анализировать предоставление взаимных услуг в тюремном мире на основе концепции «сети»

(network, reseauj! Социальные связи, организованные в форме «сетей», всегда персонифицированы, они не обязательно предполагают четкое разделение между сферами деятельности, отношения преимущественно ориентированы «вовнутрь» группы, а не вовне. Все эти особенности «сетей» делают эту концепцию особенно привлекательной для нашего исследования. С помощью модели «сети» можно описать широкий спектр взаимодействий, учитывая разнообразие типов «сетей»⁶⁸: униплекс и муль- типлекс (в зависимости от числа связей между участниками взаимодействия: чем больше связей, тем размытее границы между сферами деятельности), активные и латентные, эгоцентричные и полицентрич- ные, прямые и основанные на отношениях типа «друзья друзей». Концепция «сети» приобрела недавно особую популярность в экономических науках, где с ее помощью описываются нетрадиционные формы организации, ориентированной на достижение цели, реализацию проекта, общего для ее участников. Коммерческий успех таких организационных форм, как японская фирма, индустриальный округ (

), объединяющий по географическому признаку множество малых и средних предприятий, во многом объясняется выгодами мобилизации ресурсов в рамках «сети»⁶⁹. Дает ли идея «сети», предполагающая одновременно локальный характер взаимодействий и их подчинение принципам рационального выбора, возможность понять добровольное подчинение нормам? Применима ли вообще эта идея к исследованию тюремной субкультуры? Тот факт, что «сеть» обязательно имеет открытый характер, заставляет дать скорее негативный ответ. «Сеть - структура со слабой либо вообще отсутствующей иерархией, характеризующаяся гибкостью и изменяющимися границами... Сеть остается открытой для участия всех заинтересованных в реализации данного проекта лиц»⁷⁰. Напротив, социальные группы, существующие в тюрьме, имеют закрытую и жесткую структуру.

Какой же термин наилучшим образом отражает дуализм персонифицированных отношений в тюрьме? Остается еще рассмотреть термин «мафия». Концепция мафии вполне укладывается в изложенную выше логику «сетей», за исключением одного: их открытого вовне характера. Воспроизведем, к примеру, «двойное определение феномена каморры: речь идет одновременно и о кланах, и о сетевых структурах, в которые они объединяются»⁷¹. Наличие в мафиозной организации элементов клана, имеющего традиционную природу, и сети, производной современного общества, соответствует специфике «маленького» общества, заключающейся в персонификации отношений, отсутствии четких границ между сферами деятельности, несовершенстве контроля над насилием и дуализме норм. Практически каждый принцип функционирования мафии имеет одновременно и традиционную, и современную природу. Например, дружеские отношения между членами мафии получают совершенно новую трактовку. «Дружба мафиози практически лишена тех качеств, которые обычно ассоциируются с этим понятием. Она лишь вуалирует самый заурядный обмен услугами»⁷². Исходя из того, что мафию невозможно свести ни к традиционному, ни тем более к современному обществу, она вполне соответствует образу          . Таким образом,

определение мафии, данное Пино Арлакки, кажется нам наиболее точным: речь идет о «странной смеси традиции и современности»⁷³.

Оставляя на время в стороне культурологическое прочтение мафии, попытаемся объяснить специфику ее структуры с помощью аппарата институциональной экономики. С этой точки зрения мафиозная организация предполагает амальгаму традиционной сферы и «проектной» сферы (деятельности, ориентированной на реализацию конкретного проекта). С одной стороны, для мира мафии характерно противопоставление всего, что происходит внутри, тому, что происходит вне ее границ. «Основанный на отношениях взаимной зависимости, традиционный мир характеризуется жестким противопоставлением внутренних и внешних процессов, между которыми иногда отсутствуют малейшие связи»⁷⁴. С другой стороны, персонифицированные отношения мобилизуются для достижения конкретной цели, проекта, причем даже в обход традиционных запретов и ограничений. Мобилизация во имя реализации проекта отличает «проектное» соглашение от любой другой сферы деятельности. «Проект объединяет самых разных людей на сравнительно короткое, необходимое для его реализации, время. Впрочем, даже после завершения работы над проектом сформировавшиеся связи остаются, хотя и принимают до следующей оказии латентную форму»⁷⁵. В обоих случаях - «проектной» и традиционной сфер отношения базируются на личном знакомстве, а взаимодействия происходят преимущественно внутри системы персонифицированных отношений. Единственное существенное отличие касается динамического аспекта персонифицированных отношений. В традиционной сфере все отношения предопределены и не предрасположены к изменениям во времени. В «проектной» сфере отношения чрезвычайно гибки и могут изменяться так быстро, как этого потребует специфика работы над проектом. Похожесть двух рассматриваемых сфер позволила Люку Болтански и Еве Чиапелло сформулировать «гипотезу о замещении или даже поглощении традиционной логики логикой сетевых отношений»⁷⁶ в ходе эволюции западных обществ. Что же касается тюремного сообщества, то мы предпочитаем говорить об амальгаме двух сфер: ни традиционная, «семейная» логика, ни логика работы над проектом не являются доминирующими в абсолютном смысле. Нет между ними и компромисса, согласования взаимоисключающих требований. Каждое действие может быть интерпретировано как с традиционной точки зрения, так и с «проектной» точки зрения.

1.2.2. Конгруэнтность двух совокупностей неформальных норм: в тюрьме и в советском обществе

Ранее мы определили тюремную субкультуру как набор неформальных норм, созданных и добровольно применяемых самими заключенными, которые позволяют организовать повседневную жизнь в заключении. Как утверждает И. Гоффман, аналог тюремного сообщества, неофициальная или «теневая» жизнь, присутствует в любом обществе. Организация общества исключает дуальное разделение на официальную и неофициальную стороны лишь при выполнении трех условий: благосостояние индивидов достаточно высоко: личные интересы индивида и цели организации практически совпадают: деятельность индивида на благо организации стимулируется, в том числе негативными санкциями⁷⁷. В большинстве         обществ не выполняется одно или несколько из этих условий. Общество советского типа не является исключением, что делает неполным любой анализ повседневной жизни в этом обществе без учета его «теневой», возникшей вопреки навязанным сверху нормам, части.

Наша гипотеза касательно институциональной организации тюремной жизни и повседневной жизни в советском обществе предполагает их удивительную схожесть. В терминах И. Гоффмана речь идет о высоком значении «коэффициента проницаемости». Этот коэффициент позволяет судить о степени легкости, «с которой согласуются внутренние нормы конкретного института и нормы, господствующие в его внешней среде. Чем выше значение коэффициента, тем несущественнее отличия между двумя институциональными средами»⁷⁸. Схожесть институциональной структуры двух обществ позволяет обратиться к особому способу изложения результатов исследования, детально разработанному антропологом Бенедикт Рут. Этот способ заключается в «таком представлении обычных и экзотических фактов, что они меняются местами в сознании читателя. Культура, с которой читатель знаком по собственному опыту, оказывается странной и непонятной, тогда как экзотическая культура воспринимается как сама собою разумеющаяся и логичная»⁷⁹. В нашей интерпретации данная стратегия будет означать описание общества советского типа с помощью модели тюремного сообщества.

Напротив, если значение коэффициента проницаемости стремится к нулю, то можно говорить о существовании серьезного диссонанса между институциональными структурами. Ввиду абсолютной непохожести правил игры «здесь» и «там» затрудняется переход, в том числе когнитивный, от одной нормативной сферы к другой. Возникает так называемый институциональный диссонанс, «рассыпание» институциональной среды на отдельные, не связанные между собой фрагменты. «Под институциональным диссонансом понимается рассогласование между институциональными структурами, регулирующими взаимодействия между индивидами и определяющими "естественный" способ восприятия ими внешней среды»⁸⁰.

Учитывая наше стремление к количественной оценке степени модернизации того или иного общества, попытаемся найти математическое выражение институционального сродства. Математики используют понятие конгруэнтности для описания достигнутых различными способами аналогичных результатов. Рассмотрим, например, числа 7, 25, 43 и 61. Все они конгруэнтны, несмотря на кажущееся отсутствие общих для них всех характеристик. Конгруэнтность этих чисел основывается на возможности осуществления с каждым из них одной и той же трансформации: их деление на 6 дает остаток, всегда равный единице⁸¹. Аналогично институциональная конгруэнтность предполагает возможность последовательной трансформации одной совокупности норм в другую посредством серии промежуточных превращений. Чем больше число промежуточных превращений, тем менее конгруэнтны рассматриваемые институциональные структуры. Следовательно, мы можем дать новую формулировку нашей исходной гипотезы:

Гештальт-психология

помогает уточнить механизм аналитической трансформации одной совокупности норм в другую. Предположим, что является атрибутом определенной совокупности норм и R определяет функциональную роль этого элемента (его функции, степень важности и т.д.)⁸². Как тогда описать параметры всей совокупности норм, имея информацию лишь об одном из ее элементов: ?Rb. Исходя из своего предшествующего опыта, наблюдатель предполагает, что это aRb. Хотя речь идет лишь о частичном, возможном соответствии, в сознании наблюдателя упоминание IRb означает aRb. Иными словами, изучение некоторых элементов тюремной субкультуры вызывает в сознании наблюдателя аналогию с организацией повседневной жизни в обществе советского типа. Следовательно, размышления о возможной связи гипотез, которые осуществляет исследователь в своем анализе, и его практическим опытом повседневной жизни помогают лучше понять специфику его подхода, сильные и слабые стороны проведенного анализа. Указанный аспект тем более важен, что в социальных науках принято ничего не говорить о личности исследователя под предлогом якобы объективного характера анализа. Только в антропологии делается исключение из этого правила. В рамках этой дисциплины тот факт, что данные полевых исследований не могут быть воспроизведены и проверены (изучаемые общества находятся очень далеко и недоступны для прочих наблюдателей), выводит на первый план личную репутацию исследователя в качестве гарантии качества осуществленного им анализа⁸³.

Резюмируя представление нашей второй гипотезы, подчеркнем, что в обычной ситуации значение коэффициента проницаемости высоко для различных институтов повседневной жизни, включая формальные и неформальные, и стремится к нулю в случае нормативной организации тюремной среды и «большого» общества. Например, даже члены мафии сознательно различали правила игры внутри тюрьмы и вне ее стен. В частности, у них существовал принцип, «согласно которому в тюрьме следовало оставить в стороне все внутренние конфликты, существовавшие между членами мафии на свободе»⁸⁴. Мы же наблюдаем прямо противоположный случай: нормы тюремной субкультуры и окружающего тюрьму общества похожи друг на друга, в то время как диссонанс возникает между формальными и неформальными нормами, как в тюрьме, так и в обществе советского типа.

1.2.3. Особенности государственной власти в тюрьме и в обществе советского типа

Согласно нашей третьей гипотезе, конгруэнтность тюремной субкультуры и «конституции» повседневной жизни советских людей объясняется существованием одного и того же типа властных отношений как в тюрьме, так и в окружающем ее обществе. Прежде чем детально рассмотреть модель легальной власти, еще раз повторим, что мы не стремимся к универсализации нашего анализа тюрьмы, к его применению в любой другой стране. «В социальных науках нет универсальных законов. Причинно-следственные связи, на основе которых происходит универсализация, всегда неустойчивы ввиду несовершенства знания акторов о результатах их собственных действий»⁸⁵. Наоборот, именно специфика советской системы позволяет рассматривать в качестве однопорядковых анализ пенитенциарной системы и исследование общества в целом. В чем же заключается эта специфика, если рассмотреть более подробно властные отношения, ключевой элемент любой социальной конструкции?

Согласно общепринятому определению, власть индивида (или организации) над другими индивидами реализуется через право контролировать их действия. Концепция властных отношений не обязательно предполагает навязывание власть предержащими своих собственных интересов, их абсолютной власти над остальными людьми. Подчинение власти может носить и                                                                   характер, «если

индивид сохраняет за собой возможность выбирать, контролировать ли ему свои действия самостоятельно или делегировать это право кому- либо другому»⁸⁶. Иначе говоря, индивид добровольно подчиняется власти, если он уверен, что не сможет самостоятельно реализовать свои интересы и что он передает власть по контролю над своими действиями лишь в четко оговариваемых сферах. Джеймс Коулмэн называет такой тип власти   (conjoint), в отличие от власти (disjointe), единственным оправданием которой в глазах подчиняющегося ей индивида является компенсация, которую он получает за отказ от автономности собственных действий⁸⁷. К последнему типу власти можно добавить и власть,        силой, когда подчиняющиеся ее решениям люди лишены права даже на компенсацию. В двух последних случаях интересы власть предержа

щих, принципалов, совершенно не совпадают с интересами тех, кто вынужден подчиняться решениям власти, агентов (рис. 3). Рассогласование интересов рождает неофициальную, теневую жизнь и ставит в то же самое время так называемую проблему принципала и агента {Principal-Agent Problem), интерес к которой особенно характерен для представителей институциональной экономики. Проблема принципала и агента заключается в поиске способов принуждения агентов выполнять требования принципала в ситуациях, когда их интересы не совпадают, принципал не обладает всей информацией о действиях агента (т.е. между ними существует асимметричность информации) и не может контролировать все действия последнего из-за высоких издержек на контроль**. Навязанные властные отношения далеко не всегда имеют нелегитимный характер. Просто их легитимность может основываться на основаниях, отличных от рациональных соображений .

Возможное превращение согласованной власти в отношения между принципалом и агентом обусловливает дуализм норм в их поведении и размывает границы между различными сферами их повседневной деятельности. Во-первых, несовпадение или даже противоположность интересов, особенно ярко выраженная в случае навязанной власти, означает, что партнер по социальному взаимодействию превращается в чужака, по отношению к которому действу ют совсем иные нормы. Например, максимизация полезности и тесно связанная с ней норма утилитаризма касаются лишь действий принципала, то же самое верно и в отношении нормы рациональности. Действия агента скорее соответствуют модели ценностно-рационального поведения, так как он свободен только в выборе средств для достижения целей, определенных принципалом⁹⁰

.

Рис. 3

Отношения между принципалом и агентом описывает следующая система уравнений (рис. 4).

где EU - ожидаемая полезность (expected utility), Q - «выход» (output), M (Q) - система оплаты в зависимости от отдачи, У- вознаграждение, получаемое агентом от принципала, А - усилия, затрачиваемые агентом на выполнение задач, установленных принципалом (input), S - внешние факторы, не зависящие от принципала и агента.

рис.4

Во-вторых, отношения между принципалом и агентом всегда связаны с опасностью экспансии контроля принципала над теми сферами деятельности агента, о которых изначально речь не шла. Принципал стремится распространить свой контроль за те рамки, которые были эксплицитным образом установлены в ходе переговоров с агентом. «Распространение сферы контроля за пределы той сферы, которой напрямую касаются властные отношения», представляет собой серьезную опасность для агента'". Экспансия контроля делает прозрачными границы между сферами деятельности, в том числе и границу между публичной и частной жизнью. Иначе говоря, отношения между принципалом и агентом воспроизводят традиционные социальные отношения, они объективно являются препятствием модернизации. Таким образом, мы можем сформулировать нашу третью гипотезу: властные отношения в тюрьме и в обществе советского типа конгруэнтны, ибо они включают в себя ключевые элементы модели принципала и агента. Повсеместное присутствие этой модели делает конгруэнтными и другие две совокупности норм, пноремную субкультуру и «конституцию» повседневной жизни в обществах советского типа (Н.З).

Взгляд на тюрьму и на общество в целом через призму модели принципала и агента требует корректировки привычного подхода к исследованию тюремного мира. Привычный взгляд предполагает, что решающее влияние на тюремную жизнь оказывает «большое» общество, существующее вне тюремных стен. Окружающее тюрьму общество оказывает решающее влияние на понимание процессов, происходящих внутри тюрьмы⁴². Например, изменения французского общества в XIX в. послужили Токвилю обоснованием его аргументов в пользу пенитенциарной реформы. Его интерес к уровню рецидивной преступ

4-4300

ности как главному индикатору ситуации в тюрьмах также объясняется заботой о рассмотрении тюрьмы в контексте «большого» общества⁴ '. Несколько упрощая, мы можем резюмировать привычный подход к анализу тюрьмы следующим образом: «маленькое» тюремное сообщество повторяет эволюцию «большого» общества и организация тюремного мира про изводи а от той функциональной роли, которую он выполняет в «большом» обществе. Что касается нашего взгляда на пенитенциарные исследования, то мы стараемся избегать использования причинно-следственных связей, какими бы ни была их природа, для описания отношении между тюрьмой и окружающим ее обществом. Например, мы не хотели бы рассматривать тюремное сообщество в качестве «зародыша», элементарной формы «большого» общества по аналогии с изучением примитивных обществ такими представителями классической антропологии, как Дюркгейм, Лсви-Стросс, Малиновский. Два рассматриваемых нами общества конгруэнтны не потому, что тюремный мир произчоден от окружающего его оГлце- ства, а потому, что они оба производиы от одной и той же модели властных отношений. «Социальная система тюрьмы очень похожа на Gebeitsverband, территориальное сообщество, живущее под властью, навязанной малочисленной правящей группой. Признание легитимного характера власти здесь не сопровождается добровольным подчинением ее решениям»⁹⁴. Данное утверждение позволяет увидеть сродство и тюремного сообщества, и общества советского типа с теми социальными системами, которые либо находятся под властью другой страны, либо управляются своими представителями, лишенными всякой обратной связи с управляемыми ими людьми. «В тех странах, в которых право было навязано извне (the forces of law come from outside), люди лишены возможности представлять и защищать свои интересы в законотворчестве»⁹⁵. В таких социальных системах невозможно гражданское участие - ключевой элемент демократии, заключающееся в «праве участвовать, напрямую или через представителей, в управлении обществом»⁹⁶.

Концепция навязанной власти не совпадает с понятием тотальной власти, характерной для тотальных институтов. Но между этими двумя типами властных отношений существует взаимосвязь: навязанная власть имеет тенденцию трансформироваться в тотальную. Эта тенденция объясняется заинтересованностью агента в оппортунистическом использовании асимметричного характера информации, циркулирующей между ним и принципалом. Речь идет об отлынивании (shirking), стимулы к которому заключаются в невозможности для принципала с точностью знать, насколько добросовестно выполняет агент свои обязанности в каждый момент времени. Учитывая эту «естественную» склонность, агентов к отлыниванию, принципал стремится расширить сферу своего контроля, сделать его тотальным. Равновесие между тенденцией к оппортунистическому поведению, характерной для агентов, и тенденцией к расширению сферы контроля, характерной для принципала, определяется динамикой издержек, связанных с осуществлением контроля и сбором информации о действиях агента (рис. 5). Иначе говоря, навязанный характер властных отношений является необходимым, но недостаточным условием их «тотализации».

Рис. 5

После знакомства в общих чертах с идеей конгруэнтности мы переходим к вопросу о ее механизмах, о способах репродуцирования институциональных моделей. Аналогии из математики, геометрии и химии недостаточны для объяснения того, почему и заключенные, и обычные советские люди обращаются к тем же самым нормам для организации их повседневной жизни. Первое решение предполагает обращение к концепции общего склада - хабитуса [habitus), разработанной в рамках критической социологии. «Хабитус предполагает тенденцию к бесконечному воспроизводству мыслей, выражений, действий, способов восприятия, формирование которых всегда исторически и социально обусловлено»⁹⁷. С точки зрения критической социологии объяснение конгруэнтности следует искать в существовании условий, способных перевести в активное состояние хабитусы, сформированные тюрьмой и иными тотальными институтами. Ретроспективный анализ становления обычного советского человека, предложенный Юрием Левадой и его коллегами, можно рассматривать в качестве примера обращения к логике производства и активизации

хабитусов тотальных институтов, хотя подобный термин авторами и не используется. Исследователи из ВЦИОМ подчеркивают ведущую роль в социализации советских людей опыта службы в рядах советской армии. В частности, речь идет о системе неформальных отношений, известной под именем «дедовщины» и очень распространенной и в советской, и в российской армии. Дедовщина заключается в отношениях, основанных на личной зависимости и на подчинении молодых воинов представителям более ранних призывов, «старикам». Проблема в том, что «дедовщина представляет собой целостную систему ресоциализации, перевоспитания индивида»⁹⁸. Если первичная социализация, как отмечает Ю. Левада, происходит в школе и означает восприятие молодыми людьми универсальных, современных ценностей, то вторичная социализация приводит к интериоризации традиционных ценностей и стереотипов поведения. В этом смысле дедовщина выполняет ту же самую функциональную роль, что и «педагогическая работа» в теоретической системе критической социологии. «Педагогическая работа - это внедрение в сознание ценностей и норм, достаточно длительное во времени для того, чтобы сформировать устойчивый хабитус,

                                                                          »". Солдат,

завершающий свою воинскую службу, покидает казарму с хабитусом, который сохраняется после демобилизации и служит основой в организации его повседневной жизни в советском обществе.

Дополнительным аргументом в пользу концепции хабитуса является его интерпретация с точки зрения психологии. В частности, Геш- тальт-психология позволяет дать хабитусу когнитивное измерение. В терминах этой теории хабитус связан с особой организацией «следов» (traces) в памяти человека. «Следы [в памяти], оставленные схожими событиями в жизни человека, зависят друг от друга и формируют собой обширную систему, влияющую на характеристики возникающих позднее следов»¹⁰⁰. Организация следов в систему позволяет глубже понять механизм переноса хабитуса из одного социального контекста в другой. С момента превращения системы следов в устойчивую Гештальт-диспозицию (gestalt-disposition) последняя начинает влиять на восприятие нового опыта. «Если даже новый опыт затрагивает лишь часть следов, их система в целом повлияет на восприятие нового опыта таким образом, что оно окажется подобным исходной Гештальт-диспозиции»¹⁰¹. Условия, при которых новый опыт оживляет в памяти существующие следы, включают похожесть ситуаций, их близость во времени, их взаимосвязанность (good continuation) и, возможно, их контрастность (the law ofcontrast). Напомним в этой связи.

что универсальный (transposable) характер хабитуса объясняет, почему хабитус, сформированный тотальным институтом, может воспроизводиться в совершенно новом контексте, вовсе не обязательно конгруэнтном с исходным. «Хабитус является структурирующим средством, обеспечивающим

»¹⁰². Иными словами, речь идет о

диспозиции, «воспроизводимой универсальным образом в

102.

»

Социальная психология

старается сделать эксплицитными связи между когнитивными структурами и образцами повседневного поведения индивида. Эти связи объясняются с помощью понятия архетипа. Социальные архетипы, которые являются результатом социализации индивида, определяют способы восприятия социально-экономической реальности, социальных и индивидуальных действий¹⁰⁴. Специфика организации повседневной жизни отражена в совокупности архетипов, характерных для каждой социально-экономической системы и воспроизводимых из поколения в поколение. Таким образом, хабитус приобретает универсальный (transposable) характер не только в социальном пространстве, но и в социальном времени.

Основное преимущество концепции хабитуса - его универсальный характер - является в то же самое время и его недостатком, который делает невозможным применение данной концепции для нашего исследования. Универсальность концепции ослабляет зависимость хабитуса от социального контекста, контекста повседневной жизни. Например, хабитус дедовщины должен был бы иметь тенденцию к воспроизводству в любом обществе, если бы только его молодые представители получали опыт жизни в тотальном институте, сходный с тем, который дает советская или российская армия. Шуточный аналог дедовщины, бизутаж (bizutage), никогда не занимал такого же важного места в западных обществах. Более того, будучи продуктом индивидуального опыта, хабитус может оказывать влияние на организацию повседневной жизни лишь при условии, что число его носителей достаточно велико. В отличие от воинской службы, обязательной для абсолютного большинства молодых людей в советскую эпоху, опыт тюремного заключения имело и имеет лишь незначительное число людей (мы уже упомянули несколько цифр в этой связи во введении, более подробно статистика численности осужденных будет обсуждена в разделе 2.1.3). Однако незначительность численности бывших и настоящих заключенных отнюдь не уменьшает влияние тюремной субкультуры и не отменяет факт конгруэнтности нормативной структуры тюремного мира и советской повседневности. Поэтому следует продолжить поиск теоретическою подхода для объяснения сродства двух рассматриваемых нормативных структур. Такой подход должен отвечать следующим требованиям: его универсальный (transposable) характер проявляется лишь в конгруэнтных контекстах; его устойчивый характер зависит от степени конгруэнтности контекстов; подход должен иметь когнитивное и психологическое обоснования.

Поиск теории, адекватной задаче исследования процесса перенесения нормативных рамок из одного социального контекста в другой, приводит нас к теории установки, основы которой были заложены советским психологом Дмитрием Узнадзе (1886-1950) и его последователями из тбилисского Института психологии С помощью термина «установка» они предлагают описывать процессы, происходящие в сфере внесознательного (extraconscious). В отличие от фрейдистской концепции бессознательного сфера внесознательного образуется как результат осознанных действий и служит своеобразным резервуаром для информации, не заслуживающей пристального и постоянного внимания. Если использовать аналогию из мира компьютеров, то внесознательному соответствовала бы «скрытая» память (cash memory), используемая процессором в процессе обработки больших массивов данных аналогичным образом. Примером действий, происходящих в результате внесознательных процессов, являются рутины, традиции, привычные поступки. Тенденция отражает «его [индивида] основную, изначальную реакцию на воздействие ситуации, в которой ему приходится ставить и разрешать за- дачи»¹⁰⁵. Повторение исходной ситуации фиксирует установку и распространяет ее на другие контексты деятельности. Установка касается как восприятия материального мира (размеров, веса, цвета различных предметов), так и организации социальных взаимодействий (рутины'"⁶, ментальные модели и т.д.). Многочисленные эксперименты доказали не только наличие установок в различных сферах повседневной деятельности, но и их интермодальный характер, т.е. сходство параметров установок одного и того же индивида в разных сферах деятельности. Например, сенсорное восприятие веса предметов и чтение текстов могут регулироваться у человека установками, близкими по своим параметрам¹⁰⁷. Глубококонтекстуальный характер отличает, однако, установку от следов в памяти человека и, следовательно, от хабитуса. «Установка сохраняет в себе возможность снова актуализироваться, лишь только вступают в силу подходящие для этого условия»¹⁰⁸. Если контекст деятельности, конгруэнтный с условиями формирования установки, отсутствует, то установка приобретает латентный характер и постепенно теряет возможность актуализироваться вновь.

Отметим еще одно преимущество концепции установки: она вполне вписывается в рамки дискуссии о природе норм, ограничивающей или, наоборот, освобождающей. Установка в качестве элемента организации повседневной жизни индивида помогает ему лучше использовать свои когнитивные ресурсы. Установка замещает внимание в тех ситуациях, которые не требуют пристального и непрерывного контроля. Например, действия в течение первых минут после утреннего пробуждения практически полностью регулируются установками. Следовательно, внимание может быть рассмотрено как «акт, обращающий включенный в цепь деятельности человека предмет или явления в специальный, самостоятельный объект наблюдения»¹⁰⁹. Иными словами, установка обеспечивает индивида, имеющего ограниченные когнитивные ресурсы, дополнительной степенью свободы (ср. концепция ограниченной, неполной рациональности Герберта Саймона ¹¹⁰). Вместо того, чтобы распылять внимание на многие вещи и процессы, человек концентрирует его на тех, что наиболее важны для реализации своих интересов. Приведем итоги сравнения хабитуса и установки в табл. 1.

Таблица 1

Характеристики хабитуса	Характеристики установки
Практически неограниченное действие во времени	Действие во времени ограничено
Абсолютно универсальный характер	Универсальный характер лишь в конгруэнтных контекстах
Воспроизводимость, близкая к совершенной	Ограниченная способность к актуализации
	Четко определенный характер ситуации, в которой происходит актуализация
	Интермодальный характер (сходство параметров для различных видов деятельности)

Резюмируя, можно сказать, что модель властных отношении в тюрьме и в обществе советского типа формирует конгруэнтные контексты, в которых распространены схожие, родственные установки. Следовательно, нет необходимости для объяснения распространенности тюремной субкультуры в обществах советского типа ссылаться на хабитусы, которые формирует тюремный мир. Нормативную структуру, сходную с тюремной субкультурой, производит особый тин властных отношений. Как отмстил Дж. Скиаво, говоря о контексте возникновения мафии, «в аналогичных условиях [речь идет об особенностях государства в Сицилии], кто угодно действовал бы так же, как сицилийцы»¹¹¹.

1.2.4. Влияние институциональной среды на характеристики субъекта

Концепция установки помогает установить связь между особенностями организации повседневной жизни и характеристиками субъекта¹¹² О каком бы акторе ни шла речь, индивидуальном или коллективном, каким бы ни был характер его сознания, позитивным или негативным, становление субъекта и его действия производны от институционального контекста. Впрочем, наша четвертая гипотеза отнюдь не предполагает детерминистский взгляд, согласно которому субъект не способен выйти за те рамки, которые установлены различными нормами. Полностью детерминистское видение не учитывает двойственную природу норм, ограничивающую и освобождающую одновременно. Субъект изменяет и создает нормы, но только используя те элементы, которые для него доступны в данном институциональном контексте. и опираясь на уже существующие тенденции (Н.4). Попытаемся интерпретировать на основе этой гипотезы таксономию типов субъекта, разработанную социологией действия. В данной классификации значимы два критерия: характер актора (индивидуальный или коллективный) и характер его сознания (позитивное, т.е. несущее позитивный проект организации повседневной жизни, или негативное, ориентированное на критику существующих правил игры) (табл. 2).

Таблица 2

Тип сознания	Индивидуапьный	Коллективный
Позитивное	Способность выйти за пределы социально навязанных ролей	Социальное движение (рабочее, экологическое, потребительское и т.д.)
Негативное	Отказ играть ту или иную социально навязанную роль	Социальное антидвижение

История рабочего движения дает наглядный пример эволюционной взаимосвязи различных типов субъекта. Ален Турэн и его соавторы следующим образом представляют последовательность смены форм в эволюции субъекта (рис. 6)¹¹³.

Эта схема подчеркивает тот факт, что переход от одной формы существования субъекта к другой происходит в зависимости от контекста: организационного, институционального или политического (на уровне власти). Более того, гибкость политической системы и готовность предпринимателей к переговорам облегчают переход от негативного типа сознания к позитивному. «Рабочее движение не является по своей природе ни революционным, ни готовым к компромиссам: тот или иной характер оно приобретает в зависимости от структуры политической системы»¹¹⁴.

Рис. 6

Становление первого в обществах советского типа социального движения - польской Солидарности иллюстрирует несколько иной тип эволюции: «снизу вверх» - начинающимся на уровне власти и завершающимся на организационном уровне. Впрочем, объяснение этой особенности тоже следует искать в специфике институциональной среды, а не социальной организации субъекта «Любое изменение в обществе, близком к тоталитарной модели, может инициироваться лишь самой властью» ¹¹⁵. Другая особенность институциональной среды в Польше - высокий уровень доверия католической церкви - также способствовала ускорению формирования позитивного сознания. Установки на сопротивление навязанной силой власти, сформированные католической церковью, оказались актуализированными в рамках движения протеста, носящего далеко не религиозный характер. «Церковь [в Польше] выступает в роли силы сопротивления абсолютной власти... Таким образом, она играет исключительно демократическую роль»¹¹⁶.

Стремление придать контекстуальный характер анализу субъекта позволяет по-иному взглянуть на процессы, происходящие в тюрьме. В центре нашего анализа - превращение заключенного в индивидуального субъекта, стремящегося контролировать нормативные рамки своей повседневной жизни. Впрочем, в любой институциональной среде индивидуальные попытки установить контроль над организацией повседневной жизни являются недостаточными и обреченными на относительный неуспех. «Индивидуальный субъект никогда не побеждает», за исключением случая гениев, который только подтверждает общее правил ¹¹⁷. Последний случай очень редок даже в обычной жизни, не говоря уже о тюрьме. Можно вспомнить лишь несколько случаев успешного индивидуального сопротивления тотальным институтам. Таких, как, например, опыт лагерной жизни двух выдающихся писателей, автора «Архипелага Гулаг» Александра Солженицына и автора «Колымских рассказов» Варлама Шаламова. Переход к высшим уровням действий, институциональному и политическому, практически невозможен в тюрьме ввиду жестоких репрессий из-за любых попыток коллективного протеста заключенных. Следовательно, институциональный контекст тюрьмы делает невозможным любое открытое проявление коллективного субъекта. Тем не менее тюремная субкультура как совокупность норм и ценностей, значимых для всех заключенных, позволяет предположить существование коллективного субъекта в латентной форме. Как было отмечено Аленом Ту- рэном в ходе критики ленинского тезиса о желательности перехода от «класса в себе» к «классу для себя» в истории рабочего движения, «класс в себе просто не существует, так как невозможно себе представить класс без классового сознания»¹¹⁸. Так, в тюрьме многие признаки говорят о существовании коллективного сознания, не принимающего явных форм, что затрудняет переход от негативного сознания к позитивному. Тезис о негативном характере «тюремного» сознания подтверждается особенностями структуры подавляющего большинства норм тюремной субкультуры, - этот вопрос подробнее изложен в разделе 2.2.6 «Дуализм понятий». «Не делай того-то и того-то», «не поступай так-то и так-то», - так формулируются нормы тюремной жизни. Тюремная субкультура практически не включает в себя разрешительные нормы и нормы,                                                            действия. Однако, даже если тюремная субкультура не несет в себе позитивного проекта социального устройства, ее критика рассогласованной и навязанной силой власти чрезвычайно интересна. Элементы сопротивления абсолютной власти появляются в тюремной субкультуре уже в 30-е годы, т.е. значительно раньше, чем первые открытые протесты в социалистических странах¹¹⁹. Этот опыт сопротивления власти тем более важен, что не только в советский, но и в постсоветский период другие коллективные субъекты в России просто отсутствовали.

1.2.5. Конгруэнтность формальных и неформальных норм как условие стабильного социально-экономического развития

Differentia specifica системы советского типа предполагает конгруэнтность «конституций» повседневной жизни в тюрьме и в окружающем ее обществе, тогда как обе эти «конституции» не совпадают с нормами, навязываемыми официальной властью, а зачастую и противоречат им. Следовательно, действующие в такой ситуации люди сталкиваются, выражаясь словами Жана-Даниэля Рейно, с «конфликтом регулирования». «Участники взаимодействия могут договориться либо признавая за каждым [механизмом регулирования] значительную автономию, либо совместными усилиями вырабатывая механизмы согласования, либо четко разделяя сферы действия каждого из механизмов»¹²⁰. Рассмотрим подробнее каждый из этих трех вариантов. Совместное участие заинтересованных лиц в выработке компромисса между формальными и неформальными рамками деятельности является наиболее благоприятным вариантом выхода из ситуации конфликта регулирования. В конечном счете речь идет о восстановлении элементов демократического участия управляемых в процессе управления. Вторая альтернатива - разделение сфер действия механизмов регулирования - предполагает обеспечение для каждого из них своего рода «территориальной монополии». Например, «[в Палермо] есть кварталы, в которых не видели полицейской машины на протяжении десяти, а то и более лет»¹²¹, хотя при этом уровень преступности в этих районах не выше, чем в других. Последняя альтернатива - придание относительного характера каждому механизму - значима для общества, которое Ричард Роуз и его единомышленники называют «обществом песочных часов» (hourglass society). Официальная власть и население такого общества заключают своего рода соглашение о взаимной независимости и автономии. «Индивидов и государство соединяет лишь узкая перемычка. Обычные люди не чувствуют себя способными воздействовать на правительство, но и правительство, в свою очередь, обладает очень ограниченными возможностями повлиять на действия людей»¹²².

Конфликт регулирования имеет многочисленные последствия, остановимся лишь на тех из них, которые носят социальный или экономический характер. В социальном плане конфликт регулирования принимает форму конфликта ролей, формальных и неформальных, исполнение которых ожидается от индивида. Это приводит к ситуации, «когда одна из воспринятых социальных ролей и обязательства, вытекающие из этой роли, вступают в противоречие с правилами поведения, связанными с выполняемой тем же лицом социальной ролью иного характера»¹²³. В подобных условиях человек раздваивается, так как вынужден играть взаимоисключающие роли в одно и то же время. Дабы сохранить целостность своей индивидуальности, человек выбирает одну-единственную роль, официальную неофициальную, для исполнения которой он и прикладывает основные усилия. Чаще всего такой ролью становится та, которая соответствует спонтанно вырабатываемым и добровольно применяемым нормам, т.е. неофициальная роль. Чем более острый характер приобретает конфликт регулирования, тем более расцветает на уровне повседневности неформальная жизнь. «Неформальная жизнь рождается там, где право навязывает людям такие правила, которые неприемлемы с социальной точки зрения»¹²⁴.

Если посмотреть на конфликт регулирования через призму экономической науки, то он приводит к росту трансакционных издержек (transaction costs, couts de transactions), возникающих в ходе взаимодействий. В частности, речь идет о высоких издержках ведения переговоров и издержках мониторинга и контроля над выполнением контрагентами своих обязательств. Отсутствие общепризнанных нормативных рамок затрудняет ведение переговоров и достижение договоренностей, ведь стороны сделки не признают правил игры, обязательных для всех. Например, одна из сторон контракта может ориентироваться на требования закона, тогда как другая - на нормы, относящиеся к неформальной конституции. Что касается издержек контроля, то конфликт регулирования создает предпосылки для оппортунистического поведения: то, что приемлемо с точки зрения «неформальной» конституции, может расцениваться с точки зрения закона как «преследования эгоистических интересов в ущерб интересам коллективным (будь то интересы предприятия или государства)». Например, приемлемое на обыденном уровне использование служащими компании офисного оборудования (ксероксов, факсов и т.д.) в личных целях обычно очень нежелательно с «официальной» точки зрения. Короче говоря, «когда формальные правила противоречат неформальным, их взаимоисключающие требования приводят к увеличению издержек поддержания и исполнения институциональных требований, к сокращению размаха экономической деятельности в целом»¹²⁵.

Рассогласование формальных и неформальных норм в советском обществе

Следует заметить, что рассогласование формальных и неформальных норм в советском обществе представляет лишь один из многих вариантов неконгруэнтности норм. Более того, отсутствие конгруэнтности может свидетельствовать не только о навязанном и рассогласованном характере власти, но и о неудачных попытках радикального изменения формальных институтов, вызванных, например, слишком медленными темпами модернизации, происходящей по эволюционному пути. Без гарантированного соответствия между неформальными нормами, распространенными в обществе, и новыми формальными институтами, привносимыми в него извне, результаты радикальных изменений могут оказаться прямо противоположными ожидаемым, какими бы «прогрессивными», «современными» и «эффективными» ни были насаждаемые революционным образом нормы. В лучшем случае получается так, как гласит ставшее крылатым выражение Виктора Черномырдина: «хотели как лучше, а получилось как всегда». Перед тем как обратиться к рассмотрению нескольких попыток радикальных изменений, сформулируем последнюю, пятую гипотезу:

(Н.5).

Своего рода естественный эксперимент по тестированию данной гипотезы происходил в 30-е годы XX в., когда американские законодатели попытались коренным образом изменить легальные рамки жизни индейцев, приняв Акт о реорганизации индейских резерваций (Indian Reorganisation Act). Согласно этому законодательному акту для всех индейских резерваций высшим законом должна была стать американская конституция, служащая образцом демократичного и прогрессивного Основного закона и выгодно отличающаяся от господствовавших в резервациях ранее племенных обычаев и традиций. Несмотря на большие надежды на ускорение социально-экономического развития племен в результате их перехода под юрисдикцию американской конституции, результаты реформы оказались весьма противоречивыми. Несколько племен, традиции и обычаи которых оказались конгруэнтными с американской конституцией, переживали период ускоренной модернизации. Наоборот, племена с обычным правом, противоречившим логике конституции, вошли в результате реформы в период глубокого кризиса и стагнации. Выводы, которые предлагают исследователи данного случая институциональных изменений, очень близки к сформулированной выше гипотезе: «Необходимым условием устойчивого экономического роста является конгруэнтность неформальных норм и принципов государственного устройства»¹²⁶. Начиная со времен средневековья, история богата примерами усилий, как успешных, так и нет, направленных на ускорение развития через «институциональный импорт». «Во многих регионах [средневековой Европы] римское право, не будучи обычным и традиционным, наталкивалось на активное неприятие и сопротивление»¹²⁷. Адаптация Кодекса Наполеона в начале XIX в. в качестве основы гражданских кодексов Бельгии, Нидерландов, Италии, Испании, Португалии, Египта, Квебека (провинция Канады) и Луизианы (штат США) не прошла безболезненно ввиду явных или неявных противоречий между формальными нормами и «конституцией» повседневной жизни. Иногда имплантация новых юридических норм может вообще парализовать правовую систему. «До тех пор, пока Верховный Суд (Federal Court) в Пуэрто-Рико будет продолжать опираться в своих решениях на принципы Общего [или англосаксонского] права (Common Law), система юстиции останется чужеродной»¹²⁸ в глазах населения этой страны.

Стратегия институционального импорта

может касаться не только правовых норм, но и моделей экономического поведения, организационных и политических структур. Какой бы ни была природа импортируемых институтов, конгруэнтный характер формальных и неформальных норм остается основным условием их успешной адаптации и функционирования в новых условиях. Например, способы коммерциализации продуктов, воспроизведенные один к одному по моделям, описанным в стандартных западных учебниках по маркетингу, на рынках развивающихся стран часто проигрывают в эффективности традиционным методам продаж, какими бы «устаревшими» и несложными последние ни были. «Успех мелких лавочников и коммерсантов в странах Латинской Америки во многом объясняется тем, что они не «заражены» склонностью действовать на рынке по моделям, импортированным из развитых стран... Впрочем, эти «неформалы» значительно ближе к философии маркетинга, чем их конкуренты из формального, легального сектора»¹²⁹. Если импортирование коммерческой стратегии в худшем случае приводит к банкротству использовавших ее фирм, то неуспешный импорт политических институтов приводит к значительно более серьезным последствиям. Французский политолог Бертран Бади показал, что универсализация государственного устройства, основанного на территориальной целостности и характерного для западной модели международного права, привела к обострению многочисленных -локальных и региональных конфликтов, особенно там, где «традиционный взгляд на территорию существенным образом отличается от принятого в западных культурах»¹³⁰, - в Африке, на Ближнем Востоке. Например, государство в этих регионах строится не по территориальному принципу, а на основе «единства в вере» (мусульманское право) или семейно-родственного единства (обычаи африканских кочевников).

Аналогичным образом элементы институционального импорта и экспорта легко найти в российской истории, начиная с периода насильственного крещения Руси в IX в. и запрещения язычества. Реформы Петра Первого (конец XVII - начало XVIII в.) представляют собой случай наиболее последовательного и осознанного институционального импорта. Их результат по-своему знаменателен: движение контрреформ началось практически сразу же после смерти Петра. После контрреформ «из его [Петра] нововведений осталось только то, что могло ужиться с прежним укладом»¹³¹. Конфликт между западниками и славянофилами, особенно острый в XIX в., был не в последнюю очередь вызван дискуссией о возможности применения западных теорий для анализа российских проблем. Существует гипотеза, согласно которой материализм и марксизм, в отличие от других направлений западной мысли, прижились в России благодаря конгруэнтности их структуры и структуры национального сознания россиян¹³². Наоборот, реформа сельского хозяйства 80-х годов XIX в. (реформы Н. Бун- ге) была обречена на неуспех: западная модель сельского хозяйства, на воспроизведение которой ориентировались реформаторы, оказалась несовместимой с традиционным порядком российского села. «Крестьяне отбросили «официальную» Россию, они хотели, чтобы их оставили в покое. Их традиционная культура строилась на принципах независимости и автономии»¹³³. Другая почти комичная ситуация, тоже связанная с реформами сельского хозяйства, возникла в 60-е годы XX в. Ключевым пунктом в аграрной программе Никиты Хрущева, тогда Первого секретаря КПСС, являлось воспроизведение в Советском Союзе американской организации сельского хозяйства. В конечном счете все реформы свелись к насильственному выращиванию кукурузы, в то время как «совершенно игнорировалась организационная сторона, вся система ценностей, которая лежала в основе движущих сил развития сельского хозяйства США»¹³⁴.

Впрочем, история советского периода дает значительно больше примеров институционального экспорта, а не импорта. Будучи одной из двух мировых сверхдержав, советская империя получила возможность навязывать свою институциональную модель другим странам. «Не существует априорно зафиксированных границ распространения локальных норм. Эти границы фиксируются в процессе пересечения сфер влияния [различных моделей регулирования]»¹³⁵. Период после второй мировой войны характеризовался особенно ярко выраженной экспансией советской модели. Страны Центральной и Восточной Европы воспроизводили у себя по советским образцам многие политические, экономические и социальные институты, что, собственно, и позволяет говорить о системе советского типа. «Советский пример сыграл важную роль в материализации элементов классического социализма (официальная идеология, институты, поведенческие нормы}»¹³⁶. Тем не менее этот случай институционального импорта трудно назвать успешным, С одной стороны, так называемые социалистические страны характеризовались раздвоением социальной жизни на официальную и неофициальную, которое мы уже отметили в Советском Союзе. Как показывают многочисленные исследования, организация повседневной жизни в социалистических странах была аналогичной. «Обшая конфигурация ответов позволяет говорить о повсеместном влиянии советской модели на пространстве от Черного до Балтийскою морей»¹³⁷. С другой стороны, советские институты всегда воспринимались как чужие, навязанные силой или особым стечением обстоятельств. В этом смысле показательны ответы жителей трех социалистических стран на вопрос о том, институциональная модель какой страны желательна для воспроизведения в их собственной (опрос был проведен в конце 80-х годов) (табл. 3)¹³⁸.

Таблица 3

Модель какой страны	Чехословакия	Венгрия	Польша
желательна ?
ФРГ	31	38	37
Швеция	32	34	21
США	14	10	30
Италия	9	9	0
Франция	5	2	7
СССР	0	1	0

Среди множества примеров институционального импорта лишь немногие можно назвать успешными. Среди них - опыт рыночных реформ 1980-90-х годов в Китае. Успех этих реформ позволил говорить некоторым западным исследователям о парадоксе построения рынка в стране, лишенной глубокоукорененных рыночных традиций и обладающей значительно отличающейся от западной культурой. Однако парадокс исчезнет, если увидеть за кажущимися различиями конгруэнтность господствующих в Китае неформальных норм и рыночных принципов. «Китайские традиции совместимы с построением цивилизованного (full-fledged) рынка в китайской экономике»¹³⁹, В частности, речь идет о соответствии {fit), существующем между общепринятыми методами организации работы и теми формальными принципами, которые диктуются современной технологией. ,

Китайский опыт перехода к рынку помогает уточнить гипотезу о когнитивных предпосылках конгруэнтности институтов. Кажущееся подобие норм не является ни необходимым, ни достаточным условием конгруэнтности институциональных контекстов. Значима лишь возможность построения цепи аналогий между формальными и неформальными нормами. Такой аргумент напоминает тезис Клода Леви- Стросса об использовании в мышлении всей совокупности разнородных «подручных материалов» (hricologe). Если импортируемые нормы рождают в массовом и индивидуальном сознании уместные аналогии с уже существующими в них ментальными конструкциями, то можно говорить о конгруэнтности формальных и неформальных норм. Здесь уместно упоминание процедуры «обоснования аналогией», которая лежит в основе легитимации социальных институтов¹⁴⁰. В терминах Гештальт-психологии конструирование цепочек аналогий между совершенно непохожими с первого взгляда феноменами происходи ! согласно закону взаимосвязи (good continuation). «Мы не можем воспринимать мелодию, если каждый ее тон осознается (come to consciousness) как совершенно новый и независимый от остальных элемент»¹⁴¹.

Успешные случаи институционального импорта являются скорее исключением, чем правилом. Уместные аналогии возникают не в любом контексте и не в любой момент. Тогда как нам объяснить постоянные попытки импортировать институты? Оставляя в стороне силовой вариант навязывания иностранной модели, остановимся на случаях добровольного воспроизведения институциональных моделей других стран и культур. В частности, рассмотрим основных действующих лиц этого процесса. Со стороны предложения желание экспортировать институты, несмотря па отсутствие прав собственности на институциональные модели¹⁴², объясняется стремлением страны-экспортера расширить сферу своего влияния и придать национальным органам власти глобальный масштаб. Более того, экспорт институциональных моделей помогает снизить трансакциоиные издержки во внешней торговле и, следовательно, увеличить объем продаваемых за границей товаров и услуг. Что касается стороны спроса, то институциональный импорт тоже позволяет некоторым акторам реализовать своп интересы. К ним, например, относятся «представители новой политической элиты, устойчивость позиций которых напрямую зависит от продолжения или даже ускорения процесса импортирования», а также ряда интеллектуалов, для которых «обращение к западной мысли становится средством борьбы с традиционализмом и с традиционной властью» ¹⁴³ Кроме того, стратегия институционального импортирования снимает всякую ответственность с тех, кто призван разрабатывать и изменять законы, ведь они ориентируются на «хорошо известные и проверенные в международном масштабе» образцы. Обращение к зарубежным моделям позволяет скрыть действительные интересы реформаторов, так как в этой ситуации им не нужно как-либо обосновывать свою политику¹⁴⁴. Им достаточно призвать население отказаться от «изобретения велосипеда». Иными словами, институциональный импорт помогает представителям власти сохранить свои права в рамках модели принципала и агента, полностью избавившись в то же самое время от своих обязанностей. Итак, какими бы убедительными ни казались аргументы в пользу институционального импорта, эта стратегия способствует сохранению и воспроизведению модели принципала и агента и, следовательно, не создает никаких гарантий против рассогласования формальных и неформальных норм.

1.3. Источники информации

Изучение норм повседневного поведения, особенно неформальных, требует от исследователя использования совершенных методов сбора и обработки информации. Неформальные нормы иногда просто не имеют дискурсивной формулировки, что существенно снижает эффективность использования анкетных опросов, углубленных интервью и даже социологической интервенции. «Практическое сознание состоит из множества элементов, «инструкция по использованию» которых в повседневной жизни известна людям, но никогда не принимает дискурсивной формы»¹⁴⁵. Включенное наблюдение позволяет исследователю получить информацию о тех нормах «конституции» повседневной жизни, которые не формулируются эксплицитным образом. Изначально разработанный антропологами метод включенного наблюдения состоит из следующих элементов: длительное присутствие исследователя в изучаемом месте или в изучаемой социальной группе: выполнение исследователем функциональной роли, признанной полезной в изучаемой среде: знакомство с рутинными и банальными ситуациями: доступ к внутренней документации: знание сленга и внутренних языковых кодов. Как свидетельствует исследователь, применивший метод включенного наблюдения к анализу жизни госпиталя, Жан Пенефф, «я пытался узнать не то, что люди говорят о своих действиях, а

                                                                           146

то, что они в действительности делают»¹⁴⁶.

К сожалению, мы были лишены возможности осуществить включенное наблюдение в одном из пенитенциарных учреждений. Будучи одними из первых социологов, независимых от ГУИН, но допущенных к исследованию среды осужденных, мы тем не менее не смогли получить разрешение выполнить одну из функциональных ролей. В российских тюрьмах пока еще нет социальных работников, исполнение роли которых позволяет стороннему наблюдателю быть одновременно и «здесь», вне тюремных стен, и «там». Все работающие в тюрьме люди являются аттестованными сотрудниками исправительной системы, в том числе и психологи, первые из которых появились в тюрьмах сравнительно недавно, в начале 90-х годов (сейчас в большинстве учреждений работает 1-2 психолога). Процедура аттестации достаточно сложна и длительна сама по себе, помимо этого она предполагает обязательство работать в системе в течение достаточно длительного времени. По этой причине наша работа в исправительных учреждениях была разделена на несколько командировок длительностью от нескольких дней до одного месяца в 43 учреждениях, в период с осени 1996 г. до лета 2001 г. География наших поездок включала 10 областей (Архангельская, Владимирская, Ивановская, Московская, Мурманская, Костромская, Пермская, Тульская, Свердловская и Ярославская), что позволяет говорить о достаточной репрезентативности полученных результатов. Кроме того, мы посетили исправительные учреждения пяти типов: тюрьму, колонии общего режима, колонии строгого режима, колонии особого режима и воспитательные колонии¹⁴⁷. В первые месяцы нашего исследования мы сопровождали в инспекционных поездках высокопоставленного чиновника ГУИН, тогда как впоследствии мы получили возможность автономной работы в самостоятельно избранных учреждениях.

Особенности организации исследования объясняют факт активного использования лишь трех основных методов сбора и обработки информации:

углубленные структурированные интервью с элементами неструктурированных интервью, включенного наблюдения и социологической интервенции: анкетный опрос:

работа с официальными документами и вторичными источниками.

Нами было проведено 41 интервью, программа которых и список собеседников приводятся в приложении 1. Общее число интервью превышает 50, но ввиду некоторых технических проблем с записью и отказа отдельных собеседников разрешить магнитофонную запись беседы с ними мы отобрали лишь 41. Мы не всегда строго придерживались программы интервью, особенно в тех случаях, когда в ходе дискуссии возникали принципиально новые аспекты. «Гибкие интервью обеспечивают большую достоверность результатов тогда, когда для их организаторов неочевидна связь между вопросами и контекстом действий»¹⁴⁸. Неструктурированные и гибкие интервью были особенно важны на первом этапе исследования. Другой важный аспект организации интервью предполагает их связывать с самоанализом собеседников. Самоанализ акторов, согласно Алену Турэну, является ключевым элементом социологической интервенции¹⁴⁹. Например, в переписке с собеседником № За, состоявшей в общей сложности из десятка писем, мы обсуждали тексты расшифрованных интервью, сделанных как с ним самим, так и с другими собеседниками. Этому же собеседнику было предложено описать и проанализировать свой обычный день. Мы также попросили собеседников № 35а и № 35Ь подумать над результатами анкетного опроса заключенных после того, как им были изложены некоторые гипотезы исследования. В конечном счете интервью помогли наполнить реальным содержанием те идеальные типы, которые мы создали в аналитических целях. Мы сопоставили наши идеальные типы с теми типологиями, которые используют сами действующие лица в повседневной жизни. Иными словами, мы постарались использовать «различные варианты вербальной классификации, на основе которых строится мировоззрение индивидов»¹⁵⁰, и реализовать таким образом исследовательскую программу Альфреда Щюца, согласно которой необходимо создавать объясняющие модели с помощью элементов, уже существующих в повседневной жизни.

Качество информации, собранной в ходе интервью

, всегда зависит от того доверия, которое устанавливается или нет между исследователем и его собеседником. Мы всегда стремились не задавать прямых вопросов, тем более что такие вопросы могли быть расценены заключенными как провокационные. Представляясь исследователем, лицом, не связанным с пенитенциарной системой, мы могли рассчитывать на более высокое, чем в иных случаях, доверие. Например, даже пенитенциарных психологов заключенные подозревают в излишней близости к администрации, особенно учитывая, что психологи носят ту же форму, что и остальные сотрудники. Нужно ли говорить, что это снижает доверие к тем, кто по роду своей работы должен создать условия, чтобы обращающиеся к ним люди могли спокойно выговориться? «Ну, психолог, наверное, не должен носить форму, можно начать с этого...»¹⁵¹. С другой стороны, потребность выговориться, быть выслушанным без обвинений особенно остра именно у заключенных. «Я здесь ни с кем не могу поговорить откровенно... Так хочется человеческого общения, желания тебя понять»¹⁵². Психологи же в большинстве случаев неспособны удовлетворить эту потребность как по причине недостаточного к ним доверия, так и вследствие значительного объема их обязанностей, не имеющих зачастую ничего общего с

психологией (от заполнения множества документов до ремонта помещений). В этих условиях социологическое интервью «часто принимает личностное, интимное измерение, сближающее его с психоаналитическим сеансом»

Информация, полученная в ходе интервью, дополнялась результатами анкетного опроса, проведенного в тех же самых исправительных учреждениях, но на более широкой выборке (список вопросов анкеты и параметры выборки приведены в приложениях 3 и 4). Более 1500 экземпляров анкеты было роздано, 1310 заполнено и обработано. Большинство неформальных категорий осужденных, которые мы подробно рассмотрим в разделе 2.2.4 «Неформальные категории», представлены в нашей выборке. Как и в случае с интервью, бланки анкеты раздавались лично автором при гарантии полной анонимности в обработке результатов. Впрочем, на качество статистических данных негативным образом повлиял другой фактор. Статистическое изучение «маленького» общества неизбежно сталкивается с проблемой несовпадения средних величин и нормальных, производных от тех или иных норм. Средние значения получаются в результате смешивания локальных норм, действие которых ограничено тем или иным сегментом социальной структуры тюремного мира (учреждение, отряд, категория заключенных). Следовательно, средний ответ не обязательно совпадает с нормой, действующей в рамках всего тюремного сообщества. В этих условиях статистический анализ должен включать выявление кластеров и отдельный расчет средних величин для каждого сегмента социальной структуры. Впрочем, необходимо заметить, что аналогичная проблема значима и для исследований постсоветского общества в целом, а это косвенным образом подтверждает нашу вторую гипотезу. «До сих пор нет однозначного решения вопроса, какой процент согласившихся с высказыванием можно условно принять за норму»¹⁵⁴.

Серьезные проблемы, возникшие на этапе организации исследования во французских пенитенциарных учреждениях, не позволили реализовать сравнимый по масштабам анализ тюремного мира в западных странах. Тем не менее проведенные нами три командировки длительностью по 5-7 дней каждая в тюрьму г. Энсишайн (Эльзас), тюремный центр г. Мелун (Иль-де-Франс) и тюремный центр г. Кан (Кальвадос) делают возможными некоторые сравнения. 59 французским заключенным (14 - в тюрьме и 45 - в тюремных центрах) было предложено ответить на те же самые вопросы, которые задавались российским заключенным. Географическое распределение наших собеседников (запад, центр и восток Франции), равно как и характер совершенных ими преступлений (было опрошено 10% осужденных за основные типы преступлений), делают результаты нашего опроса достаточно репрезентативными. В отличие от российских тюрем, где анкеты самостоятельно заполнялись заключенными, во Франции выбранные собеседниками ответы отмечались интервьюером в ходе личной беседы. Это позволило уточнить многие аспекты, а также лучше адаптировать вопросы к особенностям ситуации во французских тюрьмах. В целом заполнение анкеты интервьюером увеличивает точность и достоверность полученных результатов.

В январе 2001 г. исследование по той же программе, что в России и во Франции, было проведено нами в Республике Казахстан (что стало возможным благодаря приглашению со стороны руководства Уголов- но-исполнительного комитета МВД РК). Выборка анкетного опроса составила 396 заключенных из 12 исполнительных учреждений (одна колония особого режима, одна колония общего режима, семь колоний строгого режима, три следственных изолятора), находящихся в Вос- точно-Казахстанской и Акмолинской областях РК. Полученные результаты позволяют не только дополнить картину постсоветского тюремного мира, но и увидеть элементы советской системы исполнения наказаний. В отличие от России, где история пенитенциарной реформы насчитывает уже более десятка лет, Казахстан делает только первые шаги в этом направлении. Таким образом, мы имели возможность увидеть систему в основном такой, какой она была до начала 90-х годов. Впрочем, решимость, с которой в Казахстане принялись за реформирование системы исполнения наказаний, позволяет надеяться на достижение ощутимых результатов уже в ближайшем будущем. По крайней мере, по некоторым оценкам, начатые реформы носят по многим параметрам более радикальный характер, чем в России.

Для проверки гипотез о конгруэнтности «конституций» тюремного сообщества и общества советского типа

мы предприняли серию исследований повседневной жизни россиян. Группа исследователей в составе Евгении Гвоздевой (Институт социологии РАН), Сергея Патрушева, Александра Хлопина (оба из Института сравнительной политологии РАН) и автора провела три анкетных опроса: в 1996 г. (пилотный опрос), в марте 1998 г. и в июне 1999 г. (т.е. после кризиса августа 1998 г.¹⁵⁵). Выборка состояла из, соответственно, 400 человек в трех регионах¹⁵⁶, 850 человек в 6 регионах¹⁵⁷ и 1351 человек в 12 регионах¹⁵⁸. Параметры двух последних опросов (приведены в приложении), за исключением уровня образования¹⁵⁹, позволяют говорить о репрезентативности наших результатов. Кроме того, в период с ноября 1998 по июль 1999 г. была проведена серия интервью с российскими предпринимателями, а также их анкетный опрос¹⁶⁰. Выборка анкетного опроса состояла из 174 предпринимателей, представляющих семь регионов (Алтайский край. Брянская область, Москва и Московская область. Новосибирская область, Санкт-Петербург и Ленинградская область. Приморский край. Тверская область). Все ответившие на вопросы анкеты являются руководителями предприятий, причем 22% из них руководят крупными предприятиями, а 57% - средними. Что касается интервью, то их было проведено 31, в том числе 9 - с руководителями банковского сектора.

Наконец, для работы над книгой были использованы официальные документы Министерства внутренних дел РФ и Министерства юстиции РФ, а также специальные исследования и художественные произведения о тюремной жизни. Главным образом мы использовали в качестве источника информации произведения Варлама Шаламова, проведшего более 20 лет в лагерях на реке Колыма.

1.4. Пределы исследования

Существует несколько причин, которые исключают абсолютную объективность исследования, подобного нашему. Причем ограниченный характер нашего исследования объясняется как объективными, так и субъективными причинами. Что касается объективных ограничений, то, во-первых, отметим, что ситуация в следственных изоляторах (СИЗО) осталась за пределами настоящего анализа: нам удалось посетить лишь два учреждения подобного типа в России и три - в Казахстане (где, к слову, обстановка в СИЗО относительно благоприятна, а проблемы перенаселенности камер практически нет). Социальная обстановка и «правила игры» в местах предварительного заключения изучались в основном по косвенным источникам: мы задавали нашим собеседникам вопросы об их опыте нахождения в СИЗО. Данный пробел в анализе тем более существен, что картины перенаселенных камер, насилия, болезней, распространяемые многими СМИ, соответствуют главным образом ситуации в СИЗО. Более того, длительность предварительного заключения часто составляет несколько месяцев, а иногда и более года (как, например, у некоторых наших собеседников). Нам не удалось систематически изучить организацию социальной жизни в СИЗО преимущественно из-за требования Уго- ловно-процессуального кодекса, согласно которому любая беседа с подследственным лицом может происходить лишь с разрешения сле- дователя, ведущего его дело. Кроме того, учитывая большое число критических публикаций в СМИ о ситуации в СИЗО, пенитенциарная администрация оказалась в меньшей мере заинтересованной в нашем посещении именно этих учреждений.

Второе ограничение касается мира надзирателей, другой важной составляющей тюремного мира. Инспекторы, начальники отрядов, руководители служб, начальствующий состав, которых заключенные часто называют одним словом - «администрация», живут, как показывают специальные исследования¹⁶¹, в своем собственном мире. Представители тюремной администрации лишь эпизодически участвовали в интервью, ибо, по нашему мнению, их социальная среда требует специального исследования. К этому ограничению следует добавить другое, непосредственным образом связанное с вопросами методологии исследования. Если бы мы использовали в качестве основного метода социологическую интервенцию, то представители администрации играли бы значительно более существенную роль в нашем исследовании. Уточним, что метод социологической интервенции предполагает организацию диспутов, когда к представителям изучаемой социальной группы приглашаются собеседники, находящиеся в реальной жизни «по другую сторону баррикад». Иными словами, «социологическая интервенция искусственно инициирует дебаты и дискуссии»¹⁶². В настоящем же исследовании основное внимание было уделено становлению индивидуального субъекта, что снижает стимулы к применению социологической интервенции, которая к тому же требует значительных организационных и финансовых ресурсов.

Следует признать, что другие методы социологического анализа, интервью и анкетные опросы, в большинстве случаев неспособны обеспечить получение всей значимой информации о нормах. Например, среди недостатков, которые обычно приписываются анкетным опросам, особенно выделим невозможность разделения на их основе знаемых, декларируемых и реально применяемых в повседневной жизни норм. Смешение трех указанных типов норм снижает аналитическую ценность анкетных опросов, проводимых в условиях дуализма норм, одним из проявлений которого выступает двоемыслие (мы вернемся к этому феномену в разделах 2.2.6 «Дуализм понятий» и 3.2.6 «Двоемыслие»), Для индивида, привыкшего действовать в условиях двоемыслия, «норма [официальная] воспринимается прежде всего как декларация и в то же время - как чуждое ему требование, лишенное действительного смысла»¹⁶³. Следовательно, отвечающий на вопросы анкеты человек может хорошо знать и декларировать норму, совершенно не используя ее в своей повседневной жизни.

Пятое и последнее объективное ограничение касается рассматриваемого исторического периода. Мы будем говорить в основном о советском и следующих непосредственно за ним периодах в истории российской тюрьмы и российского общества. В нашем исследовании практически не найти упоминаний о дореволюционных событиях. Хотя известны попытки вписывания советского периода истории России в долгосрочные тенденции, характеризовавшие развитие страны на протяжении многих веков¹⁶⁴, мы делаем акцент именно на анализе общества советского типа, ведь нашей целью является доказательство конгруэнтности институциональной организации общества этого типа и тюремного мира.

Что касается субъективных ограничений, то они связаны с особенностями отношений между исследователем и предметом его изысканий. Некоторые из этих особенностей имеют универсальный характер для любых социологических исследований, другие же проявляются лишь в рамках исследований тюремного сообщества. Остановимся на следующем парадоксе, имеющем герменевтические корни. Правильная интерпретация оцениваемых со стороны действий возможна лишь при условии, что для наблюдателя и наблюдаемого ex ante существует общее нормативное пространство. Например, для следования мысли автора художественного произведения его читатель должен разделять с ним определенные ценности и нормы: «Правильное понимание является продуктом работы и автора, и его читателя как единоверцев»¹⁶⁵. Практическое последствие указанного парадокса проявляется в чувстве симпатии, возникающей в процессе исследования и объединяющей наблюдателя с анализируемым им сюжетом. В нашем случае знание и использование автором и представителями тюремного сообщества одних и тех же норм и ценностей было облегчено конгруэнтностью жизненного опыта, получаемого в тюрьме и в ходе повседневной жизни в постсоветском обществе. Однако эта «духовная близость», столь необходимая для понимания и правильной интерпретации изучаемых процессов, противоречит принципу объективности исследования и беспристрастности исследователя. Искать компромисс между двумя во многом взаимоисключающими требованиями - единоверием и беспристрастностью, всегда очень тяжело. Одним из вариантов подобного компромисса могло бы быть следующее правило. «Нужно сохранять, а иногда даже и создавать дистанцию [разделяющую исследователя и предмет его анализа], критически подходить к описываемым событиям, дабы суметь разглядеть все множество их возможных значений, но в то же время не нужно избавляться от симпатии, позволяющей увидеть смысл там, где для других царит беспорядок»¹⁶⁶. Постоянные перемещения автора в течение последних лет между Россией и Францией помогли правильно выбрать дистанцию по отношению к рассматриваемому сюжету и избежать излишне глубокого погружения в изучаемый контекст.

Дуальная природа социальной структуры тюремного сообщества представляет другую опасность для исследователя. Тюремный мир разделен на две части: мир надзирателей и мир заключенных. Таким образом, в любом исследовании этого «общества в форме песочных часов» велик риск сведения анализа либо к точке зрения пенитенциарной администрации, либо к точке зрения заключенных. «Работа в тюрьме неизбежно предполагает выбор, ибо мир тюрьмы разделен на тех, кто "за администрацию", и тех, кто "за заключенных"»¹⁶⁷. Более того, конгруэнтность тюремного сообщества и общества советского типа придает данному вопросу гротескную форму. Исследователю как члену постсоветского общества легче принять точку зрения заключенных в их взаимоотношениях с администрацией. Но как посторонний тюремному миру человек исследователь рискует быть воспринятым заключенными как представитель интересов официальной власти, т.е. как находящийся по другую сторону баррикад. Впрочем, игра человеком взаимоисключающих ролей хорошо вписывается в логику функционирования социальной системы советского типа. Стоит лишь вспомнить до сих пор популярное высказывание «Я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак». Таким образом, в постсоветском контексте выбор исследователем позиции во многом зависит от опыта его жизни в целом, от тех ролей, которые он играет вне рамок исследования.

Примечания

Elster J., «Economic Order and Social Norms» // Journal of Institutional and Theoretical Economics, 1988, Vol.144, № 2, p. 357 (русский перевод - Эль- сгер Ю., «Социальные нормы и экономическая теория» // THESIS:

. 1993. том

3).

Troper М., Lochak D., Jori М., «Norme», dans Arnaud JI.-J. (sous la direction

de), «Dictionnaire encyclopedique de th6orie et de socialogie du droit», Paris: LGDJ. 1993. p. 400.

Обзор различных теорий мобилизации дан в Oberschall A., «Social Movements: Ideologies, Interests and Identities», New Brunswick: Transaction Publishers. 1993.

Нами был предложен вариант систематизации различных элементов институционального подхода в: Олейник А., «

», Учебно-методическое пособие, Москва: ИНФРА-М, 2000. Lochak D., «Institution», dans Arnaud A.-J. (sous la direction de), «Dictionnaire encyclopedique de theOrie et de sociologie du droit», Paris: LGDJ, 1993, p. 305. Термин «институт» {instituto = соглашение) был предложен в XIII веке Си- нибальдо де Фиеши, Папой Иннокентием Четвертым. Sen А., « Ethics & Economics», Oxford: Blackwell, 1987, p. 85. Weyrauch W., «The «Basic Law» or «Constitution» ofa Small Group» //Journal of Social Issues, 1971, Vol.27, № 2, p. 58. Эта статья была написана по итогам эксперимента с участием 9 человек, которые провели вместе в замкнутом пространстве 3 месяца.

Thevenot L., «Equilibre et rationalite dans un univers complcxe» // Revue economique, mars 1989, Vol.40, № 2, p. 169 (русский перевод - Тсвено JI., «Множественность способов координации: равновесие и рациональность в современном мире» //    , 1997, № 10).

Thevenot L., «Rationalite ou normes sociales: une opposition depassec?», dans Girard-Varet" L>A., Passeron J.-C. (sous la direction de), «Le modele et I 'enquete. les usages du principe de rationalite dans les sciences sociales», Paris: Ed. de l'E.H.E.S.S., 1995, p. 171 (русский перевод - Тевено JL, «Рациональность или социальные нормы», в кн.: « », Москва: Издатель

ство ГУ-ВШЭ. 2000).

Корнай Я.. «          », Москва: Наука. 1990. с. 79. 139. 221. 333.

Schutz А., «Le chercheur et le quotidian. Phenoirtenologie cles sciences sociales», Paris: Meridiens Klincksieck, 1987, p. 33.

Boltanski L.. Thevenot L.. «De la Justification. Les economies de la grandeur», Paris: Gallimard. 1991. p. 11.

Яковлев A.. «                                                       ». Москва: Наука.

1988. с. 54.

Livet P. , Thevenot L., «Les categories de Taction collective», dans Orlean A. (sous la direction &Q),«Ancdyse'economique des conventions», Paris: P. U.F., 1994. Giddens A., «The Constitution of Society Outline ofthe Theory ofStructuration», Cambridge: Polity Press, 1984, p. 169. Понятие структуры у Гидденса включает нормы и ресурсы.

¹⁶ Хотя термин «надзиратель» не является ни официально принятым, ни часто используемым в повседневном обиходе, он является, на наш взгляд, достаточно общим и точно описывающим роль представителей государства в тюрьме: младших инспекторов, оперативных работников, начальников отрядов и многих других.

¹⁷ Weyrauch W., Op. cit.. p. 51.

¹⁸ Platek M., «Prison Subculture in Poland» // International Journal of Sociology of Law, November 1990. Vol.18. № 4. p. 459.

¹⁹ Интервью № 7.

²⁰ Touraine A., «Production de la socie'te-л, Paris: Ed. du Seuil, 1993, p. 38. Фонд Джона и Кэтрин МакАртуров выделил грант на финансирование этого научно-прикладного проекта в 2000-2001 гг.

²² Douglas М., «How Institutions Think», Syracuse: Syracuse University Press, 1986. p. 40.

²³ Chauvenet A., Orlic F., Benguigui G., «Le monde des surveillants de prison». Paris: P. U.F., 1994, p. 192-193. Впрочем, существует и противоположная точка зрения. Джеймс Маркиан, например, попытался найти элементы поведения, общие для всех тюремных работников: Marquant J., «Prison Guards and the Use of Physical Coercion as a Mechanism of Prisoner Control» // Criminology, Vol. 24, n. 2.

²⁴ Giddens A.. Op. cit.. p. 22.

²⁵ Gceertz C., «Jci et La-has. L Uinthropologue comme acteur», Paris: Ed. Metaille, 1996. p. 132.

"^б Заметим, что некоторые криминологи увязывают формирование «субкультуры правонарушителей» с особенностями социальной организации подростковой среды, с трудностями переходного периода и т.д. (Matza D., «Delinquency and Drift», New Brunswick: Transaction Publishers, 1990, 2^nd edition).

²⁷ Bcrelowitch A., Wieviorka A., «Les Russes d'en has. Enquete sur la Russie post-communiste», Paris: Ed. du Seuil, 1996, p. 131.

²⁸ Rousselet К., «Россия: liberalisation economique et bricolage culturel», dans Bayart J.-F. (sous la direction de), «La reinvention du capitalisms», Paris: Ed. Karthala, 1994. p. 219.

²⁹ Морозов Ю., «                 .                                                   », Мос

ква, 1991, выпуск 1, с. 3.

³⁰ Geertz С.. Op. cit.. p. 143.

³¹ Обзор ситуации в российской экономической науке предложен в статье: Олейник А., «Российская экономическая наука: история значима» //

1. 1999.

³² Опрос был проведен в июне 1999 г. в 12 регионах Российской Федерации (выборка состояла из 1351 человека). Параметры выборки приводятся в разделе 2.3 «Источники информации».

³³ Гарольд Гарфинкель, ратуя за необходимость изучения институциональных рамок повседневной жизни, утверждал, что «в социологических исследованиях любая ссылка на "реальный" мир означает упоминание организованной повседневной деятельности» (Garfinkel Н., «Studies in Ethno- methodology», Englewood Cliffs: Prentice Hall, 1967, p. vii).

Идеальный тип (Idealtypus) используется в рамках социологии Макса Вс- бера в качестве аналитического средства для описания социальной реальности. «Не являясь гипотезой, идеальный тип позволяет ее конструировать. Не являясь отражением реальности, идеальный тип становится средством для ее описания» (Weber М., «Essais sur la theorie de la science», Paris: Librairie Plon, I960, p. 180). Несмотря на то что идеальный тип «малого» общества, к которому мы ниже вернемся, не обязательно имеет прямые аналоги в конкретных тюрьмах и колониях, он объединяет наиболее существенные элементы социальной структуры пенитенциарных учреждений. Более того, идеальный тип «малого» общества окажется полезным и для исследования постсоветского общества в целом. Данное утверждение не несет в себе никакой ценностной оценки относительно характера общества, которое может быть описано той же самой моделью, что и тюремный мир. Как отмечал еще сам Вебер, исследователь должен уметь отличать идеальный тип как нейтральный метод анализа от понятия идеала, к которому необходимо стремиться (Ibid., р. 183). Право на ценностную оценку принадлежит не исследователю, а читателю его работ.

Существуют два способа конструирования идеального типа и его эмпирической проверки. Во-первых, можно исходить из частоты использования в повседневной жизни той или иной нормы. Затем требуется проверить, воспринимается ли статистически наиболее распространенная норма в качестве стандарта поведения самими действующими лицами, акторами. Следовательно, первый способ предполагает построение идеального типа, исходя из доминирующего поведенческого образца. «Ценности, общепринятые взгляды являются доминантными, если они определяют стандартную модель социального поведения и играют роль признанного всеми ориентира, обязательного для воспроизведения поведенческого образца» (Lcvada Yu., Op. cit., p. 26). Во-вторых, можно обратиться к тем типам, которые конст- руируют сами индивиды для организации повседневного взаимодействия. Следуя такой исследовательской программе, можно использовать для анализа те идеальные типы, которые в действительности существуют на уровне повседневной жизни. «Мыслительные конструкции, разрабатываемые исследователями в области социальных наук, основываются на тех мыслительных конструкциях, которые созданы и используются в повседневной жизни обычными людьми» (Schutz А., «Le chercheur et le quotidien. Phenomehologie des sciences sociales», Paris: Meridicns Klincksieck, 1987, p. 11, 82). Для нашего исследования будут использованы оба подхода к построению идеальных типов: мы будем обращаться как к результатам анкетных опросов, так и к результатам углубленных интервью и наблюдений. Touraine A.. «La parole et le sang. Politique et societe en Aitierique Latine», Paris: Ed. Odile Jacob. 1988. p. 159.

Touraine A.. Dubet F„ Wieviorka M., Strzelecki J.. «Solidarite», Paris: Fayard 1982. p. 273.

Touraine A., «Critique de la modernite*», p. 237.

Boltanski L., Thevenot L., Op. cit. ; La fay с С., Thevenot L., «Une justification ecologiquc ? Conflits dans ramenagement de la nature» // Revue Francaise de Sociologie. Vol. XXXIV. № 4. 1993; Boltanski L.. Chiapello E.. «Le nouvel esprit du capitalisme», Paris: Gallimard, 1999.

³⁹ Pol any i К., «La Grande Transformation. origines politiques et'economiques de notre temps», Paris: Gallimard, 1983, p. 105.

⁴⁰  KornaV J., «The Socialist System. The Political Economy of Communism», Princeton: Princeton University Press, 1992, p. 39 (русский перевод - Корнай

«                                   .                                                 », Москва:

Вопросы экономики, 2000).

⁴¹  Хлопин А., «Феномен двоемыслия: Запад и Россия. Особенности ролевого поведения» //       , март 1994, № 3, с.

⁴²  Hoggart R., «La culture dupauvre. Etude sur la style de vie des classespopulaires en Angleterre», Paris: Ed. de Minuit, 1970, p. 69.

⁴³  Shlapentokh V., «Public and Private Life of the Soviet People. Changing Values in Post-Stalin Russia», Oxford: Oxford University Press, 1989, p. 10.

⁴⁴  Hoggart R., Op. cit.. p. 66.

⁴⁵ Boltanski L. Thevenot L., Op. cit., p. 116.

⁴⁶  Thevenot L., «Equilibre et rationalite dans un univers complexes, p. 185.

⁴⁷ Ensminger J., «Making a Market. The Institutional Transformation of an African Society>, Cambridge: Cambridge University Press, 1992, p. 116.

⁴⁸  Soto H. de, «L*autre sender. La revolution informelle dans le tiers moncle», Paris: La Decouverte, 1994, p. 13 (русский перевод - Сото Э. Де, «

», Москва: Catallaxy, 1995).

⁴⁹ Ibid. p. 131.

⁵⁰  Coleman J., «Foundations ofSocial Theory», Cambridge: The Belknap Press of Harvard University Press. 1990. p. 109-110.

⁵¹  Padovani M., Op. cit., p. 45. Исследования рынков, базирующихся на персонифицированных отношениях, убеждают в реальности той же самой проблемы: «Наиболее существенный нефинансовый барьер на входе... связан с трудностями проникновения в круг родственников и знакомых» (Lautier В., «L*economic informelle dans le Tiers monde», Paris: La Decouverte, 1994. p. 56).

⁵²  Girard R., «La violence et le sacre», Paris: Bernard Grasset, 1972, p. 15.

⁵³  Ibid., p. 115.

⁵⁴  Ibid. p. 224.

⁵⁵  Ibid. p. 261.

⁵⁶  Boltanski L.. Thevenot L.. Op. cit.. p. 188

⁵⁷  SmeilserN., «The Rational and Ambivalent in the Social Sciences» // Amercian Sociological Review. February 1998, Vol.63, № 1, p. 8-9. «Тотальный институт - место проживания и работы большого числа индивидов, находящихся в аналогичной ситуации, оторванных от внешнего мира на длительный период и ведущих совместную жизнь, все аспекты которой подвержены эксплицитному контролю» (Goffman Е., «Asiles. Etudes sur la condition sociale des maladies mentaux et autres reclus», Paris: Ed. de Minuit, 1968. p. 41).

⁵⁸  Bcttclheim В., «Le poids d'une vie. Essais-souvenirs», Paris: Robert Laffont, 1991. p. 330.

⁵⁹  Monroe К., «А Fat Lady in a Corset: Altruism and Social Theory» // American Journal of Political Science. November 1994. Vol.38. № 4. p. 870-871. Вариант применения метода эволюционной биологии к экономическому анализу можно найти в Boyer R., Orlean A., «How Do Conventions Evolve?» // Evolutionary Economics, № 2, 1992.

⁶⁰  Touraine A., Wieviorka M., Dubet F., «Le mouvement ouvrier», p. 29.

⁶¹  Hoggart R.. Op. cit.. p. 119.

⁶²          Roche S.. «Le sentiment d'insecurite»' Paris: P. U.F.. 1993. p. 142.

⁶³  Touraine A., «Sociologie de Taction», Paris: Ed. du Seuil, 1965, p. 160-164.

⁶⁴  Touraine A., Wieviorka M., Dubet F., Op. cit., p. 57 (курсив наш - . .). Wieviorka M. et allies, «Violence en France», Paris: Ed. du Seuil, 1999, p. 53.

⁶⁶ Schmitt K.. «La notion de politique. Th'eorie du partisan», Paris: Flammarion,

1992. p. 65.

⁶⁷  Ibid. p. 97.

⁶⁸  См., например, Roche S., Op. cit., p. 174-180; Stephenson K., Hayden F., «Comparaison of the Corporate Decision Networks ofNebraska and the United States» // Journal of Economic Issues, September 1995, Vol. XXIX, № 3, p. 848. 855.

⁶⁹ Aoki M., «EconomicJaponaise. Information, motivations el marchandage», Paris: Economica, 1991, p. 245, 260; Perrow C., «Small Firm Networks», in Sjastrand S.-E. (ed.), «Institutional Change. Theory and Empirical Findings», Armonk: M. E. Sharpe. 1993.

⁷⁰  Boltanski L.. Chiapcllo E.. Op. cit.. p. 156. 181.

⁷¹  Cesoni M.-L.. Op. cit.. p. 366. ¹² Gambetta D.. Op. cit.. p. 201.

⁷³ Aiiacchi P., «Mafia et compagnies. Uethique mafiosa et esprit du capitalisme», Grenoble: P. U.G.. 1986. p. 225.

⁷⁴  Boltanski L.. Thevenot L.. Op. cit.. p. 218.

⁷⁵  Boltanski L.. Chiapello E.. Op. cit.. p. 157.

⁷⁶ Ibid., p. 205.

⁷⁷  Goffman E.. Op. cit.. p. 233-235.

⁷⁸ Ibid. p. 171.

⁷⁹  Gcertz C.Op cit.. p. 107.

⁸⁰  Thomas-Slayter В., «Structural Change, Power Politics, and Community Organizations in Africa: Challenging the Patterns, Puzzles and Paradoxes» // World Development. 1994. Vol. 22. № 10. p. 1481.

⁸¹  Мы заимствовали идею применения понятия конгруэнтности в социально- экономическом анализе у Владимира Андреффа: Andreff W., «Convergence or Congruence Between Eastern and Western Economic Systems», in Dallago В., Brczinski H., Andreff W. (eds.), «Convergence and System Change. The Convergence Hypothesis in the Light ofTransition in Eastern Europe», Aldershot: Dartmouth. 1992.

⁸" Duncker K., «The Solution of Practical Problems», in Mandler J., Mandler G.,

«Thinking: From Association to Gestalt», New York: John Wiley & Sons, 1964, p. 264.

⁸³  Geertz C.. Op. cit.. p. 14.

⁸⁴ Aiiacchi P. , «Buscetta. La Mafia par Tun des siens», p. 185.

⁸⁵  Giddens A., «The Constitution ofSociety», p. xxxii.

⁸⁶  Coleman J.. Op. cit.. p. 69-70.

*⁷ Ibid, p. 12.

    Stiglitz J., «Principal and Agent», dans Eatwell J., Milgate M. and Newman P. (eds.), «The New Palgrave: A Dictionary ofEconomics», London: Macmillan, 1987. p. 968-969.

    Напомним в этой связи, что Макс Вебер утверждал, что легитимность власти может иметь как рациональное обоснование, так и традиционное или харизматическое (Weber М., «Economy and Society. An Outline of Interpretative Sociology», New York: Bedminster Press, 1968, Vol.1, p. 215).

¹⁾⁰ Подробнее о дуализме норм во взаимоотношениях принципала и агента см. Олейник А., «    », с.241-251.

⁹¹  Coleman J.. Op. cit.. p. 152.

⁹²         Chauvenet A., Orlic F., Benguigui G., Op. cit., p. 10.

⁹³  Tocqueville A. de, Beaumont G. de, «Systeme penitentiaire aux Etats-Unis et son application en France», в книге Tocqueville A. de, «CEuvres completes», Paris: Gallimard, 1984, t. 4, vol. 1, p. 212-213. Обратное, по мнению Токви- ля, неверно: изучение тюрьмы мало что дает для понимания общества. Несмотря на то, что основная работа Токвиля, книга «

» (Первое русское издание: Токвиль А. де, «                               »,

перевод с 14-го французского издания В. В. Линд, Москва, 1897), была опубликована позднее доклада о американской пенитенциарной системе, в 1835- 1840 г., в обеих книгах отсутствуют какие-либо попытки связать анализ тюремного сообщества с анализом американского общества в целом.

⁹⁴  Sykes G., «The Society of Captives. A Study of a Maximum Security Prison», Princeton: Princeton University Press, 1958, p. 48. Понятие Geheitsverhand было впервые введено Максом Вебером в его «The Theory of Social and Economic Organization», New York: The Free Press, 1964, p. 149.

⁹⁵  Brigham J., «The Other Countries of American Law» // Droit el Societe, 1997, Vol. 36/37. p. 365.

⁹⁶  Touraine A., «Quest-ce que la democratic?», Paris: Fayard, 1994, p. 102.

⁹⁷  Bourdieu P. , «Le sens pratique», Paris: Ed. de Minuit, 1980, p. 92.

⁹⁸  Levada Yu., Op. cit., p. 144. Г1о мнению авторов, девушки обычно социализируются своими старшими друзьями, - молодыми людьми, уже приобретшими опыт воинской службы.

⁹⁹         Bourdieu Р. , Passeron J.-С., «La reproduction. Elements pour ипе theorie du systeme d'enseignement», Paris: Ed. de Minuit, 1970, p. 47, выделено нами.

¹⁰⁰Koffka ., «Principles of Gestalt Psychology», London: Routledge & Kegan Paul. 1935. p. 473.

¹⁰¹ Ibid. p. 567.

^I02Giddcns A., «Ill Defence oj Sociology», p. 57. Воспроизведем несколько других определений хабитуса: «Хабитус - это совокупность изначально сформированных кодов и диспозиций, к которым индивид обращается

» (Dubet F., Op. cit., p. 76). «Хабитус предполагает объективного смысла, который лежит в основе институтов» (Bourdieu Р. , Op. cit., р. 96) (во всех цитатах курсив наш -А.О.).

¹⁰³       Bourdieu Р. . Passeron J.-C.. Op. cit.. p. 49.

¹⁰⁴       Дилигенский Г., «Российские архетипы и современность» //

», № 2. 1996. с. 45.

¹⁰⁵ Узнадзе Д., «                                     ». Москва: Наука, 1966, с. 150

(более позднее переиздание - Он же, «                      », Москва: Изда

тельство Института практической психологии, 1997). Упомянем также английский перевод данной книги: Uznadze D., «The Psychology of Set», New York: Consultants Bureau, 1966.

Рутина помогает актору оптимизировать использование своих когнитивных ресурсов. Когнитивные ресурсы человека по определению ограничены, что отражено в концепции ограниченной рациональности Герберта Саймона (bounded rationality, подробнее об этой концепции, см.: Саймон Г., «Рациональность как процесс и как продукт мышления» THESIS -

. . 1.

№ 3, 1993). Иными словами, повседневная жизнь требует от человека умения «закрывать глаза», не обращать внимание на менее важные, второстепенные события. Превращение в рутины значительной части повседневной деятельности позволяет человеку сконцентрировать свои когнитивные ресурсы на наиболее важных в данный момент времени вещах. «Какой бы ни была их природа, многократно повторяющиеся действия трансформируются в рутины и исчезают таким образом из сферы осознанного и осмысленного внимания» (Hodgson G., «Economics and Institutions. A Manifesto for a Modern Institutional Economics», Cambridge: Polity Press, 1988, p. 127). Тезис о важности роли рутины получает особенно яркое подтверждение в тюремном мире. Организация жизни в заключении настолько монотонна и однообразна, что она очень быстро превращается в рутину. Предсказуемость и стабильность, которых зачастую так не хватает в обычной жизни, принимают в заключении крайние и подчас труднопереносимые формы. «Здесь время организовано очень четко. Зарядка утром, уборка кроватей, туалет, одевание... После небольшого перерыва - школа или училище. Практически нет свободного времени... Только по воскресеньям появляется время для общения с другими» (Интервью № 32). Подчинение рутине зачастую носит естественный и спонтанный характер в обычной жизни, тогда как в тюрьме оно приобретает вынужденные и тиранические черты.

107

, с.228.

¹⁰⁸Dice, с. 181.

, с.255.

¹¹⁰ Обзор современного состояния теории ограниченной рациональности дан в Laville F., «Modelisation de la rationalite Iimitee: de quel outils dispose-ton?» // Revue Economique, Vol. 49, № 2, mars 1998.

¹¹² Schiavo G., Op. cit., p. 68 (курсив наш - A. .).

«Быть субъектом своей жизни означает желание индивида действовать и быть признанным в качестве действующего лица, а не исполнителя» (Touraine A., «Critique de la modernite», Paris: Fayard, 1992, p. 242. Мы переводим социологический термин Sujet, обозначающий свободно действующего и способного противостоять внешнему принуждению индивида как субъект, хотя данный перевод может иметь нежелательные смысловые ассоциации, о которых речь пойдет позднее). Можно ли оставаться действующим лицом, актором (Acteur), подчиняясь при этом нормам? Акцент на координирующей функции нормы позволяет найти компромисс между стремлением быть субъектом и фактом подчинения нормам. Рассмотрим

две формы, в которых может существовать субъект: субъект как социальное движение (коллективный актор) и субъект как индивидуальный актор. Рабочее движение служит классическим примером коллективного действующего лица, стремящегося к изменению норм на макросоциальном уровне. Целью рабочего движения является «влияние, т.е. способность изменять к своей выгоде правила игры» (Touraine A., Wieviorka М., Dubet F., «Le mouvement ouvrier», Paris: Fayard, 1984, p. 39). Отказ от слепого подчинения навязываемым нормам и производство норм в рамках «большого» общества является главной отличительной чертой социального движения в сравнении, например, с социопрофессиональными группами или любым другим социальным агрегатом. «Субъект существует лишь в форме социального движения, причем не важно, какие именно цели ставит перед собой это движение, чисто утилитарные или связанные с возрождением традиций» (Touraine А., «Critique de la modernite>>, p. 273). Чтобы превратиться в субъекта, социальное движение, социальная группа должны опираться на нормы, облегчающие координацию поведения ее членов и, следовательно, их коллективные действия. Так, без опоры на нормы доверия и солидарности возникновение социального движения ставится под вопрос ввиду проблемы «безбилетника» (free-rider problem). Хотя все люди, чьи интересы потенциально затрагиваются социальным движением, заинтересованы в появлении коллективного актора, в индивидуальном плане они не готовы брать инициативу по его созданию на себя. Роберт Патнэм называет совокупность норм, облегчающих коллективные действия, социальным капи талом. Он показал, что отсутствие социального капитала делает невозможным производство норм самими социальными акторами (Putnam R., «The Prosperous Community. Social Capital and Public Life» // The American Prospect,

Spring 1993, № 13 [русский перевод - Патнэм P., «

»

, № 4, 1995]; Putnam R. «Making Democracy Work Civic Traditions in Modern Italy», Princeton: Princeton University Press, 1993 [русский перевод - Патнэм P., «          », Мос

ква: Ad Marginem, 1996]. Мы специально изучали роль традиций солидарности в становлении шахтерского движения в рамках дипломной работы Olejnik A., «La formation du mouvement des mineurs en ex-URSS. Una approche dans Tetude des mouvements sociaux», memoire de D.E.A. de sociologie, sous la direction de Wieviorka M., Paris: E.H.E.S.S., 1994 [резюме данного исследования было опубликовано в форме статьи: Олейник А., «Есть ли перспектива у социальных движений в России: пример шахтерского движения 1989-1995» //                                   , № 3. 1996]). Иными

словами, для того, чтобы производить нормы, коллективный актор должен следовать их предписаниям, а этот вывод позволяет рассматривать нормы в качестве предпосылки становления субъекта.

Что касается второй формы существования субъекта, индивидуального актора, то она тоже предполагает способность к производству норм, на этот раз - на микросоциальном уровне повседневной жизни. Быть субъектом повседневной жизни означает готовность индивида выйти за рамки ролей, которые ему навязаны социально. В психоаналитических терминах становление индивидуального субъекта принимает форму дифференциации между Я и Сверх-Я как совокупности социальных ролей (Touraine А., «Critique de la modernite», p. 309-315). Можно ли играть социальные роли, сохраняя

в то же самое время свою индивидуальность? Действия индивида, ставшего субъектом, отличаются от поведения любого другого человека тем, что в них присутствует поиск компромисса между подчас взаимоисключающими требованиями различных норм, стремление согласовать нормативные требования в рамках пережитого социального опыта. «Автор стремится к согласованию различных логик действия, и именно в этом стремлении заключается отличительная черта индивидуальности и способности к рефлексии» (Dubet F., «Sociologie de experience», Paris: Ed. du Seuil, 1994, p. 105). Поиски компромиссов материализуются в создании локальных норм, значимость которых ограничена в пространстве и во времени. Каждый человек по-своему переживает противоречия между различными логиками действия и вырабатывает для повседневной жизни свой, оригинальный нормативный ответ. Для того чтобы его поведение не сводилось к навязанным обществом или группой ролям, субъект должен создавать, уважать и защищать свою собственную нормативную организацию повседневной жизни.

¹¹³ Touraine A., Wieviorka М., Dubet F., Op. cit., p. 56.

¹¹⁴ Ibid, p. 394.

¹¹⁵Touraine A., Dubet F., Wieviorka M., Strzelecki J., Op. cit., p. 41.

¹¹⁶Ibid. p. 79.

¹¹⁷ Touraine A., «Critique de la modernite'», p. 245, 272.

¹¹⁸Touraine A.. Wieviorka M.. Dubet F.. Op. cit.. p. 52.

¹¹⁹0 хронике движений протеста см.: Козлов В.А., «

(1953 -                1980- .)». Новосибирск:

Сибирский хронограф, 1999.

¹²⁰Reynaud J.-D., «Les regies du jeu. L'action collective et la tegulation sociale», Paris: Armand Colin. 1989. p." 100.

¹²¹ Padovani M.. Op. cit.. p. 201.

¹²²Rose R., Mishler W., Haerpfer C., «Getting Real: Social Capital in Post- Communist Societies» // Studies in Public Policy. 1997, № 278, p. 9.

" Яковлев A., . ., c.81.

¹²⁴Soto H. de. Op. cit.. p. 20.

¹²⁵ Pejovich S., «Privatizing the Process of Institutional Change in Eastern Europe», в Conference papers. Cracovie: European Association for Evolutionary Political Economy, 1995, p. 7. Наоборот, «издержки, связанные с защитой прав собственности, минимальны, в том случае, когда люди используют нормы, совпадающие с принципами права, устанавливаемыми государством» (Eggertsson Т., «Economic Behavior and Institutions», Cambridge: Cambridge University Press, 1990, p. 35).

^!"⁶Cornell S., Kalt J., «Where Does Economic Development Really Come From ? Constitutional Rule Among the Contemporary Sioux and Apache» // Economic Inquiry. July 1995. Vol. XXXIII.

¹²⁷ Van Den В., «Reception», dans Arnoud A.-J. (sous la direction de), «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», Paris: L.G.D.J., 1993, p. 515.

¹²⁸Brigham J.. Op. cit.. p. 378.

¹²⁹ Arellando R., «Les methodes de commercialisation», dans Arcllando R., Gassc Y., Verna G. (sous la direction de), «Les entreprises informelles dans le monde», Sainte-Foy: P. U.U.L.. 1994. p. 335-336.

¹³⁰Badie В., «LEtat importe. Essai sur I occ idea talis a tion de Tordre politique*. Paris: Fayard. 1992. p. 93.

¹³¹ Морозов Ю.. . ., т. 3. с. 147.

¹³²Ахиезер А., «        :                                          », Москва: Философ

ское общество СССР, 1991, т. 2, с. 11.

¹³³        Gatrell P., «Economic Culture, Economic Policy and Economic Growth in Russia 1861-1914» // Cahiers du monde russe, janvier - juin 1995, Vol. XXXVI,

№ 1-2. p. 50.

¹³⁴        Ахиезер A.. . ., т. 2. с. 212.

¹³⁵        Reynaud J.-D, Op cit.. p. 136-137.

¹³⁶Kornai J., «The Socialist System». p. 374. Приведем также другое свидетельство, на этот раз западного наблюдателя: «Что касается развития социальных институтов, влияние советского примера было без всякого сомнения огромным» (Douglass D., «Transitional Economic Systems: The Polish-Czech Example». New York: Monthly Review Press, 1972, p. 7).

Haerpfer C., Rose R., «Adapting to Transition in the Eastern Europe. New Democracies Barometer-II» // Studies in Public Policy. 1993, № 212, p. 73-77. Речь идет об анкете, проведенной в большинстве бывших социалистических стран. Авторы использовали 14 различных индикаторов экономического поведения, общественного мнения и политических предпочтений.

¹³⁸ Rose R., «Between State and Market. Key Indicators of Transition in Eastern Europe» // Studies in Public Policy. 1991, № 196, p. 13.

¹³⁹Hermann-Pillath C., «China's Transition to the Market: A Paradox of Transformation and its Institutional Solution», dans Wagener H.-J. (ed.), «The Political Economy of Transformation». Heidelberg: Physica-Vermag, 1994, p. 237. Другая оценка подтверждает сделанные выводы: «Социальные структуры и менталитет, унаследованные от чуждой капитализму истории, оказываются не такими уж несовместимыми с ним... Капиталистические преобразования в экономике могут осуществляться на основе традиционных моделей действия, какими бы "иррациональными" они не казались» (Bayart J.-F., «L'invention paradoxale de la modernite economique», clans Bayart J.-F. (sous la direction de), «La reinvention du capitalisme». Paris: Ed. Karthala, 1994, p. 33-34).

¹⁴⁰        Douglas M., «How Institutions Think», p. 66, 76.

¹⁴¹        Koffka K. Op cit., p. 515.

¹⁴²        О дискуссии относительно перспектив введения прав собственности в области культуры, см.: Brown М., «Сап Culture Be Copyrighted?» // Current Anthropology. April 1998. Vol. 39. № 2.

¹⁴³Badie В.. Op. cit.. p. 152. 158-159.

¹⁴⁴0ffe C., «Designing Institutions for East European Transitions», dans Hausner J., Jessop В., Nielsen K., «Strategic Choice and Path-Dependency in Post- Socialism. Institutional Dynamics in the Transformation Process». Aldershot: Edward Elgar. 1995. p. 55.

^14:'Giddens A., «The Constitution of Society», p. xxiii.

¹⁴⁶Peneff J., «L'hopital en urgence. Etude par observation participante». Paris: Ed. Metailie, 1992. p. 10.

¹⁴⁷ Статья 74 Уголовно-исполнительного кодекса РФ в целом предусматривает 7 типов пенитенциарных учреждений.

¹⁴⁸Schober M., Conrad F., «Does Conversational Interviewing Reduce Survey Measurement Error?» Public Opinion Quarterly, Winter 1997, Vol. 61, № 4, p. 588.

¹⁴⁹Touraine A.. Wieviorka M.. Dubet F.. Op. cit., p. 93.

¹⁵⁰ Piette A., «Ethnographic de Taction. Uobservation des details», Paris: Ed. Metaile, 1996. p. 51.

^ы Интервью № 39.

" Письмо собеседника № За.

^1x3 Rostang С., «Prisons de femmes. Les'echanges et les marges de manmivre dans une institution contraignante», These de doctorat en sociologie: Ecole des Halites Etudes en Sciences Sociales, 1994, p. 160.

¹⁵⁴ Дубов И. Г. (ред.). «

», Москва: Психологический институт РАО, 1997, с. 144

¹⁵⁵Последний анкетный опрос был проведен при финансовой поддержке Института Восточной Европы Свободного Университета Берлина (Osteuropa- Institut, Freie Universiti.it- Berlin).

¹⁵⁶ Москва, FlepMb, Санкт-Петербург.

Алтайский край, Астраханская область, Ивановская область, Москва и Московская область, Санкт-Петербург и Ленинградская область, Пермская область.

¹⁵⁸ Алтайский край, Астраханская область. Ивановская область, Липецкая область, Москва и область, Санкт-Петербург и Ленинградская область, Новосибирская область, Пермская область, Приморский край, Саратовская область, Свердловская область, Тверская область, Челябинская область.

¹⁵⁹Доля людей с незаконченным высшим и высшим образованием среди наших респондентов составляет около 40%, что значительно превышает уровень, фиксируемый Госкомстатом РФ.

¹⁶⁰ Эта работа была проведена в рамках исследования, финансируемого итальянским органом валютного контроля, Ujjicio Italiano dei Cambi (Рим). Сейчас это исследование продолжается уже благодаря поддержке Institute des Hautes Etudes en S'ecurit4 Ьиёпеиге (Париж).

¹⁶¹ См., например, Chauvenct A., Orlic F., Bcnguigui G., Op. cit.

¹⁶²Dubet F., Op. cit., p. 243. Описание метода социологической интервенции можно также найти в Touraine A., Wieviorka М., Dubet F., Op. cit., p. 92-94; Berelowitch A., Wieviorka M., Op. cit., p. 407-411.

¹⁶³ Levada Yu., Op. cit., p. 162; см. также Дубов П., . ., с. 189

¹⁶⁴См., например: Ахиезер А., . ., Морозов Ю.,

¹⁶⁵Garfinkel Н. Op cit., р. 89.

^I66Touraine A., «Commentsortir du libefalisme», Paris: Fayard, 1999, p. 160. Клиффорд Гиртц по-другому сформулировал этот императив: «Писать текст так, чтобы он был и личным дневником, и беспристрастным отчетом одновременно» (Geertz С., Op. cit., р. 18).

¹⁶⁷Rostang С.. Op cit., р. 141.

ТЮРЕМНОЕ СООБЩЕСТВО В РОССИИ

После краткого описания программы предстоящего исследования начнем проверку его основных гипотез, сформулированных в разделе 1.2. Таким образом, вторая глава книги будет посвящена конструированию идеального типа тюремного сообщества в СССР и постсоветской России, в третьей главе мы попытаемся применить этот идеальный тип к анализу обществ советского типа. Наконец, в четвертой главе мы проанализируем динамику развития как тюремного, так и советского общества в целом.

2.1. Экскурс в историю тюрьмы

Вряд ли можно представить идеальный тип тюрьмы вообще: восприятие тюрьмы как на обыденном уровне, так и на уровне политики слишком сильно зависит от институционального контекста, в котором она существует. Хотя тюрьмы всех времен и народов имеют ряд общих черт, например навязанный характер властных отношений, на которые они опираются, основная масса элементов их структуры имеет специфический характер. Даже знаменитое «золотое правило» тюрьмы, согласно которому «уровень жизни в тюрьме всегда должен быть ниже, чем уровень жизни самого низкооплачиваемого рабочего»¹, принимает в каждой стране особые формы, зависящие от среднего уровня жизни, уровня преступности, криминальной и пенитенциарной политики, других политических и социально-экономических факторов. С другой стороны, на уровне повседневной жизни в тюрьме значимы именно детали: то, как организовано тюремное пространство: идет ли речь о камерном или барачном заключении: существуют ли зафиксированные в законе права осужденных и т.д. Поэтому необходимо рассмотреть все множество существовавших на протяжении истории пенитенциарных режимов и проанализировать их соотношение с советской тюрьмой.

2.1.1. Основные типы пенитенциарных систем

В основе исторической эволюции тюрьмы как особого социального института лежит ее двойственная, и даже противоречивая, природа. С момента ее появления в позднее Средневековье, когда вместо пыток и телесных наказаний стало широко применяться лишение свободы, тюрьма призвана выполнять две главные задачи. С одной стороны, существование тюрьмы объясняется соображениями общественной безопасности, т.е. необходимостью отделения преступников от общества и их содержания под надзором. Специфика миссии по обеспечению общественной безопасности требует, чтобы условия содержания в тюрьме были достаточно жестокими, ведь лишение свободы должно восприниматься именно в качестве наказания для преступников. «Исполнение наказаний должно быть организовано таким образом, чтобы представители «групп риска» предпочитали заключению пусть жалкое, но существование на свободе»². Иными словами, «золотое правило» тюрьмы объясняется особенностями миссии по обеспечению общественной безопасности. С другой стороны, миссия по перевоспитанию и реабилитации также существенна для понимания функционирования пенитенциарных учреждений: необходимо добиться не только того, чтобы преступники были отделены от общества и помещены под надзор, но и сохранения для них шансов вернуться к нормальной жизни. Логика перевоспитания и реабилитации требует совершенно иного подхода к организации исполнения наказаний. «Длительность заключения должна зависеть не столько от тяжести совершенного преступления, сколько от интенсивности стремления к перевоспитанию, которое показывает осужденный в процессе своего тюремного заключения»³. Миссия перевоспитания лежит в основе так называемой прогрессивной системы исполнения наказаний. Идея, лежащая в основе этой системы, заключается в зависимости длительности наказания и степени жесткости его условий от поведения осужденного, его желания подчиняться требованиям дисциплины, его послушания в целом. Первое пенитенциарное учреждение, соответствующее требованиям прогрессивной системы, возникло в XVIII в. в Австралии (каторга острова Норфолк). Все каторжане начинали отбывать полученные сроки в одинаково жестких условиях, имея возможность ускорить выход на свободу и даже облегчить условия своего содержания до момента освобождения⁴. Условия, при которых сокращение срока заключения и облегчение его условий становились возможными, - хорошая дисциплина и добросовестный труд.

С формальной точки зрения две миссии имеют одинаково важное значение. Например, Уголовно-исполнительный кодекс Французской Республики следующим образом определяет задачи пенитенциарной администрации: «обеспечение надзора за лишенными свободы людьми» (ст. DI88) и «обеспечение уважения их человеческого достоинства, использование всех доступных методов реинтеграции в общество» (ст. D189). Однако на практике второй императив пенитенциарной политики оказывается в противоречии с первым, что затрудняет одновременное следование обоим предписаниям. Акцепт на миссии перевоспитания ставит под вопрос природу тюрьмы как тотального института. Эта миссия предполагает признание за осужденными существенной автономии в нх жизни в заключении. Такая автономия необходима для обучения нормам жизни, принятым в рамках «большого» общества. «Когда тюрьма организована таким образом, что задача реинтеграции становится приоритетной, это предполагает участие заключенных r организации нх жизни и их представительство па уровне принятия решении»⁵.

Разрешение конфликта между двумя императивами в условиях нх юридической равнозначности фактически зависит от желания и возможностей функционеров пенитенциарной администрации. Что касается интересов последних, то результаты реинтеграции отдалены во времени и практически никак нх не касаются, в то время как успешность выполнения задачи надзора контролируется вышестоящими органами и служит основным критерием оценки действий пенитенциарной администрации. «Если общество не может установить приоритеты однозначным образом, задача надзора приобретает первоочередной характер для функционеров. Вот почему существует тенденция рассматривать реинтеграцию лишь в качестве побочного продукта усилий по поддержанию порядка и надзору»⁶.

Если внутренняя жизнь тюрьмы подчинена задаче обеспечения общественной безопасности, то существует несколько способов ее операционализации и конкретизации. Список основных типов тюрьмы включает каторгу, тюрьму пенсильванского типа (система г. Обур- на), тюрьму филадельфийского типа, лагерь принудительных работ, в том числе концентрационный лагерь (рис. 7). Рассмотрим каждую из этих моделей подробнее, делая специальный акцент на их влиянии на организацию повседневной жизни заключенных.

В исторической перспективе каторга

предшествовала всем остальным типам тюрьмы. Каторга, равно как и наказание отправкой на галеры (широко распространенная с 1680 по 1810 г. во Франции практика), означает совместное заключение большого числа людей, когда

Рис. 7

десятки, а то и сотни заключенных вынуждены сосуществовать в ограниченном пространстве и делить друг с другом все моменты, вплоть до самых интимных, своей повседневной жизни. Ключевыми 'элементами, определяющими повседневную жизнь на каторге, являются барак и пары (во французском варианте - таула, /aulas). Например, каторга близ Бреста на западе Франции, рассчитанная на 2000 человек, приняла в 1751 г. более 3500 человек, которые были размещены на 20-местных таула. Не менее явное лишение заключенных любых зле- ментов частного пространства наблюдалось и на каторге Рошфора, где они размешались тоже на таула в двух бараках по 500 человек⁷. С этой точки зрения ситуация на галерах (гребных торговых и военных судах) была еще тяжелее. 200-300 каторжан проводили до 9 месяцев в году на палубе размером 45 м в длину и менее 10 м в ширину, будучи прикованными цепями к скамьям. На каждой скамье размещалось от 3 до 6 каторжан, проводящих бок о бок все свое время⁴. В этих условиях невозможно говорить о существовании даже минимального частного пространства. К модели каторги ближе и более современное пенитенциарное изобретение, датируемое XX в.. - советские лагеря принудительных работ эпохи Сталина и гитлеровские концентрационные лагеря. Так как угот тин тюрьмы будет подробнее рассмотрен в следующих главах, ограничимся лишь указанием на его принадлежность к типам совместного, массового (в отличие от индивидуального) заключения. Огромные бараки, рассчитанные па 200-400 человек, лишенные всяких внутренних перегородок, стали символом этого типа тюрьмы⁹. Первые лагеря принудительных работ появились в России в 1918 г., сразу же после Октябрьской революции 1917 г. Впоследствии эти латеря легли в основу создания ГУЛАГа в 1934 г. Здесь важно подчеркнуть наличие явных параллелей между организацией ГУЛАГа и концентрационных лагерей в нацистской Германии. Эти параллели объясняются не в последнюю очередь тем, что в течение 1939-1940 гг. наблюдался активный обмен опытом между представителями пенитенциарной администрации двух стран¹⁰. Вероятно, в этом случае может идти речь о примере институционального экспорта и импорта между двумя тоталитарными государствами.

Впрочем, магистральный путь развития пенитенциарных систем оставил в стороне варианты совместного заключения, сделав решительный поворот в сторону моделей индивидуального заключения, в первую очередь Пенсильванской и Филадельфийской систем. Камерное заключение облегчает выполнение задач изоляции и надзора, без решения которых поддержание администрацией порядка в тюрьмах затруднительно. Преступник-рецидивист должен быть отделен оттого, кто совершил незначительное отступление от закона, - именно на реализацию этого принципа, о котором говорил еще де Токвиль, ориентирована камерная система. Полная круглосуточная изоляция в камере, без любых видов совместной деятельности, характерна для Филадельфийской системы, тогда как заключение в индивидуальной камере ночью и совместный труд в мастерских днем стали отличительными характеристиками Пенсильванской системы¹¹. Абсолютное одиночество заключенного в тюрьме филадельфийского типа часто становилось причиной многочисленных душевных расстройств: единственным допустимым занятием считалось чтение Библии. Кроме того, организация индивидуального труда в камерах оказалась экономически невыгодной в отличие от совместного труда в мастерских. Обязательство трудиться - вот все, что осталось от миссии реинтеграции в рамках Филадельфийской системы. В тюрьме пенсильванского типа попытки ограничить жизнь заключенного его частным, индивидуальным пространством не исчерпываются требованием ночной изоляции в камере. Первоначально заключенные должны были подчиняться «правилу молчания» во время их совместной работы в мастерских, гарантировавшему социальную изоляцию находящихся рядом людей. Тюремная администрация стремилась навязывать осужденным правило молчания даже в случае невозможности разместить их всех в индивидуальных камерах. Воспроизведем отрывок из Внутреннего распорядка тюрьмы французского города Ним (1824). «Статья 8: После запирания бараков заключенные обязаны соблюдать полную тишину»¹². Вопреки указанным недостаткам, камерная система предпочитается многими заключенными барачной, потому что она обеспечивает минимальную защиту частного пространства заключенного и разграничение частной и публичной жизни, характерное для повседневной жизни вне тюремных стен. В этой связи уместно воспроизвести несколько свидетельств наших собеседников: «Нет, ну конечно, лучше не барачная система? Вот на особом хорошо было - там не барачная система. Там по четыре, по три...           ? Ну, спокойнее на

ходишься. Вот мы нашли свой контингент - и все»¹³. «Ну, каждый человек будет индивидуален, в моем понимании... В камере, конечно легче.                                                            Нет, ну так-то оно легче же... ну, когда подбирается коллектив, например, комфортный... разговоры, все прочее»¹⁴.

Несмотря на привлекательность камерного заключения и с точки зрения осужденных, и с точки зрения администрации, распространение этой системы ограничивается необходимостью существенных инвестиций в пенитенциарные учреждения. Поэтому камерное заключение практикуется странами с высоким уровнем национального дохода на душу населения, которые могут позволить массивные инвестиции в столь далекий от производства сектор. Насчитывающая вот уже более двух веков история камерного заключения ярко иллюстрирует этот тезис. В 1834 г. во Франции существовало 11тыс. индивидуальных камер при общей потребности в 21 тыс.¹⁵ В 1836 г. на государственном уровне было принято решение, согласно которому каждое строящееся пенитенциарное учреждение должно предусматривать заключение в индивидуальных камерах. Тюрьма Петит Рокет, возведенная в 1841 г., стала первой, полностью отвечающей этому требованию. Однако уже в 1853 г. правительство Франции отказалось от принципа индивидуального заключения ввиду высоких издержек. Закон 5 июня 1875 г. ознаменовал возврат к этому принципу, но бюджетные ограничения не позволили его полностью применить. Век спустя, в 1949 г., пенитенциарная администрация смогла обеспечить камерное заключение в 7 тюрьмах, в 1955 г. - в 25 тюрьмах из 163^!6. Даже сегодня можно столкнуться с фактами помещения двух, а то и трех заключенных в камеру площадью всего в 9 кв. м, хотя закон предусматривает изоляцию в индивидуальных камерах¹⁷.

2.1.2. Пенитенциарная система во Франции

Прежде чем соотнести пенитенциарную систему советского типа с идеальными типами тюрьмы, кратко охарактеризуем французские тюрьмы, что даст своеобразную точку отсчета для дальнейшего анализа. Во Франции существует три основных типа пенитенциарных учреждений. Дом арестов (la maison d'arret. российский аналог - следственный изолятор) принимает находящихся иод следствием лиц и лиц, приговоренных к осуждению на сроки, не превышающие одного года. Индивидуальное заключение днем и ночью является правилом для домов арестов (хотя одноместных камер на всех не хватает). Центр заключения (le centre de detention, российский аналог - колония общего режима) рассчитан на содержание под стражей осужденных, имеющих наилучшие перспективы реинтеграции в общество. В центрах заключения предусмотрена изоляция в индивидуальных камерах только ночыо (ср. тюрьма пенсильванского типа) Наконец, основной контингент собственно тюрьмы (la maison cent rale) составляют рецидивисты, особо опасные преступники и лица, совершившие особо тяжкие преступления. Как и в центре заключения, тюремный режим предполагает ночную изоляцию. В целом на 1 июля 1998 г. во Франции было 187 пенитенциарных учреждении, в том числе 119 домов арестов, 24 центра заключения, 6 тюрем и 25 пенитенциарных центров (смешанные учреждения, включающие и себя и подразделение — дом арестов, и подразделение - центр заключения или тюрьму)¹⁸ .

Тюремное население в 1998 г. состояло из 57 458 заключенных (из них 4% — женщины), что дает значение индекса тюремного населения (prison population rate), равное 90 (90 заключенных на 100 тыс. человек общего населения страны). Иными словами, 0,23% активного населения Франции находится за решеткой. 15 441 надзирателей, 1796 офицеров и 669 членов администрации обеспечивают надзор и соблюдение порядка в тюрьмах. Что касается использования камер для содержания нескольких заключенных (от двух до десяти), го это стало отражением компромисса между принципами Пенсильванской системы н экономическими соображениями. Администрация старается придерживаться «правила, согласно которому в одну камеру можно помещать представителей одной и той же национальности (иностранцы представляют 23,6% тюремного населения), выходцев из одного региона, близких по возрасту и культуре лиц»¹⁹. Динамика численности заключенных на протяжении последних полутора веков, несмотря на некоторые краткосрочные отклонения, показывает медленный, но непрерывный рост (табл. 4)²'¹.

Для сравнения приведем несколько цифр, описывающих параметры пенитенциарной системы в США. Она включает в себя 1450 пенитенциарных учреждений под федеральной юрисдикцией и юрисдикцией штатов (есть еще муниципальные тюрьмы, jail), из которых 309 - тюрьмы строгого режима, 347 тыс. служащих, из которых 221 тыс. - надзиратели, обеспечивают функционирование этих учреждении. Общая численность заключенных в США существенно превышает аналогичные показатели во Франции. В течение последних 30 лет США столкнулись с небывало высоким уровнем «инфляции» тюремного населения. В целом тюремное население США состояло в 1997 г. из 1731500 заключенных, что соответствует значению индекса тюремного населения, равному 680. Иными словами. 1,34% активного населения США находится в заключении (табл. 5)²¹.

Таблица 4

Год	Численность заключенных
1870	60 000
1920	12 000
1946	67 000
1956	19 000
1960	26 795
1970	29 026
1977	30 ООО
1980	35 655
1988	49 328
1996	55 043
1990	57 450
1999	53 948
Год	Численность заключенных
1975	379 383
• 1995	1 584 401
1997	1 731 500
1999	1 860 520

2.1.3. Пенитенциарная система в России

В отличие от Франции и Соединенных Штатов в России камерное заключение никогда не играло существенной роли. До Октябрьской революции 19I7 г. (а пенитенциарная администрация была создана в России в 1879 г.) Филадельфийская система применялась только в военных тюрьмах, тогда как абсолютное большинство осужденных отправлялось на каторгу (в Сибирь, на Сахалин). После революции доминирующей моделью для исполнения наказаний стали лагеря принудительных работ. Элементы камерной системы присутствуют в тюрьмах, колониях особого режима, следственных изоляторах (СИЗО), дисциплинарных отделениях колоний (ШИЗО - штрафной изолятор к MKT помещение камерного типа). Впрочем, индивидуальные камеры практически не встречаются. Например, камеры следственных изоляторов принимают от нескольких человек до полутора сотен находящихся под следствием людей. «Вот взять особый режим - там камерная система. Вот заходишь в барак - вот у нас было 14 камер, камеры по 14 человек»²². Более того, как правило, камеры перенаселены: нельзя считать исключением камеры, первоначально рассчитанные на 10-15 человек, в которых в действительности находится 30 и более заключенных. Хотя новый Уголовно-исполнительный кодекс, принятый в 1997 г., провозглашает желательность перехода к камерной системе²³, ситуация практически не изменилась. Например, в Москве при острой нехватке мест в СИЗО из-за отсутствия средств никак не может завершиться строительство СИЗО на Вилюйской улице, одного из немногих спроектированных по европейским стандартам. Перманентный бюджетный кризис последнего десятилетия оставляет мало надежд на радикальные изменения в этой области. Иными словами, пенитенциарная система в России продолжает базироваться на принципе совместного, массового заключения.

Присутствие элементов прогрессивной системы

Другая характерная для российской системы черта заключается в присутствии элементов прогрессивной системы. Разделение заключенных на категории было установлено уже первыми декретами Народного комиссариата юстиции в 1918 г. Первый Исправительно-трудовой кодекс, введенный в действие в 1924 г., предполагал разделение осужденных на три основные категории: вновь прибывшие, средняя и высшая. Переход из одной категории в другую, а значит и степень строгости режима содержания, обусловливались дисциплиной заключенных и их классовой принадлежностью (рабочий, крестьянин, представитель мелкой буржуазии и т.д.). В 1933 г. советские власти отказались от применения прогрессивной системы, возврат к которой стал возможен только после смерти Сталина, в 1958 г.²⁴ Так, действующий Уголовно-исполнительный кодекс различает колонии трех режимов: общего, строгого и особого. Кроме того, в колониях каждого из этих трех режимов используются три вида условий содержания: общие, облегченные и строгие. Если режим содержания определяется решением суда в зависимости от характера совершенного преступления, то на условия содержания влияет лишь дисциплина самого осужденного в период заключения . Учитывая эти два вышеназванных основополагающих принципа российской пенитенциарной системы, ее можно классифицировать как

(действующий УИК лишил труд осужденных обязательного характера). Принцип массового заключения здесь совмещен с дифференциацией режимов и условий содержания.

Массовое заключение и выделение категорий осужденных неизбежно придают          характер жизни в заключении (то же верно и для любой другой модели тюрьмы, за исключением Филадельфийской, но в менее явной форме). В рамках камерной системы заключенные изолированы друг от друга, что затрудняет установление между ними социальных отношений. Напротив, массовое заключение придает социальное измерение любому, вплоть до самого незначительного, действию заключенного. Именно в этом контексте мы можем говорить о тюремном         . «Тюрьма представляет собой общество внутри другого общества»²⁶. Тюремное сообщество имеет свой язык, свою культуру, свои социальные категории, свои ценности и нормы. Однако схожесть тюремного и окружающего тюрьму обществ - редкое явление, она наблюдается в особых, специфических "случаях. Так, совместный принудительный труд (сначала на каторге, затем в лагерях принудительных работ) объясняет схожесть организации тюремного сообщества и работной артели, сообщества рабочих, существовавшего в России в XV-XVI вв. Внутренняя «конституция» артели включает в себя элементы, которые, как мы увидим в последующих разделах, характерны для тюремного сообщества в России: имплицитный контракт между ее членами, барьеры на выходе, эгалитаризм, система социальных санкций, правило «каждый должен вести себя понятным для других образом»²⁷.

1 Статистические характеристики российского тюремного сообщества позволяют предположить, что речь идет о «большом» обществе. На 1 января 1999 г. пенитенциарная система РФ включала в себя 731 колонию (всех трех режимов), 191 СИЗО, 13 тюрем, 63 воспитательных колоний для несовершеннолетних правонарушителей. Более 1 млн. заключенных, в том числе 255 тыс. находящихся под следствием лиц, находятся под надзором примерно 300 тыс. работников пенитенциарной системы. Женщины составляют 4,4% общей численности заключенных, несовершеннолетние лица - 2,2%. Сегодня значение индекса тюремного населения в России равно 730, т.е. 1,42% активного населения России, - практически тот же показатель, что и в США, - находится за решеткой. Однако динамика численности тюремного населения России существенно отличается"⁸ (табл. 6) от той, которая сложилась в США .Россия, равно как и Казахстан, другая постсоветская страна, на которую мы будем в дальнейшем ссылаться, относятся к числу стран, наиболее активно наказывающих своих граждан. Хотя численность находящихся в тюрьме сегодня далека от той, которая наблюдалась в сталинскую эпоху, высокие значения индекса тюремного населения

выводят эти страны в мировые лидеры (отметим, что к числу этих «лидеров» относятся и США, см. табл. 7 со списком стран, наиболее активно использующих наказания в виде лишения свободы⁾²⁹.

Таблица 6

Год	Численность заключенных
1912	183 000
1924	86 000
1927	200 ООО
1933	800 ООО
1936	839 406
1937	16 000 000
1942	18 000 000
1970	3 ООО ООО
1980	4 ООО ООО
1999	900 ООО
2000	1 060 085

Таблица 7

Страна	Общая численность заключенных	Индекс тюремного населения
Россия	1 060 085	730
США	1 860 520	680
Белоруссия	58 879	575
Казахстан	82 945	495
Багамские острова	1401	485
Белиз	1097	460
Бермудские острова	286	445
Кыргызстан	19 875	440
Китай	1 408 860	110
Канада	32 970	110
Франция	53 948	90
Италия	51 427	90
Индонезия	55 026	25

2.2. «Маленькое» общество в тюрьме

Несмотря на свои миллионный контингент, тюремное сообщество остается «маленьким» с точки зрения социальной организации. Трансформация этого «малого» общества в большое, или, в других терминах, его модернизация, является далеко не завершенной. Анализ социальной структуры тюремного сообщества с помощью четырех критериев: степени дифференциации сфер повседневной деятельности, степени персонификации отношений, степени дуализма социальных норм, степени институционалпзации использования насилия, поможет убедиться в справедливости данного тезиса.

2.2.1. Отсутствие четких границ между частной и публичной жизнью

Массовое заключение несет в себе серьезную угрозу сферам фундаментальной автономии индивида, что ставит под вопрос целостность личности заключенного. Будучи лишенным пространства личном, частной жизни, в которой индивид может оставаться самим собой и не играть навязываемые обществом роли, помещаемый в заключение человек теряет возможность контролировать свои действия. Таким образом, навязанная или рассогласованная власть воспроизводи тся на микросоциальном уровне: разрушение пространства частной жизни снижает способность к автономным действиям и, следовательно, со- крашает возможности индивида отслеживать процесс передачи контроля над своими действиями, лежащий в основе властных отношений. Экспансия публичности в ущерб сферам фундаментальной автономии индивида происходит потрем следующим направлениям:

•   организация жизненного пространства, исключающая существование сферы частной жизни;

•    тотальный надзор;

•          подчинение действий детальному контролю.

^! Жизнь в бараке (на каторге, в лагере принудительных работ, в колонии) вынуждает заключенного делить все моменты своей повседневной жизни, вплоть до самых интимных, с окружающими его людьми, другими заключсннымн_-Пплоть до начала 60-х годов советский заключенный был лишен даже индивидуального спального места: он располагался для отдыха на нарах бок о бок с десятками других осужденных. Схема типичного барака сталинской эпохи, рассчитанного на 200-300 заключенных, приведена на рис. 8^3<).

Иными словами, на каждою обитателя барака приходилось лишь 0,8-1,5 кв. м жизненного пространства. Мары по-прежнему в ходу во многих перенаселенных камерах следственных изоляторов. «А при такой скученности спать можно только с кем-то. в одиночку просто невозможно»³¹. Введенный в действие в 1961 г. Исправительно- трудовой кодекс заменил нары на индивидуальные кровати размером 1,8 х0.5 м, располагающиеся на двух ярусах, - шконкн³². Шконка продолжает служить заключенным и по сей день. Пространственная организация современного барака лишь незначительно отличается от той,

которая была изображена на рис. 8. Каждый отряд (объединяющий от 40 до 150 заключенных) располагается в большом помещении (так называемом «спальном помещении», «общежитии»), в котором отсутствуют какие-либо перегородки (см. рис. 9 со схемой помещений типичного отряда). Расположение шконок на двух (реже на трех) уровнях означает, что у каждого заключенного есть минимум пять ближайших соседей. Согласно обычной практике заключенные не имеют права выбирать своих соседей. Это относится к компетенции офицера - начальника отряда.

35-37 м

Рис. 8

Г

Лишение заключенного возможности влиять на организацию своего жизненного пространства порождает многочисленные конфликты. С одной стороны, наиболее близкий в физическом пространстве человек совершенно не обязательно является близким в социальном смысле³³;«Мне тут сидеть еще 12 лет, а они ложат молодого рядом со мной. У нас разные взгляды на жизнь, на все другое. (...) Тоже как-то не соответствует. Я ничего не могу сделать. И он ничего не может сделать»³⁴. В условиях же перенаселенности камер заключенный лишается и последнего оплота своего индивидуального пространства - шконки. Кровати превращаются в нары, на которых заключенные спят по очереди. «Люди. ., приходят с работы — по двое на шконке спят - однн на работе - один спит на шконке»³⁵, и наоборот. С другой стороны, Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений запрещают заключенным устанавливать перегородки и вывешивать занавески в спальных помещениях, что помогло бы хоть как-то решить проблему нежелательного и вынужденного соседства. Более того. Правила запрещают и «индивидуализировать» тюремное пространство, вывешивая на стенах или в голове свой шконки фотографии, почтовые открытки, рисунки. «Запрещается: занавешивать кровати, изменять спальное место без разрешения администрации, вывешивать на стенах, тумбочках и кроватях фотографии, репродукции, открытки, вырезки из журналов и газет» ³⁶. «А чего не разрешили? Отдельные ячейки на 4-6 человек, на 8 человек. А у нас перегородку последнюю сломали. После работы прийти, например, мы знаем - у нас есть 5-6 человек, мы уже знаем - приходим с работы - можем отдохнуть. А в соседнем проходняке они музыку хотят послушать. А нам отдохнуть нужно. И уже получается неудобство какое-то... Каждому человеку хочется иметь свой угол»³⁷,

рис 9

Естественной реакцией на приобретение публичного характера всеми моментами повседневной жизни является поиск, в терминах Ирвинга Гоффмана, «укромных мест» (free places), «в которых индивид может оставаться в одиночестве и где ему обеспечена минимальная свобода действий, и ряд прав, которые он не делит ни с кем дру- гим»³⁸, а также придание особой ценности факту обладания рядом мелких вешен как доказательству автономии. В лагере у заключенного есть несколько возможностей обзавестись собственной «укромной» территорией. Прежде всего, представители некоторых профессий трудятся в малых группах или в одиночестве в отдельных мастерских. Так, один из наших собеседников, механик отопительных систем, имеет возможность целый день оставаться в своей мастерской, ставшей для него своеобразной «квазичастной» территорией³⁹. Подобным привилегированным правом на собственный «кабинет» чаще всего обладают библиотекарь, плотник, завхоз (заключенный, ответственный за поддержание в порядке помещений отряда) и дневальные в административном корпусе. Большинству же других приходится довольствоваться частным пространством, ограниченным размерами их шконки.

Зачастую единственным способом, позволяющим остаться в одиночестве, становится возможность «жить на своей кровати и поменьше от нее отходить»⁴⁰, «А как тогда вы поступаете, чтобы вас оставили в покое, чтобы побыть одному, чтобы к вам там никто с вопросами не приставал? - Ложишься просто на кровать и укрываешься с головой»⁴¹.

Аналогичным образом прогулки вне помещений отряда помогают избежать нежелательных контактов. Пространство колонии разделено на несколько локальных зон (см. рис. 10 со схемой типичной колонии). Начиная с 70-х годов заключенные могут в свое свободное время передвигаться без ограничений в пределах локальной зоны, закрепленной за их отрядом. Арготический термин, ставший в 90-е годы очень популярным и за пределами колонии, - «тусовка», означает прогулку заключенных в рамках локальной зоны. Учитывая небольшие размеры локальной зоны (около 50-400 кв. м), заключенные вынуждены ходить туда-обратно (тусоваться) либо в одиночестве, либо в небольшой компании. «Выхожу на улицу... когда как... на улицу выйти - легче походить, на свежем воздухе... я люблю одиночество... а его катастрофически не хватает...»⁴². Ограничения на передвижения за пределами локальных зон (каждый раз требуется получить разрешение у контролера) очень плохо переносятся основной массой заключенных. Иногда знакомые заключенного и, следовательно, его «территория с ограниченным для других доступом» (territoire reserve, еще один термин И. Гоффмана. означающий «пространство, привилегированный доступ к которому принадлежит малой группе») находятся за пределами локальной зоны, например в другом бараке. Во многих посещенных колониях мы столкнулись с попытками заключенных добиться права свободного передвижения в определенные часы за пределами локальных зон, что отражает их стремление бороться за собственную автономию я право самостоятельно организовывать повседневные социальные контакты.

Отсутствие институциональных гарантии защиты сферы частной жизни придает особый смысл владению мелкими вещами. Организуя по-своему свои скудные материальные владения, заключенный утверждает автономность своих социальных действий. С этой точки зрения содержание прикроватной тумбочки становится символом относительной независимости заключенного. В тюремном арго существует даже особое выражение (с акцентом на осуждении) для описания организации в повседневной жизни «вокруг тумбочки» - жить но принципу «я и моя тумбочка». «Если человек живет «я и моя тумбочка», как говорится, он себе создал маленький коммунизм, у него проблем нет»⁴³.

«В своей этой жизни я как-то всегда сам обращался, как-то выходил из положения, ни к кому не обращался. И не давал повода, чтобы у меня что-то с кем-то было... Зачем мне сталкиваться, я ни с кем не сталкиваюсь. Я потихоньку сам по себе. Есть у меня тумбочка, есть у меня шкопочка - пришел, лег - чего еще»⁴⁴.

Рис. 10

Впрочем, самостоятельность в организации скудных материальных владений имеет очень относительный характер. Множество ограничений на владение различными предметами, а также регулярные обыски («шмоны»), проводимые представителями администрации, ставят иод угрозу материальные предпосылки автономии заключенного. Список предметов, разрешенных к использованию и тюрьме, включает 19 пунктов, обладание любыми другими предметами запрещено⁴⁵. Например, туалетная вода, печатные машинки, фото- и видеоаппаратура, цветные карандаши находятся среди предметов, запрещенных к использованию в пенитенциарных учреждениях. «Материальные владений настолько важны для адекватной самооценки индивида, что их лишение ставит под угрозу целостность личности»⁴⁶.

Отсутствие в тюрьме четких границ между частной и публичной жизнью придает надзору абсолютный и повсеместный характер: надзором заняты не только представители пенитенциарной администрации, но и сами заключенные. Находясь в тюрьме, люди вольно или невольно начинают надзирать друг за другом. Массовое заключение превращает надзор, отношение к которому в любом другом кои тексте негативно, в естественную стратегию повседневного поведения. «Сейчас она (лагерная система. -- А.О.) работает на том, что... на сексотстве таком... И все. Друг за дружкой смотрят, рассказывают, подглядывают»⁴⁷. Даже название представителен высших слоев тюремной иерархии - смотрящий (к более подробному анализу этого института мы вернемся в разделе 2.2.5 «Неформальный надзиратель: смотрящий») указывает на повсеместный характер надзора.

Детальный контроль повседневной деятельности и практическое отсутствие сфер, в которых индивид самостоятельно организует свои действия, сближает психологическую структуру заключенного с психологической структурой ребенка. Согласно модели Эрнксона, превращение ребенка во взрослого, способного к самостоятельным действиям, включает в себя три этапа (рис. 11 )⁴⁸. Ситуация зависимости (от администрации, от окружающих), в которую попадает заключенный, ставит под вопрос прохождение двух последних этапов. Однако и первый этап «взросления» имеет у заключенных свою специфику, которая будет подробнее обсуждена в разделе 2.4 «Норма доверия, или Дилемма заключенного».

Рис. 11

Полное подчинение власти, идеал, к которому всегда стремится пенитенциарная администрация, убивает всякую инициативу заключенного. Кроме того, сам факт лишения свободы за совершенное преступление рождает чувство вины, причем совершенно не обязательно по отношению к жертве преступного деяния. Воспроизведем в качестве иллюстрации рассуждения человека, осужденного за убийство своего брата. «Пусть это получилось даже случайно, пусть даже не случайно получилось, я лично выполнял свой отцовский долг, пусть я это... переступил закон, но я для себя спокоен, я об этом не сожалею, то, что произошло, хоть он был гад... хоть брат он был, и о покойниках не говорят плохо, я не сожалею о том, что это... но обидно, обидно то, что по моей же дурости, по моей глупости страдают мои дети, я об этом... ну, тогда это обстоятельства так сложились, что я... он меня душил, и я ему здесь его вытащил... как я, тоже нож не знаю, как я его воткнул, я не знал, я даже не думал, что его можно зарезать, он здоровый там, как бык. Вот... страдают-то по моей... то, что я себя не сдержал, что так получилось, страдают мои дети, один... только меня посадили, один гоже сел сразу в

тюрьму в 16 лет, второй пока в интернате...»⁴⁹. Что касается доказательств распространенности чувства растерянности, то 13,1% заключенных, ответивших на вопросы нашей анкеты, описывают свое обычное состояние в близких терминах. Как свидетельствуют многие пенитенциарные психологи, с которыми нам приходилось работать⁵⁰. профиль ответов заключенных на вопросы стандартною психологического теста MMPI (Minnesota Multiphasic Personally Inventory) очень близок к профилю детей, а не взрослых людей. Итак, «зависимый статус заключенного представляет серьезную опасность его самооценке как полноправного члена общества взрослых люден»⁵¹.

2.2.2. Персонифицированные отношения

Лишение свободы и попадание в пенитенциарное учреждение обусловливаю! не только психологический стресс (многие наши собеседники пережили серьезный психологический шок в первые дни после нх попадания в первый пенитенциарный институт, камеру предварительного заключения (КПЗ), которая предшествует СИЗО), по и глубокий социальный стресс. Исследование, посвященное анализу первых месяцев жизни за границей, показало, что даже менее радикальная смена социального контекста приводит к «статистически достоверному и клинически значимому эмоциональному стрессу»⁵².

("Привычные социальные связи, в том числе наиболее интенсивные, подвергаются быстрому разрушению, что оставляет попадающего в заключение человека без социальной поддержки. Не являются исключением и семейные связи: 20.9% российских заключенных из нашей выборки разведены, 50,2% никогда не были женаты (замужем)⁵⁵. В итоге заключенному приходится рассчитывать только на самого себя в решении повседневных проблем, лишение свободы оборачивается для него практически полной социальной изоляцией и атомизацией. Результаты нашей анкеты показывают глубину деформирования и разрушения привычного социального пространства. Несмотря на совместный характер заключения, 25,9% наших собеседников описывают свое обычное состояние в терминах одиночества (табл. 8).

Сравним основные параметры социальной поддержки в тюрьме и в российском обществе в целом (табл. 9).

Интенсивность ожидания социальной поддержки но всем позициям ниже в тюрьме, чем в обществе за се пределами. Заключенные рассчитывают главным образом на самих себя и не верят в то, что поддержка может прийти со стороны. В то же время потребность в помощи и поддержке особенно высока именно в тюрьме, что доказывает

анализ ответов на вопрос о реально полученной в последнее время помощи. Итак, с одной стороны, несамостоятельный, зависимый статус заключенного рождает интенсивную потребность в социальной поддержке даже для решения самых банальных проблем (таких, как приобретение продуктов), с другой же стороны - разрушение социальных связей делает такую помощь маловероятной и носящей скорее исключительный характер⁵⁴.

Таблица 8 (%)

Какие состояния вы сейчас испытываете чаще?	Россия	Казахстан	Франция
N (число ответивших на вопрос)	1310	391	56
Ожидание лучшего	43,2	53,5	X
Решимость улучшить свою жизнь	33,9	41,7	51,8
Усталость	32.3	37,3	17.9
Одиночество	25.9	25,3	19.6
Раздражение	25.2	15.6	23.2
Сострадание	10.4	13,6	X
Озабоченность	9,8	9.7	3.6
Растерянность	3,2	3.3	8.9
Терпение	X	49.9	64.3
Растерянность или озабоченность (см. элементы сознания ребенка)	13	13	12,5

* Так как была возможность выбрать несколько вариантов ответа, сумма ответов на некоторые вопросы может превышать 100%.

Таблица 9 (%)

Источники (0 - ожидаемые. Р - реальные) соци­альной поддержки		В тюрьме						В российском обществе
		Франция		Казахстан		Россия
		О	Р	О	Р	О	Р	О [1998]	р [1998]	р [1999]
N		59		391		1280		850		1351
Я сам, никто другой		47,4	26,3	69,1	15	71,3	19,8	49	42	63,1
Родственники		57,6	52,6	22,5	44,9	28,5	46,1	44	41	25,7
Друзья		17	22,8	13	20,4			27	18	6,9
Другие осужден­ные	Товарищи по работе	8,5	10,5	7,2	21,7	5,2	19,3	6	4	5,1
Государство		1,7	0	0,8	0,5	1,1	1,1	5	4	5,6
Смотрящие		X	X	4,9	6,7	3,5	5,4	X	X	X
Администрация		27,1	15,8	4,6	5,2	3,1	4,6	X	X	X
Социальные работники		17	14	X	X	X	X	X	X	X

Противоречие между разрушением прежних социальных связей и острой потребностью в социальной поддержке заключенных разрешается в поиске новых механизмов социализации, адаптированных к тюремным условиям. Эта новая социализация происходит на основе глубокой персонификации отношений и ограничивается рамками отношений, имеющих личностную окраску (в отличие от отношений, с троящихся на позиционной и ролевой основе). Например, в нацистских концентрационных лагерях явным было различие между «механическим» сообществом, состоящим из всех помещенных в ограниченное пространство барака людей, и локальным товариществом (camaraderie), основанным на «связях не со всей массой окружающих людей, а с темп немногими из них, кто стал ближе ввиду исключительных обстоятельств и по отношению к которым возникла привязанность»⁵⁵ . Согласно нашей гипотезе, все социальные связи в тюремном мире носят локальный, персонифицированный, межличностный характер. «Маленькое» общество населено людьми, которые знакомы друг с другом либо напрямую, либо через знакомых или «знакомых знакомых». Рассмотрим подробнее несколько моментов из жизни тюремного сообщества, которые позволяют охарактеризовать его как негативным, так и позитивным образцом.

Начнем с позитивного определения. Персонификация отношений помогает заключенным сделать более полным портрет, получаемый на основе первого визуального знакомства и сводящийся к набору наиболее легко схватываемых черт Персонифицированные отношения предполагают возникновение репутации, содержащей информацию о всей совокупности ролей, которые находятся в «репертуаре» социального партнера. Особую важность в персонифицированных отношениях приобретают также детали. «Деталь представляется намеком, указанием на неактуализированные в настоящем взаимодействии, существующие пока лишь в потенции. роли»⁵⁶ . В отличие от обычного человека заключенный приобретает навыки «распознавания» своего собеседника на основе короткого разговора или даже простого наблюдения. Жесты, восклицания, манера держать себя, выражение глаз, голос иногда содержат больше информации о действительной сущности собеседника, чем его слова и фразы⁵⁷. "С годами, вот сидишь, человека можно отличить в течение получаса-часа»⁵⁸. «Вот я безошибочно, вот в дверь кто-то входи т, я говорю, это злой, так безошибочно определяю, например, степень человека, его порядочности там»⁵⁹ «Вот, скажем, там был у нас такой парень, так сказать, давно сидящий. Вот открывается дверь, заходит новичок - один взгляд - и все, можно дальше не ходить. Вот садись и сиди - он все знает"⁶⁰.

Персонификация отношений позволяет подчеркнуть связь или, что еще более важно, ее отсутствие между впечатлением, которое пытается создать о себе человек, и труднораспознаваемыми с первого взгляда, менее явными аспектами его поведения] «Разговор - это ведь не просто слова, но эмоции, чувства. Хорошо, когда видишь человека, с которым разговариваешь. Бывает, что очень долго переписываешься с другим заключенным из другой камеры. Все хорошо, все просто отлично, а когда встретишься, то понимаешь, что абсолютно разные люди... Думаешь, лучше бы не встречался с ним, а продолжал бы переписываться»⁶¹. Как правило, впечатление, которое пытается создать о себе вновь прибывающий в тюрьму человек, свидетельствует о его притязаниях на ту или иную роль в неформальной тюремной иерархии (см. раздел 2.2.4 «Неформальные категории»). Напомним в этой связи сюжет известной комедии «Джентльмены удачи», в которой главный герой, внешне похожий на авторитетного в тюремной среде преступника, не без успеха пытается играть его роль, создавая о себе соответствующее впечатление. Впрочем, подобные случаи встречаются не только в кино. Один из наших собеседников свидетельствует: «Здесь, наверное, само то, что ты рассказываешь, наверное, не особо большое влияние играет, наверное, самое важное - это твое поведение. Твоя манера поведения, манера говорить. Конечно, если ты будешь сидеть: а-а-а, у-у-у. -                                                                                        

? Ну, откуда, с какого, по какому. Ну, в основном, например, если есть земляки, - для них небольшую поддержку там тебе дадут, или, допустим, свой - кого ты знаешь, тоже как-то. Ну, в основном, долго не спрашивают, немножко поговорят, а там потом уже смотрят - кто.].

? - Той информации от людей, ко-

торые рядом с ним жили» . Иначе говоря, личное знакомство становится практически единственной гарантией правильной интерпретации намерений и действий окружающих. В тюремной среде, характеризующейся отсутствием институциональных предпосылок интерпретации поведения (к таковым относятся, например, контрактные обязательства, институциональный статус и т.д.), их замещает факт личного знакомства.

Как следует из вышеприведенной цитаты, «умение создать о себе желаемое впечатление» само по себе недостаточно, оно должно опираться на свидетельства и рекомендации, другие подтверждающие репутацию заключенного факты. Следовательно, персонифицированные отношения вовсе не обязательно ограничиваются кругом непосредственно участвующих во взаимодействии лиц, не исключена их универсализация, но в особой форме - через удлинение и пересечение локальных цепочек знакомств. Впрочем, распространение информации о репутации, намерениях и возможных действиях конкретного человека по таким цепочкам происходит довольно быстро. «Здесь вот даже проходит, лично сталкивался, 10-15 лет, сталкиваются с этим человеком - и никуда не денешься. 10 лет проходит, и всплывает это. И опять он будет тем, кем он должен быть»⁶². «Здесь вот один пришел, -и сразу себя мужиком. Выяснилось, что 15 лет назад он ... сосал.

? Ну, его узнали, да... от этого никуда не денешься»⁶³.

"Устойчивый характер репутации в тюремном мире объясняется, прежде всего, наличием длинных цепочек личных знакомств и частотой их пересечения (overlapping). Достаточно знать одного заключенного, находящегося в данный момент в интересующей вас колонии, чтобы через его связи собрать информацию о любом другом заключенном из того же пенитенциарного учреждения. Поиск информации осуществляется с помощью «ксив» и «маляв» - писем, в которых запрашивается соответствующая информация. Эти письма передаются тайным образом через этапы (группы заключенных), постоянно идущие из одного региона в другой, из одной колонии в другую. Система в целом называется «лагерное радио»Д«Да ну, что там, этапы идут каждый день, все идет каждый день. Все, что касается тюрьмы, все стекается моментально и растекается. ?

... Ну что, сколько нужно времени проехать, например, из Москвы и до Архангельска - сутки.

Конечно»⁶⁴. «Ты должен

узнать, кто сказал. Он должен обосновать тебе это. Например, обязательно будет человек, который это видел - его нужно отыскать. Ну, он должен, если говорит на тебя, то должен быть еще свидетель, еще один. Он должен прислать нам маляву. Ну, тут все просто - даже если он в другой зоне, все равно, через месяц, через два, когда эта малява дойдет сначала туда, потом обратно»⁶⁵. В случае же камерной системы (СИЗО, тюрьма) информация может распространяться с помощью своеобразной «азбуки Морзе» (каждой букве соответствует особая последовательность ударов в стенку, см. табл. 10)⁶⁶ или же перебрасыванием записок с помощью ниток (по «дорогам»). Арготический термин «пробить» означает запрос информации с помощью «азбуки Морзе» или же любым другим доступным «лагерному радио» способом.

Далее, высокий уровень рецидивной преступности в России (табл. II)⁶⁷ и принцип территориального исполнения наказаний (в общем случае осужденный остается в том же регионе, где было совершено преступление и происходил суд) увеличивают вероятность того.

что заключенные будут многократно встречаться на протяжении их тюремной «карьеры».         

? Да.                                        

? Да, конечно, ну там знакомые некоторые - мы с ними в тюрьме сидели, ну там земляки - по воле знаю...

... Ну, пять дней знакомились с ребятами, там знакомого сразу нашел, потом закрепили (шефа. - . .), потом стали уже показывать.. . я показал себя с хорошей стороны и меня подтянули (приняли в свой круг. -АО.)»⁶⁸. «Там (в СИЗО. -А.О.) было большое количество из моего города, поэтому было легче - были общие интересы и даже общие знакомые попадаются. Поэтому там было легче адапти- роваться, чем здесь» .

11

Год	% осужденных к лишению
	свободы повторно
1992	38,8
1993	37,1
1994	35,2
1995	33,5
1996	33
1997	33,3
1998	33,7

Впрочем, преимущества персонифицированных отношений превращаются в их недостаток, как только речь заходит о коллективных действиях в масштабах, выходящих за рамки локальных цепочек, и о коллективном сознании заключенных. Персонификация имеет свою обратную сторону, свое    определение. Ответы на вопрос «Что вы понимаете под солидарностью?» убедительно показывают, что солидарность слабеет по мере роста расстояния (в социальном и в физическом смысле), которое разделяет потенциальных участников солидарных действий (табл. 12).

С концепцией деперсонифицированной солидарности, с поддержкой справедливых требований,          , согласны менее четверти от общего числа ответивших на вопросы анкеты. Слабость чувства коллективной принадлежности, принадлежности к коллективному субъекту так же отражена в ответах на вопрос о том. за кого несет человек моральную ответственность (табл. 13).

12

Варианты ответов	Россия, N =719	Франция, N = 57
Помощь ближнему	34,2	68.4
Надежда на ответную услугу	28,5	10,5
Поддержка справедливых требований, от кого бы они ни исходили	24,9	15,8
Помощь тем, кто находится в такой же ситуации, что и я сам	17,3	24,6

13

Как вы считаете, несет ли человек моральную ответственность за	% ответов
	Россия, N = 1310		Казахстан, N = 396		Франция, N = 59
	Да	Нет	Да	Нет	Да	Нет
Свои собственные поступки	86,9	2,6	88,4	2,3	91,5	6,8
Поступки своих детей	62,1	14,7	63,6	9,8	76,3	20,3
Поступки близких, членов семьи	45	32,1	42,7	26,8	45,8	49,2
Поступки людей, относящихся к кругу «своих»	37,5	38,9	38,4	31,3	39	50,8
События, происходящие в колонии	20	43,7	32,1	34,3	37,3	59,3
Поступки предков	15,7	57,3	17,7	48,7	20,3	78
Поступки неформальных лидеров колонии	12,2	60,5	12,9	50,5	X	X
Поступки окружающих людей	10,5	61,5	11,9	53	X	X
Действия правительства	6,6	65,6	7,6	57,3	18,6	78

Иными словами, существует достаточно сильная взаимосвязь между, с одной стороны, степенью близости во времени и пространстве тех или иных действий и, с другой стороны, готовностью нести за них моральную ответственность (напротив, эта взаимосвязь менее выражена во французских тюрьмах). Заключенные не готовы брать на себя ответственность за все то, что не укладывается в рамки локальных, персонифицированных отношений.

2.2.3. Категории осужденных, установленные формальным образом

Тенденция к персонификации социальных отношений объясняет особенности прогрессивной системы, которые характерны для российских тюрем. Прогрессивная система предполагает, что все осужденные формальным образом подразделяются на многочисленные категории в зависимости от тяжести совершенных ими преступлений и поведения в процессе исполнения наказания. Например, в 30-е годы заключенные подразделялись на две основные категории: «друзья народа» и «враги народа»⁷⁰. К первой категории относились осужденные, совершившие общеуголовные преступления, в том числе и воры- рецидивисты! Задача перевоспитания ставилась перед пенитенциарной администрацией только в отношении этой категории заключенных, для которых резервировались более легкие виды принудительного труда и более привлекательные должности, связанные с его организацией: Ко второй категории главным образом относились., лица, осужденные за преступления против политического режиму⁷(по статьям 58^1-11 Уголовного кодекса 1926 г., объединенным в рубрику «Контрреволюционные преступления»). Процесс перевоспитания никак не касался этой категории осужденных.

Однако ни характер совершенного преступления, ни отнесение осужденного к одной из установленных администрацией категорий (сегодня речь идет об установлении администрацией условий содержания: обычных, строгих или облегченных) не определяют его действительного места в тюремном сообществе ® тюрьме характер преступления редко когда принимается во внимание для оценки человека, его совершившего. Но даже в этих случаях оценка серьезности того или иного преступления, даваемая тюремным сообществом, существенным образом отличается от той, что установлена Уголовным кодексом. Исключение составляют насильники, особенно детей, отношение к которым резко отрицательно и со стороны УК, и со стороны тюремного сообщества. «Никогда не уважалось изнасилование... За детей спрашивали. Это... Я и сам спрашивал. И при мне спрашивали. Прямо в камере. И руки ломали прямо в камере. Его успевали только отнять. Кусок мяса вылетал из камеры. За детей, несовершеннолетних, там - двенадцать, тринадцать лет. Дети есть дети»⁷¹. «Ну за малолетних детей - изнасиловал там, убил. Таких, да... (опускают. - . .).

? Да, встречался...                               Нет, здесь я не

встречался с такими. Хотя нет, одного встречал. Ну он тоже был... какой-то странный. Он тоже там - шести или восьмилетнюю девочку. Ну таких немного, но были случаи... Их сразу в отдельную камеру и они там сидели.. ,»⁷².

Большинство же других преступлений, совершенных «на воле», никак не влияют на тюремный статус совершивших их людей. «Главное - это какой человек. А так - ну, откуда, он пришел, хоть по 158-й, хоть по 162-й...»⁷³. «Вот я тоже так думал, вот если, например, мента грохнул, то тут такое уважение к тебе... Нет. Все одинаково, начиная от того, что ты там кошелек своровал, кончая убийством. Главное - что такое сам человек по сути, внутри какой»⁷⁴. Незначительность роли, которую играют формальным образом установленные категории, вовсе не означает, что заключенные не проявляют никакого интереса к совершенным окружающими преступлениям. Информация о совершенном преступлении, полученная по независимым каналам, часто служит для проверки достоверности имиджа, который себе создает каждый вновь прибывший заключенный. Иначе говоря, проверка информации о совершенном преступлении, даваемой самим заключенным, позволяет судить о его порядочности и о том, можно ли доверять другим его словам. «Заходишь ты в камеру, тебе пробивали уже обвинительное заключение твое обязательно. Что бы ты ни говорил. Ну, обычно знают же подельники твои, или что. Сразу еще пробивается. Обвинительное строго прочитают...»⁷⁵. Заметим, что доступность информации о деталях совершенного преступления отражает еще один аспект экспансии публичной сферы в частную (если же речь идет о СИЗО, то под вопрос ставятся и тайна следствия, и презумпция невиновности). Например, во Франции существует правило, согласно которому «надзиратель не должен знать характер преступлений, совершенных осужденными»⁷⁶, и тем более он не должен распространять подобную информацию среди остальных осужденных. Что касается советских колоний, то здесь информация о совершенном преступлении фиксируется в «тетрадях индивидуальной работы с осужденными», которые находятся в кабинете начальника отряда, доступ к которому имеют некоторые заключенные (завхоз, дневальные, бригадиры). Следовательно, содержание записей в этих тетрадях легко становится достоянием гласности. Подчеркнем еще раз, что знание всеми деталей совершенного каждым преступления служит яркой иллюстрацией отсутствия границы между частной и публичной жизнью в советской тюрьме.

101

2.2.4. Неформальные категории

Сличная репутация заключенного содержит информацию о его принадлежности к одной из неформальных категорий, на основе которых строится иерархия тюремного сообщества. Спонтанное образование неформальных категорий самими заключенными является примером добровольного создания норм и подчинения их предписаниям/Учитывая, что модель массового заключения неизбежно приводит к образованию в тюрьме общества, то первым свидетельством его способности к автономному существованию можно считать усиление значимости неформальных категорий, которые не совпадают с категориями, установленными формальным образом. В своем исследовании тюремного общества в США Грехэм Сайке отмечает существование 13 неформальных категорий, структурирующих повседневную жизнь в тюрьме⁷⁷. Заключенные, которые замечены в передаче информации надзирателям, получают очень говорящее название - «крысы». К презираемым в тюрьме «крысам» близки представители другой категории - «прогибщики» (center man), которые интериоризируют ценности, нормы и поведенческие стереотипы, навязываемые администрацией. Заключенные, прозванные «гориллами», не останавливаются перед использованием грубой физической силы и насилия для получения интересующих их вещей. «Шакалы» (hipsters, дословно - люди, презирающие условности), в отличие от «горилл», с готовностью применяют силу только по отношению к более слабым, к тем, кто не может сопротивляться насилию - «слабакам». «Торговцы» всегда находятся в поиске выгоды, даже если это происходит вопреки соображениям солидарности заключенных. «Рыбами» называют новичков в тюремном мире, тех, кто еще не знаком с правилами «этой» жизни. Пассивные гомосексуалисты получили тюремное прозвище «проституток» или «пидоров». Первые были силой обращены в пассивных гомосексуалистов, тогда как вторые не скрывали своей гомосексуальной ориентации и до попадания в тюрьму. «Отморозкам» (ball blisters) не страшна администрация, по отношению к которой при всяком удобном случае они проявляют свое полное презрение. Эти люди являются носителями ценностей абсолютного отрицания официальных норм. «Гангстеры» (tough) находятся в поиске конфликтов не столько с администрацией, сколько с остальными заключенными. Наконец, всеобщим уважением пользуются «настоящие мужики», отличительной чертой характера которых является самодостаточность и нежелание полностью подчиняться кому бы то ни было. Впрочем, это нежелание приводит «мужиков» к открытому конфликту с надзирателями.

\ Система тюремных каст имеет в России долгую историю. Неформальные категории заключенных существовали на русских каторгах задолго до Октябрьской революции 1917 r⁷⁸j Смелость и жестокость отличали представителей одной из самых уважаемых категорий - «ива- нов», к которым зачастую обращались остальные заключенные за помощью в разрешении карточных конфликтов. «Храпы» (современный русский язык сохранил этот корень в слове «нахрапом» - быстро, не задумываясь о выборе средств) предпочитали всегда действовать чужими руками: они заставляли других заключенных поступать в своих интересах. Прозвище «шулер» давалось признанным специалистам

игры в карты. Этот термин равным образом сохранился в своем первоначальном значении в русском языке. «Асмадеи» были российским аналогом американских «торговцев»: их характеризовало стремление превратить в товар все, что попадало им в руки. Зависимое от сильных тюремного мира - «Иванов» и «храпов» положение имели заключенные, называемые «шпаной». В советский период шпаной называли уличные банды, состоящие главным образом из 8-16-летних подростков. Категория «жиганов» включала в себя всех тех, кто нарушил неформальные нормы, принятые в тюремном мире. Наконец, наиболее разнородным был состав «воров», к которым относились представители более 25 видов этого ремесла: домушники, карманники, взломщики и т.д.

С образованием лагерей принудительных работ неформальные категории не исчезли, а, наоборот, усилились, хотя и стали менее многочисленными. На смену дореволюционной тюремной иерархии пришла новая, более соответствующая реальности советского тюремного мира. Далее мы будем говорить лишь о тех категориях, которые существуют в российской тюрьме по сегодняшний день. Эти категории распространены повсеместно, вне зависимости от месторасположения пенитенциарного учреждения или его режима.. Другими словами, речь идет о      категориях, на которых и основывается «маленькое»

тюремное сообщество (рис. 12).«А вот раньше было: вот в зону меня привезли, я распределение прошел, в барак захожу и я вот хожу по секции, кто где спит - я сразу скажу, что это человек... Вот эта камера - живут педерасты, вот здесь - шерстяные, вот здесь живут обиженные, здесь барыжники. вот здесь мужики, здесь - воры, здесь по-

вара, здесь доктора» ⁷⁹.

Можно выделить следующие категории заключенных. - в воспитательных колониях для несовер

шеннолетних), играют роль носителей тюремной субкультуры как альтернативы нормам, навязываемым пенитенциарной администрацией. Блатные сохраняют свою верность неформальным ценностям и нормам даже в тех случаях, когда за это приходится «страдать» и нести подчас жестокие наказания. - в воспитательных колониях) стремятся со

хранить свою автономность, независимость как по отношению к администрации, так и по отношению к блатным. «Мужик, то есть настоящий мужик - это же после вора второе звание.. »⁸⁰. Мужики видят в труде главное и практически единственное решение проблем, с которыми они сталкиваются в тюрьме. Труд также является основой чувства солидарности, высокочтимого в этой среде. «Традиционные воровские понятия: это в первую очередь гуманность и в первую очередь помощь не людям, которые считают себя, так сказать, "крутыми" - то есть братва, а в первую очередь помочь тем людям, которые, ну, "мужики", работяги»⁸¹. Изгои, маргиналы тюремного сообщества объединяются термином (шерстяные, непутевые, обиженные). Масти не имеют права гражданства в тюремном мире. Они исключены из социальной жизни тюрьмы и вынуждены ограничивать свое повседневное общение кругом таких же, как и они сами, изгоев. «У нас как раз

вообще непутевых не было...

... Ну да, но у нас отдельная камера была - там специально селили непутевых...

 Да, чтобы не было там никаких проблем.. ,»⁸². Представители мастей, несмотря на свое маргинальное положение, достаточно многочисленны: они составляют от нескольких до нескольких десятков процентов всего контингента тюрем. В последние десятилетия наблюдается резкий рост числа мастей, своего рода «инфляция» этой категории. «Может чуть-чуть больше, процентов 60 были именно ниже путевых - вот крысятничество и масса всяких разных...»⁸³. «Не каждый второй, каждый третий. Конечно, не половина. Ну кто до какого опустился»⁸⁴. Масти, в свою очередь, подразделяются на множество более мелких категорий. «Козлы», они же «дятлы», открыто сотрудничают с администрацией и передают ее представителям всю интересующую их информацию. Взамен своих услуг (которые другие осужденные считают предательством, «стукачеством», ср.: «дятел стучит») козлы получают

некоторые поблажки от администрации и в целом поддержку с ее стороны в организации своей повседневной жизни. «Они сдают за пачку сигарет. Два дятла между собой встречаются - друг другу по морде дали и бегают. Один одного сдал - получил пачку сигарет, этот пошел его сдал - пачку сигарет получил - обоим хорошо. А вместе в обнимку ходят»⁸⁵. Случай козлов хорошо иллюстрирует конфликт между принципом персонификации отношений и всеобщим характером неформальных категорий. С одной стороны, «актив - это вообще, стремно»⁸⁶. С другой стороны, «нету плохих должностей, есть плохие люди... завхоз есть завхоз... если он справляется со своими должностям, то все нормально, кто ему что плохого скажет... если он в актив вступил - это его проблемы.. ,»⁸⁷. Лица, осужденные за экономические преступления (например, за спекуляцию в советскую эпоху) и организаторы различных актов купли-продажи уже в самой тюрьме носят презрительное имя «барыги» или «барыжника». «Так он на свободе кооператор? Так он никто... В общак они (воры-карманники. - . .) выделяют, а эти - не выделяют.

? Нет, не содействовали... Барыга он барыга и есть.  ? Того, кто торговал...

? Торговый работник - кто он, конечно, барыга. Кто же он. Он и вас обманывал, и меня обманывал. Недовес, перевес, правильно?

? Ниже мужиков...»⁸⁸. Еще одна презираемая всеми заключенными категория - фуфлыж- ники, включает тех, не может или отказывается платить карточный долг («гонит фуфло»). Понятие долга носит в тюрьме сакральный характер и отказ вернуть долг однозначно влечет за собой исключение из социальных взаимодействий, из «уважаемого» тюремного сообщества. «Не отыгрался - он еще дальше залез. А это уже по нашему фуфло. А фуфлыжник, это, говорят, хуже педераста. И все, человек пропал - вот надо платить... Как-то чего-то и он уже пошел - туда - сюда. Ну, в общем, можно сказать, человек опускается. Все, человек пропал, то есть этот человек способен сделать любую пакость, любую гадость. Его уже нормальный человек боится» .

Заключенных, не привыкших поддерживать себя в порядке и соблюдать правила личной гигиены, называют «чертями» (как правило, ими становятся в тюрьме лица без определенного места жительства). «Это те, кто грязные ходят, не моются, не стираются»⁹⁰.

«Крысы» в российских тюрьмах, в отличие от американских тюремных «крыс», описанных Сайксом, несут это клеймо в качестве наказания за мелкое воровство, совершенное уже в тюрьме: за пачку сигарет, взятую без разрешения хозяина из тумбочки, за одежду, украденную при выписке из тюремной больницы, и т.д. «Петухи» (опущенные, педерасты) были в свое время насильно превращены в пассивных гомосексуалистов в качестве наказания за преступления, считающиеся серьезными с точки зрения тюремной морали и этики: за насилие над детьми, за повлекшее серьезные последствия предательство, за рецидивное воровство у других заключенных. «Петухи», занимающие самую низкую позицию в тюремной иерархии, достаточно многочисленны. «Вот я пришел в зону в 70-м году первый раз, вот у нас на всю зону - 1200 у нас зона была - у нас на всю зону было всего три «петуха» - три! Потом я пришел в зону - там их уже двадцать три. Потом я в 73-м освободился и в 73-м сел и приехал туда в Медынь (Калужская обл.), там их уже был полный отряд - отдельно они жили, их там режим отдельно держал под замком.                           ? Сейчас их в каждом отряде тьма...»⁹¹. Клеймо пассивного гомосексуалиста является своеобразным «красным светом» для каждого потенциального социального партнера или просто собеседника. Преступления, совершенные петухами, настолько серьезны, что не только социальные контакты, но и физические контакты с ними (например, совместное потребление продуктов) запрещены и могут повлечь за собой «заражение» недостаточно осторожного заключенного. «Зараженный» человек сразу же «деклассируется» и переходит в низшую категорию. «Плохой христианин, но не готов я чтобы с ним (опущенным. - . .) из одной чашки есть... Я стараюсь неплохо относиться к ним, я стараюсь, чем могу, помочь, и покурить дам, и все такое. Но от них я закурить уже не возьму..»⁹². Вот почему «петухи» чаще всего отделены от остальных заключенных в физическом пространстве, не говоря уже о социальном пространстве тюрьмы. «Петухи они и есть петухи, они свое место знают. Они спят там - у них, допустим, шконочки у них отдельно, мисочки у них отдельно... Петух в столовую не заходил, ему запрещалось это. В бараке он не спал - в секции он не спал - ну где нормальные люди спят. Он спал или где-нибудь под эстакадой, или где еще. Раньше же они вообще ничего не могли, прав никаких не имели... То есть это и называется по-нашему - он же пидор, я с ним не общаюсь, я ему ничего не скажу»⁹³. Нормы, обеспечивающие социальную изоляцию петухов, носят особенно явный и бескомпромиссный характер в среде несовершеннолетних заключенных. Здесь обращается внимание даже на случайные и невольные прикосновения к «прокаженным» товарищам. «Основной способ попадания в непутевые? Ну, в смысле обиженные дают покурить...

 ? Да.

? Ну не правонарушения, а... Ну, я понял. Здесь, ну вообще они должны быть... Дотронулся там, ложкой, тарелкой - нельзя есть... А если ты поел, то - извини...

? Ну, если по понятиям, то да, конечно»⁹⁴. «Вот сидишь, вот одна тарелка, вот вторая - тарелками коснуться, уже все. А вот подносами, вот так вот один на один стол - это не форшмачиться, это не считается. Шесть человек за столом сидит, да? Ну кто следит за тем, кто зафоршмачился или нет? Вот я, грубо говоря, есть хочу. Ну, это вполне такое нормаль- ное явление... Ну, просто я должен встать и идти? Просто не ешь,  и все. Ну, смотря что, вот если у тебя здесь стоит суп, а здесь второе, вот два супа соприкоснулись, значит, суп ты уже есть не можешь, ну это тебе уже решать, если тебе не западло после него есть» ⁹⁵

 Глубоко иерархическая структура неформальных категорий, их опора на персонифицированные отношения, жесткий и бескомпромиссный характер норм, регулирующих взаимодействия между представителями различных «каст» позволяют предположить традиционную природу тюремного сообщества. Но полностью ли сводится тюремный мир к традиционному или  традиция является лишь одним из ключевых элементов в его конструкции? Процедура инициации в тюремную жизнь очень похожа на ритуальные обряды, принятые в традиционных обществах. Каждый новичок, впервые попадающий в камеру СИЗО, пребывает в полном неведении о смысле и значении окружающих его вещей и поступков. Действительное значение того или иного поступка, того или иного жеста или реплики не так легко правильно интерпретировать, что затрудняет задачу правильной подачи себя и утверждения в новой среде. Без знания многих тонкостей лучшие намерения могут привести к обратному результату. Новичок «вынужден задумываться о значении вещей, очевидных для более опытных товарищей. Он лишен того опыта, который формирует прошлое социальной группы. Он - человек без прошлого, без истории»⁹⁶. В традиционном обществе решение проблемы интеграции новичка заключается в сложных процедурах его инициации, в ходе которых он вынужден пройти через все основные этапы эволюции «маленького» общества⁹⁷. Новичок на практике должен познакомиться со значением неформальных норм, категорий и поведенческих образцов. Учитывая высокий уровень рецидивной преступности, инициация в тюремную субкультуру происходит лишь один раз, в момент первого попадания в тюрьму. Чаще всего она касается несовершеннолетних, так как именно в этом возрасте начинается «карьера» большинства рецидивистов. «Эту школу, ни малолетки, ни общий режим, они (молодые. - . .) не проходят, это то, что нужно, хоть там беспредела и много, но это нужно, это остается на всю жизнь, это уже... как оно это, то, что на себе испытаешь»⁹⁸.

J Изучение ситуации в воспитательных колониях позволяет ознакомиться с многочисленными вариантами организации ритуала инициации. Колонии для несовершеннолетних - «малолетки», имеют плохую репутацию, с одной стороны, по причине жесткого контроля администрации за жизнью несовершеннолетних осужденных, с другой стороны, из-за множества испытаний, называемых «прописками», которые каждый новичок обязан стойко выдержать. «Вот я пришел в камеру, а там уже сидят, по году, может быть. У них уже как традиция. И переходит из поколения в поколение. Прописки разные, лажи там... Оно ведь как традиция переходит. И очень трудно, некоторые не переносят этого. Мало кто даже из взрослых перенес бы»⁹⁹. Стоит специально подчеркнуть, что речь идет о термине «прописка», заимствованном из официального русского языка: пропиской назывались процедуры получения разрешения на жительство в новом месте, особенно сложные и жестокие (до сих пор, несмотря на многочисленные решения судов в пользу их отмены) в Москве)

Приведем несколько примеров прописок, организуемых для вновь прибывших в воспитательных колониях: «Вот такой достаточно безобидный пример - мальчика ложат на скамейку, одевают на него фуфайку и натягивают на лицо рукав, так, чтобы он видел, и задают ему различные вопросы в плане знаков зодиака до тех пор, пока он не назовет знак Водолея, и когда он называет этот знак, на него выливают ну, литровую банку воды.

! Практически, да.

. Ну, нет, не понижается, это такой характерный пример физического воздействия - вот человека ставят просто на газету и говорят человеку: сойди с ума - человек начинает кривляться, изображать из себя непонятно что - а нужно просто отступить Вот пример один: закрыть глаза и я должен пальцем тыкать и называть ребят там или какие-то предметы, шутка заключается в том, что локоть намазывают мылом, складывают его вот так и моей рукой заставляют дотронуться. Было очень неприятно, и получилось, что я загасился, сам не зная того. И делается там, ставится человек на тумбочку и когда с меня сбрасывают повязку, он со спущенными штанами спрыгивает, и именно вся картинка такая, что я именно залез в зад. Вот когда мне уже ребята объяснили, тогда мне это уже стало смешно, чуть попозже, а до этого мне было совершенно не до смеха. Поэтому у кого- то могут просто возникать какие-то комплексы неполноценности.. .»¹⁰⁰. Как легко убедиться из этих примеров, догадаться о смысле «прописки» практически невозможно: его нужно знать. Либо ты не в первый раз в тюрьме и ты знаешь смысл испытания, либо ты новичок и ничего не смыслишь «по этой жизни». Либо право на гражданство в тюремном сообществе подтверждается, либо ты пока остаешься чужаком, «иностранцем»¹⁰¹.

Впрочем, существует множество «дверей», ведущих в тюремный мир, и «прописки» представляют лишь одну из них. В общем и целом не существует безусловной необходимости пройти через ритуалы инициации. Так, в среде взрослых заключенных предпочитают объяснять новые правила на словах, а не навязывать их грубой силой и издевательствами.! Иногда взрослые заключенные даже стараются дистанцироваться от «правил игры», принятых в колониях для несовершеннолетних. «Вот где как раз больше всего живут по понятиям - это на малолетке. И люди оттуда приходят, они именно зациклены на понятиях, на своих понятиях. А у них понятия вообще другие. И законы другие, немножко строже, жестче»¹⁰². Такой подход, однако, не означает, что новичок сразу же будет признан в качестве полноправного члена тюремного сообщества. Просто инициация принимает другие, более гибкие и гуманные формы «Когда человек приходит в зону, даже посидевший много или что... люди, то есть люди, которые действительно придерживаются преступных правил... ну, как говорится, в авторитете люди, они же смотрят на человека первое время - «А, пришел, там со свободы и все...» - как он себя повел, что чего, как, почему, его движения, и все прочее... Тогда только этого человека к себе подпускают, в этот круг - когда видно, что человек ведет себя правильно.. ,»¹⁰³.

* Парадоксально, но зачастую инициация в тюремные порядки происходит задолго до первого опыта собственно лишения свободы, что можно рассматривать в качестве дополнительного аргумента в пользу схожести, конгруэнтности тюремного сообщества и общества советского типа. «? Мне кто объяснял - мне еще на воле... я пришел и уже много кого знал, ну, много земляков было. Одного знал еще по воле. Общался. Поэтому было проще»¹⁰⁴. Помимо друзей, уже побывавших в тюрьме, источником информации о тюремных порядках становятся песни и художественные произведения о жизни за решеткой. Мы вернемся к анализу феномена блатной культуры в советском обществе в разделе 3.2.7 «О конгруэнтном характере норм», здесь же достаточно упомянуть распространенность практики построения реальных отношений на основе некоего идеально (из песен, книг) созданного образа. «? Ну, про криминальный мир. Про закон, который сейчас в данный момент на воле соблюдается, не которые были раньше...

? Нет, я не стараюсь, ну , если я читаю книгу, и там, например, советы, то это не только, что я вот прочитаю книгу и эти советы я для себя зарублю. Здесь - чтобы все обходилось без беспредела, беспредел никому не нужен, авторитета ты не добьешься так, добиваться его надо хотя бы головой...     "? Я, ну, в основном блатные песни... ! Лесоповал, Круг...»¹⁰⁵. Автор был поражен, когда несколько его несовершеннолетних собеседников сослались на достаточно редкую и изданную в провинции небольшим тиражом книгу, описывающую тюремную жизнь (речь идет о книге Валерия Абрамкина и Юрия Чижова, многочисленные ссылки на которую можно найти в настоящем исследовании)¹⁰⁶. Следовательно, подтверждаются наблюдения Диего Гамбетты относительно роли, которую сыграл созданный средствами массовой информации образ мафии в процессе ее становления.

Тем не менее, если новичок нуждается в помощи для того, чтобы суметь правильно позиционировать себя в тюремной иерархии, он ее получит. Здесь важно отметить усилия, которые в этом случае требуется затратить на разъяснение вещей, кажущихся очевидными для любого «старожила» тюрьмы. «Первый этап - вот сюда не ходи, вот сюда можно садиться - вот этот первый этап, как только человек вошел - ему сразу должны объяснить. Вот где тут сидит авторитет, где кто»¹⁰⁷. Акцент на объяснении и, следовательно, на достижении понимания, способствует тому, чтобы заключенный сделал осознанный выбор стратегии своей жизни за решеткой. В терминах теории соглашений речь идет о выработке каждым заключенным своего «проекта». «Каждый приходящий в зону сначала ознакомливался со всей этой жизнью. Там не спрашивали так, с бухты-барахты. Его вводили, объясняли доходчиво. «Все? Понял?» - «Понял». Вот это можно, вот это нельзя. Все раскладывали ему по полочкам. «Хочешь жить вот так? Живи так. Хочешь мужиком жить. Живи мужиком. Хочешь...? Тянешь на что-то? Живи так. Как ты хочешь?» - «Вот так я хочу» - «Живи!». Тогда человеку давали жить. Понимаете ?»¹⁰⁸. Подводя итог разговору о неформальных категориях.

мы можем подтвердить исходную гипотезу относительно тюремного сообщества как амальгамы двух сфер: традиционной и «проектной». Категории, эволюционным образом возникшие в тюрьме, не исключа- .ют ни традиционной, ни «проектной» интерпретации. Однако вряд ли можно говорить о достижении в рамках «маленького» общества глобального компромисса между традиционным поведением и действиями, ориентированными на «проект».

2.2.5. Неформальный надзиратель: смотрящий

Массовое заключение создает функциональную потребность в появлении в рамках социальной струкутры тюрьмы категории людей, которые бы взяли на себя труд по организации совместной жизни за решеткой. Порядок вещей (учитывая, что уборка помещений всегда являлась в России обязанностью самих заключенных) и социальный порядок (учитывая неизбежность конфликтов между представителями различных неформальных категорий) должны специально и повседневно поддерживаться. Контроль за порядком, осуществляемый надзирателями, никогда не может быть непрерывным и повсеместным, что исключило бы потребность в иных организационных началах. В российских тюрьмах до Октябрьской революции 1917 г. существовал институт камерных старост. Камерный староста избирался всеми находящимися в данный момент в тюрьме заключенными, а его главная задача заключалась в представительстве их интересов и взаимодействии с администрацией. В первые после революции годы этот институт был сохранен, однако уже в 30-е годы администрация ввела право своего вето на кандидатов, предлагаемых на должность тюремного старосты. В 1938 г. выборы старост были вовсе отменены, и администрация приступила к их назначению без консультаций с заключенными¹⁰⁹.

Если тюремные старосты действовали главным образом в военных тюрьмах и в СИЗО, то появление в 30-е годы лагерей принудительных работ обусловило формирование нового института, - именно тогда появились воры в законе. Этот странный и противоречивый термин объясняется особенностями формирования института. С одной стороны, ворами в законе становились в основном представители одной из категорий воров - урок, известных своею смелостью и жестокостью. С другой стороны, в названии отражены функции по поддержанию порядка на основе «воровского закона» - совокупности неформальных норм, лежащих в основе блатной культуры. Еще один факт следует принять во внимание: воры в законе сами практически никогда не нарушают Уголовный кодекс (официальный закон), предпочитая в случае необходимости нарушать его чужими руками. Напомним в этой связи знаменитый принцип Остапа Бендера, идеального типа мошенника 20-30-х годов: « чту Уголовный кодекс». Наконец, не следует сбрасывать со счетов и гипотезу, впрочем пока документально не подтвержденную, согласно которой воры в законе пользовались в своих действиях поддержкой работников Объединенного главного политического управления (ОГПУ, организованное 15 сентября 1923 г., было предшественником КГБ), которые воздействовали через воров на ситуацию в пенитенциарных учреждениях. Например, исследователи отмечают «удивительную схожесть между рекомендациями ОГПУ относительно работы с представителями криминального мира и нормами, которых придерживались воры в законе»¹¹⁰, например, что касается отказа от любых политических требований. Схожесть проявляется и в вовсе уж удивительных первых словах воровской клятвы, которые заставляют вспомнить первые строки клятвы членов КПСС: « , как настоящий пацан, вступая в ряды воров...».

Отношения воров в законе с пенитенциарной администрацией,

взаимодействие двух ветвей тюремной власти, легальной и нелегальной, помогают лучше увидеть двойственную природу института воров в законе. С одной стороны, воры в законе являются носителями ценностей и норм тюремной субкультуры "как полного отрицания официальных «правил игры». Отказ от всего того, что носит легальный, формальный, официальный характер, характерен для их стиля жизни. В кодекс воров в законе включаются, в частности, следующие нормы: жизнь вне интересов официального общества: отказ служить государству (в том числе в армии),

никогда не работать своими руками: способность адаптироваться к  любым обстоятельствам: жестокость по отношению к предателям: честность и порядочность в отношениях с другими ворами в законе, взаимоподдержка: презрение к любой собственности: обширные связи в воровском мире¹¹¹. Что касается запрета на обладание собственностью, то «вор вообще ничего не имел. Он должен был жить за счет арестанта. Он не имел права даже жениться, потому что он о семье будет думать больше, чем об арестантах»¹¹². Запрет на устойчивые социальные связи за пределами тюремного сообщества стал источником множества трений в среде воров в законе. Например, 60-80-е годы вошли в историю конфликтом между русскими ворами в законе и ворами в законе - выходцами с Кавказа (главным образом грузинами). Первые считали невозможным нарушать запрет на создание семьи, тогда как последние видели в создании семьи залог успеха в криминальной деятельности¹¹³.

С другой стороны, административные ресурсы в тотальном институте настолько обширны и важны, что всегда есть соблазн претендовать на использование хотя бы их части для организации повседневной жизни за решеткой. Период после второй мировой войны придал противоречию между отказом сотрудничать с администрацией и выгодами от такого сотрудничества особенно явные формы. Предыстория такова: в начале войны воры в законе были поставлены перед выбором: либо они соглашаются взять оружие и идти на фронт, либо они рискуют быть расстрелянными по всей строгости законов военного времени. Некоторые из воров в законе все же взяли в руки оружие и даже были награждены за ратные подвиги орденами и медалями. Их возвращение в тюрьмы после войны, совпавшее по времени с беспрецедентным ужесточением наказаний за кражи¹¹⁴, привело к рождению в 1948 г. в пересыльной тюрьме г. Ванино (Приморский край) нового воровского «закона» - «сучьего закона». Основная инновация заключалась в том, что отныне снимались ограничения на сотрудничество с администрацией¹¹⁵. Воры в законе, принявшие новую веру («суки»), получали доступ к должностям в иерархии,

: они становились завхозами, бригадирами, нарядчиками и представителями прочих, ранее глубоко презираемых категорий. Многие моменты ритуала инициации в новую веру, придуманного лидером «сук». Королем, заставляют вспомнить анализ античных ритуалов Ренэ Жирара: по его мнению, необходимо было вынудить «ортодоксов» (воров «старых» убеждений) пройти все те этапы, которые в свое время прошли «суки». «Обряд перехода в новый воровской закон - поцелование ножа или смерть. Король поставил всех своих старых довоенных друзей в те же условия - жизнь или смерть, - в которых он. Король струсил, по мнению воровских «ортодоксов». Пусть теперь они сами покажут себя. Условия - те же»¹¹⁶. Серия кровопролитных войн сопровождала попытки ввести новый «закон» в действие. Впрочем, ответные действия, предпринятые «ортодоксами», так и не позволили «сучьему» закону стать новой «конституцией» тюремного сообщества.

Двойственный и противоречивый характер отношений между ворами в законе и администрацией никоим образом не меняет сделанные ранее выводы о выполняемой ворами организаторской роли в рамках тюремного сообщества. В контексте массового заключения всегда есть функциональная потребность в существовании подобных организаторов из среды заключенных. «? Чтобы был в зоне порядок, чтобы жили все нормально, все грело у всех, не было непонятных

ЧП, то же самое и все»¹¹⁷. Более того, многие свидетельства и предания тюремного фольклора показывают, что власть воров в законе никогда не ограничивалась собственно тюремными стенами и проволочными заграждениями: они правят и криминальным миром за пределами тюрьмы. «Если раньше бабушку на рынке ограбят - последнюю пенсию у нее вытащили - она могла пойти не в органы, она могла бы обратиться за помощью к вору и ей бы этот кошелек принесли. Вот это и было бы - по понятиям»¹¹⁸. Иными словами, поддержание порядка и справедливости в тюремном и криминальном мире должно быть главной заботой воров в законе. Этот порядок основывается на совокупности норм, которые объединяются понятием «тюремная субкультура», воспроизводство и адаптация которых к изменяющимся условиям относятся к исключительной компетенции воров в законе. Полный список задач, решаемых ворами в законе, включает: принятие новых норм с учетом существующих прецедентов в ходе собраний воров в законе, сходок, организуемых на локальном, региональном и национальном уровнях: организация сходок: обеспечение правосудия (см. раздел 2.5.3 «Теневое правосудие»): пропаганда криминального образа жизни: организация «общака» (коллективный фонд денег и продуктов, см. раздел 2.4.2 «Общак») и распределение собранных средств: материальная помощь нуждающимся заключенным: организация налогообложения субъектов теневой экономики: организация собственной контрразведки и сбор информации о ситуации в тюремном и криминальном мире: обеспечение контактов с внешним миром¹¹⁹.

Высокий уровень требований к кандидатам и сложность процедуры «коронования»

объясняют тот факт, что число воров в законе в советский период никогда не превышало нескольких тысяч. В частности, блатному, стремящемуся стать «коронованным» вором в законе, требуется:

с честью пройти все «испытания»:

заручиться рекомендацией как минимум двух воров в законе, причем последние несут ответственность за действия своего «протеже» на протяжении всей его криминальной карьеры: получить одобрение сходки.

Вот почему в начале 50-х годов насчитывалось около 3500 воров в законе (на многомиллионный контингент заключенных), в 80-е годы их число сократилось до 600, в начале 90-х годов, уже после распада СССР, в России действовало около 300 воров в законе¹²⁰. «Редкость» воров в законе в масштабах тюремного мира объясняет тот факт, что они никогда не оказывали решающего влияния на повседневную жизнь обычных заключенных. «Воры в законе были, но в семидесятые годы они никакой роли такой не играли; они всегда были по крытым (тюрьмам. - . .), были единицами; они сидели, в общем; они никакой роли не играли в лагерях, особенно на Украине. В строгом режиме их и не слышно и не видно было, даже вообще не было воров... Воров не было. Я не видел их, просто-напросто. Вплоть с 67-го года, когда я сидел и вплоть до 90-х я не видел ни одного живого вора»¹²¹. «? Нет, заезжал раз

вор, но он не подымался (в бараки. - . .).. ,»¹²². Только четверо или пятеро из более чем 50 наших собеседников лично встречались с одним или несколькими ворами в законе. В итоге задача организации повседневной жизни заключенных оставалась нерешенной.

Эстафета в решении этой задачи была передана имеющим практически те же полномочия, что и воры в законе, но лишенным необходимости проходить через длительную процедуру «коронования», и особенно        . Хотя численность авторитетов существенно превышает численность воров в законе (она оценивается в 10-20 тысяч на один-два миллиона заключенных¹²³), это их наместники - смотрящие, несут на себе основной груз обязанностей по организации повседневной жизни в заключении. В каждой камере следственных изоляторов (от 6 до 150 лиц, находящихся под следствием), в каждом отряде (от 40 до 120 осужденных), в каждом бараке (от 80 до 400 осужденных), в каждой колонии (от 800 до 3000 осужденных), в каждой сфере повседневной деятельности в тюрьме (столовая, карточные игры и т.д.), в каждом городе и даже более или менее крупном поселке есть свой (рис. 13).

Начнем краткий анализ института смотрящих с семантического значения этого термина. Синонимами глагола «смотреть» являются «наблюдать», «присматривать», «надзирать». То есть смотрящий - это человек, призванный «присматривать за порядком» в повседневной жизни заключенных. Ассоциации с надзором, даже надзирателями, часто возникают у заключенных, особенно старой закваски, как только речь заходит о смотрящих. «Я вот в 97-м сел, помню, столкнулся со «смотрящими», «подсматривающими» или «подглядывающими» только здесь, в Бутырской тюрьме»¹²⁴. «Для меня это дико и смешно. Здесь за мной смотрит отрядный, контролер, режимник, оперативник, хозяин, солдат на вышке и еще придумали среди себя завести смотрящих. Куда не повернись - кругом смотрящие и подсматривающие. Но когда над тобой еще один начальник из своей среды, это уже ни в какие ворота не лезет»¹²⁵.

Как следует из первой цитаты, смотрящие появились сравнительно недавно. Хотя точную дату их появления указать вряд ли возможно, тем более что она будет различаться в зависимости от региона, никто из наших собеседников не сталкивался со смотрящими в период до 1985 г. Особенно ощутимым и явным стало присутствие смотрящих начиная с 1991-1994 гг. «Да, не было их раньше... Да, это недавно началось тоже. Я вот первый раз когда приехал - это началось в 80- х годах. Ну, где-то год 85-й.. ,»¹²⁶. «Ну вот со смотрящим я встретился в 94 году. ? Ну, это я на Ревду (Свердловская обл.) попал, пришел на строгий режим, и там смотрящие эти, глядящие, смотрящие за столовой, смотрящие короче за всем... Я подумал, что вообще это детский сад, лично я. Я сразу всем сказал, чтобы они меня не касались»¹²⁷. Скептицизм многих заключенных «старой закалки», большенство из которых видели еще сталинские лагеря (этих заключенных уважительно называют «арестантами»), частично объясняется тем, что в отличие от воров в законе и авторитетов смотрящие не обязательно принадлежат к категории блатных, они могут представлять и другие категории, в первую очередь мужиков, а иногда даже и «масти». «Но он (смотрящий,- . .), опять же, он не «блатной».                                                        «? Не обязательно, конечно... Я бы не сказал, что это блатное, воровское. Просто. Это как бы из среды осужденных»¹²⁸.

Что касается методов попадания в смотрящие, то здесь четкая и однозначная процедура тоже отсутствует. Как правило, в смотрящие попадают двумя способами. Согласно первому способу, особенно распространенному в колониях, смотрящего «за зоной» (за колонией) назначает вор в законе или авторитет, живущий в том регионе, где находится колония. Авторитет назначает смотрящего из числа тех лиц.

которых он знает и которым доверяет. В свою очередь, смотрящий за зоной подбирает свою команду и назначает смотрящих более низких уровней: за бараками, за столовой, за баней, за отрядами и т.д. «Смот- рящего-то ставит человек, который знает... ну, который... ну, авторитет, одним словом»¹²⁹. Если смотрящий назначен («поставлен») вором в законе или авторитетом, то его называют «положенцем». Поло- женцы фактически являются представителями воров и авторитетов на местах. "Положенец", он только в зоне там смотрит, а «вор», он там полностью за управлением (в которое обычно входит около десятка колоний. - . .), как говорится, смотрел. Движение больше, связь с волей и все прочее, помощь и все дела больше намного, «положенец», он чего - оставляет «вор» у него, не так масштабно ведется эта работа»¹³⁰. Вор или авторитет, назначившие положенца, несут ответственность за его действия (ведь последний фактически действует от их имени) и по возможности контролируют его успехи в поддержании порядка. Контроль принимает форму своеобразных инспекционных проверок, устраиваемых ворами и авторитетами. «Поставили одного человека - кто за зоной смотрит, а там он уже сам ставит там: по отрядам и т.д. Вот он (вор. - . .) приехал, поговорил с людьми, начал с мужиками разговаривать - как и что. Вот они ему и рассказали. Ну, они их вызвали, палкой при мне еще били. И сразу в зоне порядок стал...»¹³¹. В свою очередь, положенец отвечает за действия назначенных им нижестоящих смотрящих. Как правило, смотрящий должен ставить положенца в известность о любом сколь-нибудь значимом событии или решении. «Зачем смотрящий, если есть положенец. Все равно, понимаете, если что-то серьезное, даже его обходя, а идут к положенцу... Смотрящий, понимаете, вот по нашим правилам - вот я к нему обратился, он со мной вопрос решил, и он должен поставить положенца в известность, что он ко мне обращался. «Жора, вот такой вопрос, вот мы его решили так-то и так-то». Положенец должен быть в курсе дела»¹³². Если смотрящий совершает серьезную ошибку - «косяк» (ср. также выражение «запороть косяк»), то это чаще всего приводит к его смещению. Многие наши собеседники, особенно смотрящие, не уставали подчеркивать, что согласие быть смотрящим означает большую ответственность. «Если за этот груз браться, надо действительно «смотреть», а «смотреть» - это надо страдать»¹³³.

Альтернативным способом попадания в смотрящие

являются выборы, в которых участвуют все заключенные, за исключением «мастей» и особенно «петухов». «Не дурака же поставили. Весь отряд выбирал (смотрящего. - . .). Люди поставили, значит, что-то есть, значит, человеку можно доверять»¹³⁴. В любом случае назначение смотрящего «сверху» не исключает подтверждение его полномочий «снизу». Конфликты по этому поводу возникают редко, так как положенец предлагает на должность смотрящего таких кандидатов, которые имеют хорошую репутацию в среде осужденных и пользуются поддержкой тюремного населения.

Описав социальные корни смотрящих, мы можем перейти к вопросу о функциях, которые они выполняют в тюремной среде. Как мы уже отметили, смотрящий персонифицирует, олицетворяет собой порядок в сообществе заключенных. Ответы на вопрос «Можно ли доверить самоуправление в колонии представителям осужденных?» (N=581 в России) конкретизируют образ положенца, смотрящего как персонификацию порядка (табл. 14).

Варианты ответов	%
Нет, нельзя	32,5
Да, можно доверить авторитетам	27,4
Да, можно доверять представителям	15,3
заключенных, избираемым в ходе голосо
вания
Да, можно доверить «активистам» (завхозу, бригадиру и т.д.)	5,7
Да, можно доверить смотрящим	7,6
Нет ответа	11,5

Представители неформальной власти (авторитеты и смотрящие) получили относительное большинство голосов (35%) в этом условном голосовании. «Администрация сейчас здесь, а через 15 минут она ушла, остаются одни зеки, кто будет контролировать ситуацию? ...поэтому есть люди, которых уважают, которые могут остановить...»¹³⁵. Представители неформальной ветви власти обеспечивают заключенным поддержку и защиту в повседневной жизни. В отличие от легальной власти в тюрьме неформальная, нелегальная власть приближается по своим характеристикам к согласованной власти. Это утверждение иллюстрируют ответы заключенных на вопрос «Можете ли вы в случае необходимости обратиться за помощью и защитой?» (табл. 15).

Попробуем составить описание функций смотрящего.

Эта «памятка смотрящему» включает следующие обязанности.

• Поддержание порядка, препятствование выходу ситуации за пределы допустимого с точки зрения норм и ценностей тюремной субкультуры. Невмешательство представителей неформальной власти в критических ситуациях, их отказ играть активную роль в организации повседневной жизни обычно описывается словом . «Ну, вот представляете, что будет, если здесь начнется

мордобой и беспредел?

? Ну, положенец, например... Все решается совершенно тихо...»¹³⁶

15

Варианты ответов	Россия, N=1137	Казахстан, N = 375	Франция, N=55
Да, к авторитету	35,9	20,3*	X
Нет, не могу обратиться ни к одному из перечисленных лиц	25,2	33,3	X
Да, к смотрящему	18,6	26,9	29,1**
Да, к активистам (завхоз, бригадир и т.д.)	7,1	6,9
Да, к администрации учреждения	17,4	16	81,8
J Да, к прокурору	3,3	2,7	25,5
Да, к адвокату	X	X	43,6
| Да, к судье по исполнению наказаний ■ (juge d'application des peines)	X	X	49,1

* Даже в советскую эпоху не было воров в законе и авторитетов казахской национальности (большинство было представлено русскими и выходцами с Кавказа). Что же касается смотрящих, то они присутствуют в тюремном мире всех постсоветских республик. ** Частота упоминания варианта «К другому заключенному».

•   Осуществление правосудия. Смотрящий играет роль посредника в конфликтах и спорах, возникающих в среде заключенных. «Ну вот двое поругались из-за какой-то мелочи, и нам обоим совершенно безразлично, но мы не уступим друг другу лишь потому, что у каждого из нас есть чувство собственного достоинства. Нужен третий человек, который мог бы сказать: «Ну ладно, чего, это же мелочь,

разойдитесь так и так, и все »¹³⁷. «Значит, в этой камере решаешь все вопросы. Возникла конфликтная ситуация - я могу подтянуть: «Что такое? Почему, там, подрались?». разобрал, что у них произошло, и получили, кто затеял эту драку. Ну, смотрящий с одной стороны, он в камере положительную роль играет. Хотя бы при таком скоплении народа должен кто-то присматривать, должен кто-то быть как третеискии судья»¹³⁹ . «В принципе, он (смотрящии. - . .) должен быть, хотя бы по каким-то бытовым вопросам. Вот, к примеру, у нас две кровати рядом, ночью один другого во сне ударил. Вот как это считать? Вот такие чисто бытовые вопросы. По такому вопросу - что, идти к начальнику учреждения? Нет. К начальнику отряда?»¹³⁹.

•   Организация общака и распределение его ресурсов.

•   Организация сбора информации о всех происходящих в тюрьме событиях. «Понимаете, мне волей-неволей приходится быть в курсе чего-то. Я-то собираю информацию не для того, чтобы наказать людей, или для того, чтобы их в чем-то обвинить, я собираю ее для того, чтобы потом, когда мне начнут врать, я знал, что мне врут, не более того»¹⁴⁰.

Если сравнить этот список с функциями, выполняемыми ворами в законе, то легко отметить их схожесть. Единственное существенное отличие заключается в том, что «законодательные» функции в тюремном и криминальном мире являются исключительной прерогативой воров в законе. Итак, повседневная жизнь в тюрьме так или иначе связана с активной ролью смотрящих.

2.2.6. Дуализм понятий

Порядок в повседневной жизни заключенных не предполагает равенства и симметричности прав и обязанностей, которые имеют представители разных каст. Напротив, главным условием стабильности этого порядка следует признать нереципрокность, радикальную асимметричность прав и обязанностей. Каждая категория заключенных имеет свои специфические права и обязанности, причем соответствие между правами и обязанностями является скорее исключением, чем правилом. Поведенческие нормы у представителей каждой

касты свои, не совпадающие с понятиями, на которые ориентируются остальные заключенные. Порядок и стабильность в целом базируются именно на всеобщем согласии с /асимметричным характером прав и обязанностей. «У каждого свой уровень жизни здесь. Я, например, буду судить по одному критерию, другой человек - по другому.? Да»¹⁴¹. «Положение по касте, положение по званию, место в иерархии. Он строит свою беседу в соответствии с этим положением. Этим определяются все разговоры, методы решения конфликта»¹⁴². «Легче сидеть на строгом режиме с моральной точки зрения.      ? Конечно, на строгом. ? Во-первых, там народ уже сидит; публика, знаете какая. ... Понимают люди, знаешь: это - можно, это - нельзя»¹⁴³. Следовательно, первое, чему учит тюрьма впервые попадающего в нее человека, это умению «знать свое место». В противном случае невозможно правильное понимание происходящих событий, а также намерений и действий окружающих.

В этом контексте лучше говорить о существовании «конституций» повседневной жизни, а не о «конституции», действительной для всех членов тюремного сообщества. Так, «мужики» живут по своим понятиям, воры в законе - по своим, особые нормы регулируют также взаимоотношения между представителями различных категорий: ворами и мужиками, мужиками и петухами и т.д. Начнем с рассмотрения норм, регулирующих взаимодействия между ворами в законе, учитывая, что на эти нормы ориентируются и положенцы, и многие смотрящие. Прежде всего подчеркнем глубокий дуализм норм, регулирующих взаимоотношения          сообщества воров и

ворами и представителями других категорий. С одной стороны, абсолютная честность и порядочность являются правилами внутри воровского сообщества. «Изначальные воровские законы - это, во-первых, честность и справедливость по отношению к своим товарищам»¹⁴⁴. С другой стороны, «во взаимоотношениях с остальными разрешено все, что способствует укреплению авторитета воров»¹⁴⁵. Традиционная философия блатных предполагает, что все заключенные разделяются на две группы. Человеческие права признаются лишь за теми, кто относится к блатным и живет по законам этой касты. Другие же заключенные носят уничижительное звание фраеров. «Ложь, обман, провокация по отношению к фраеру - закон блатного мира. Фраер и создан для того, чтобы его обманывали»¹⁴⁶. Другой исследователь, знакомый далеко не по наслышке с жизнью в сталинских лагерях, Жак Росси, формулирует точку зрения блатных на фраеров еще более беспощадным образом: Фраер - «это дичь, на которую положено охотиться»¹⁴⁷. В 30-50-е годы грабеж фраеров, в случае необходимости - их убийства были далеко не исключением. Возможно, что именно водораздел, который пролегает между блатными и остальными заключенными, объясняет двойственность оценок, которые заключенные показали в ответах на вопрос о своей способности влиять на решения, принимаемые в тюремной среде и напрямую затрагивающие их интересы. Например, около половины опрошенных нами заключенных (43%, N = 504) думают, что они способны влиять на эти решения, тогда как другая половина (43,5%) убеждена в обратном. Распределение ответов на вопрос «Как соотносятся с вашими интересами решения, принимаемые в среде осужденных?» приведены в табл. 16.

16

Варианты ответов	Россия, N = 504	Франция, N = 59
Никак не зависят	28,6	X
Не противоречат	22,6	30,5
Иногда такие решения ущемляют мои интересы	15,9	40,7
Эти решения прямо противоречат моим интересам	8,7
Полностью соответствуют	7,7	15,3
Нет ответа	16,5	13,6

Как позволяют предположить эти результаты, право голоса в тюремном мире имеют в первую очередь блатные, представители неформальной ветви власти. «? По нашей жизни? . Ну, это

значит добиться какого-то своего такого авторитета. Ну, какое-то слово свое иметь. Ну, чтобы тебя никто не попрекал... Еще не вестись на всякую ерунду, что тебе говорят, не принимать все всерьез»¹⁴⁸. Именно обладание «авторитетом», неформальной властью обеспечивает достаточную степень свободы и самоуважения.

Что касается мужиков, то дуализм норм наблюдается и в их «конституции» повседневной жизни. Поверхностное знакомство с понятиями, по которым живут мужики, может создать впечатление об их согласованном и непротиворечивом характере. Вот, например, процент согласия наших респондентов с нормами, которые обычно относят к «конституции» мужиков¹⁴⁹ (см. табл. 17, в которой приведены ответы на вопрос «Согласны ли вы со следующими правилами?»). В Казахстане, тюремный мир которого, как мы уже отметили, пока еще очень близок к советской модели, процент согласия заключенных с понятиями выше, чем в России. Особо отметим тот факт, что на первом месте по интенсивности поддержки в Казахстане оказалась норма, обеспечивающая целостность тюремного сообщества, - «Не делай ничего такого, что может повредить всем нам».

Варианты ответов	Россия, N = 1120		Казахстан, N = 396
	Да	Нет	Да	Нет
Не кради у ближнего 83,9		3,3	83,8	1,8
Умей постоять за себя 81,7		2,3	83,1	0,8
Недоноси на других	78,8	6	79,3	4,3
Не делай ничего такого, что может повредить всем нам	76	7,1	85,9	2,3
Не подглядывай за другими	76,2	5,8	75,5	4,3
Не устраивай разборки в пьяном виде	72	5,6	74	4,8
Не задавай лишних вопросов	70,1	10,7	72,7	7,3
Опровергай неверные слухи о себе. Накажи распространяющего их. Иначе все сказанное - правда	66,9	10,7	, 73,5	5,8
Не проигрывай лишнего в карты	67,5	7,7	66,7	8,1
Не обращайся к администрации за помощью для разрешения внутренних конфликтов	63,4	16,7	64,9	15,2
Не имей при себе ножи, у каждого есть право на неприкосновенность личности	60,4	16,6	65,9	8,6
Не имей никаких контактов с «опущенными» (в России N=131)	51,9	23,8	56,6	18,9
Не бери из столовой еды	38,5	37,6	42,4	31,6

Укажем на сомнения заключенных относительно того, стоит ли полностью отказываться от обращения к представителям администрации для решения повседневных проблем и конфликтов¹⁵⁰. «Вот осужденные делятся по мастям, кому-то западло, кому-то нет. Вот тот же мужик - ну ему совершенно все равно, к кому идти, а блатной не пойдет (к администрации. - . .), блатному западло»¹⁵¹. Прогрессивная система исполнения наказаний усиливает и без того большую зависимость заключенного от администрации, ибо именно голос представителей легальной власти играет решающую роль в процессе принятия решения и об определении условий содержания, и об условно-дос- рочном освобождении (УДО, освобождение из заключения по истечении определенной части срока наказания). В этих условиях дуализм отношений между заключенными и администрацией, предполагающих, с одной стороны, полную зависимость от легальной власти, а с другой стороны - ее полное отрицание ввиду ее навязанного характера, превращается в дуализм норм, регулирующих контакты с надзирателями. Контакты с администрацией, равно как и стремление к УДО, по понятиям допустимы лишь для мужиков. «Мужикам никогда не было зазорно освобождаться по УДО. Мужик есть мужик. У него семья, дети. А если он считает себя авторитетным, там блатным, носителем законов, идей воровских, ему было западло освобождаться. Вообще пользоваться, любыми благами пользоваться, которые предоставляет администрация или там советская власть - это было западло. Это было неприемлемо»¹⁵². Двойственность предписаний относительно контактов с администрацией зачастую ставит заключенного перед трудным и неочевидным выбором. Либо он все же решается обратиться к «чуждой» администрации, либо ему не удается защитить свою честь и достоинство (если обидчик сильнее или выше рангом). Обычно заключенный ранжирует для себя понятия, адаптируя их к своим интересам и потребностям. Достигается своего рода компромисс между требованиями норм, но этот компромисс всегда индивидуален, двойственность норм не позволяет придать ему универсального характера. «Даже в уголовном кодексе есть закон - выполняя один закон, ты нарушаешь другой. Также и здесь. Ты выполняешь одно понятие - нарушаешь другое.? Ну, не укради у своих, не сдавай, не стучи. За добавкой не бегай (ср. норму «Не бери из столовой еды». - //.О.)»¹⁵³.

Укажем на атрибут¹⁵⁴ «ближний» и его вариант «свой» в норме «не кради у ближнего», что, по нашему мнению, является дополнительным аргументом в пользу тезиса о глубоком дуализме норм. Запрещается не красть вообще, а красть у         «Не бери чужого - за это

могут спросить. На воле вы можете у Ивана Ивановича, соседа своего, взять телегу или машину прокатиться. Он же не побежит в суд жаловаться. А здесь... Если он был здесь простым мужичком, вышел и смотрит - а, это Иванов, он сидел, я не пойду у него красть. А тот же Иванов, если он сидел - был авторитет, он у этого же Петрова, который не может украсть, - пойдет и украдет»¹⁵⁵. «Раньше даже придиралась к 146 статье старого (УК. - . .). Разбой. Грабеж это считалось... Ну как, я вот вышел, я же не спрашивал человека - а вдруг он освободился, а я ему дал по башке, отнял у него. А он только освободился. Он, бедолага, всю жизнь сидел. А я ему дал по голове и забрал все. Со стариками интересно было говорить. Раньше даже со 146 не приветствовали, слова он не имел»¹⁵⁶. Иначе говоря, требуется умение правильно выбрать жертву преступного деяния. Тюремный и криминальный порядок не предполагает полного искоренения преступности, он лишь направляет ее в «нужное», «приемлемое» русло, ориентирует ее на «чужих». Выбор жертвы происходит среди тех лиц, кто не является близким в соци- - альном плане, . «Раньше, например разбой, хулиганов не признавали.    ? Потому что. А кто хулиганы? Раньше воры держали все под своим контролем. Хулиган. Что хулиган? Он непринципиальный и бьет мужиков»¹⁵⁷. Личное знакомство, опыт тюремной жизни (ср.: «Как зек зека он быстрее поймет»¹⁵⁸) и принадлежность к одной и той же тюремной касте, - вот необходимые условия для превращения социального партнера в «своего» человека. Ответы на вопрос «Кто может стать для вас своим человеком?» подтверждают верность данного утверждения (табл. 18).

Варианты ответов		Россия, N=1189	Казахстан, N = 367	Франция, N = 54
		36,2	40,9	5,6
Родственник		30,3	26,4	77,8
Человек со сходными	Черты, характерные для представителей одной и той же неформальной категории	22,9	19,6	16,7
Человек, занимающийся	9,1	11,4	3,7
		8,1	4,6	7,4
		5,7	3,5	11,1
Рекомендованный хорошим знакомым		0,7	1.1	4,0

Относительно большое число заключенных, выбравших первый вариант ответа, не должно вводить в заблуждение. Мы уже упоминали семантические трудности, препятствующие нахождению термина, точно и адекватно описывающего дуальные взаимоотношения. Каждая пара терминов «Мы / Они», «Свои / Чужие», «Друзья / Враги» имеет свои преимущества и недостатки, они используются и в научном дискурсе, и в повседневной речи. Следовательно, термин «свои» не описывает исчерпывающим образом двойственную природу норм.

"? Нет,вот на одноклассников, на однокашников у нас не было жестокости. Так как мы старались как-то жить дружно, мирно и друг другу, наоборот, помогать. А вот со стороны администрации, старших - там уже шла жестокость»¹⁵⁹.

Наконец, отношение мужиков и блатных к мастям, особенно к петухам, наиболее рельефным образом иллюстрирует идею дуализма понятий. Петухи олицетворяют собой для остальных заключенных образ чужих, посторонних тюремному миру людей. Если мужики не всегда имеют право голоса в масштабах всего тюремного сообщества, то это право им полностью обеспечено во взаимоотношениях с мастями. Что же касается представителей тюремной касты мастей, то они полностью лишены возможности высказать свое мнение и заставить его уважать. «Почему же - пацан он и есть такой же припотелый. Пацан - ну, не может он жить так тихо-спокойно, как мужик, он не настолько имеет авторитет. Конечно, он может, он не может указать выше себя стоящим, а ниже себя стоящим - там, масти.. ,»¹⁶⁰. То, что позволяется мужикам во взаимоотношениях с мастями, вовсе не влечет за собой симметричных прав последних. Асимметричность понятий глубоко укоренена в повседневной жизни за решеткой. «Ну вот дать им (петухам. - А. О.) что-то - это и я дам, а вот взять - я же у них ничего не возьму никогда... Не дай Бог он бы вякнул на мужика. То есть уважающий себя мужик, настоящий, он просто обязан ему разбить голову сразу же, если на него даже просто петух повысил голос, ну вот по нашей жизни»¹⁶¹. «Если ты путевый, значит, ты путевый, а если ты непутевый, значит - вот твой круг общения, с ними и общайся... Например, покурил после того, не из того круга общения, после обиженного... Как я могу его поднять на ноги, чтобы он опять стал такое слово держать в отряде... Разве можно. Чтобы обиженный держал слово?»¹⁶². В данном случае конфликт норм принимает настолько явные формы, что исключаются любые компромиссы. Даже личная симпатия, которая может возникнуть во взаимоотношениях между заключенными, не способна изменить модель отношений, предписываемых понятиями представителям разных категорий. «Многие говорили, что там непутево: сам путевый, а непутевого там, а я придерживаюсь того мнения, что не есть с его ложки, то есть не опуститься до него, а чисто с ним, ну, дружу. После не курю, но он после меня курит. Ну в общем как, в общем только он после меня ест и курит, а я после него - нет... Ну после путевого есть я конечно буду, потому что я и курю после путевого, это все нормально. А после непутевого - я лучше голодным похожу... Может быть, даже на воле, я не знаю, я бы ел после него, не знаю, я не сталкивался с таким. Не знаю, что бы вообще на воле делать с непутевым»¹⁶³.

Резюмируя краткий анализ дуальной природы понятий, мы можем поставить под сомнение единый и целостный характер тюремного мира. Тюремное сообщество делится на множество слоев, категорий, каст, что не позволяет говорить о его однородности¹⁶⁴. «Здесь есть разные места, здесь люди живут не одной кучей, а несколькими кучками.. ,»¹⁶⁵. Хотя сам тюремный мир представляет собой «маленькое» общество, оно, в свою очередь, распадается на множество еще более мелких сообществ. Следовательно, не размеры населения определяют значимость и действительную величину общества, а принципы его организации и внутреннего функционирования. «Большое» общество может существовать только при условии наличия универсальных норм, действующих в отношении всех граждан, вне зависимости от их социальной принадлежности и места в иерархии.

2.2.7. Образ отношений между различными полами. Гомосексуализм в тюрьме

Практика превращения нарушителей тюремного порядка в пассивных гомосексуалистов, которые в результате получают своего рода «клеймо» на всю оставшуюся жизнь, стимулирует размышления на более общую тему: каков образ сексуальности, отношений между полами, принятый в тюремной среде? Современное понимание любовных отношений предполагает равный статус их участников. Более того, если равенство сторон отсутствует в качестве            любовных отно

шений, то его достижение становится целью последних. «Любовь - это один из контекстов, в которых формируется субъект»¹⁶⁶. Таким образом, любовные отношения не сводятся только к сексуальным, хотя сексуальность и играет в них существенную роль. Другой идеал сексуальности, характерный для традиционных обществ, основывается на неравном статусе участников любовных отношений, на их нереципрокном поведении, вплоть до утверждения естественности подчинения женщины сексуальным желаниям мужчины. «Грубая, «голая» сексуальность является продолжением насилия»¹⁶⁷. К какому из этих двух идеальных типов ближе образ сексуальности, формируемый тюрьмой?

Исследователи, изнутри познавшие тюремный мир, часто подчеркивают радикальную противоположность образов мужчины и женщины в тюремной субкультуре. Роль мужчины заключается в навязывании им своей воли и желании женщине,

. «Существо низшее, женщина создана лишь затем, чтобы насытить животную страсть вора, быть мишенью его грубых шуток и предметом публичных побоев, когда блатарь «гуляет». Живая вещь, которую блатарь берет во временное пользование»¹⁶⁸. Стремление мужчины навязать свою власть женщине откладывает свой отпечаток и на чисто сексуальные отношения. «Половой акт понимается многими мужчинами как непременно насильственное навязывание своей прихоти. Считают, что женщина должна сопротивляться. Иначе она - блядь»¹⁶⁹. В тюремном арго дуальный характер взаимоотношений с женщиной - навязывание воли versus сопротивление - приобретает особенно отчетливые формы. Один из синонимов слова «женщина» - проститутка. Таким образом, тюремная субкультура включает в себя явные элементы мачизма, а дуальность норм приобретает новое измерение: противопоставление представителей двух полов. Граница, разделяющая мужской и женский мир, практически непреодолима в отличие от прозрачной границы между частной и публичной жизнью. Уничижение роли женщины, презрение всего, что с этой ролью связано, вплоть до использования этой роли в качестве наказания¹⁷⁰, особенно четко проявляется в ответах на наши вопросы казахстанских заключенных (табл. 19).

19

Как вы относитесь к гомосексуализму в среде осужденных?	Россия, N = 539	Казахстан, N = 396
Не приемлю ни в какой форме	37,5	4 0,4
Это вполне нормальное явление, когда люди подолгу лишены возможности жить нормальной сексуальной жизнью и когда это происходит на добровольной основе	26	15,4
Затрудняюсь сказать	19,1	19,9
Рассматриваю его только как крайний вид наказания за серьезные проступки	7,2	20,2
Нет ответа	10,2	4

Дуальный образ сексуальности в контексте вынужденного и длительного воздержания и отсутствия какого-либо повседневного контакта с представителями противоположного пола (напомним, единственными женщинами, имеющими доступ в мужские колонии, являются врачебный персонал и, реже, психологи) обусловливает возникновение серии табу. Любое действие, которое может ассоциироваться с женской ролью, неизбежно приводит к «деклассированию» заключенного, его совершившего, и к переходу в касту мастей. «Был у нас конфликт месяц назад, мы его решили опять же через оперативный отдел... (речь идет о «красном» отряде, в котором сильны позиции администрации. - . .). Судя по всему, человек просто во сне положил на своего соседа руку... тот его неправильно, видимо, понял.. . чтобы этот конфликт дальше не шел, мы его решили через оперативный отдел... напрямую это не решается...»¹⁷¹. «Вот у них (у молодежи. - . .) сейчас такое движение - вот у них голубые эти, как их называют, я не буду этими научными терминами, ну вот в пилотку там ныряют, понимаете. Быть педерастом - у них это почет какой-то. Как, если ты не трахаешься, ты не парень. Вот так вот слушаешь - представляете, о чем молодежь говорит, думаешь - или я дурак, или мир перевернулся»¹⁷².

Что касается среды несовершеннолетних заключенных, то здесь господствуют еще более странные и жестокие табу. Например, если кто-либо замечен за онанированием, он автоматически становится петухом. «Опущенные - это же обширное понятие в этом плане, это и анальный, и оральный секс, разные вещи, то есть может быть он онанирует - это тоже является опущенным»¹⁷³. Иными словами, единственное доступное юношам в тюрьме сексуальное удовольствие (в отличие от обычных колоний длительные свидания с девушками в воспитательных колониях запрещены) оказывается под запретом табу. Пропасть между мужским и женским миром настолько глубока, что любые попытки «двойной» игры (одновременно и мужской, и женской роли, как при онанировании) строго санкционируются. Мужские роли в тюремном мире являются прерогативой воров и в меньшей мере мужиков, тогда как женские достаются париям - петухам. По свидетельству одного из наших собеседников, офицера пенитенциарной администрации, он даже столкнулся однажды с попыткой (впрочем, неудачной) превращения помещения, где живут петухи, в своего рода публичный дом для «уважаемых» заключенных¹⁷⁴. С точки зрения тюремной субкультуры петух так же презираем и чужд, как и проститутка. И петух, и проститутка служат «громоотводом», приемлемым по понятиям объектом насилия.

2.3. О насилии в тюрьме

В современных обществах существование тюрьмы объясняется процессом институционализации насилия государством. Государство монополизирует насилие, тюрьма же является материализацией монополии на насилие. Однако если речь идет об обществах постсоветского типа, образ тюрьмы как материализации монополии на насилие требует корректировки. С одной стороны, пенитенциарная администрация не всегда действует строго в рамках закона (в обществах советского типа не сформированы механизмы, обеспечивающие верховенство закона), - она обладает существенной степенью свободы в своих повседневных действиях. Самоуправство легальной власти в тюрьме усиливает ее восприятие заключенными как враждебной и навязанной. С другой стороны, массовая модель заключения создает условия для постоянной генерации насилия внутри тюремных стен¹⁷⁵. «Тюрьма. Постоянный груз. Чувствуется неволя. Держит все человека в ненормальном состоянии. Психическое состояние, конечно, неуравновешенное. Постоянно моральное давление он испытывает. Какой-то камень на себе. И когда уже перехлестывает. Это ж накапливается в организме, накапливается. Оно должно какой-то выход находить. Доходит до стресса, до психического срыва. Понимаете? Человек раздражен. И вот эти конфликтные ситуации мелкие, которые бытовые обычно: ты вот не там тапочки поставил; ты вот одеяло, когда застилаешь, на мою кровать положил, или там еще чего-то, или там взял не туда что-то переставил. И ему при обычных условиях это ничего не стоит, а здесь уже может довести людей до крайности. Ему могут разбить голову; вплоть до резни могут... Эти срывы периодические, когда терпение лопается у человека. Ему кажется,

»¹⁷⁶. Что касается насилия, генерируемого самой тюрьмой, то управлять им чаще всего получается с помощью поиска «приемлемой» жертвы, «козла отпущения», что прямо противоречит принципам ин- ституционализации насилия. Иначе говоря, насилие ни в легальных, ни в нелегальных формах далеко в советской тюрьме от полной ин- ституционализации.

2.3.1. Концепции насилия

 Вопреки распространенному мнению, и с точки зрения заключенных, и с точки зрения сторонних наблюдателей, тюремная среда не воспринимается как исключительно жестокая и невыносимая. «Эта среда не более жестока, чем окружающий ее мир»¹⁷⁷. Иными словами, в тюрьме, включая советскую, насилие не бросается в глаза. В начале 30-х годов руководство Гулага пригласило посетить строительство заключенными Беломоро-Балтийского канала группу советских писателей и журналистов во главе с Максимом Горьким. Представители творческой интеллигенции были настолько впечатлены, что в своих многочисленных произведениях воспели достижения системы лагерей принудительных работ в деле перевоспитания¹⁷⁸. Было бы упрощением видеть в этой эйфории лишь результат принуждения или иллюзий, сознательно питаемых пенитенциарной администрацией. Здесь следует учесть игнорирование в любом дискурсе о тюрьме многих аспектов насилия и жестокости. Даже статистические данные, кажется, подтверждают низкий уровень насилия и жестокости в тюрьме: уровень зарегистрированной преступности в местах исполнения наказаний составлял в 1995 г. 3,67 преступлений на 1000 заключенных, тогда как в российском обществе в том же году этот уровень был в восемь (!) раз выше - 29,92 на 1000 человек активного населения (см. табл. 20 с динамикой общего количества зарегистрированных преступлений в зависимости от типа пенитенциарных учреждений)¹⁷⁹. Как же объяснить эту слепоту, сознательную или спонтанную, статистическую или дискурсивную, этот отказ признать за тюрьмой, способной служить своеобразной энциклопедией насилия, жестокий и насильственный характер?

20

	В колониях	В тюрьмах	В воспитательных колониях
1992	2588	24	157
1993	3012	15	139
1994	2785	12	91
1995	2280	0	93

Прежде всего следует исключить гипотезу «символического» насилия, согласно которой «переход от грубых методов принуждения к косвенным, более изощренным»¹⁸⁰ может создать впечатление отсутствия жестокости и насилия. С точки зрения критической социологии такое игнорирование жестокого характера тюрьмы может произойти лишь при условии интериоризации внешними наблюдателями тех норм и ценностей, которые господствуют в тюремной среде. Чем меньше общество интересуется тюрьмой вообще и насилием в тюрьме, легальным и нелегальным в частности, тем меньше расстояние, которое отделяет это общество от тюремного. Подобные рассуждения могли бы стать дополнительным доказательством нашей гипотезы относительно сродства, конгруэнтности советского и тюремного обществ, если бы подобные лакуны в восприятии тюрьмы не наблюдались и во многих других странах. Предпочитая замалчивать случаи самоуправства представителей легальной власти, Токвиль и Бомон дают этому следующее объяснение: «Как иначе можно добиться подчинения заключенных правилу абсолютного молчания, если не каждодневной угрозой жестоких, но справедливых наказаний?»¹⁸¹. Более того, воображаемое превращение тюрьмы в среду, где нет жестокости и насилия, предполагает абсолютную способность легальной власти в тюрьме навязывать свои собственные правила игры, ибо, согласно критической социологии, «физические репрессии в конечном счете санкционируют несовершенство интериоризации культурных императивов»¹⁸². Если бы это было так, то тюремная субкультура не существовала бы вообще.

Альтернативный подход заключается в объяснении игнорирования жесткого характера тюрьмы спецификой институционального контекста. Например, одно и то же действие может рассматриваться как жестокое и насильственное в обычной жизни, тогда как в тюрьме оно приобретает привычный и даже обыденный характер. «Насилие никогда не принимает сугубо объективный характер уже потому, что восприятие жестокости во многом предопределяется временем и местом»¹⁸³. Многочисленные исследования субъективного ощущения опасности, страха подтверждают гипотезу, согласно которой нет прямой зависимости между характеристиками действия и его восприятием как насильного. «Индивид, являющийся жертвой насильственного действия, воспринимает его последствия в зависимости от структуры восприятия, которая ему предшествует»¹⁸⁴. Неконгруэнтный характер тюремного сообщества и «большого» общества создает предпосылки для того, чтобы заключенный воспринимал насилие внутри тюрьмы таким же образом, каким он обычно реагирует на насильственные действия на свободе. В среде, жестокой по своему определению, человек вынужден поднимать планку своей чувствительности к насилию, подобно тому, как смерть и страдания во время войны теряют свой исключительный и потому требующий сострадания характер. «?.У нас если насилие,

бросается в глаза только мордобой»¹⁸⁵. Напротив, дискурс наших собеседников содержит множество доказательств тому, что неадекватное восприятие насилия характерно не только для жизни в тюрьме, но и в постсоветском обществе в целом. «Ну если на каждое обращать внимание... Ну, это как на воле, допустим, в метро или в трамвае - вас толкнули... Я всегда, так сказать, более терпимо к этому отношусь, не цепляюсь к мелочам. Если случится что-то крупное, тогда конечно»¹⁸⁶. Подчеркнем, что модель массового заключения порождает на уровне повседневной жизни значительно больше конфликтов, чем камерная модель (особенно если речь идет об одиночных камерах). Толчки и «разборки» становятся        неизбежными, если десятки и сот

ни заключенных вынуждены сосуществовать на весьма ограниченном жизненном пространстве (в колониях - несколько сотен квадратных метров), организация которого совершенно не предполагает уважения границы между частной и публичной жизнью¹⁸⁷.

Институциональное решение микроконфликтов в тюремной среде

зачастую оказывается невозможным по двум причинам.

Во-первых, акцент на обеспечении безопасности исключает желание надзирателей вмешиваться во все конфликты между заключенными. Они вмешиваются лишь в случае принятия конфликтами серьезного оборота, который рискует поставить под сомнение эффективность усилий по поддержанию порядка в тюрьме. Однако надзиратели нередко недооценивают перспективы эскалации конфликтов между заключенными. «Ссоры возникают по пустякам, мгновенно ругань достигает такого градуса, что кажется - следующей ступенькой может быть только нож»¹⁸⁸. Случай с Виктором Мантулиным, одним из наших собеседников, осужденным среди прочего за убийство, совершенное в тюрьме, подтверждает данное наблюдение. «Конфликт вот был, на строгом режиме, когда я первый раз сидел. С моим земляком, тоже осужденным. Он меня несколько раз сажал в изолятор. Завхоз. Несколько раз писал рапорт, что вот я нарушил, вышел в тапочках в локальную зону. Меня сажали в изолятор на 15 суток. Эти 15 суток меня кормят через день. Я промолчал. Он второй раз еще за что-то, по мелочи, то пуговица расстегнута, то еще чего- нибудь. Раз пять я отсидел в изоляторе. Мне же это надоедает. Я его не сразу, я его просто предупредил. Показал ему ножик - еще раз, Виктор, и я тебя зарежу. А он стоит, смеется, говорит - у тебя рука не подымется. Этот разговор слушал начальник отряда. Вызывает меня: «Чего ты там туда-сюда грозился?». Я ему объясняю всю ситуацию - еще раз он ко мне чего-нибудь, и я его зарежу. Прямо я говорю это начальнику отряда. А он - а ну иди отсюда вон. Я опять терплю, ждал до следующего раза. Он меня опять в изолятор. Ну вышел, я просто-напросто не выдержал, я же не могу все время сидеть в изоляторе...»¹⁸⁹ . К сожалению, и рассказы других собеседников тоже ■ пестрят случаями абсентеизма представителей тюремной администрации: «А вот у нас там была администрация раньше, может быть, поэтому там было больше порядка и всего, но преступный мир был немножко другой. Там вот тоже в штаб летит, проиграл или чего и говорит: вот начальник вот я тут... «Иди на ... отсюда, козел, проиграл - иди плати, работай, вон в разделку, в разгрузку - только чтоб платил» - все, он его близко не подпускал, куда тебя там прятать или чего еще - иди, ты у меня пришел, разрешение сесть играть и проигрывать? Иди отсюда и плати»¹⁹⁰.

Во-вторых, существование многочисленных каст и категорий заключенных препятствует институционализации конфликтов, так как это исключает одинаковое отношение к сторонам конфликта и поиск справедливого решения, не зависящего от их групповой принадлежности, как легальной, так и нелегальной. Напротив, некоторые неформальные категории превращаются в «привилегированные» объекты насильственных действий, служа тем самым своеобразным громоотводом для генерируемой повседневной жизнью в тюрьме агрессивности. Судьба «петухов» особенно показательна с этой точки зрения, - они принимают на себя основное бремя насилия «высших» слоев тюремной иерархии. «Тогда глаза он (петух) это... поднять не мог вот, тебе дорогу уступал всегда»¹⁹¹. «Сейчас знает, кто на кого вякнуть. Раньше не важно, кто ты есть - сразу получали в ответ, в усиленном режиме даже закон был: кто б на тебя не сказал, кто б тебя не послал, сразу бей. Сейчас этого нет»¹⁹², - оскорбления являются «привилегией» «петухов» и других изгоев тюремного мира. Иначе говоря, логика поиска «приемлемой» жертвы, «козла отпущения» объясняет специфику управления насилием. Следовательно, микроконфликты становятся постоянным источником неинституционализированного насилия, управление которым осуществляется способами, весьма далекими от цивилизованных.

Логика вынужденного смирения с насилием позволяет связать между собой, с одной стороны, присутствие насилия, как в легальных, так и в нелегальных формах, в повседневной жизни тюрьмы, и, с другой стороны, практически полная невосприимчивость к этому насилию как самих заключенных, так и сторонних наблюдателей. Ситуация, создаваемая массовым заключением, порождает своего рода «инфляцию» повседневных конфликтов. Ни социальная структура, ни специфика властных отношений не позволяют придать этим конфликтам институционализированный характер. Насилие во всех его формах становится неизбежным. «Насилие - это действие, являющееся отражением конфликтов, у которых нет иных способов решения... Насилие отражает фрустрацию и запрет на свободу самовыражения субъекта»¹⁹³. Повсеместный характер насилия препятствует его адекватному восприятию: внимание привлекают лишь из ряда вон выходящие по своей жестокости события, в то/время как насилие словами, жестами и даже физическими действиями, которое в обычной ситуации воспринимается как преступление, становится в тюрьме обыденным. Согласно нашей гипотезе, к которой мы вернемся в разделах 3.2.5 и 3.2.6, тюремная модель восприятия и управления насилием остается также верной в отношении обществ постсоветского типа. Сродство

тюремного сообщества и советского общества объясняется в меньшей степени «символическим» насилием тюремной субкультуры, чем сходством принципов социальной организации этих двух социумов.

2.3.2. Особенности легальной власти

Навязанный, вплоть до враждебного, характер легальной власти следует рассматривать в качестве одного из основных препятствий к использованию цивилизованных методов контроля над насилием. Проанализируем подробнее роль легальной власти в организации повседневной жизни в заключении. В частности, остановимся на трех аспектах, которые наиболее существенны для понимания функционирования пенитенциарной администрации. Во-первых, подчеркнем ее всевластие на всем пространстве, ограниченном тюремными стенами: надзиратели могут вмешиваться в любой момент повседневной жизни заключенных. «Потому что, что они захотят, то и сделают. Так было раньше. Так сейчас. Так будет в будущем. Всегда начальство определяет климат. Никто, ни арестанты, никакие идеи не могут власть переломать, понимаете? Все зависит от администрации»¹⁹⁴. Директор колонии на тюремном жаргоне - , это ярко иллюстрирует тезис о способности легальной власти навязывать без всяких ограничений свою волю заключенным. Наши собеседники не уставали многократно подчеркивать свою полную зависимость от воли администрации. «И я здесь не защищен ничем, если кто-то (из администрации) захочет мне что-нибудь сделать, он мне сделает»¹⁹⁵. Легальная власть может как создать для неугодного заключенного непереносимые условия, так и значительно облегчить тяготы тюремной жизни для того, кто ей полезен. «Ну как администрация решит, так и будет...»¹⁹⁶. Любые вопросы, начиная от простейших, связанных с распределением шконок, до более глобальных, касающихся условно-досрочного освобождения или перевода в другое учреждение, относятся к исключительной компетенции администрации. Социологическое исследование, проведенное в 317 американских тюрьмах, дает статистическое обоснование всеобъемлющей роли, которую играет администрация в повседневной жизни заключенных. Его результаты подтверждают «теорию административного контроля, согласно которой массовые беспорядки возникают главным образом в результате нестабильного руководства, непоследовательного или неэффективного с той или иной точки зрения»¹⁹⁷.

Во-вторых, всевластие администрации практически не ограничено рамками закона. Легальная власть в тюрьме обладает достаточно большой степенью свободы даже в западных странах, где существуют механизмы внешнего контроля за действиями администрации, включая систему взаимного контроля различных институтов государства и гражданского общества (checks and balances), - наиболее наглядный случай превращения дифференциации различных сфер деятельности в принцип институциональной организации. «Не только отсутствуют четкие, установленные законом рамки профессиональной деятельности надзирателей, на основе которых осуществлялся бы выбор средств контроля за контингентом заключенных, но и зачастую можно говорить о прямом игнорировании или нарушении тех или иных нормативных актов»¹⁹⁸. Единственным методом, позволяющим лишить действия администрации характера вседозволенности, следует признать ее подчинение другой тотальной власти. Ситуация, складывавшаяся в лагерях принудительных работ сталинской эпохи, служит хорошей иллюстрацией к данному тезису. Несмотря на то, что Гулаг часто представлялся как своего рода «государство в государстве», вседозволенность администрации была все же ограничена. Жестокость в обращении с осужденными (и с подследственными тоже) объяснялась менее всего собственной инициативой представителей лагерной администрации, ведь они исполняли директивы центральной власти относительно «врагов народа». «Это не носило характера произвола. Об этом читались приказы, в особо важных случаях заставляли всех поголовно расписываться»¹⁹⁹. Таким образом, чтобы ограничить тотальную власть, требуется другая, еще более тотальная, всеобъемлющая и всемогущая власть.

Если же пенитенциарная администрация действует в любом другом институциональном контексте, то ее оппортунизма, к сожалению, исключить нельзя. Более того, в случае централизованной, но не тотальной власти агенты центральной власти (принципала), в том числе и пенитенциарная администрация, получают дополнительную степень свободы. Высокие издержки контроля за действиями агентов и сложность задач, исполнение которых требуется контролировать, делают неизбежным использование принципалом стратегии «закрывать глаза» на оппортунистическое поведение агентов. Проиллюстрируем эту идею в терминах теории игр, воспользовавшись моделью, предложенной Элинор Остром для анализа сходной проблемы²⁰⁰. Допустим, что у принципала (государства) есть два исполнительных органа - агента, которые могут выбирать между двумя стратегиями: либо добросовестно выполнять задания принципала, либо вести себя оппортунистически, обращая в свою пользу ту степень свободы, которой они располагают. Выигрыши обоих игроков в каждом из возможных случаев

10-4300

представлены в виде матрицы (табл. 21). В игре есть два равновесия по Нэшу (11, -1) и (-1, 11), которые не совпадают с равновесием по Парето (10, Ю)²⁰¹.

21

Теперь предположим, что принципал пытается наладить контроль за действиями исполнителей и наказывать (двумя единицами условной полезности) всякую попытку оппортунистического поведения (табл. 22). Тогда мы должны учитывать вероятность (у) того, что наказание окажется справедливым, и вероятность (х) несправедливого наказания, так как контролирующий орган никогда не обладает исчерпывающей информацией о действиях агентов. Если > 25% и < 75%, то активное вмешательство государства (принципала) только усугубляет ситуацию: единственное равновесие по Нэшу приходится на наименее оптимальный исход игры (-2, -2). Следовательно, в некоторых ситуациях государству выгодно не вмешиваться в действия своих агентов (исполнительных органов), а самим агентам (руководителям этих органов) - отказаться от идеи жесткого контроля за действиями рядовых исполнителей.

Подчеркнем, что закрытость тюрьмы по отношению к внешнему миру увеличивает значение х, когда государство старается подчинить жесткому и детальному контролю действия пенитенциарной администрации. «Мне кажется, очень тяжело все это дело в рамках закона определять. Им же самим (администрации) это было бы во много раз тяжелее...»²⁰². В свою очередь, пенитенциарная администрация старается приложить все усилия для сохранения закрытого характера тюрьмы, что позволяет ей обеспечить автономный и неподконтрольный характер собственной деятельности. В частной беседе, которая не была записана, подполковник Г., исполняющий обязанности начальника колонии строгого режима в Архангельской области, с ностальгией вспоминал о временах, когда никто (за исключением МВД, которому система исполнения наказаний        подчинялась) не имел права вмешиваться в действия представителей пенитенциарной администрации: ни работники ГАИ (в случае нарушения правил документы передавались непосредственному начальству), ни работники пожарной охраны (каждая колония имела собственную пожарную часть), ни представители санитарно-эпидемиологического контроля.

В-третьих, для повседневной деятельности надзирателей тоже характерен дуализм норм, подобный тому, что был описан на примере тюремной субкультуры. Неэффективность механизмов подчинения пенитенциарной администрации закону не означает, что она в своих действиях лишена иных нормативных ориентиров. Нормы «маленького» общества замещают закон - основную норму «большого» общества, а признание базовых прав за любым человеком, в том числе и осужденным, уступает место дуализму норм, регулирующих отношения между находящимися по разные стороны проволоки людьми. Цена, которую приходится платить за неуважение закона, заключается в воспроизводстве представителями пенитенциарной администрации модели «маленького» общества. Каким бы парадоксальным ни выглядело следующее утверждение, но надзиратели тоже живут по «понятиям» той самой тюремной субкультуры, с которой они все время пытаются бороться.

Ввиду недостатка информации, необходимой для последовательного применения всех критериев «малого» общества в анализе среды надзирателей, ограничимся описанием дуальных норм, структурирующих повседневную деятельность пенитенциарной администрации. Аналогично тому как «масти» лишены гражданских прав в тюремном мире, надзиратели отказываются видеть в заключенных прежде всего , что влекло бы за собой признание за ними определенных прав. Несколько упрощая, можно сказать, что с точки зрения надзирателей существует, две категории людей: «нормальные» люди и заключенные. «Есть чиновник, а есть уголовник. Между ними - забор и ступенька в три человеческих роста. Будучи просто гражданином, можно разговаривать на равных, то здесь.. »²⁰³. Важно подчеркнуть, что данные нелегальные категории «люди vs. заключенные» отнюдь не противоречили логике самого советского закона, согласно которому формальное закрепление прав заключенных было вовсе не обязательным (мы проанализируем подробнее вопрос прав осужденных в разделе 4.2.1). Можно ли представить себе лучшее доказательство признания государством полной автономии пенитенциарной администрации во всех вопросах, касающихся обращения с заключенными?

Отказ признать за заключенными базовые права членов человеческого сообщества дает надзирателям своеобразную индульгенцию, развязывающую их руки по отношению к «контингенту». Издевательства, оскорбления, побои, рэкет становятся приемлемыми для надзирателей в их отношениях с «чужими», т.е. с заключенными. «Ну они сами оттуда (из столовой) берут. Вот тушенка была - они только сумками таскали. Вот машина не успела за угол заехать - они ее уже разгружают. Вот почему сюда не завозят ни гречку, ни рис, ни манку...»²⁰⁴. Подпольное производство, процветающее в каждой колонии, дает повод для многочисленных случаев рэкета заключенных представителями администрации. Практически в каждой колонии, помимо основного производства, заключенные подпольным образом делают предметы домашнего обихода (хлебницы, разделочные доски, ручки), сувениры (шахматы, нарды), ножи, иногда даже огнестрельное оружие (пистолеты ПМ). Результаты подпольного производства продаются и обмениваются в среде заключенных. А через надзирателей и «вольных» мастеров на производстве подпольная продукция попадает и за пределы колонии. Любое подпольное производство (не говоря уже о ножах и пистолетах) запрещено в тюрьме, но администрация, как правило, достаточно либерально относится к этому «черному» рынку. Разгадка либерализма проста: подпольное производство обеспечивает представителей пенитенциарной администрации дополнительными доходами от теневого «налогообложения» различных видов запрещенной деятельности. «Ну как, мусора тянут, все тянут, ширпотреб на х... Они же тянут всГе вот за эти пайки...

? Ну не знаю, куда они его складируют, на продажу... Ну вот прикинь: нормальное это явление, ну, так-то нормально с этой стороны для нас... Ну если ножи прячешь, сабли в открытую точишь - хоть бы кто зашел, хоть бы один сказал. А раньше так - 218-я (статья. — . .) и поехал... Они привыкли брать. Ну, как вот - в приказном порядке - вот принесешь мне нож [или пойдешь в ШИЗО] - это нормальное явление? Не принесешь, значит, будешь сидеть...»²⁰⁵.

Более того, будучи вписанным в логику дуальных отношений, насилие теряет характер чего-то из ряда вон выходящего, превращаясь в норму обыденного поведения. Насилие и жестокость подчас становятся средствами для достижения администрацией целей.

таких, как обеспечение дисциплинированности и исполнительности заключенных. Таким образом, отсутствие должного контроля за действиями надзирателей является необходимым условием превышения ими власти, а дуальный характер норм - достаточным. «Есть администрация драконовская, которая просто человека унизить старается, достоинство унижать человеческое. Физически избивают. Приводят в изолятор, закрывают, наручники одевают, смирительную рубашку - ни за что, просто так, не понравился; и пока он там не описается, не обкакается, избивают его. Шлангом гидравлическим, вот меня били. Вот, знаете, шланг с гайкой вот с этой. Я молодой был. И начинают меня бить. Сколько я там продержусь. Когда я буду проситься. Бьют час - не просится, бьют два. Пока сознание не потеряешь, потом тебя бросают; водой облили. Гестаповские самые настоящие пытки переносят. Понимаете как? Нарушителей. Был режим содержания. И вот этот режим содержания строго по букве и даже еще кроме буквы. «? Да, за нарушение режима. ? Да, вот этого не было»²⁰⁶. Представители пенитенциарной администрации многократно подчеркивали в разговорах свою готовность выходить за рамки насилия, разрешенного законом, если того требует ситуация. Молодой офицер, начальник отряда, в частном разговоре заявляет о своей готовности «поставить их на место» любыми средствами. Отметим использование этим офицером выражения «мочить в сортире», с помощью которого он точно схватил специфику борьбы без жалости и без правил²⁰⁷.

Говоря о конце 70-80-х годах и особенно о начале 90-х годов, многие наши собеседники использовали для описания отношения к ним надзирателей слово. «Там не контролеры, там солдаты

срочной службы. Если они вдруг замерзнут или им скучно, они могут об тебя разогреваться, такое было»²⁰⁸. «Вот взять хотя бы 90-х начало годов, да, беспредела много было.           ? Да так все...

ну, вот именно в этом управлении я столкнулся здесь, жуть их гонят... беспредел, привыкли жить так, что безвозмездно все: обидеть кого- то, ударить, пользуются своим положением там, погонами или чем-то, смотрят как на рабов и все»²⁰⁹. Колонии строгого и особого режимов, специально созданные в 70-80-е годы для «наиболее трудно поддающихся воспитательному воздействию заключенных», на тюремном арго называли белыми лебедями. Они пользовались репутацией тюрем, в которых «перевоспитание» контингента, в основном состоящего из блатных, достигалось не только и не столько законными методами. «Вот лебедь когда открылся в Ерцево (Архангельская область) в 90-м,

вот нас привезли туда - там объясняли как хотели, вот с правого (...)

по коридорчику и давай. Вот так выстроились с управой мусора полный коридор - и ... дубинками, и приняли нас 7 человек...»²¹⁰

Неуважение к заключенным, отношение к ним как к «чужим», отказ видеть в них в первую очередь людей вызывает у последних симметричную реакцию. Заключенные отказываются обращаться к легальной власти для организации своей повседневной жизни, ибо эта власть ассоциируется в их сознании с принуждением, которое необходимо при первой же возможности обойти. «В глазах заключенного все эти люди (начальники) - символ угнетения, принуждения»²¹¹. Если надзиратели относятся к заключенным как к «чужим», то и заключенные аналогичным образом воспринимают представителей пенитенциарной администрации. В данной ситуации единственной разумной стратегией является глубокое недоверие к «чужим», материализованным образом которых становится легальная власть. Чтобы убедиться в верности данного вывода, достаточно посмотреть на ответы наших респондентов на вопрос «Доверяете ли вы администрации колонии?» (табл. 23). Подчеркнем, что речь идет о доверии (точнее, о глубоком недоверии) к институту, от которого зависят аспекты повседневной жизни в тюрьме!

Варианты ответов	Россия, Л/ =712	Казахстан, N = 396	Франция, N = 59
Да	21,1	25,3*	59,3
Нет	70,6	69,9	37,3
Нет ответа	8,3	4,8	3,4

* Вероятно, чуть более высокий по сравнению с Россией уровень доверия к администрации в казахстанских пенитенциарных учреждениях объясняется более жестким контролем, который осуществляло до начала 2001 г. МВД РК. Эта система контроля, унаследованная еще от советского периода, ограничивает, как мы отмечали выше, вседозволенность администрации на местах.

Именно здесь следует искать истоки нормы «не обращайся к администрации за помощью для разрешения внутренних конфликтов» - одного из ключевых понятий тюремной субкультуры. «А если я выйду на администрацию, то меня будут считать доносчиком и потом как-нибудь смотреть на меня будут с подозрением»²¹². В случае же необходимости идти на контакт с администрацией тюремная субкультура предусматривает целый ряд предосторожностей и механизмов контроля. Заключенные, особенно представители касты блатных, должны предупреждать окружающих о своих визитах в кабинеты администрации и/или брать с собою на беседу одного-двух сотоварищей. «Если благое дело, то почему бы нет (о контактах с администрацией. - . .). Я, конечно, поставлю при этом в известность людей, которые пользуются авторитетом»²¹³ «Раньше было что - вот я еще это застал, но мало - вот человека в штаб вызывают, он приходит там, его в штаб вызывают - он один в штаб не идет, если за ним ничего нет, то он один не идет. Вот он говорит - вот со мной давайте еще пусть любой идет, вот вдвоем будем беседовать, кто желает»²¹⁴. «Раньше вообще такое было, что один человек не пойдет к начальнику, не зайдет. Надо кого-то с собой брать. Мало ли что ты там наплел. Могли даже не то что опустить, а просто-напросто, если он считался блатным, в авторитете, его могли просто-напросто подвинуть.

Сказать: «Слушай, ты ходишь по кабинетам, никто не знает о чем ты там толкуешь»²¹⁵. Раньше так, строго было»

Пропасть, которая разделяет заключенных и надзирателей, исключает любой компромисс между представителями этих двух лагерей. «Можно же компромисс найти, я имею в виду, вы не можете давать, так вы хотя бы давайте возможность людям готовить. Готовить не на чем. В столовую идут - отдайте мое мясо, но не можем дать. Но как же вы не можете дать, мне не дают и так, раньше я мог приготовить сам себе. Хватит, плитки собрали и все, ничего нету... Нету компромисса»²¹⁶. Именно неготовность искать компромиссы чаще всего ставилась в вину представителям пенитенциарной администрации заключенными, с которыми нам удалось побеседовать. Отвечая на вопрос «В каком случае вы могли бы относиться с большим доверием к администрации?», почти в половине случаев заключенные выбирают готовность надзирателей принимать во внимание их интересы (табл. 24).

24

Варианты ответов	Россия, N= 1310	Казахстан, N = 396
Если бы видел, что руководство ИК принимает во внимание наши интересы	42,5	41,9
Если бы видел, что руководство ИК всегда действует в рамках закона	21,5	21,7
Если бы руководство ИК состояло из людей, достойных уважения	14,1	14,4
Никогда и ни при каких условиях	12,5	16,4
Нет ответа	9,3	5,6

Особо подчеркнем, что лишь четверть опрошенных видит в следовании закону основное условие увеличения доверия легальной власти. В сознании заключенных один из элементов «малого» общества - персонификация отношений парадоксальным образом оказывается противопоставленным другому - дуализму норм. Возможно ли превратить некоторых надзирателей в «своих», персонифицируя с ними отношения? Вероятно, да. Модель «маленького» общества постоянно воспроизводится в сознании заключенных, что делает призрачными перспективы ее замещения моделью «большого» общества. Приведем в качестве подтверждения оценку результатов анкеты (табл. 24), данную одним из наших собеседников, смотрящим отряда. «Ну, мне кажется, по первому тут - администрация как уважаемые люди.

! Ну, прежде всего, когда они нормально относятся, держат свое слово.           Почти всегда. Ну, а на

пример, конкретный случай, не называя никого конкретного. Вот ситуацию. Ну, вот с тем же ларьком - пообещали, что все будет нормально... !То есть если он чисто по-мужски. ? Ну, я не знаю... Ну что это значит - вести себя по-мужски... Ну чисто там будешь с ним разговаривать, он не ставит никакую рамку, что он администрация, а ты зек. Можно так сказать... Они ведут себя не по- человечески, не по-мужски... ? Вот с изолятором... Он приходит и говорит не то, что было на самом деле, а он тебя топит в прямом смысле этого слова»²¹⁷.

Резюмируя наш эскиз легальной власти, необходимо еще раз подчеркнуть глубокий дуализм ее восприятия заключенными. С одной стороны, всевластие администрации и детальный контроль всех аспектов повседневной жизни в тюрьме, осуществляемый ее представителями, объясняют полную и одностороннюю зависимость заключенных от администрации. «Индивид, если он не способен стать субъектом, сводится к набору ролей, навязываемых ему центрами власти»²¹⁸. С другой стороны, превышение власти и отношение к заключенным как к существам низшим, как к «чужим» (это отношение находит свое концентрированное выражение в термине из арго надзирателей , происходящим от официального обращения к заключенным в 30-60-е годы, строитель Беломоро-Балтийского канала²¹⁹), обусловливает отказ признания легитимного характера легальной власти. Полная зависимость от власти, совмещенная с не менее тотальным ее отторжением, являются ключом к пониманию специфики функционирования тюремного мира и, как мы убедимся дальше, обществ постсоветского типа.

2.3.3. Нелегальные методы регулирования насилия

Выражаясь математическим языком, вектор насилия, генерируемого легальной властью, колинеарен с вектором насилия, источник которого находится внутри сообщества заключенных. Организация тюремного пространства и времени делает ежедневные конфликты между заключенными неизбежными. Рассмотрим подробнее два источника насилия в повседневной жизни: отсутствие четкой границы между частной и публичной жизнью и трудности самостоятельной организации свободного времени, впрочем и так весьма ограниченного в заключении²²⁰. Отсутствие четких границ между частной и публичной жизнью делает относительным понятие индивидуальной собственности. Фактически прикроватная тумбочка представляет собой единственную материально осязаемую границу индивидуальной собственности. По всей вероятности, центральное место в тюремной субкультуре понятия «не кради у ближнего» объясняется стремлением заключенных дополнить эту весьма условную физическую защиту индивидуальной собственности еще и нормативными механизмами. Иначе говоря, тюремное заключение одновременно и облегчает мелкие кражи, и создает настоятельную потребность в их эффективном предотвращении. Заметим, что воровство у «своих» относится к наиболее тяжким преступлениям с точки зрения тюремной субкультуры, что и отражено в жестокости наказаний за подобные проступки. Каким бы ни был ущерб от воровства, иногда речь идет всего-то о паре сигарет, заключенные не склонны относиться к подобным правонарушениям (точнее, нарушениям понятий) менее строго. Отсюда и жестокость наказания: «главная санкция, основная санкция - это исключение (exclusion)»²²¹ вора из тюремного сообщества через его деклассирование и неизбежную маргинализацию.

крысятничество

Задержка воришки с «поличным» на месте преступления является легитимным с точки зрения тюремной субкультуры поводом для выплескивания всех накопившихся негативных эмоций на «крысу», сублимацию на ней насилия. «Если он у меня крысанул... Я же не буду спрашивать, не пойду ни к кому, пару табуреток у него на голове размолю, и ладно...   ... Не-ет, на ...? Поймал его в

отряде, и все... - Вот есть определенные вещи - прописные истины, вот есть более серьезные вещи, которые разбирает блатной, а это - прописные истины. Вот он крысанул в отряде - все, там однозначно ему ... по рукам...»²²². «Я, может быть, столкнулся пару раз (с насилием. - . .) - вот на первый срок, там парня поймали что он... крысил. Вот ему по башке надавали, без всякой там жестокости, ну как там обычно...»²²³. Заметим, что жестокие физические наказания воров только приветствуются общественным мнением в тюрьме. «Силу бы надо чаще применять. Вот раньше это меньше было - вот этого крысятничества, что вот воруют.                     ! Сейчас с них меньше спрос»²²⁴. Постоян

но накапливаемое насилие должно находить себе «громоотвод»...

Наказание вора не ограничивается жестокими побоями, особенно когда речь идет о рецидиве. Другие заключенные вполне могут и «опустить» крысу через превращение воришки в пассивного гомосексуалиста. Особенно часто «опускают» в камерах СИЗО и пересыльных тюрем, где перенаселенность камер и постоянная ротация контингента способствуют вынесению приговоров, жестоких даже по тюремным понятиям. «Вот человек приходит из СИЗО - он помнит, что там, если ты что-то такое делаешь, стучишь там или еще что, там с тобой должны что-то сделать, как-то опустить или еще как»²²⁵. «Сейчас он залез там, он знает, что ему в рожу дадут, все... его уже там, он уже не боится там, раз попался, второй раз, и он знает, что там... а тогда он боялся, если раз его избили, во второй раз его обязательно опустят»²²⁶. Помимо жестокости собственно акта сексуального насилия, «опущенный» человек получает клеймо, от которого ему невозможно избавиться в «этой жизни» до конца своих дней: он вынужден смириться с ролью «приемлемой» жертвы повседневного насилия. Клеймо парии, получаемое пассивными гомосексуалистами, разрешает остальным заключенным срывать на них свою злость и раздражение. Вот почему многие заключенные считают, что даже смерть является более гуманным наказанием по сравнению с превращением в пассивного гомосексуалиста. Арестанты - заключенные, проведшие в тюрьме многие годы и придерживающиеся традиционных понятий, никогда не поддерживают санкционирование проступков, даже серьезных, «опусканием». Они видят в этом, неуважение человеческого достоинства, допускаемое уже не администрацией, а самими заключенными. «Членом не наказывают, это и раньше нечасто было. Раньше если наказывали, то это был беспредел»²²⁷. «Если кто-то опустил человека, даже если за дело, его встретят - просто-напросто руки-ноги переломают, за то, что опустил его. Хотя его опустили за дело. Не принято, у людей не принято опускать человека...* Это беспредел. могу его, если он там провинился, убить его могу. Легче убить человека, чем насиловать его. По отношению к этому же человеку. Чем я его изнасилую - будут об него всю жизнь ноги вытирать. Для него это намного хуже. Легче его убить. Всю жизнь перечеркнуть. Он будет всю жизнь мучиться... Ни один вор не скажет опустить, чтобы его изнасиловали. Это нарушение будет»²²⁸.

отказ платить карточный долг

Помимо «крысятничества», еще одним серьезным по меркам тюремной субкультуры преступлением является отказ платить карточный долг. Карточные игры, официально запрещенные в пенитенциарных учреждениях, имеют важное значение в «теневой» жизни тюрьмы. В ходе регулярных обысков («шмонов») надзиратели обязательно находят колоды произведенных кустарным способом карт. На протяжении десятилетий оттачивалась технология изготовления карт из подручных средств: газет, старых книг, просто клочков бумаги. Живой интерес заключенных к игре в карты не в последнюю очередь объясняется скудостью выбора в организации досуга. Спортивные площадки очень редки в колониях (в посещенных колониях мы видели лишь пару посредственно оборудованных площадок), не говоря уже о спортивных залах и тренажерах. Библиотечные фонды в тюрьмах скудны и пополняются от случая (в основном приезд представителей благотворительных организаций) к случаю. Кроме того, жесткость распорядка дня не позволяет в полной мере воспользоваться таким благом цивилизации, как телевидение (интересные программы продолжаются после обязательного отбоя).

Как поясняет смотрящий за игрой в карты в одной из колоний на Севере России, существует правило, согласно которому размеры ставок в карточной игре жестко регламентированы: они определяются среднемесячным заработком заключенного и его принадлежностью к той или иной неформальной категории²²⁹. Если же карты по той или иной причине временно недоступны, то для азартных игр используются любые другие приспособления, вплоть до спичек.

Доказательством важности карточных игр в тюремной жизни является существование многочисленных и детальных правил, которыми заключенные обставляют игру. «Все карточные игры         отличаются необыкновенно большим количеством правил»²³⁰. Неуважение этих правил, особенно отказ оплатить долг, наказывается переводом игрока в разряд фуфлыжников, а иногда и насильным обращением его в педераста. «Раньше, как вы знаете, поймали за что-то, могли просто-напросто сделать гомосексуалистом, педерастом. Сейчас это по воровским понятиям.

! Ну конечно. Это было до 90-х годов... За проигрыш могли. Сейчас он проиграется в карты, и ходит свободно, как будто ничего не случилось. А раньше обязательно или разбили бы ему голову, или «опустили» бы. Это был бы позор, срам. Как это: не уплатил? И не только в карты. Как же, проигрыш платился! А сейчас - нет... А было так: если ты сегодня должен отдать, уплатить, то после двенадцати с тобой могли сделать все, что угодно. После двенадцати ты никто для них»²³¹. Риск изнасилования увеличивается, если отказывающийся платить игрок пытается искать защиту у надзирателей. Объясняя резкое увеличение в последние годы числа петухов, один из наших собеседников подчеркнул готовность жестоко наказывать тех, кто, нарушив одно из понятий, обращается за помощью и защитой к

администрации (которая может их изолировать от окружающих в ПКТ): «А началось что - в изолятор убегают, там не спрятаться, ну как-то нужно наказать, потому что проиграл и не платит. Наказывали так. Хотя вообще по жизни так нельзя»²³².

Строгость и неизбежность наказания за проступки

- вот два ключевых фактора, объясняющих уважение заключенными понятий. Большинство опрошенных заключенных считают, что выполнение предписаний понятий для них более важно, чем уважение требований закона! В повседневной жизни заключенных нарушение неформальных норм - ²³³ оказывается более опасным, чем нарушение закона. Рассмотрим ответы на вопрос «Нарушение каких норм оказывается сегодня наиболее опасным?» (табл. 25).

25

Варианты ответов	Россия, N= 1149		Казахстан, N = 396		Франция, N=59
Правил, установленных администрацией	31,6		29,6		33,9
Закона	22,4		16,5		35,7
Правил и норм, на которых я был воспитан	19,1		20		X
Неформальных правил, регулирующих отношения с надзирателями	X		X		28,6
Правил, установленных авторитетами и ворами в законе	15,1	34,8	15,2	43,2	X
Правил и норм, господствующих в среде осужденных	15,2		18,9		16,1
Правил, установленных смотрящими	4,5		9,1		X

Иными словами, особенности управления насилием в «маленьком» обществе помогают минимизировать число нарушений его норм и обеспечить уважение к «конституции» повседневной жизни в таком обществе. Причина эффективности санкций кроется в отсутствии четких границ между публичной и частной жизнью и в глубокой персонификации всех отношений. Но оба этих условия действуют только в рамках «маленького» общества. Нарушители «понятий» исключаются из тюремного сообщества, что снижает уровень преступности

его. Налицо своего рода бесконечная регрессия: общество изолирует преступников, отторгая их от себя в тюрьму: тюремное сообщество отторгает от себя своих собственных преступников: масти создают свою собственную иерархию и т.д. Подобные методы борьбы не уничтожают преступность - они лишь переносят и локализируют ее в «резервациях».

Покажем, что эффективность нелегальных методов регулирования насилия резко падает по мере того, как мы удаляемся от идеального типа «маленького» общества. Отсутствие границ между частной и публичной жизнью облегчает поиск воришки: все его действия, равно как и все находящиеся в его собственности вещи, находятся у всех на виду. «Ну, на воле, скажем так, это слишком трудно проконтролировать все... ну, там, кто-то украл у кого-то, ну и Бог с ним, не найдешь вора. Здесь же все на виду, как говорится, есть там, сто человек, ты их знаешь, они тебя знают, вы постоянно общаетесь. Если кто-то что-то у кого-то украл, то обязательно это выяснится. В конце концов, если это сразу не всплывет, то когда-нибудь это обязательно выявится. А на воле нет - на воле именно что этих людей толкает их безнаказанность... Там очень маленький процент краж всплывает, ну, вообще, минимум»²³⁴.

Персонификация отношений

помогает строить верные ожидания относительно возможных действий того или иного человека, в том числе и касательно его склонности к преступлениям. Кроме того, прозрачность границ между частной и публичной жизнью не позволяет утаить украденные предметы, воспользоваться ими втайне от настоящего хозяина. «Вот лежит у меня в тумбочке пачка сигарет - у меня сигареты закончились, я подхожу - нету. Начинаешь там выяснять - кто дневальный, кто в отряде оставался...     ? Конечно, нашли. Ну, представьте, что в отряде вообще нет и у кого курить, вообще сигарет нет, ну как, есть там еще, а так ну нет сигарет. И тут раз там - ты там куришь «Приму» - смотришь - кто-то еще курит, а у тебя как раз пачка сигарет пропала. Ну чего - там уже на улице покричишь еще, попросишь - дай закурить, он раз - из пачки сигарету достает... Нет, ну почему вычислять (стукачей. - . .) нельзя? Элементарно. Вот что-нибудь произошло - в отряд смотришь, вот кто-то пошел, потом в часть вызывают кого-то»²³⁵. Один из наших собеседников рассказывает из своего опыта почти карикатурный случай. «Тут, например, был вообще один из ряда вон выходящий случай - у меня уехал один осужденный в центральную больницу. А там же у них все квитанции на личные вещи с собой - как они выезжают. И вот он там лежал с одним осужденным, с другим, и он просто у него увидел квитанции - там на квитанции вещи хорошие, и джинсы, и рубашки хорошие, и одеяла. Его выписывают - он у него этот квиточек берет и по его квитку вещи получает и приезжает. И главное интересно, ладно бы он так еще поставил, он буквально тут же надевает штаны, причем он ходил ободранный - тут штаны такие у него со стрелочками, черные вольные, туфли хорошие, одеяло там шикарное, богатое. Ну вроде и то, думаем, мало ли, ну ездил, может быть, что-то там в карты выиграл, но, может быть, договорился. Ну никого это не интересует, никто никого не спрашивал, ну, появилось - и появилось. Но потом-то уже в больнице тот- то хватился - нет. И сюда с ближайшим этапом посылает человека. Чтобы тот узнал. Ну вот тут ему и говорят - что то-то и то-то. Ну тут же списались, почта работает быстро. Ну вот узнали, его вызвали к смотрящему, поколотили. Ну еще так хорошо обошлось - за такой проступок можно было оказаться и в опущенных...»²³⁶.

Эффективность и неотвратимость наказаний за «косяки»

формирует в сознании заключенных устойчивую связь между стимулом (нарушение неформальной нормы) и реакцией (наказанием). За неуважение понятий всегда «спрашивают». «С того, кто нарушает понятия, всегда спрашивают», - примерно таков смысл свидетельств заключенных. «Раньше за каждое слово с него могли спросить...»²³⁷, шла ли речь о необоснованном обвинении или же просто об оскорбительном обращении. «Раньше за каждое такое слово, просто произнесенное в камере или в зоне, строго наказывали человека... Я считаю, что в ответ на оскорбление человек может применить силу. Если его оскорбили, то я считаю, что он может поставить на место обидчика - я считаю так»²³⁸. Напомним в этой связи одно из понятий, согласно которому заключенный должен опровергать неверные и порочащие его слухи.

Насилие не исчезает вовсе из «маленького» общества, оно лишь получает приемлемое направление - масти, которые таким образом приносятся в жертву стабильности социума. Подчеркнем еще раз крайнюю жестокость наказания через «опускание». Модель советской тюрьмы делает относительной ценность человеческой жизни. За одно и то же преступление неформальный «уголовный кодекс» зачастую предусматривает более суровое наказание, чем Уголовный кодекссоветс- кого государства, который часто критиковали за негуманный характер. «У нас на особом вообще со столовой ничего не уходит - там убьют сразу поваров. Там узнают - что-то продал куда-то - это убьют сразу и разговаривать не будут»²³⁹. Процедура приведения наказания в исполнение заслуживает отдельного разговора, учитывая ее сложность и детальность ее проработки. «Запорол я косяк - были специальные в лагере люди, когда вбт четвертаки давали и все, то есть исполнители. Ну что его там - раз ты вот это там запорол - все, на девятую делянку его. Все, тот идет - там... утащили, ему двушку там добавили, все, он поехал дальше. То есть люди придерживались ка- ких-то правил, может быть, из-за страха, ну зачем мне - меня из-за них зарежут...»²⁴⁰.

Хотя все заключенные ощущают насилие со стороны государства и пенитенциарной администрации, они без сомнений поддерживают насильственные действия в отношении к своим сотоварищам. Насилие оказывается допустимым и даже желательным, если оно направлено на приемлемую и обоснованную тюремной субкультурой жертву. «Подвергается насилию и лишается жизни очень малый процент - и именно как раз тех людей, которые в силу обстоятельств или личных качеств, к примеру наглость, высокомерие, они где-то настолько нагадили людям, а если здесь этого нет, то тогда... если по высоким меркам, то применение насилия всегда оправдано, потому что человек, не совершивший серьезного проступка, никогда не подвергнется насилию, если уж такое произошло, значит, человек в силу каких-то личных качеств совершил какой-то проступок. К примеру, кто его заставляет садиться играть в карты, но, тем не менее, если ты садишься, то давай отчет, что, как и почем, чем это кончится, почему-то все садятся играть и не задумываются, чем это закончится.. »²⁴¹. В общем и целом заключенные извиняют использование насилия, ибо видят в нем единственный способ поддерживать порядок. В «маленьком» обществе ценности порядка стоят выше, чем ценность человеческой жизни. «Раньше (тюрьма. - . ) учила. Ни на ..., ни за ... никого не пошлешь, на шконочку чужую не сядь, нет. Чужое возьмешь - наказание жестокое. Очень жестокое, жесткое, жестче, чем побои...»²⁴². Одна из дискуссий, посвященных религиозной вере, четко показывает уверенность даже верующих заключенных в необходимости жертвовать гуманистическими ценностями в пользу ценностей порядка. Этот разговор привел к неожиданному результату: по мнению собеседника, именно в тюрьме и действуют десять библейских заповедей. «?Да. Чтобы привить человеку норму, вы должны его в вынужденную ситуацию поставить. Они выполняют обязательства, потому что с них могут спросить... В санкциях физическую силу можно поста- вить на первое место»"

Впрочем, недавние тенденции в эволюции тюремного сообщества, которые будут подробнее рассмотрены в разделе 2.5.3 «Теневое правосудие», позволяют говорить о наличии тенденций к более цивилизованному управлению насилием. Начиная с момента появления смотрящих в начале 90-х годов, тюремное сообщество начало удаляться от идеального «маленького» общества, если судить по критерию управления насилием. Именно от решения смотрящих сегодня зависит выбор наказания за тот или иной косяк и то, будет ли применено в отношении нарушителя насилие. «Как правило, бить его или не бить - решает смотрящий... чтобы это было неповадно другим, чтобы это было наглядно...»²⁴⁴. Страх физического страдания теряет роль единственной основы стабильности и порядка в тюремном мире. Представители пенитенциарной администрации тоже отмечают снижение уровня насилия в среде заключенных ввиду его частичной институционали- зации. «Сейчас вот сталкиваешься, последние лет пять, не физическое воздействие, а все конфликты решаются по-другому»²⁴⁵. Сравнение ответов респондентов на два вопроса: «Готовы ли вы поддерживать отношения с неприятным, но полезным человеком?» [ ] и «Может ли в ваших глазах пользоваться авторитетом человек, который вам лично неприятен, но его действия соответствуют общепринятым представлениям об авторитетности?» [ ], подтверждает гипотезу частичной институционализации насилия (табл. 26). Власть смотрящих имеет менее персонифицированный характер по сравнению с отношениями в тюремном мире в целом.

26

Варианты ответов	Россия, N=1310		Казахстан, N = 396		Франция, N = 59
	А	В	А	В	А
Да	48,5	47,3	52	53,3	23,7
Нет	46	43,6	44,9	40,2	72,9
Нет ответа	5,5	9,1	3	6,6	3,4

2.3.4. Беспредел: отсутствие нормативных рамок деятельности как источник насилия

Контроль за насилием, через его институционализацию или нет, никогда не бывает в тюрьме совершенным. Каким бы ни был/Источник                насилия, - действия надзирателей или же повседневные конфликты между заключенными, такое насилие называется на тюремном арго (впрочем, этот термин давно вошел и в разговорный язык). «? Когда выполняется все без твоей воли.. Ну да, по отношению ко мне... ? Да...» ²⁴⁶. Таким образом, содержание понятия «беспредел» лучше всего раскрывается негативным образом, через невозможность индивида влиять на ситуацию, в которой он находится, и на выбор правил игры. Невозможность или неспособность найти приемлемые рамки для решения конфликтов, которые, как мы видели, постоянно генерирует повседневная жизнь в тюрьме, оставляет лишь один выход - прибегнуть к неуправляемому насилию в его чистой форме. «Социальный конфликт предполагает, что его стороны признают некоторые ценности и даже некоторые формы институционального регулирования их конфликта»²⁴⁷. Напротив, в ситуациях беспредела «отсутствуют какие-либо правила, позволяющие снизить накал противостояния или вовсе отказаться от использования насилия»²⁴⁸

В отличие от насилия как метода поддержания порядка насилие «без пределов», возникающее от неуважения к любым правилам и «условностям», представляет собой серьезную угрозу для этого порядка. Мельчайший конфликт, если в его ходе не задействованы процедуры контроля за насилием, предполагающие или нет ее институ- ционализацию, ставит под вопрос порядок в целом. Так, грубости, т.е. «нарушения привычного порядка повседневной жизни... чаще всего воспринимаются в качестве угрозы порядку. [...] Под привычным порядком здесь понимается социальный порядок (не обязательно юридический), такой, каким он должен быть по разумению индивидов»²⁴⁹. Грубости в тюремной жизни подразумевают толчки, словесные оскорбления, отказ выполнять требования минимальной гигиены, отказ прекратить курение во время коллективного просмотра телевизора по просьбе окружающих и т.д. Например, толчки, даже случайные, в условиях беспредела быстро превращаются в серьезные драки. Недоступность средств, позволяющих конфликты, вынуждает заключенных либо включаться в своего рода «спираль насилия», либо сознательно не обращать внимания на оскорбления, даже если это может в конечном счете привести к маргинализации. «Я не обращаю такое сильное внимание на других: там один шел, толкнул другого и началось: ты там поосторожнее, да ладно, не указывай - и понеслась. Ну, только на этом построены такие мелкие конфликты»²⁵⁰. Возможно, что вынужденная привычка «закрывать глаза», не обращать внимания говорит о степени действительного комфорта жизни в «маленьком» обществе, чем десятки других критериев.

Когда развитие конфликта становится неизбежным, то отсутствие общепринятой модели поведения особенно ярко отражено в ответах заключенных на вопрос «Если бы кто-либо из осужденных начал вас притеснять, то как бы вы поступили?» (табл. 27).

Иными словами, существует по меньшей мере несколько стратегий, которые заключенные могут выбрать при возникновении серьезного конфликта. «? Ну, можно подраться, можно помириться, можно чифир заварить, посидеть - чайку попить, все поговорить, но, конечно лучше словесно разговаривать... / Ну, словесный контакт, то есть поговорить...»²⁵¹. «Сам я их (конфликты) решаю.

? Ну, с одними можно и силой, но таких, думаю, мало бывает, а с другими словесно»²⁵².

Варианты ответов	Россия. N = 1310	Казахстан. N = 396	Франция, N=55
Постоял бы за себя (ср.: понятие «умей за себя постоять»)	42,9*	59,8	X
Использовал бы свои связи и знакомства	14	9,8	X
Обратился бы за помощью к смотрящему	13,4	12,1	X
Попытался бы договориться	12,5	7,1	12,7
Объединил бы свои усилия с теми, кто оказался в такой же ситуации	4,6	3,3	X
Обратился бы к администрации	4,7	5,6	67,3
Смирился бы	2,1	0,8	X
Обратился бы в суд, прокуратуру	0,3	0	40
Нет ответа	5,4	1,5

* Этот вариант был предложен не во всех распространенных в российских тюрьмах анкетах.

грубая физическая сила в ситуациях беспредела

В ситуациях беспредела особую ценность приобретает обладание одной из сторон конфликта таким ресурсом, как грубая физическая сила. Отметим, что в подавляющем большинстве других ситуаций физическая сила не является значимым фактором. «Люди с огромной физической силой - к ним уважение, вне зависимости от интеллекта, а слабых сразу отталкивают от себя, и здесь то же - звериные методы... Я, во-первых, не соглашался с тем, что за многое здесь надо драться. Только таким способом можно достичь здесь идеального порядка, если тратить физическую силу...»²⁵³. I ак, единственным правилом, действующим в ситуациях беспредела, становится подчинение слабой стороны сильной, «где сила, там и право». Исторические корни этого принципа уходят в средневековье, в эпоху, предшествовавшую современной цивилизации. «Вынесение вердикта через битву» (trial by battle) широко использовалось в период средневековья, когда «взаимоисключающие претензии на владение землей (a claim to land upon a writ ofrights) решались с помощью поединка между сторонами конфликта или их нанятыми представителями (hired champions)»²⁵⁴. Заметим спонтанное использование выражения «где сила, там и право» несколькими нашими собеседниками. Например, один из несовершеннолетних осужденных (интервью № 30) спонтанным образом сформулировал это правило, описывая свой опыт нахождения в следственном изоляторе.

Упоминание в контексте беспредела предварительного заключения вовсе не случайно. Следственные изоляторы далеко не всегда и везде подпадают под «юрисдикцию» тюремной субкультуры. Аналогичным образом, «пересыльные тюрьмы отличаются максимальным уровнем беспредела»²⁵⁵. Особенно устойчивой репутацией «беспредельной» в этой связи пользуется московская пересыльная тюрьма Красная Пресня. Попытаемся вскрыть социальные условия, в который особенно вероятным становится развитие событий по «беспредельному» сценарию. Во-первых, беспредел нередок в тюрьмах с часто меняющимся контингентом, где постоянная ротация заключенных не позволяет установиться персонифицированным отношениям. Находящиеся под следствием люди проводят в СИЗО от нескольких месяцев до двух лет, но их зачастую переводят из одной камеры в другую, что снижает вероятность установления ими устойчивых социальных связей. Кроме того, значительна доля в СИЗО людей, которые впервые попадают в тюремную среду и не знакомы с основными понятиями, что также затрудняет мирное разрешение бытовых конфликтов. «Приходят иногда такие отморозки. Он сказал - вот это - белое. А я же вижу, что вот это - белое. А ему сказали, что вот это - белое. Его не перекуешь... Вот вы идете с воли, маргарина полная башка. Бац - плечом. Я - «Аккуратней, ты чего? Вообще людей не видишь?» А ему - все равно. Он - идет»²⁵⁶.

Парадоксально, но аналогичный аргумент о взаимосвязи между беспределом и постоянно меняющимся контингентом можно использовать и для объяснения ситуации, складывающейся в другом тотальном институте - постсоветской армии. Обязательная воинская служба длится два года, за это время солдаты от двух до десятка раз меняют подразделения, в которых они ее проходят. Правило «где сила, там и право» сближает тюремный беспредел с другим известным феноменом - армейской дедовщиной. Один из наших собеседников, недавно отслуживший в армии, описывает свой армейский опыт в терминах беспредела (хотя он проходил службу в элитных подразделениях российской армии - в ВДВ): «Ну все было построено в основном на физической силе... Я был в Курске, Брянске, Твери и т.д. Легче - здесь, наверное. Там, ну, неуставные отношения были... чисто грубая сила... унижение, давление, если не физическое, то давление...»²⁵⁷.

Во-вторых, борьба легальной власти против тюремной субкультуры иногда приводит к неожиданному результату: заключенные, лишенные возможности использовать нелегальные механизмы разрешения конфликтов, в то же время отказываются использовать и легальные, из нормативного вакуума и возникает беспредел. Данную ситуацию следует признать ярким примером, выражаясь словами Ф. Хайека, «неожиданных результатов осознанных действий»²⁵⁸. Например, администрация может оказать поддержку, и это часто происходит в воспитательных колониях, - представителям осужденных, призванных командовать остальными и следить за дисциплиной. Желая уменьшить влияние блатных (припотелых), администрация дает в руки «бугров» практически неограниченную власть и право добиваться дисциплины физической силой (бугры, как правило, «переростки», которых администрация сознательно не переводит во взрослые колонии). Но вместо всеобщего подчинения закону и формальным правилам руководство воспитательных колоний зачастую способствует беспределу. «Там (на малолетке. - . .) бугры зоны, бригадиры, активисты.       . Там действительно на выживание. Иной раз подумаешь, там похлеще, чем здесь (в тюрьме)»²⁵⁹. Вседозволенность бугров объясняется, с одной стороны, неспособностью надзирателей детально контролировать их действия, а с другой стороны, в разрушении механизмов неформального контроля за действиями лидеров заключенных.

В-третьих, вероятность беспредела велика в больших пенитенциарных учреждениях: по мере роста размеров колонии и увеличения числа участников взаимодействий механизмы контроля за насилием, действующие в рамках «маленького» общества, становятся неэффективными. Лагеря принудительных работ сталинской эпохи служат примером этого «закона больших чисел». Впрочем, боязнь «больших чисел» всегда была характерной для сознания заключенных, ибо способы организации повседневной жизни оказываются радикально недостаточными, когда речь заходит о участников социальных взаимодействий. «Здесь пять человек, здесь двое мы сидим, трое, пятеро. Там, на зоне, тысяча с лишним человек. Или я кого-нибудь задену, или меня заденут. А я уже этого боюсь. Вот я не буду никого задевать - найдется такой, который заденет меня. Специально, неспециально, невзначай... Там больше конфликтных ситуаций для меня возникает. Здесь я могу этого избежать»²⁶⁰. Иначе говоря, беспредел является ценой, которую вынуждены платить все живущие в «маленьком» обществе за свою неспособность трансформировать его в «большое».

2.4. Норма доверия, или дилемма осужденного

На первый взгляд ситуация массового заключения создает предпосылки для приобретения намерениями и действиями полностью транспарентного характера, тем самым облегчая возникновение доверительных отношений²⁶¹ . Отсутствие границы между частной и публичной жизнью и персонифицированный характер взаимоотношений существенно увеличивают объем информации о социальных партнерах и об их намерениях, что существенно упрощает задачу взаимной интерпретации действий и намерений. Однако парадокс заключается в том, что «маленькое» тюремное сообщество функционирует на основе глубокого недоверия, которое царит между его членами. Прежде чем приступить к эмпирическому анализу «общества недоверия», попробуем найти теоретическое объяснение этому феномену. Дифференциация сфер повседневной деятельности означает, что норма общего доверия распадается на множество более конкретных норм, действующих в каждой из сфер: доверие в бизнесе, доверие к близким людям, доверие к государственным и общественным институтам и т.д. Следовательно, чем менее дифференцированы сферы деятельности, тем менее дифференцировано и само доверие. В тюрьме, представляющей собой крайний случай недифференциации сфер, доверие либо принимает всеобщий и тотальный характер («открыть и излить кому-либо душу»), либо вообще не существует. В этом случае транспарентность намерений    ,           оказывается недостаточной для установления доверительных отношений. Должна существовать транспарентность.

Отвечая на вопрос о том, как он понимает доверие, лишь один из наших собеседников упомянул (да и то вскользь) дифференцированную природу этого понятия: «Ну, я могу сказать примерно так, что у меня это... будет огромная сумма денег, и я не побоюсь ее оставить... такой человек»²⁶². Большинство же других говорили о необходимости разделять все моменты своей жизни, вплоть до наиболее интимных, с тем человеком, которому доверяешь. «Ну, это значит откровенно, с кем-то делиться. Ну, может даже быть общее дело какое-то там. Ну, как, общее дело...»²⁶³. «Это человек (которому доверяешь. - . .), которым я могу поделиться тем, что у меня на душе. Есть люди, которым я могу сказать что-то, ну, не слишком личное, но такое... И не боюсь, что потом они отнесутся ко мне плохо..»²⁶⁴. «Одно дело - доверить какое-то дело и другое - доверить там, ну я не знаю, кручину какую-нибудь... ну я не знаю, мне кажется, это очень близкие должны быть отношения с человеком, чтобы ты ему мог доверять... Его нужно знать и понимать»²⁶⁵. Здесь уместно предложить гипотезу, согласно которой в рамках «маленького» тюремного общества существует глубокое противоречие, касающееся доверия. С одной стороны, «маленькое» общество облегчает установление доверительных отношений, уничтожая границы между сферами повседневной деятельности. С другой стороны, доверие в таком обществе может существовать лишь во всеобщей, трансцендальной форме, что существенно повышает требования к тому человеку, которому доверяются («открывают душу»). Оказывается, что в институциональной среде тюрьмы практически невозможно удовлетворить эти высокие требования.

2.4.1. Доверие в тюремной среде

Многие наблюдатели отмечают, что в тюремной среде царствует норма недоверия. Тюремный мир особенно неблагоприятен для отношений, основанных на дружбе и солидарности. Здесь «не бывает друзей, в лучшем случае - союзники или временные помощники»²⁶⁴ . Более того, ярко выраженное недоверие в среде заключенных нашло свое отражение в известной представителям всех социальных наук «дилемме заключенных» {Prisoner s Dilemma), согласно которой логику недоверия лучше всего понять, обратившись к примеру отношений между находящимися в заключении людьми. В основе этой дилеммы трудный выбор, стоящий перед подозреваемым в совершении преступления человеком: либо довериться другому подозреваемому по этому же делу и отрицать свою причастность к совершению преступления, либо признать свою вину, не доверяя твердости сообщника в отрицании обвинений. Если из двух подозреваемых признается лишь один, он получает более мягкое наказание (второй же осуждается по всей строгости закона), если же оба отрицают свою вину, то ввиду недостатка улик оба получают по минимальному сроку или вовсе освобождаются из-под стражи в зале суда. Заметим, что ситуация далеко не вымышленная - достаточно сослаться на свидетельство одного из наших собеседников: «Сидят двое пацанов, москвичей. Одного закрыли, другой под распиской был. Они первый раз, вообще не судимые. Молодые ребята, по восемнадцать лет. Один, машина была открытая, украл магнитофонную кассету с автомобиля, в окно - было открытое. Ну, один убежал, а другого поймали. Тот его, короче, сдал, как это обычно бывает»²⁶⁷. Построим матрицу, чтобы интерпретировать «дилемму заключенных» в терминах теории игр. Пусть R - выигрыш (выигрыш здесь заключается в уменьшении срока наказания, он тем больше, чем меньше срок) каждого из игроков, когда оба отрицают какую-либо причастность к преступлению, равен трем условным единицам полезности. Т - выигрыш игрока, который признает вину (общую), в то время как второй продолжает упорствовать, равен пяти условным единицам. В последнем случае упорствующий в признании вины игрок получает полезность, равную нулю. Наконец, если оба игрока сознаются в совершении преступления, то каждый получает полезность, равную одной условной единице (табл. 28).

Единственное равновесие по Нэшу (1, 1) не совпадает с равновесием по Парето (3, 3), что доказывает невозможность доверять, находясь в тюрьме. Дилемма заключенных широко используется не только в исследованиях, посвященных тюремному и криминальному миру. «Многие сложные модели политических, социальных и экономических взаимодействий имеют в качестве основы дилемму заключенного».

Результаты нашего опроса эмпирически подтверждают тот факт, что институциональный контекст заключения разрушает доверительные отношения. Из двух утверждений: «Окружающим людям можно доверять» и «С людьми нужно быть поосторожнее» - только 14,7% респондентов согласны с первым, в то время как 80,2% среди них соглашаются со вторым. То есть четверо из пяти ответивших на вопросы анкеты не доверяют людям, которых они не знают лично. Прямой вопрос: «Доверяете ли вы окружающим вас сейчас людям?» (другим заключенным), дает аналогичные результаты (табл. 29).

	Можно ли доверять людям?		Доверяете ли вы окружающим вас сейчас людям?
	Да	Нет	Да | Нет	Не знаю
Россия, N = 902	14,6	80,2	13,7 | 43,2	41
Казахстан, N = 396	17,7	74,7	14,4 55,6	27,3
Франция, N = 59	45,8	54,2	20,3 | 79,7

Отсутствие доверия вовсе не означает, что заключенные рассматривают эту норму как нечто ненужное и излишнее в повседневной жизни. Напротив, они видят в доверии основу любой устойчивой социальной конструкции. Именно норма доверия находится во главе списка основ, на которых должно базироваться идеальное общество (см. ответы на вопрос «На каких основаниях, по вашему мнению, должно строиться общество в России (в Казахстане, во Франции)?» (табл. 30). С другой стороны, норма доверия занимает в этом списке во Франции лишь 6-е место, где уровень доверия людям вообще в 3 раза выше, чем в России и Казахстане (в то время как уровень доверия другим заключенным во всех трех странах примерно одинаков!).

	Россия,	Казахстан,	Франция,
	N=713	N = 374	N = 55
Свобода	38,7	45,5	72,7
Доверие	36,5	37,7	45,5
Равенство	32,3	38,8	60
Семья	28,2	31,8	61,8
Труд	22,9	18,5	20
Эмпатия (уважение к мнению другого)	24,8	26,7	41,8
Закон	20,6	18,7	52,7
Традиция	14,7	13,4	23,6
Мораль	13,9	14,2	50,9
Собственность | 8,8		9,1	3,6
Выгода	4,2	3,5	5,5

Дефицит доверия остро ощущается в повседневной жизни. Из-за него заключенные лишены всякой социальной поддержки. В трудных ситуациях им не остается ничего другого как рассчитывать только на самих себя. «Я доверяю только самому себе... больше никому я доверять не могу.. »²⁶⁹. «Главное - верь только самому себе»²⁷⁰. Такой подход отражен в «заповедях заключенного», первое упоминание о которых относится к 30-м годам. Заповеди включают три максимы: «не верь, не бойся, не проси»²⁷¹. Эти три императива являют собой непротиворечивое целое. Недоверие к окружающим оставляет бессмысленным ожидание помощи с их стороны. Не стоит их даже об этом просить. А сознательная самодостаточность означает, что заключенный всегда должен быть готов к худшему, его трудно чем-либо испугаткг" Что бы ни случилось, идеальный заключенный готов самостоятельно преодолевать любые препятствия и решать все проблемы. Следовательно, тюрьма формировала бы своего рода сверхлюдей, если бы выполнение заповедей в повседневной жизни не оказывалось таким трудным делом.

Обучение недоверию

начинается с момента первого знакомства человека с тюрьмой или с другим тотальным институтом. Учиться недоверию - важная часть посвящения в тюремную жизнь. «За время, проведенное здесь, меня научили относиться ко всем с опаской и недоверием»²⁷². «Полностью нельзя довериться никому. Хорошо, а как тогда, можно тогда я вас спрошу - что для вас доверие ? Ну, когда я буду уверен, что человек не будет пересказывать другому то, что я ему рассказал. Вот потому что в СИЗО, ну и здесь тоже, там сразу предупреждают: не болтай языком, потому что всякие мелочи, которые ты рассказываешь про себя, они потом станут известны оперативникам, поэтому лучше молчать...»²⁷³. Как убеждает опыт людей, для того, кто перед тем, как попал в тюрьму, побывал либо в интернате, либо в

армии (как, например, собеседник № 25, чье детство прошло в интернате), недоверие к людям не является чем-то специфическим для тюрьмы: в контексте любого тотального института человек учится не доверять. Какими бы теплыми ни были личные отношения между заключенными, «маленькое» общество не в силах поддерживать отношения, основанные на доверии. Поэтому Мэри Дуглас была совершенно права, отмечая, что «небольшие размеры социума не являются ни необходимой, ни достаточной предпосылкой возникновения кооперативных

274

и солидарных отношении между его членами»

Уточним те особенности социальной конструкции «маленького» общества, которые препятствуют использованию нормы доверия. Во-первых, в «маленьком» обществе невозможно обеспечить минимальное уважение не конкретного человека, а социального партнера вообще. Это уважение принимает форму этикета, такта, верно избранной дистанции. Отсутствие четких границ между частной и публичной жизнью лишает межличностные отношения всяких ориентиров, необходимых для правильного выбора дистанции. В результате нетактичное поведение становится обыденным в «маленьком» обществе, ибо «такт - это контекстуальное и подразумеваемое соглашение между участниками взаимодействия, которое представляется необходимым для возникновения между ними доверия»²⁷⁵. Невежливое, неучтивое отношение разрушает доверие даже в отношениях между близкими людьми, не говоря уже о людях, соединенных вместе помимо их воли.

Во-вторых, попытки пенитенциарной администрации осуществлять повсеместный и детальный контроль за повседневной жизнью заключенных означают создание сети информаторов, которые занимаются доносительством на других заключенных. Полная зависимость от всевластной администрации подталкивает некоторых заключенных на такого рода сотрудничество с нею, на поиск привилегий в ущерб остальным. Политика поддержки и защиты стукачей, а именно так на тюремном арго зовут негласных осведомителей администрации (в основном этим занимаются оперативные отделы), позволяет легальной власти свести к минимуму риск акций коллективного протеста и достигать определенных успехов в борьбе с тюремной субкультурой в целом. Стукачество - самое верное и безотказное средство разрушения самообороны угнетенных и эксплуатируемых»²⁷⁶. Опасение предательства существенно снижает протестный потенциал тюремного сообщества, атомизирует любые попытки протеста, какую бы форму они ни принимали в терминах, предложенных Альбертом Хиршма- ном в книге «Exit, Voice and Loyalty», - «выхода» (exit), т.е. организации побега, или «голоса» (voice), т.е. предъявление к администрации требований для защиты своих прав. В истории советской тюрьмы известно очень мало примеров коллективных побегов, хотя охрана и надзиратели в лагерях принудительных работ по определению не могли выполнять свои функции так же эффективно, как в случае камерного заключения. «Главная опасность (при подготовке побега) - не в конвое, не в надзирателях, а в своих товарищах-арестантах... Побег группой, состоящей больше чем из двух-трех человек, практически невозможен»²⁷⁷ . Заключенные хорошо отдают себе отчет в опасностях, связанных с возможным предательством. «Там (в отряде. - А.О.) человек семьдесят, из них человек тридцать бегают сдавать»²⁷⁸. Учитывая риск быть преданным, заключенные стремятся максимально сократить число людей, участвующих в той или иной нелегальной деятельности. Социальная жизнь, уже имеющая в виду существование каст и фрагментированный характер, раскалывается на еще более мелкие сегменты. «Тут вот если сейчас я в бараке сделаю, все - у администрации не будет никаких головных болей, они знают прекрасно - что им придут и сразу заложат»²⁷⁹.

В-третьих, возникает своего рода замкнутый круг между двумя полюсами противоречий между, с одной стороны, «уходом в себя» как наиболее приемлемой для повседневной жизни в заключении стратегией и, с другой стороны, потребностью знать и разделять все аспекты повседневной жизни с тем человеком, которому хочется довериться. Действительно, правило «каждый за себя» уменьшает риск предательства и последующего наказания. Но это же правило исключает возникновение доверительных отношений, откуда и возникает замкнутый круг недоверия. Отсутствие границ между сферами повседневной деятельности допускает существование доверия лишь в форме тотального, трансцентального. Но «уход в себя» как раз и делает невозможным возникновение такого доверия. Один из наших собеседников четко подметил эту проблему. «С точки зрения воровских традиций здесь первое - это доверие человеку, в зоне и в тюрьме, несмотря на то, что бы он ни говорил - может быть он преувеличивает, может быть он фантазирует - несмотря ни на что - доверие прежде всего. Потому что мы здесь людей не знаем, мы не можем залезть к нему в душу, не можем узнать о том, как он жил раньше. Поэтому нужно доверие... Если у тебя нет конкретных доказательств, то ты не можешь человека обвинить. Поэтому здесь вынужденное доверие... Если ты конкретно узнаешь, что он побежит в оперчасть или куда, ты должен ему это обосновать. А если ты не можешь обосновать, то как ты можешь ему выказать недоверие? Конкретного доверия здесь нету. Никому. То есть - видимость, создана иллюзия»²⁸⁰. Подводя итог, под-черкнем, что жизнь в тотальном доверии, исключая в то же самое димые для его возникновения, невозможность доверять - это ны «маленького» общества.

Материальным и статистически измеримым проявлением проблем, связанных с нормой доверия в «маленьком» обществе, можно считать динамику объема ресурсов, аккумулируемых в своеобразных фондах взаимной помощи заключенных - общаках. Общаки создаются с целью помощи тем заключенным, которые находятся в трудной материальной ситуации (находятся в ШИЗО, ПКТ, госпитале, недавно переведены из другой тюрьмы и т.д.). Фонды взаимной помощи существовали в российских тюрьмах еще до Октябрьской революции 1917 г. «Политические» заключенные, вне зависимости от своих идеологических убеждений вносили в общий фонд 10% получаемых продуктовых передач"²⁸¹. Впрочем, эта практика не касалась осужденных по общеуголовным статьям. Взаимная помощь возобновилась в 30-е годы в форме комбедов, создаваемых заключенными. Каждый получавший передачу или денежный перевод заключенный добровольно отчислял 10% благоприобретенных ресурсов в пользу нуждающихся, которым никто не помогал «с воли»²⁸². В 30-40-е годы фонды взаимопомощи существовали только в тюрьмах и следственных изоляторах. Подчеркнем, что само название комбедов было заимствовано тюремным арго в официальном языке коллективизации, что можно рассматривать в качестве дополнительного аргумента в пользу нашей гипотезы о сродстве тюремного мира и советского общества. Собственно, первые упоминания слова общак (вероятно, от «общего дела», ср.: cosa nostra) относятся к концу 40-х - началу 50-х годов, общаком назывался нелегальный налог, который налагали на доходы «мужиков» (от 1/3 до 2/3 от месячного заработка) блатные²⁸³. С позиции ценностей тюремной субкультуры основной смысл существования общака заключается, во- первых, в создании материальной основы общего дела, защиты коллективных интересов и, во-вторых, в помощи малоимущим заключенным.

Двойственный характер доверия в тюремном мире находит свое отражение в двойственном характере функционирования общака. Начнем с того, что практика взаимопомощи носит отнюдь не повсеместный и не постоянный характер. Даже из приведенного выше краткого экскурса в историю видно, что фонды взаимопомощи существовали не всегда и не везде (не во всех регионах, не во всех видах тюрем). Например, некоторые наши собеседники свидетельствуют, что в 70-е годы об общаке во многих регионах советской империи просто не слышали. «В 70-е годы у меня общака не было. Я сидел, его не было. Сейчас на общак сдаем мы, кто ходит на работу и зарабатывает. И какой из-за зоны откат приходит - не знаю, не мое это дело. Я свою часть отдаю, сколько считаю нужным. Это ПО желанию? По желанию»²⁸⁴. «То, что здесь, существенно ли отличается организация «общака» от того, что было в 70-е годы? А тогда вообще никакого, общака не было. На Украине я был, я не видел. Я был на строгом режиме... Вот в пяти строгих лагерях я был, и нигде не было «общака» воровского. Не было «общака». А собирали просто на БУР (барак усиленного режима. - А.О.), на ПКТ. Люди, которые сидят в БУРе, вот их поддерживали... Его прекратили еще, по-моему, в 59-м году. Когда начали эти вот режимы разделять (согласно новому Исполнительно- трудовому кодексу. - А.О.)»²⁸⁵. Иными словами, вряд ли можно говорить о собственной динамике развития фондов взаимопомощи. Скорее, их эволюция зависит от изменений в пенитенциарной политике, т.е. от политики легальной власти.

Затем следует отметить противоречие между двумя взаимоисключающими принципами содействия «общему делу» - добровольным и принудительным. Добровольные отчисления в общак возможны лишь при условии существования доверия тех, кто отчисляет, тем, кто распределяет и получает. Чаще всего «налогоплательщики» - «мужики», не имеют точного представления о том, как распределяются «обща- ковские» средства, хотя их местонахождение - прикроватная тумбочка под присмотром блатного, известно всем (в этой тумбочке находятся запасы чая, несколько кусочков мыла, зубная паста, другие предметы повседневного обихода, очень редко - деньги, оборот которых в тюрьме запрещен). Распределяют ресурсы общака блатные и смотрящие. По аналогии с институтом траста заключенные доверяют своим представителям управлять собранными ими ресурсами в интересах группы бенефициариев - нуждающихся заключенных. Как и в случае траста, доверие является центральной осью отношений по поводу общака. «Если у меня есть возможность, значит, я помогаю. Если у меня на воле кто-то еще. Отряд мы ремонтируем, также общее дело. У кого нет возможностей финансовых, но есть желание, пусть своими руками что-то делает. Кто-то финансами помогает. Но это никто не обязывает. Все от желания зависит человека»²⁸⁶. «Общак - это святое дело, это добровольные вещи - никто никогда, если он порядочный, не подойдет и не скажет "Дайте в общак"»²⁸⁷. Напротив, дефицит доверия очень быстро приводит к отказу материально содействовать «общему делу». «Раньше было больше сплоченности - и это именно тот факт, что была заварка чая, но ее пили на всех. Сейчас лежит эта пачка чая у одного и остальные тусуются в стороне и он пьет один»²⁸⁸. Сегодня институт общака переживает глубокий кризис: чаще всего в общаков- ской тумбочке можно найти лишь несколько заварок чая, несколько ручек на сотню потенциальных бенефициариев. Заключенные не могут (ввиду трудностей с организацией их работы, вызванных экономическим кризисом) и, что еще более важно, не хотят содействовать общему делу. Критически низкий уровень доверия в тюремной среде хорошо объясняет этот отказ.

2.4.3. Использование уровня доверия в качестве социологического индикатора

Необходимость доверия для нормальной жизни общества, а также существенные отличия в уровне доверия, наблюдаемые в разных институциональных контекстах, облегчают использование уровня доверия в качестве ключевого индикатора социальной обстановки. Однако для того, чтобы по-настоящему превратить уровень доверия в своеобразный «социальный термометр», требуется сделать этот индикатор более операциональным и годным к практическому применению. В частности, следует уточнить формулировки вопросов о доверии, найти адекватную шкалу для оценки уровня доверия, уточнить механизмы взаимозависимости доверия в различных формах (персонифицированное, деперсонифицированное, институциональное, наблюдаемое в различных сферах деятельности).

Обычно для измерения уровня доверия задают вопрос: «Как, по вашему мнению, можно ли доверять окружающим людям?». Но при такой форме вопроса «мы не можем с точностью определить, в какой мере зафиксированный уровень объясняется спецификой формальных институтов, а в какой - спецификой ценностей и норм, независимых от формального институционального контекста»²⁸⁹. Иначе говоря, такт в повседневных действиях может обеспечиваться как спонтанным образом самими индивидами (в случае доверия как социальной нормы), так и формальными институтами, создающими предпосылки для соблюдения «верной дистанции» и выполнения взятых на себя индивидами обязательств (в случае доверия, производного от контекста формальных институтов). Чтобы суметь различить два процесса генерирования доверия, требуется дополнить вопрос о межличностном доверии (в формулировке, приведенной выше) вопросом об институциональном доверии: «Как, по вашему мнению, можно ли доверять государству/администрации и т.д.?».

Затем необходимо предложить подход, позволяющий на основе эмпирических данных судить о том, идет ли речь о тотальном, транс- центальном доверии, характерном для традиционных обществ, еще не прошедших через этап модернизации, или же о доверии в современных формах, дифференцированном доверии. В последнем случае доверие имеет независимые друг от друга источники в каждой сфере повседневной деятельности (рыночной, гражданской, традиционной и т.д.) и его уровень определяется различными факторами. Следовательно, общество близко к традиционному, если есть статистически значимая корреляция\у 1ежду уровнем доверия в различных сферах деятельности. Напротив, общество близко к современному типу, если такая корреляция отсутствует.

Что касается поиска шкалы для оценки уровня доверия, то ее можно получить по меньшей мере двумя альтернативными способами. С одной стороны, она может быть построена на основе теоретической модели. Таков, например, подход, предложенный Джеймсом Коулме- ном на основе теории игр (табл. 31).

31

Обозначим через L (loss, L< 0) потери, которые понесет первый игрок в случае, если второй злоупотребит его доверием, тогда G (gain, G > 0) - его выигрыш в случае, когда второй игрок оправдает доверие (в матрице отражена лишь полезность первого игрока в условных единицах). Первому игроку известна вероятность Р, с которой его партнер оправдает доверие, и вероятность (1 - Р), с которой доверием злоупотребят. Рассчитаем ожидаемую полезность EU (expected utility), которую принесут первому игроку его две возможные стратегии поведения:

 минимально допустимый

уровень доверия (субъективно оцененная вероятность Р) зависит от значения L и G следующим образом (рис. 14)²⁹⁰. Хотя данная модель

С другой стороны, уровень доверия может быть оценен эмпирическим способом, на основе сравнения полученных в ходе опроса данных с аналогичными цифрами для других организаций, регионов, стран. Такой ординалистский подход (если позаимствовать термин экономической теории) предполагает уделять особое внимание фиксируемым отклонениям от среднего для выборки уровня доверия, что отличает его от «кардиналистского» подхода, согласно которому требуется сравнивать эмпирически полученные данные с раз и навсегда зафиксированной точкой отсчета.

межличностного доверия, для анализа доверия в иных

ько для исследования могут быть разработаны

применима тол сходные модели формах.

В рамках представляемого исследования было использовано три различных индикатора уровня доверия. Во-первых, был задан вопрос о межличностном доверии в стандартной форме. Во-вторых, был произведен замер институционального доверия, т.е. доверия к государству и к пенитенциарной администрации. В-третьих, в часть анкет был включен вопрос о доверии смотрящим и о степени персонифициро- ванности этого доверия. Результаты оценивались на основе сравнения уровня доверия, зафиксированного в разных колониях и тюрьмах. Таблица 32 содержит данные о доле респондентов, которые считают, что другим осужденным можно доверять.

Учреждение, регион	N	Да'	Нет	Отказ
Тюремный центр, г. Кан (Кальвадос, Франция)	16	37,5	62,5	0
Колония строгого режима № 2, г. Усть-Каменогорск, РК	50	34	22	4
Колония общего режима № 2, пос. Талица (Ивановская область) [1}	17	33,3	22,2	5,6
Колония общего режима № 10, г. Екатеринбург	25	32	44	4
Колония общего режима, г. Коломна (Московская об- ласть) [21	29	27,6	55,2	0
Колония особого режима, пос. Аршалы (Акмолинская обл., РК)	25	24	48	4
Следственный изолятор, г. Семипалатинск, РК	23	21,7	4,4	0
Колония строгого режима, пос. Талица (Ивановская область) [3]	23	21,7	30,4	0
Колония особого режима № 35, пос. Скальный (Пермская область) ч	23	21,7	30,4	0
Колония строгого режима № 20, г. Усть-Каменогорск, РК	33	21,2	39,4	3
Тюремный центр, г. Мелун (Ильде Франс, Франция)	29	20,7	79,3	0
Средний по выборке (Франция)	59	20,3	79,7	0
Следственный изолятор, г. Иваново [41	22	20	25	0
Тюрьма, г. Владимир (отряд хозяйственного обслуживания)	15	20	33,3	0
Колония общего режима № 51, г. Нижний Тагил (Свердловская область) (ЛИУ)	20	10	60	0
Женская колония общего режима, г. Иваново [51	31	19,4	38,7	0
Колония строгого режима, г. Кохма (Ивановская область) [61	21	19	42,9	4,8
Колония особого режима, пос. Мурмаши (Мурманская область) [71	32	18,8	43,8	0
Колония строгого режима, г. Плавск (Тульская область) [81	38	18,4.	36,8	2,6
Колония строгого режима № 11, г. Степногорск (Акмолинская область, РК)	22	18,2	40,9	0
Колония строгого режима, пос. Скарлахта (Архангельская область) [9]	34	17,6	35,3	2,9
Колония общего режима № 6, пос. Талица (Ивановская область) [101	18	16,7	22,2	0
Колония общего режима, г. Зеленоград (г. Москва) [111	37	16,2	48,6	0
Женская колония общего режима № 6, г. Нижний Тагил (Свердловская область)	25	16	36	0
Женская колония общего режима № 32, г. Пермь	32	15,6	40,6	0
Колония строгого режима, пос. Североонежск (Архангельская область) [12Г	85	15,3	47	2,4
Колония строгого режима N9 10, пос. Всесвятский (Пермская область)	33	15,2	33,3	6,1
Средний по выборке (Казахстан) 1 396	14,4	55,6	2,3
Колония строгого режима, пос. Социалистический : 42 . 14,3 (Тульская область) И31			47,6	0
Колония общего режима, г. Владимир	29	13,8	34,5	3,4
| Колония строгого режима № 12, г. Нижний Тагил 1 (Свердловская область)	29	13,8	44,8	6,9
1 Колония общего режима, г. Кострома	58	13,8	41,4	3,4
Средний по выборке (Россия)	1310	13,7	43,2	2,2
Колония общего режима № 30, г. Кунгур (Пермская область)	23	13	30,4	0
Колония общего режима № 2, г. Екатеринбург	34	11,8	52,9	2,9
Колония строгого режима № 18, г. Степногорск (Акмолинская область, РК)	26	11,6 j 57,7 I	0

Колония общего режима, г. Тула [14]	36	11,1	38,9	5,6
Колония общего режима N2 13, г. Нижний Тагил (Свердловская область)	27	11,1	74,1	0
Колония строгого режима №40, г. Кунгур (Пермская область)	29	10,3	44,8	0
Колония строгого режима № 15, г. Семипалатинск, РК	40	10	52,5	0
Воспитательная колония, г. Алексин (Тульская область) [15]	79	8,9	38	6,3
Колония общего режима N . 5, г Нижний Тагил (Свердловская область)	23	8,7	60,9	0
Колония общего режима, г. Мурманск [16]	23	8,7	30.9	0
Воспитательная колония, г. Икша (Московская область) [17]	36	8,3	38,9	0
Колония строгого режима, пос. Ерцево (Архангельская область) [18]	37	8,1	43,2	2,7
Колония общего режима N2 5, г Ярославль	37	8	48,6	2,7
Колония строгого режима, пос. Мурмаши (Мурманская область) [19]	25	8	40	0
Женская колония общего режима N218, г. Пермь	25	8	48	0
Следственный изолятор, г. Мурманск [20]	13	7,7	38,5	0
Колония строгого режима, г. Астана, РК	39	7,7	38,5	10,3
Воспитательная колония N2 1, г. Пермь	27	7,4	22,2	0
Колония общего режима N2 3, г Усть-Каменогорск, РК	54	7,4	64,8	1,9
Колония общего режима № 29, г. Пермь	33	6,1	33,3	3
Колония общего режима № 1, г Ярославль	35	5,7	62,9	2,9
Следственный изолятор, г Усть-Каменогорск, РК	38	5,3	44,7	0
Следственный изолятор, г. Астана, РК	21	4,8	33,3	0
Колония строгого режима N2 14, г. Семипалатинск, РК	25	4	28	0
Женская колония общего режима, г. Можайск (Московская область)	35	2,9	57,1	2,9
Женская колония общего режима, пос. Прибрежный (Костромская область) [21]	16	0	50	6,3
Тюрьма, г. Энсишайн (Эльзас, Франция)	14	0	100	0

Уровень доверия к администрации учреждения тоже существенно варьирует от одной колонии к другой (табл. 33).

16-4300

Учреждение, регион РФ	N	Да	Нет	Отказ
Тюремный центр, г. Кан (Кальвадос, Франция)	16	87,5	12,5	0
Средний по выборке (Франция)	59	59,3	37,3	3,4
Тюремный центр, г. Мелун (Иль де Франс, Франция)	29	55,2	37,9	6,9
Следственный изолятор, г Усть-Каменогорск, РК	38	52,6	36,8	10,6
Следственный изолятор, г. Семипалатинск, РК	23	47,8	47,8	4,4
Колония общего режима, г Тула	36	44.4	41,7	13,9
Колония общего режима № 3, г, Усть-Каменогорск. РК	54	44,4	50	5,6
Женская колония общего режима, г. Иваново	31	41,9	48,4	9,7
Колония строгого режима, г, Плавск (Тульская область)	38	39,5	50	10,5
Тюрьма г. Энсишайн (Эльзас, Франция)	14	35,7	64,3	0
Женская колония общего режима, г. Можайск (Московская область)	35	34,3	54,3	11,4
Колония строгого режима, noq. Мурмаши (Мурманская область) \	25	32	64	4
Воспитательная колония, г. Алексин (Тульская область)	79	31,6	57	11,4
Колония строгого режима № 40, г. Кунгур (Пермская область)	29	31	69	0
Следственный изолятор, г. Мурманск	13	30,8	53,9	15,3
Колония строгого режима № 15, г. Семипалатинск, РК	40	30	65	5
Женская колония общего режима № 32. г. Пермь	32	28,1	71,9	0
Колония строгого режима № 14, г. Семипалатинск, РК	25	28	64	8
Женская колония общего режима № 6, г. Нижний Тагил (Свердловская область)	25	28	72	0
Колония общего режима № 2, г. Екатеринбург	34	26,5	64,7	8,8
Средний по выборке (Казахстан)	396	25,3	69,9	4,8
Колония особого режима, пос. Аршалы (Акмолинская обл., РК)	25	24	72	i
Колония строгого режима, г. Астана. РК	39	23,1	74,4	2,6
Воспитательная колония № 1, г. Пермь	27	22,1	70,4	7,4
Колония общего режима, г, Мурманск	23	21,7	73,9	4,4
Средний по выборке (Россия)	1120	19,9	73,1	9
Колония строгого режима, г, Кохма (Ивановская область)	21	19	81	0
Колония общего режима, г. Зеленоград (г Модаа)	37	18,9	78,4	2,7
Колония особого режима, пос. Мурмаши (Мурманская область)	32	18,8	68,7	12,5
Колония общего режима № 5, г. Нижний Тагил (Свердловская область)	23	17,4	73,9	8,7
Колония строгого режима, пос. Ерцево (Архангельская область)	37	16,2	70,3	13,5
Колония общего режима № 10, г. Екатеринбург	25	16	80	4
Колония строгого режима № 10, пос. Всесвятский (Пермская область)	33	15,2	81,8	3
Колония общего режима № 29, г. Пермь	33	15,2	81,8	3
Колония общего режима № 13, г. Нижний Тагил (Свердловская область)	27	14,8	77,8	7,4
Следственный изолятор, г Астана, РК	21	14,3	81	4,7
Воспитательная колония, г. Икша (Московская область*	36	13,9	80,6	5,5
Колония особого режима № 35, пос. Скальный (Пермская область)	23	13	82,6	4,4
Колония строго режима, пос. Талица (Ивановская I область)	23	13	82,6	4,4

Женская колония общего режима № 18, г. Пермь	25	12	84	4
Колония строгого режима, пос. Социалистический (Тульская область)	42	11,9	83,3	4,8
Колония строгого режима, пос. Скарлахта (Архангельская область)	34	11,8	85,3	2,9
Колония строгого режима, пос. Североонежск (Архангельская область)	85	10,6	82,4	7
Колония строгого режима № 12, г. Нижний Тагил (Свердловская область)	29	10,3	82,8	6,9
Колония строгого режима № 11, г. Степногорск (Акмолинская область, РК)	22	9,1	86,4	4,5
Колония общего режима № 30, г. Кунгур (Пермская область)	23	8,7	91,3	0
Колония строгого режима № 18, г. Степногорск (Акмолинская область, РК)	26	7,7	84,6	7,7
Колония строгого режима № 20, г. Усть-Каменогорск, РК	33	6,1	93,9	0
Колония общего режима № 6, пос. Талица (Ивановская область)	18	5,6	72,2	22,2
Колония общего режима № 2, пос. Талица (Ивановская область)	17	5,6	94,4	0
Колония строгого режима № 2, г. Усть-Каменогорск, РК	50	4	94	2
Колония общего режима, г. Коломна (Московская область)	29	3,4	86,2	10,4
Колония общего режима № 51, г. Нижний Тагил (Свердловская область) (ЛИУ)	20	0	85	15
Следственный изолятор, г. Иваново	20	0	95	5

Позволим себе несколько наблюдений на основе приведенных сравнительных данных. Прежде всего отметим существование позитивной, хотя и статистически недостаточно четко выраженной корреляции (0,06; N = 1000 в России и 0,06 в Казахстане) между ответами о межличностном доверии и доверии администрации. Хотя корреляция и недостаточно достоверна, ее позитивный характер подтверждает близость тюремного мира к традиционному обществу. Далее, мы можем делать выводы об относительной важности двух источников доверия - социальных и формально-институциональных. Когда эти источники дополняют друг друга, и межличностное, и институциональное доверие оказывается выше среднего. Напротив, низкий уровень и институционального, и межличностного доверия свидетельствует о том, что ни один из механизмов, защищающий права и интересы участников повседневных взаимодействий и заставляющий их выполнять взятые на себя обязательства, не действует. Наконец, в промежуточных случаях (высокий уровень межличностного доверия при низком институциональном и наоборот) один из источников доверия замещает другой. Колонии с высоким уровнем институционального доверия и низким уровнем межличностного называются на тюремном арго «красными». В свою очередь, «черными» называют колонии с высоким уровнем межличностного доверия, но низким уровнем доверия к администрации. Все аспекты повседневной жизни заключенных в «красных» колониях подчинены детальному контролю администрации, тогда как степень самоорганизации и свободы в «черных» колониях существенно выше. Интересно, что сами заключенные часто используют уровень доверия в качестве критерия, позволяющего определить, в какую колонию они попали, - красную или черную: «Если подходят люди, интересуются, видно - движение, откуда пришел, сколько срок, что, как там, значит, уже есть движение, интересуются, как в изоляторе, где сидят, уделяют тебе внимание, это уже говорит о многом»²⁹¹ (табл. 34).

34

ЛУровень доверия \ окружающим людям Уровень доверия администрации \	Выше среднего	Ниже среднего
Выше среднего	А. Низкий уровень социальной напряженности, действуют оба механизма социальной регуляции (например, колония строгого режима, г. Плавск)	В. «Красная» колония, где администрация стремится контролировать ситуацию, в обход социальных связей между осужденными. Действует лишь один механизм социальной регуляции (например, колония общего режима, г. Тула)
Ниже среднего	С. «Черная» колония, в которой гарантией поддержания порядка являются социальные связи и структуры, создаваемые осужденными. Действует лишь один механизм социальной регуляции (например, колония общего режима, г. Коломна)*	D. Высокий уровень социальной напряженности, есть опасность выхода ситуации из-под контроля, не действует ни один механизм социальной регуляции (беспредел). (например, воспитательная колония, г. Икша)

* Только в 10% исследованных учреждений ситуация более или менее близка к социальному оптимуму (для тюрьмы). В то же время большинство (около 40%) близки к идеальному типу «черной» колонии (около 30% - к идеальному типу «красной»).

Какой бы схематичной ни была табл. 34 (см. также график 1 с распределением российских пенитенциарных учреждений согласно их типу²⁹²), выводы на основе ее данных получили эмпирическое подтверждение. Результаты проведенного опроса в большинстве случаев подтвердили репутацию (и с точки зрения ГУИН, и с точки зрения самих заключенных) конкретных учреждений. Более того, нам удалось зафиксировать критический характер социальной ситуации в одной из колоний на Севере России, не имея никакой полученной исследования информации о происходивших в ней недавно беспорядках. Подводя итог, подчеркнем, что роль доверия как интегрального индикатора «социального здоровья» находит свое эмпирическое подтверждение. Взаимосвязь между намерением и действием, являющаяся основой любой нормы, получает особенно рельефное выражение в отношениях, построенных на доверии. Совокупность индикаторов доверия позволяет судить об уровне «социального комфорта», обеспечиваемого тем или иным институциональным контекстом, и о том, в каком направлении может развиваться далее исследуемый социум. Например, с точки зрения социального комфорта среда с высоким уровнем и межличностного, и институционального доверия кажется предпочтительней: такт в повседневной жизни поддерживается как «сверху» (с помощью вмешательства легальной власти), так и «снизу» (с помощью спонтанно используемых норм и ценностей). Сообщества торговцев с сильными традициями взаимного доверия могут здесь служить примером²⁹³.

2.5. Можно ли оставаться субъектом в тюрьме?

Изучение доверия представляет собой в то же самое время важный этап процесса «контекстуализации» деятельности субъекта, увязыванию его характеристик с параметрами среды, в которой он действует. Дефицит доверия делает солидарность хрупкой, а без солидарности невозможно превращение индивидуального субъекта в коллективный. Таким образом, жестокие репрессии за акты коллективного протеста заключенных следует признать лишь одним, среди многих других, из факторов, препятствующих становлению коллективного субъекта. Что же касается индивидуального субъекта, то его становление тоже сталкивается с серьезными трудностями в контексте тотального института. Как мы уже отмечали, атмосфера недоверия и невозможность опереться ни на окружающих, ни на легальную власть в организации повседневной жизни требуют такой же автономности и самодостаточности в действиях, какая обычно приписывается сверхлюдям, суперменам. Например, «настоящий мужик» в американской тюрьме (real man) - наиболее уважаемая там категория, «стремится никогда не выходить из себя (to play cool), контролировать все свои эмоции в своем упорном и молчаливом стоицизме. Эти черты находят свое логическое завершение в легендарном образе гангстера или ковбоя. Сообщество заключенных институционализировало стремление заставить уважать свое достоинство - сохраняя тем самым целостность своего характера - в целой серии норм»²⁹⁴. Однако цена, которую приходится платить в тюрьме за подобную автономность, слишком высока, и большинство заключенных оказываются не готовыми ее платить. «Одному противостоять этому кошмару очень и очень трудно... Превращаюсь в волка-одиночку. Не желаю быть от кого-то зависимым. Лучше я буду есть тюремную баланду и вариться в собственном соку»²⁹⁵. В таком случае что же происходит с субъектом, с личностью при попадании в тотальный институт?

2.5.1. Быть на свободе и быть свободным

История советской тюрьмы не очень богата примерами движений массового протеста. За исключением волны забастовок, захлестнувшей Гулаг в 1953 г. сразу после смерти Сталина, в советских тюрьмах никогда не было движения протеста, подобного по своей массовости событиям, происходившим во французских тюрьмах в 70-е годы. Далеко не полный список акций массового протеста включает в себя, в частности, воркутинский бунт (1936), бунт в Ленинг-Aj раде (1941), восстания в Воркуте и Магадане (1947), бунт в Воркуте (1948). Во всех этих случаях основные требования восставцшх касались облегчения режима содержания: запрета конвою стрелять без предупреждения, ограничения рабочего дня 9 часами (в 30-40-е годы рабочий день каторжан нередко продолжался 12-14 часов), отмена ограничений на переписку, отмена ношения заключенными номеров, незапирание бараков на ночь, уважение человеческого достоинства заключенных»²⁹⁶. Сравнительно недавний бунт в колонии общего режима г. Владимира (июль 1993 г.) характеризовался тоже выдвижением требований смягчения режима, снятия ограничений на свидания с родными²⁹⁷. Впрочем, бунт представляет собой крайнюю форму коллективного протеста. Захват заложников, отказ работать, объявление голодовки, отказ идти в столовую, в баню - таковы альтернативные способы выражения протеста. «Раньше у осужденного было больше возможностей, если бы такая баня (без горячей воды летом, без холодной - зимой. - . .) была в зоне - туда бы не пошел никто в зоне, сделали бы баню нормальную»?^

Какой бы ни была их форма, акты коллективного протеста очень редки. Статистика применения двух статей старого УК РФ - ст. 77' (дезорганизация функционирования пенитенциарного учреждения) и

ст. 79 (массовые беспорядки), убеждает, что в тюремной среде нет сформированного коллективного субъекта²⁹⁹ (табл. 35).

35

	1992	1993	1994	1995
Общее число нарушений (ст. 77')	32	23	19	6

Здесь, однако, следует учесть достаточно высокую готовность заключенных принять участие в акциях массового протеста, оцененную на основе ответов на вопрос: «Поддержите ли вы других осужденных в случае возникновения акций массового протеста?» (табл. 36).

36

Варианты ответов	Россия, N = 1310	Казахстан, N = 396
Это зависит от выдвигаемых требований	45,8	55,1
Не знаю	15,4	11,6
Да, безусловно	12,8	13,6
Нет	12,8	8,6
Если в них будут участвовать люди, которых я уважаю	9,5	9,6
Нет ответа	3,6	1,5

Как показало обсуждение этих результатов с некоторыми осужденными, страх перед жестокими репрессиями присутствует в любом разговоре, любом размышлении о возможности коллективного протеста в тюрьме. «Люди, которые все это сделают, они же разрабатывают это все нормально, ну там стратегию, все просчитывают...

? Ну, для того, чтобы если заведут, допустим сюда какие-то силы милиции, ОМОН там допустим, кто-то пострадает от этого, чтобы не было никаких последствий, как можно меньше жертв.

? Ну там

обычно ищут наиболее лояльные пути - сначала там идут к администрации, говорят по-хорошему, по-хорошему если не понимают, так как тут администрация такая, и естественно предупреждают, что будет акция протеста, что будут жалобу писать. Жалоба - вот не знаю, если бы она отсюда ушла, то...»³⁰⁰. Недостаточно указать на ожидания жестоких репрессий, чтобы объяснить редкость коллективных действий, которые не принимают форму открытого протеста. Например, мы с удивлением обнаружили, что заключенные практически никогда не организовывают коллективных праздников, включая самый уважаемый россиянами праздник - Новый год³⁰¹. Опросы, проводимые Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ), показывают, что абсолютное большинство россиян - 94%, празднуют

Новый год³⁰². Подготовка к этому празднику начинается задолго - за один-два месяца до наступления новогодней ночи. Что же касается заключенных, то они чаще всего оказываются неспособными организовать по крайней мере совместное чаепитие в отряде, в котором смогли бы участвовать все те люди, с кем им приходится делить тюремную повседневность³⁰³. Ответы на вопрос «Можете ли вы припомнить случаи совместных действий осужденных вашего отряда, колонии, нацеленные на улучшение условий содержания?» подтверждают, что коллективные действия, даже самые мирные и безобидные, чрезвычайно редки (табл. 37). Вне всякого сомнения, что помимо разрушительного воздействия легальной власти на попытки организовать самостоятельные действия здесь следует принять во внимание климат недоверия, царящий в тюрьме.

37

Варианты ответов	Россия, N= 1025	Казахстан, N = 372
Да, ремонт помещений отряда	48,6	42,2
Нет, не припомню	26,6	14
Да, совместное обсуждение волнующих всех осужденных проблем	21,8	36,3
Да, организация культурно-массовых мероприятии	17	12,9
Да, создание «общака»	8,8	12,4
Да, выставление коллективных требований к администрации	7,1	15,1

Открытое становление коллективного субъекта практически невозможно ввиду как внешних по отношению к тюремному сообществу, ' так и внутренних причин. Поэтому борьба с тотальным институтом принимает, как правило, индивидуальные формы. Можно ли вообще говорить о    действиях в рамках тотального института? Впрочем, этот вопрос имеет более универсальное значение, так как противоречие между социальными и институциональными детерминантами, с одной стороны, и стремлением к свободе действия, - с другой, присутствует в той или иной форме во всех институциональных контекстах. «Отличительной чертой субъекта является стремление превратить пережитое в

свободу действия, он возрождает свободу там, где раньше все определен

лялось социальными детерминантами»³⁰⁴ . Тюремная среда лишь акцентирует диалектику свободы и институциональных детерминантов, делает ее более рельефной, яркой. Здесь уместно воспроизвести следующее свидетельство Варлама Шаламова: «Впрочем, свобода и воля - разные вещи. Я никогда не был вольным, я был только свободным во все взрослые мои годы»³⁰⁵. Как же можно оставаться свободным, будучи в тюрьме?

Хотя вопрос сознательно сформулирован парадоксальным образом, ответ на него может оказаться слишком простым. Императив свободы конкретизируется в заключении в усилиях, направленных на то, чтобы оставаться самим собой, не меняться под давлением неблагоприятных обстоятельств. «Я вот как на свободе, что в лагере - такой и есть, ну, не меняюсь, как говорится...»³⁰⁶. «Я хочу просто-напросто остаться нормальным человеком. Пускай меня будут не уважать. Но чтобы я в своих глазах остался нормальным человеком. Никакие мне не надо тюремные правила, ничего»³⁰⁷. Для того, чтобы остаться целостной личностью, существует целый набор средств. Не претендуя на исчерпывающий характер этого списка, специально остановимся на следующих стратегиях поведения: уважать свое достоинство и добиваться того же от других заключенных: держать под контролем эмоции и желания: уметь находить компромисс между различными ролями, которые приходится играть: не капитулировать перед рутиной, навязываемой легальной властью в тюрьме, стараться «очеловечить» пространство и время тюрьмы. Выражаясь более кратко, «способность администрации ограничивать и подчинять своей воле заключенных становится иллюзорной, как только речь заходит о деятельности в тюрьме»³⁰⁸.

Тюремная субкультура институционализирует первостепенное значение защиты чести и достоинства: императив «Умей постоять за себя» занимает первое место в иерархии «понятий». Эта максима требует от заключенного умения защитить себя как физически, так и морально. «Среди арестантов понятие чести стоит очень высоко... человек, обладающий достоинством и честью, всегда готов защищаться, в любых ситуациях, от всех и любых посягательств...»³⁰⁹. Было бы упрощением видеть в физической силе главное и единственное условие защиты чести и достоинства. Грубая физическая сила становится значимой лишь в ситуациях беспредела. С одной стороны, заключенный располагает целым набором средств защиты своего достоинства, помимо физической силы. «Здесь физическая сила вообще роли не играет. Будь он как Сильвестр Сталлоне. Я его так не могу, так я его сзади обойду. Человек спит в конце концов. Вот такой вот щупленький будет, а он его словами одними морально убьет»³¹⁰. С другой стороны, значим не столько результат, сколько       защищать свое дос

тоинство. Заключенный, который ввязывается в борьбу с обидевшим его заведомо более сильным противником, пользуется особенным уважением окружающих. Однако если заключенный избегает борьбы за свою честь, то он постепенно становится объектом постоянных издевательств и «громоотводом» негативных эмоций, накапливающихся у находящихся рядом с ним людьми. Его незаслуженно оскорбляют, толкают, не извиняясь, просто издеваются над ним. «Но если тебя ударили, скажем так, необоснованно, в любом случае он должен дать сдачи. Пусть даже он слабее, он должен дать сдачи. А потом... просто нельзя допускать в отношении к себе унижения. Если он один раз этого не допустит, то второй раз его уже не оскорбят...»³¹¹.

Контроль своих эмоций и обуздание потребностей и желаний

является еще одним важным элементом концепции достоинства в рамках тюремной субкультуры. Лишение свободы практически всегда означает невозможность удовлетворения различных потребностей, в том числе и базовых. Количество и особенно качество тюремной еды недостаточны для здорового и полноценного питания взрослого человека. Вот как, например, выглядел ежедневный рацион различных категорий заключенных в 30-50-е гг.³¹² (табл. 38).

38

Тип рациона (пайка)	Хлеб	Сахар	Овсяная каша	Рыба	Мясо	Овощи	Жиры	Масло	Мука
Основной рацион	450	7	80	132	21	500		9	6
Штрафная пайка	400	35	80		420		5	5
Голодная пайка	300		35	73		400		5
Следственная пайка	400	9	35	73	18	400		5	5
Тюремная пайка	600	14	60	80	18	420		5	5
Этапная пайка	700	15 ■	167
Пайка бригадиров	600	25	138	173	48	913		20	10
Инженерная пайка	800	32	170	223	69	1080		27	13
«Малолетняя пайка»	450	25	100	170	50	500	66	20	200

В просторечье тюремной баландой называют любую, плохо приготовленную и малопитательную еду. Недостаточное питание становится тяжелым испытанием для заключенных. Способны ли они, с одной стороны, не попасть в зависимость от администрации, которая «покупает» нужную информацию дополнительными рационами или просто пачками сигарет, и, с другой стороны, не опуститься до попрошайничества, до собирания «бычков» и других немыслимых для уважающего себя человека занятий? «Любую шкуру одеть, на администрацию будет работать; тут же администрацию продаст осужденным, осужденных продаст администрации... Человека видно - раздвоение личности. Потом, сталкивается, «кушать хочу», ради куска хлеба будет работать»³¹³. Что касается попрошайничества, то в тюремной среде к нему тоже относятся с глубоким презрением. «Вот иногда доходит до того, что иной раз все сидят и наблюдают, как ты один ешь. Ну чего - они иногда до такой степени унижаются - готовы все сделать, чтобы ты им там поесть оставил, чего-нибудь дал. Тут люди вообще опускаются за не знаю как»³¹⁴.

Мужик - способность согласовывать взаимоисключающие роли, навязываемые повседневной жизнью в заключении

Следующая составляющая концепции чести и человеческого достоинства заключается в способности согласовывать взаимоисключающие роли, навязываемые повседневной жизнью в заключении, находить между ними компромисс. Прежде всего, речь идет о сопротивлении - сведения своего поведения либо к официальным нормам, навязываемым надзирателями, либо к понятиям тюремной субкультуры, основными носителями ценностей которой выступают блатные. Альтернативный стиль жизни в заключении предполагает, что «человек самостоятельно строит свою жизнь из элементов, которые для него не характерны и заданы системой»³¹⁵. Поведение блатных практически полностью сводится к следованию императивам тюремной субкультуры, в то время как действия «козлов» всецело определены логикой воспроизводства официальных норм. Степенью необходимой свободы обладают главным образом представители наиболее многочисленной категории заключенных - мужиков: они стремятся пройти между Сциллой и Харибдой двух властей, легальной и нелегальной, избегая опасного сближения с любой из них. «Мужик - он просто тихо живет по-своему. Он придерживается и воровских понятий, ну и не гнушается законами администрации. Живет, работает, вкалывает на себя, только на себя одного»³¹⁶. Более того, между администрацией, мужиками и блатными существует своего рода пакт, который, впрочем, никогда не принимал эксплицитные формы. Администрация предоставляет мужикам определенную степень свободы и отказывается от излишнего давления на них, взамен же она требует их добросовестного труда и выполнения плана (от чего в советский период зависело благополучие самой администрации). В свою очередь, блатные тоже стараются уважать относительную самостоятельность мужиков в обмен на отчисления ими средств в общак. Цена относительной самостоятельности заключается, таким образом, в двойном налогообложении доходов: со стороны государства и его представителей и со стороны представителей нелегальной власти. Иными словами, выражение «за свободу всегда нужно платить» лишается в тюрьме характера метафоры.

Протест против полного подчинения легальной власти и ее нормам принимает также форму отказа признать в рутине главную и единственную основу повседневной жизни в заключении. Идеал, к достижению которого стремятся надзиратели, предполагает полную интериоризацию формальных норм и их превращение в рутины. Какими бы прогрессивными и полезными ни были формальные нормы, их полная трансформация в рутины возможна лишь при условии параллельного превращения индивидов в своего рода роботов, в которых заложен определенный набор программ. В конечном счете метаморфоза рутины в альфу и омегу повседневной жизни противоречит идее ее использования в процессе дисциплинарного воздействия, где умение подчиняться требованиям норм рассматривается в качестве предпосылки успешного перевоспитания и возвращения к нормальной жизни. Воспитание хорошего гражданина не сводится к интериориза- ции определенного набора норм, так как в этом случае индивид теряет самостоятельность и чувство ответственности. Развивая подобные размышления, Бруно Беттельхейм обвиняет некоторые жертвы нацистов в следовании философии «как обычно», которую можно рассматривать в качестве крайнего выражения рутинизации повседневной жизни. «Философия «как обычно» (         dhabitude) - не уезжать, не предпринимать попыток к побегу, не оставлять своего дома, работы привела миллионы евреев в гетто, где они не только работали на нацистов, но и предоставляли последним информацию о своих брать- ях-евреях и косвенно способствовали их смерти в газовых камерах. Те, кто остался в плену рутины, тем самым сделали первый шаг к своей смерти»³¹⁷. Отдают ли заключенные отчет в существовании подобной опасности в тюрьме?

Чтобы найти ответ на данный вопрос, мы позволим себе дословно воспроизвести большой отрывок из нашей переписки с одним из заключенных, которого попросили описать свой обычный день в тюрьме: «На первый взгляд, день мой начинается всегда одинаково, но это не так. Поднимаюсь я до подъема минут за пятнадцать. Тогда, когда в коридоре начинают греметь бачками с завтраком. Первым делом смотрю в окна, на небо (летом, так как осенью и зимой еще темно и ничего не видно из-за жалюзи) и если небо ясное и светит солнышко, то настроение сразу поднимается/Несмотря на решетки и запертую дверь. Встаю, умываюсь, чищу зубы и ставлю варить чифир. Зарядку делать ленюсь, хотя знаю, что надо. В шесть часов звенит звонок и начинают раздачу хлеба и каши. Ну, а я закуриваю и приступаю к уничтожению чифира. Я его уничтожаю, а он медленно, но уверенно, меня. Сигарета и чифир состоят в заговоре против меня и боюсь, что они меня одолеют. Ну никак не могу отвязаться хотя бы от одного. Пью и ругаю себя последними словами за это. Так, с чаем покончено, подметаю и протираю полы. Теперь можно приниматься за кашу. Вот тут настроение немного падает. Потому что без слез на эту кашу не взглянешь. Разразившийся в стране кризис сразу же сказался на нашем питании. Оно и до кризиса было не ахти какое, а сейчас просто жуть. По-быстрому, чтобы не почувствовать ее вкуса, расправляюсь с ней (по-моему она вреднее чифира и курева). Хорошо хоть хлеб съедобный, отрезаю еще кусочек, посыпаю солью и съедаю, запивая кипяточком. При этом представляю, какой завтрак в шведской или французской тюрьме. И так хочется очутиться там. Но увы, в руках кусочек черного хлеба с солью, это реальность, а то - мечты. Но мечтать тоже приятно (особенно, когда больше ничего не остается). Я вообще страшный мечтатель и фантазер. Это мне здорово помогает хоть нанемного забыться от действительности. С завтраком покончено, закуриваю, ложусь на шконку, слушаю радио и жду проверку. До нее еще час с лишним, и я могу еще немного подремать. Главное - не проспать проверку, а то неприятности обеспечены. Утренняя дрема, это прекрасно. Настроение опять на высоте, закрываю глаза и вот уже нет ни решеток, ни дверей, а припекает солнце и перед глазами водная гладь озера. Я сижу на берегу, ноги по колено в воде. Вода теплая, как парное молоко. Рядом седой старик, ловит на удочку рыбу, а я наблюдаю за его поплавком и попиваю пивко с раками. Умиротворение полнейшее. На душе радостно и светло. Но вот вдалеке показалась лодка моторная и как-то очень странно работает у нее мотор. Вместо монотонного гула слышится лязг металлический. С неохотой открываю глаза ц вот она, действительность. Никакая это не лодка шумит, а приближается проверка и лязгают двери. Ну вот меня и посчитали. Теперь можно часика два- три потусоваться (походить) по камере. Так как больше заняться абсолютно нечем. Книги все перечитал. Перед обедом дадут газету, может быть, там будет кроссворд. Поломаю немного голову. Ну а пока похожу и послушаю радио, хоть немного узнаю, что творится на нашей грешной земле. Ото всех новостей веет пессимизмом и какой-то безысходностью. Неужели люди не видят, как прекрасен мир и как в нем много хорошего и светлого? Даже мне сквозь решетки и жалюзи это видно, а им нет. Странно как-то получается. Хотя от некоторых сообщений действительно мурашки по спине бегут. Но вот от всех этих мыслей отвлек какой-то шум в коридоре. Подошел к двери, прислушался. Начался шмон. Процедура не из приятных, но с точки зрения закона необходимая. Ну вот, открывают дверь, заходят контролеры. Меня выводят в коридор и сажают возле стены. Минут через пятнадцать захожу в камеру. Начинаю складывать вещи на места и наводить порядок. Вот, до обеда занятие нашлось. Фотографии лежат на столе, их вынули из папки. Начал пересматривать и нахлынули волной воспоминания. Я стараюсь реже их смотреть, чтобы не бередить душу. Вот здесь я свои эмоции и ощущения описать не смогу. Слишком много уйдет времени и места много займет, а в оконцовке не выйдет так описать, как бы хотелось. Ну вот и обед уже на коридоре шумит. Сейчас дадут ни с чем не сравнимую тюремную баланду. У обычных, нормальных людей, прием пищи - приятное занятие, но только не здесь и не для меня. Ем, потому что это жизненная необходимость. То, что дали на обед, описывать не буду. Не хочется портить Ваш аппетит. После обеда часика два можно поваляться и помечтать, а потом поведут на прогулку. Давненько уже не был, надо сходить, посмотреть на снег. В этом году по снегу еще не ходил. Зимой вообще редко хожу на прогулку. Ненавижу холод, даже не сильный. Намерзся в изоляторах и «воронках», кажется, на всю жизнь. Чудом душа в ледышку не превратилась. А может быть, мне только кажется, что не превратилась? Сходил на прогулку, промерз до костей, теперь, наверное, долго не пойду. Да, сегодня еще ближе к вечеру схожу в баню. Вот баню люблю больше всего в тюрьме. Ну а пока поставлю чифирку и согреюсь после прогулки. Сигареты кончились, кручу с бычков самокрутку. Окурки никогда не выбрасываю, собираю в коробку. Так как с куревом здесь у меня очень туго. На работу не хожу, соответственно в ларек тоже. В данный момент сижу один, сокамерник уехал на зону, у него закончился тюремный режим. Одиночество на меня действует благотворно. Очень редко удается побыть одному. Вот еще бы не было глазка в двери. Меня он всех больше раздражает в тюрьме. Столько сижу, а не могу к этому привыкнуть. Мне кажется, если я освобожусь и у меня будет своя квартира, то глазка в двери точно не будет. Буду чувствовать себя как в тюрьме. Еще не переношу лая собак, сразу же надолго портится настроение. Они у меня ассоциируются почему-то с немецкими концлагерями. Ну вот и в баньку пошли. Одному в бане раздолье. Никакой суеты и толкотни, вот только этот ненавистный глазок. Даже здесь покоя нет. На сегодняшний день больше никаких мероприятий не предвидится, только ужин. Но он не заслуживает того, чтобы о нем говорить»³¹⁸

В приведенном описании легко заметить упоминания о двух стратегиях борьбы со всесилием рутин: уход в воображаемый мир и поиск необычных интерпретаций событий, имеющих на первый взгляд рутинный характер (например, регулярный обыск). Тюрьма учит находить маленькие удовольствия там, где их, кажется, вовсе не может быть. Внимание к деталям - к газете, к фотографиям, к стакану чифира, дает некоторую степень свободы в организации повседневной жизни. Эта степень позволяет оставаться «в рамках» и в то же время быть от них очень далеко. «Перед нами теперь не обычный, похожий на всех остальных, человек, чье поведение заранее предопределено»³¹⁹. Что касается поиска убежища в воображаемом мире, здесь следует также упомянуть последовательное стремление некоторых заключенных найти истинную веру в Бога. В нескольких виденных нами колониях за последние годы были построены часовни, в остальных оборудованы комнаты для молитв. «

?

Ну тут как... собирается человек десять...                            ? Да, а на

еженедельную литургию собирается человек пятьдесят. Ну и еще, наверное, человек сто, которые приходят поставить свечку, так постоять.. ,»³²⁰. Хотя число истинно верующих среди заключенных не очень велико, они получают возможность в своем воображении уйти от враждебной и рутинной реальности. Иногда культовые помещения используются заключенными и вовсе не по «назначению», здесь можно спрятаться от нежелательных контактов, подумать в одиночестве о чем-то сугубо личном, не обязательно религиозном.

2.5.2. Способы защиты частного пространства

В рамках модели «маленького» общества заключенный имеет еще одну возможность, помимо уже названных, оставаться самим собой. Речь идет о персонификации тюремного пространства и времени, о превращении хотя бы его малой части в комфортную и индивидуализированную среду. Условия тотального института предполагают, что «чужими» становятся не только представители пенитенциарной администрации, но и окружающие люди, другие заключенные. В этой ситуации естественны усилия, нацеленные на превращение хотя бы части «чужого» мира в «свой», комфортный. «Приватизация» тюремного пространства принимает форму образования малых групп, землячеств и семей заключенных, называемых на арго кентовками. Они помогают защитить пространство частной жизни там, где другие способы разделения частной и публичной жизни не действуют.

Группа земляков объединяет выходцев из одного и того же региона, города или даже городского района, если город большой. «Вот если сейчас они пришли с Курска или откуда - вот если их человек тридцать. То конечно - первое время и чужая зона, они-то хоть маленько друг друга знают. Вообще нормальный человек, мне кажется, всегда поддержит другого, и помогут»³²¹. Землячества достигли своего расцвета в советскую эпоху, когда еще не применялось правило, согласно которому осужденный остается отбывать полученный срок наказания лишением свободы в том же регионе, где было совершено преступление. В тот период землячества могли объединять даже выходцев из союзных республик, русских, украинцев, грузин и т.д., а локальная принадлежность к той или иной «малой родине» отходила на второй план. Иногда образовывались группы «славян», наряду с группами выходцев с Кавказа, из Средней Азии. Распад Советского Союза и проведение в 90-е годы политики регионализации исполнения наказаний уменьшили масштабы «малой родины», которые принимаются во внимание при образовании землячеств. Теперь новичков спрашивают, не из какой они республики, а из какого города, поселка, района или даже квартала.

Основной смысл существования землячеств

заключается во взаимной поддержке и помощи, в совместной организации свободного времени. Землячества служат основой для более тесного общения, ассоциативной жизни. «Преимущество было (раньше) у землячеств. Часто собирались. Движение было, общение. Даже в кино ходили. Собирались человек 30 земляков: «Пошли в кино. - Пошли»³²². Иногда в рамках землячеств организовывался даже специальный, отделенный от общелагерного, общак. В этот общак вносили свою лепту не только заключенные изданного региона, но и представители местного криминального мира, которые остаются на свободе и хотят помочь «своим» в тюрьме. «Ну, к примеру, апатитских грели Апатиты (город в Мурманской обл. - . .).                    ?Нет, почему, был общак, апатитских лучше грели, они считали, что их вклад в общак больше, и жили они все нормально... Вместе держались. Вот чего-нибудь случится, так они сразу раз - вместе все собрались, ршшли вопрос.. ,»³²³.

Следует специально отметить скрытую или даже явную враждебность по отношению к москвичам, которую проявляют представители других регионов. Ввиду нехватки колоний в Москве и Московской области (здесь расположены всего три колонии общего режима и одна воспитательная колония) лица, осужденные за преступления в Москве, отправляются этапами в другие регионы Российской Федерации. «Это другой регион, здесь другой контингент, здесь я не вижу москвичей, не то, чтобы их (москвичей. - А.О.) притесняют, но это видно»³²⁴. Как правило, заключенные из других регионов воспринимают москвичей как «чужих». Следовательно, в отношении последних допускается, а иногда и поощряется оппортунистическое поведение. «Есть такое общее понятие, если ты, допустим, с Тульской области, к тебе могут более лояльно относиться, но с тем расчетом, что ты не будешь в стороне, москвичей же стараются обмануть, стараются загрузить, поиметь во всех отношениях.. ,»³²⁵. Эта цитата позволяет уловить главную идею, лежащую в основе землячеств: «свои» люди находятся внутри группы земляков, «чужие» - вне ее.

Поиск объяснения враждебности по отношению к москвичам выводит нас за рамки собственно тюремного мира. Думается, что корни этой враждебности следует искать в особенностях организации советского общества: простой факт проживания в столице обеспечивает здесь привилегированный доступ к экономическим (в московских магазинах было легче найти дефицитные товары), культурным (лучшие театры и высшие учебные заведения расположены в Москве) и административным (мы уже упоминали систему прописки) ресурсам. Таким образом, заключенные стараются восстановить в их собственном мире справедливость (в их понимании), которая не существует на «воле».

Семья заключенных

Если землячества далеко не всегда и не везде играют видную роль в социальной жизни тюрьмы, то другая форма защиты частного пространства - семья заключенных, присутствует в тюремном мире повсеместно. Многочисленные исследования тюремного сообщества подтверждают постоянное стремление заключенных объединяться в маленькие, состоящие из 2-3 человек группы. В частности, Ирвинг Гоффман отмечает существование в тотальных институтах малых групп, для членов которых характерно «стремление оказывать взаимную помощь в трудные моменты и моральную поддержку»³²⁶. Аналогичным образом военнопленные стремились разбить социальное пространство барака на множество мелких групп. Повседневная жизнь в лагерях для военнопленных концентрировалась главным образом вокруг аналога домашнего хозяйства - la popote. «Процесс совместного приема пищи превращался здесь в настоящий ритуал, источник простой и искренней социальной жизни»³²⁷. Следует подчеркнуть, что социализация в рамках этих малых групп происходит по модели «маленького» общества, т.е. в основе «семей» всегда лежит разделение людей на «своих» и «чужих». «Семьи (les popotes) иногда превращаются в закрытые для внешнего мира группы, члены которых всеми правдами и неправдами стараются сохранить для себя те маленькие преимущества, которые им удается получить»³²⁸. Впрочем, семьи возникают лишь при условии, что социальное пространство тотальных институтов не разделено иными способами. Вот почему, например, в тюрьмах камерного типа редки семьи, создаваемые заключенными. Корин Ростанг, автор исследования, посвященного женским тюрьмам во Франции, свидетельствует: «Мне не пришлось сталкиваться с семьями, - камерная система не способствует образованию заключенными таких групп»³²⁹. Это наблюдение подтверждает нашу гипотезу, согласно которой именно невозможность иных способов защиты пространства частной жизни обусловливает стремление заключенных образовывать землячества и семьи.

10-4300

Постсоветские заключенные не являются в этом смысле исключением из правил. В 30-е годы в лагерях принудительных работ нередки были аналоги семьи (la popote) - колхозы. Так (с помощью термина, заимствованного в официальном языке) называли группы заключенных, которые обычно вместе принимали пищу³³⁰ . В 60-е годы тюремный арго освободился от этого терминологического заимствования. Сегодня группы, ведущие совместное «домашнее» хозяйство заключенных, называют либо кентовками (а их членов - кентами), либо обиходным термином «семьи» (а их членов - семейниками). «

? Кентой.

? Да, да. Разное было. Могло и двое, и трое и пятеро могли быть. У нас все было общее, кроме, конечно, нательных вещей. А все - стол, тумбочка, все общее было. Питались мы вместе. У меня до сих пор хорошие воспоминания»³³¹. Большинство заключенных живут семьями, включающими 2-3 человека³³². «? Точно неизвестно. Бывает - неделю пожили и разбежались. Крепких, наверное, семей 20. Устойчивых, хороших семей. Так, одиночки есть» ³³³. В СИЗО, впрочем, часто можно встретить и большие семьи, от 6 до 20 человек, а иногда и до 30 человек. Как правило, все лица, помещенные на время следствия в одну камеру (если только речь не идет о больших, на несколько десятков человек, камерах), образуют одну семью. Один из наших собеседников следующим образом описывает свой опыт жизни в камере СИЗО: «Мы находимся здесь в одной семье, что в детском доме, что в зоне - это одна семья и у нас не должно быть того, что кто-то выше, а кто-то ниже. Я старался делать так, чтобы все друг от друга зависели, что если кому-то плохо, значит, плохо всем, если кому-то хорошо, значит, хорошо всем»³³⁴. Результаты нашего опроса подтверждают повсеместный характер жизни в «семьях»: абсолютное большинство ответивших на вопросы анкеты имеют тюремные семьи (см. табл. 39 с распределением ответов на вопрос «Живете ли вы в семье?»).

Варианты ответов	Россия, N=1120	Казахстан, N = 396
Да	53,3	61,1
Нет	41	33,8
Нет ответа	5,7	5,1

Как мы уже отмечали, главной задачей семьи следует признать организацию материальных аспектов повседневной жизни в заключении. «                                         ? Самый простой - то есть вот если, например, у меня руки рабочие, я зарабатываю дополнительные деньги, а другие - у них есть родственники, они им привозят постоянно продукты - и тут мы с ними соединяемся - продукты мы все делим вместе, а также все, что нужно еще от администрации - получаю я»³³⁵. Однако обладание сравнительными материальными преимуществами следует признать необходимым, но недостаточным условием образования семьи. Совместный прием пищи, даже совместное чаепитие предполагает в тюрьме, что его участники доверяют друг другу. «Если я человека не знаю, я с ним чифирить не буду...»³³⁶. Арготическое выражение «ломать вместе хлеб» очень близко по своему значению «доверять этому человеку». «Люди, питающиеся вместе, признаются надежными друзьями, готовыми защищать друг друга. Чаще всего таких людей двое» ³³⁷. С одной стороны, совместный дележ продуктов, становящихся в тюрьме редким ресурсом, предполагает, что благосостояние члена семьи становится зависимым от действий ее остальных участников. Самый простой пример: резка хлеба никогда не бывает исключительно точной и, следовательно, справедливой, поэтому порядок получения «пайки» приобретает важное значение. Заключенные особенно уважают горбушки, потому что в них меньше влаги. Если взаимного доверия нет, то каждая раздача еды рискует превратиться в выяснение отношений с помощью кулаков. «И вот в этой системе очень много проявляется человеческих качеств. Оно непроизвольно. Не хочешь этого замечать, знаешь, что не надо этого замечать. Я раз встал утром, пайку дали. Уже какой-то смотришь мужик, его жалко. С одной стороны, его жалко и даже осуждать за это. А некоторые за это осуждают. Он раз там, пайку побольше. Там же незначительно. Он же кушать хочет. Я его понимаю. Я просто лягу, отвернусь, и самый последний возьму А находятся такие, вот, но раз взял, два взял, три. И в конце концов его за это побьют, за то, что он

постоянно выбирает побольше пайку. И здорово побьют. Вот в то время - да». С другой стороны, объяснение взаимосвязи между семьей заключенных и доверием следует видеть и в том факте, что совместный прием пищи создает предпосылки для откровенных разговоров, особенно в случае совместного распития чифира, известного своими психотропными эффектами (вот почему, например, приготовление чифира запрещено в воспитательных колониях). Общение в рамках семьи сознательным или бессознательным образом более интенсивно, что требует доверия как гарантии нераспространения частной информации. Заключенный хочет быть уверенным, что разговоры, возникающие в процессе приема пищи или чифира, останутся среди «своих» и не будут переданы ни в оперативный отдел, ни враждебным группировкам. «Конечно, в рамках семьи общения больше, это связано и с наличием бытового общения, ну и просто разговоры ни о чем. Вот как иногда сидят люди за столом и выпивают - языки, естественно, развязываются. Вот так и здесь - вот выпили они чифира, ну или просто чаю с шоколадом - это уже тоже на них действует почти как наркотик для развязывания языков» ³³⁹. Иначе говоря, в семье заключенные могут оставаться самими собой, ослабить контроль за своими словами и действиями. Здесь, в семье, они чувствуют себя в кругу своих. «

? Три.

? Ну, практически да. Ну, не знаю, я так по сторонам посмотрел, сразу видно, кто что делает, кто будет свой человек...

? По крайней мере я

понял, что подлости от них не будет... Потому что здесь есть и такие, что он тебе улыбается, а сам за спиной может сделать подлость... Одному просто очень тяжело сидеть... Ну, каждый человек должен с кем-то общаться...»³⁴⁰. Ключевая роль доверия во внутрисемейных отношениях подтверждается анализом структуры семей заключенных. Отвечая на вопрос «Кто входит в вашу семью?» (он был обращен только к тем заключенным, кто ее имеет), большинство респондентов отметило, что это люди, которым они доверяют (табл. 40).

40

Варианты ответов	Россиял = 5 92	Казахстан, N = 239
Люди, которым я доверяю	56,3	56,5
Люди с общими взглядами на жизнь	33,8	33,1
Земляки	21,5	17,2
Родственники	6,3	8,4
Отбывающие срок по одной и той же статье	1,2	0,8

Несмотря на семантическую близость терминов семья в обиходном языке и в тюремном арго, подчеркнем существенные отличия в социальной структуре этих двух конструкций. Прежде всего следует подчеркнуть, что в общем случае в семье заключенных полностью исключены гомосексуальные отношения. Табу на сексуальные контакты объясняется глубокой пропастью, разделяющей образ мужчины и образ женщины в тюремной субкультуре. Только в семьях женщин- заключенных, по свидетельству надзирателей, сексуальные отношения не исключены, а иногда и подразумеваются с момента образования семьи³⁴¹. Далее, семья заключенных не должна, в отличие от своего цивильного аналога, рассматриваться в качестве опоры и проявления социального статуса. Согласно одному из понятий, впрочем не всегда уважаемому, смотрящим запрещается иметь свои семьи. «По старой традиции такого не должно быть (продолжать жить в семье. - . .). А по новой - у некоторых есть такое»³⁴². Ведь если смотрящий живет в семье, ему трудно сохранять объективность при возникновении конфликта между «своими» и другими заключенными. Что же касается семьи в обыденном смысле, то «основная задача семейного альянса - не только в поддержании взаимной привязанности.

Наконец, семья заключенных далека и от традиционных «домашних» отношений с точки зрения высокой степени личной зависимости и иерархичности, характерной для последних. «В семье реализуется (embodies) элементарная форма контракта о защите. Более слабые члены семьи ожидают от мужчин защиты, взамен же они проявляют готовность подчиняться воле своих защитников»³⁴⁴. Напомним в этой связи о нашей исходной гипотезе, согласно которой тюремный мир не сводится полностью к традиционному соглашению, а включает в себя и некоторые элементы «проектного» соглашения. В частности, рассмотрим подробнее, какую форму принимает в тюремной семье противоречие между двумя взаимоисключающими принципами построения внутрисемейных отношений: приоритетом общесемейных интересов над интересами ее отдельных членов и приоритетом интересов отдельных членов над общесемейными. Некоторые исследователи тюремного мира отмечают принцип коллективной ответственности, принятый в семьях заключенных: «Посемейники связаны круговой порукой, то есть коллективной ответственностью за поступки каждого члена своей семьи. Выход из семьи считается косяком»³⁴⁵. Мы же в рамках настоящего исследования многократно убеждались в обратном. Заключенные ощущают себя достаточно свободными, чтобы выходить из семьи тогда, когда они считают нужным. Вот, например, ответы тех заключенных, которые живут в семьях, на вопрос «Приходилось ли вам менять «семью» на протяжении того времени, что вы находитесь в данной колонии?»(табл. 41).

41

Варианты ответов	Россия, N = 597	Казахстан, N = 242
Да	48,6	35,5
Нет	46,9	60,3
Нет ответа	4,5	4,1

Обычная процедура принятия семейниками решений тоже исключает возможность навязывания кем-либо своего мнения остальным членам семьи. «? Нет.

Все одинаково, все поровну. Общие решения... Ну, давайте, у нас три человека, например, в семье. Надо мне какое-то решение принять - я сделал, если я считаю, что это правильное решение, потом курсану этих двух. И мне никто ничего не скажет... Это взаимоподдержка такая. В трудных ситуациях, чтобы иметь того, с кем поговорить...»³⁴⁶. Более того, семейники защищены от нежелательного вмешательства их близких в личную жизнь рядом норм. Подобное вмешательство не одобряется с точки зрения тюремной субкультуры. «Семья - не семья, а в каждой семье опять же каждый человек живет самостоятельно... У каждого своя жизнь, и я стараюсь не лезть к другому. Вот если, допустим, ему нужна моя помощь, то я могу придти к нему, а если нет...»³⁴⁷. Иными словами, в конституции тюремной семьи можно встретить некоторые принципы, сформулированные Уолтером Вейра- учем в его анализе малых групп. «У каждого есть право решать свои проблемы самому, действующее до тех пор, пока это не ставит под угрозу интересы окружающих. Стремление иметь свою, индивидуальную жизнь {privacy) сильнее, чем стремление к социализации... Любой вопрос, касающийся личной жизни, предполагает ответное право

3 4 S

задавать аналогичные вопросы»^ .

Анализ тюремной семьи позволяет осознать следующий парадокс. Для «маленького» общества характерна тенденция к распадению на все более мелкие элементы, еще более малые группы. Социальная жизнь здесь бесконечно фрагментирована, и эта фрагментация является ценой, которую требуется заплатить за попытки добиться относительного комфорта в повседневной жизни в «маленьком» обществе. Тюремные касты, землячества, семьи - вот далеко не полный список элементов вектора к фрагментации. Какими бы малыми ни были эти элементы социума, они всегда означают противопоставление «своих» «чужим». Следовательно, термин навряд ли применим для описания социальной конструкции тюремного мира, которую мы для упрощения назвали «маленьким» обществом. Скорее речь идет об амальгаме разнородных групп, самодостаточных и закрытых внешнему миру. Но, повторим, без постоянной фрагментации социальной жизни невозможно приспособиться к постоянному переходу от «ада» на макросоциальном уровне к «раю» на микросоциальном. Без постоянной фрагментации «маленькое» общество лишается стабильности и способности к самовоспроизводству.

2.5.3. Теневое правосудие

Наш эскиз советского тюремного мира был бы неполон, если бы мы не отметили некоторые сравнительно недавние тенденции, касающиеся роли смотрящих в организации системы теневого правосудия. Эти тенденции интересны не только ввиду появления новых, более цивилизованных методов управления насилием, но также как пример институционализации персонифицированных отношений. Более того, развитие теневого правосудия, позволяющего заключенным обеспечить минимальную защиту своих прав и интересов, хорошо вписывается в логику становления индивидуального субъекта. В качестве точки отсчета воспользуемся историческим примером постепенного превращения частных посредников в конфликтах между торговцами на средневековых ярмарках в судей, применяющих нормы торгового права (Lex Mercatoria). «Роль судей заключается не столько в том, чтобы заменить личную репутацию в качестве гарантии правосудия, сколько в совершенствовании механизмов личной репутации и их превращении в фактор развития добропорядочной торговли»³⁴⁹. Можно ли по аналогии утверждать, что «маленькое» общество спонтанно рождает тенденции, которые могут привести к его превращению в «большое»?

Начиная с 90-х годов наблюдается снижение уровня насилия в постсоветских тюрьмах. Официальная статистика, хотя и подтверждает сокращение числа преступлений, совершенных в заключении, малоприменима для оценки динамики насилия в повседневной жизни. Чтобы косвенно оценить, насколько изменилась ситуация с насилием в повседневной жизни, заключенным был задан вопрос «Как, по вашему мнению, снизился ли уровень насилия в вашей среде за последние два-три года?». Ответы убеждают, что по субъективным оценкам трети заключенных наблюдается тенденция к уменьшению насилия (табл. 42).

42

1 Варианты ответов	Россия, N=1120	Казахстан, N = 396
Снизился	29,3	33,8
Остался без изменений	10,3	10,4
Увеличился	10	10,4
Затрудняюсь сказать	44,2	42,9
Нет ответа	6,2	2,5

Анализ наблюдений заключенных относительно принципов разрешения повседневных конфликтов дает еще одно доказательство постепенного отказа от насильственных методов выяснения отношений. Иерархия            принципов, получаемая на основе ответов

заключенных, оказывается сходной с иерархией принципов разрешения конфликтов, декларируемой обычными россиянами³⁵⁰ (табл. 43).

Совпадение во времени уменьшения насилия с широким распространением смотрящих отнюдь не случайно. Отметим в этой связи, что каждый пятый ответивший на вопросы анкеты заключенный выбрал

Заключенные	Россия N =1185	Казахстан N = 396	Франция N = 59	Россияне [1998]
Диалог и поиск баланса интересов	31,2	27,7	55,4	Не делай другому того, чего сам себе не желаешь	68
Подлинные решения проблем находятся не в дискуссиях, а благодаря силе и уму отдельных лиц	21,4	30,1	53,6	Договор дороже денег	23
Где сила, там и право	19,9	12,5	14,3	Свой своему поневоле Друг	11
Худой мир лучше доброй ссоры	14,2	13,6	0	Где сила, там и право	8
Если враг не сдается, его уничтожают	8,5	6,4	X	Что силой взято, то не свято	8
Кто не успел, тот опоздал	10	15,7	0	Что плохо для противника, хорошо для нас	5
Победителей не судят	3,9	4,3	X
Око за око	X	X	12,5

вариант «Подлинные решения проблем находятся не в дискуссиях, а благодаря силе и уму отдельных лиц» (в Казахстане вообще по частоте упоминаний этот вариант оказался на первом месте). Поэтому разумно предположить, что смотрящие играют позитивную посредническую роль в решении повседневных конфликтов, а также то, что эта роль посредников в конфликтах постепенно институционализируется и лишается личностной окраски. Заключенные с готовностью принимают посредничество смотрящих в возникающих в тюремной среде конфликтах. Они видят в таком посредничестве гарантию того, что поведение сторон конфликта останется в пределах допустимого, что не будет беспредела. «

? Сейчас, сейчас. Делалось - то через... Черепа трещали, гули сворачивали. Сейчас легче решается.

? Да, смотрящие все-таки... Сейчас легче, потому что если смотрящий путевый, я ему пойду объясню, раньше же я вынужден был браться за табурет»³⁵¹. Вмешательство смотрящих оказывается желательным даже в тех случаях, когда решение кажется очевидным. «Вот если у меня человек чего-нибудь скрысил, а я его за руку поймал. Я, допустим, не смогу сам ничего решить, но самое главное, чтобы я обосновать смог, что я прав,тогда мне дают добро, чтобы я разобрался там с ним.                                                        «

»? Ну, это значит, если я, допустим, подерусь, это не будет там беспредел, а если я подхожу там и говорю: ну вот этот человек у меня скрысил, он не прав, но это если только я уверен, что это действительно так, если я уверен, что я с ним справ люсь, то я попрошу дать добро. А если я не уверен, что с ним справлюсь, то я обращусь за помощью, попрошу помочь разобраться, сам я не полезу»³⁵". «Раньше если был он «крыса», его хлопнули, его били всем отрядом, а сейчас его это... начинают вести разъяснительную работу, сейчас там смотрящий с ним это... Без... сейчас, типа того, что без согласия смотрящего ты уже сейчас никого, это... Если в те времена там обычно десять процентов там каждый день ходили с подбитым глазом или с разбитой губой, потому что... нет, не будем считать, это своего рода... ну, чтобы человек не лез туда, куда не нужно. А сейчас у них для этого, прежде чем кого-то... кто-то в чем-то виноват, прежде чем мы его ударим, нужно решать этот вопрос внутри своей камеры, со смотрящим, все... если он заслуживает, тогда уже и...»³⁵³.

I

Как свидетельствуют данные табл. 44 (с ответами на вопрос: «Чье вмешательство в возникающие в вашей среде конфликты способствует их более быстрому решению?»), вмешательство смотрящих только приветствуется заключенными. Более того, уровень доверия смотрящим существенно превышает уровень межличностного доверия и уровень доверия легальной администрации пенитенциарного учреждения. 37,5% наших респондентов (41,4% в Казахстане) считают, что смотрящим можно доверять (табл. 45). Иными словами, заключенные считают, что вмешательство смотрящих соответствует их интересам, и, следовательно, их власть ближе к согласованной модели, чем власть представителей администрации.

Варианты ответов	Россия, N= 1310	Казахстан, N = 39 6	Франция, N = 58
Смотрящих / посредника	33,4	39,4	17,9
Отсутствие внешнего вмешательства в ход конфликта	33,3	26	23,8
Вмешательство администрации	20	25,8	48,7
Суда, прокуратуры	1,6	2,8	9,5
Нет ответа	11,7	6,1

45

Доверяете пи вы смотрящим?	Россия, N = 925	Казахстан, N = 396
Да	37,5	41,4
Нет	48,2	49,5
Нет ответа	14,3	9,1

Как можно объяснить эту готовность и желание принять посредничество смотрящих в повседневных конфликтах? Во-первых, следует учесть, что речь идет именно о посредничестве смотрящих, кото рые не стремятся          свое решение сторонам конфликта. Во

обще говоря, известны следующие внесудебные процедуры решения конфликтов³⁵⁴:

мини-судебный процесс (mini trial) - стороны конфликта представляют свои аргументы нейтральному посреднику, который ограничивается высказыванием своего мнения:

согласование - посредник призван предложить приемлемое для сторон конфликта решение, затем они на добровольной основе выполняют это решение. Посредник имеет минимальные полномочия касательно принуждения сторон к исполнению своей воли: арбитраж - решение арбитра обязательно для выполнения сторонами конфликта.

Действия смотрящих находятся между согласованием и арбитражем:

они обладают властью для принуждения сторон конфликта выполнять свои решения, но эта власть далека от абсолютной. В действительности все зависит от способности смотрящих предложить приемлемое для сторон конфликта, в том числе и предположительного нарушителя порядка, решение. «Здесь человеку в первую очередь доведут то, в чем он ошибся. И если судят для того, чтобы вынести какое-то наказание, то здесь не судят, а просто человеку объяснят»³⁵⁵. Всевластие смотрящего также ограничивается самой спецификой процедуры принятия «судебного» решения. Сторона в конфликте, признанная неправой, всегда может обратиться в «вышестоящую инстанцию» (т.е. к положенцу или авторитету, вплоть донора в законе) для пересмотра решения. В сложных и неочевидных случаях смотрящие не спешат выносить окончательное решение, предпочитая собирать дополнительную информацию о конфликте. «Выслушивал обе стороны и все, даже звали присутствовать при этом, меня нет, я не буду присутствовать при этом, это будет неправильно, с ваших слов я не буду плясать, потому что я не знаю, почему я должен верить вам, а не ему, допустим, вас двое, а он один, вот я стану всегда на его сторону, мне охотно верится ему, также и верится вам.

/ Да. Я посылал их к «положенцу». Или надо было описывать, узнавать, еще подключать кого-то, кто...»³⁵⁶. Таким образом, основная задача смотрящих заключается в разъяснении и толковании понятий, в обеспечении их выполнения на основе понимания. Страх перед жестокими наказаниями как основной фактор выполнения предписаний норм отходит на второй план в случаях посредничества смотрящих. Логика действий последних подтверждает тезис Альфреда ТЦюца о том, что «понимание - это прежде всего не метод исследования в социальных науках, а особый способ познания людьми социокультурного мира»³⁵⁷. Не случайно в качестве иллюстрации важности той роли, которую играет понимание в повседневной жизни, Щюц приводит обсуждение правонарушений присяжными заседателями.

Во-вторых, акцент на понимании и объяснении придает понятиям значительную гибкость, позволяет каждый раз адаптироваться к специфическим условиям конкретного взаимодействия. Во время бесед со смотрящими четко проявилась их тенденция к противопоставлению, с одной стороны, жесткого и статичного характера официального закона и, с другой стороны, гибкости и динамизма понятий. «Если отталкиваться от понятий, то может получиться много крови. Будут резко подходить к любому вопросу. А есть людское. Чисто по-человечески к нему относиться. Ты его три раза предупреди, четыре» ³⁵⁸. Гибкость понятий не является чем-то заданным изначально, она обеспечивается всей совокупностью процедур принятия смотрящими решений. Без опоры на эти процедуры понятия легко превращаются в неформальный аналог формальных норм, жесткость которых часто требует насилия как условия их применения. «Не так вот, в бумагах поковырялся и это посмотрел, так «от трех до десяти»... малый симпатичный, давай три года, у-у, этот в уголовном розыске, надо десятку полную; с таким судом я не согласен, а вот тот - по моим поступкам, он видит, что я сделал конкретно, конкретно мои действия»³⁵⁹. Заключенные зачастую критикуют систему официального правосудия именно за поверхностный характер решений, за ее неспособность принимать во внимание конкретные обстоятельства того или иного поступка.

Что же касается теневого правосудия, то смотрящие обладают значительной свободой действий в интерпретации понятий. «

?

/ Ну

да, в некотором роде... Ну мне важно, чтобы у меня в отряде люди не били друг друга, не воровали друг у друга и, как говорится, не буянили, не убивали друг друга. Какая разница каким способом я к этому прихожу, но у меня все нормально. Просто чтобы всем было хорошо. Я стараюсь. Ну не то, чтобы совсем хорошо, а чтобы просто дышали посвободнее... С каждым человеком по-разному. С каждым осужденным по-разному... Важно, знаете, не сам поступок, а мотив, почему он так сделал... Ну вот на свободе... есть группа детского сада, вот няня там постоянно кого-то ругает, кого-то шлепает, также все зависит и от личного отношения. То есть один симпатичный тебе человек, другой нет - вызывает антипатию, понимаете?

? С точки зрения правосудия это ненормально, но опять же здесь многие факторы играют роль. Допустим, если я знаю этого человека намного лучше и я знаю, что он что-то сделал, но он это сделал не потому что он хотел плохого другому, а потому что у него просто так получилось. Я просто знаю причину. Вот так, скажем. А другой это делает из-за зла другому. Ну какой здесь компромисс, ты стараешься как-то одного наказать... Я бы предпочел, чтобы меня судили с точки зрения такой психологии, какая здесь. Ну как меня судили по-книжному, просто статья, просто срок, вот и все. Они же судили, они же не знают, что где»³⁶⁰.

В своих решениях, помимо понятий, смотрящие ориентируются на так называемое. Они видят в этом гарантию гибкости норм,

которые всегда должны интерпретироваться по-человечески. «Просто мы отталкиваемся от людского, оттого, что естественно, а что неестественно для человека... Тут нет такого определенного - что так можно, а так нельзя, просто вот в такой ситуации можно так, а в такой так нельзя, вот в уголовном кодексе, там этого нет, там не столько важна ситуация, почему ты это сделал... А важны, скорее, результаты твоих поступков. А здесь именно наоборот, здесь именно ситуация важна, очень важна, не столько сам поступок, сколько ситуация.. .        «          »,         ? Людское? Люди - ну, это как на воле можно ассоциировать со словом «толпа», ну, я не знаю. , « »

? Ну, это люди, которые соблюдаюгунеписаные законы, ну, нет, я немного не так хотел сказать... Вот вы убивали в детстве кошек?  ? . Ну вот, значит, это людское... не обижали сла

бых? . Ну вот, значит это людское... Ну, есть какой-то определенный кодекс чести у каждого человека, да. Он не может обидеть слабого, изнасиловать девушку или ударить ее. Вот это людское... То есть а если наоборот - то это уже не'людское... Умываться по утрам и чистить зубы - это людское... то есть это нормальный образ жизни, в нашем понимании, в человеческом понимании, не каких-то там определенных законов, вот так и так, а вот именно - что хорошо, а что плохо. Вот что хорошо - это людское, а что плохо - нет...

«! Ну да, они совпадают, ну, не во всем,

но... Понятие «здравый смысл» - люди, допустим, находящиеся на воле, они могут не понять тех, кто сидит здесь...»³⁶¹. Возможно, что на тюремном арго называют здравый смысл, накапливаемый в тюремном сообществе. Любое понятие помещается в контекст и интерпретируется на основе здравого смысла, понятного заключенному. Интерпретация понятий, этих своего рода священных заповедей тюрьмы, относится к компетенции смотрящих, становящихся своеобразными толкователями.

Наконец, третья особенность деятельности неформальных посредников заключается в поиске и применении в решениях критериев справедливости. В рамках «маленького» общества «поиск справедливости невозможен без учета складывающихся между людьми личностных отношений»³⁶². Усилия, направленные на поиск абстрактного определения справедливости, оказываются здесь, как правило, бесплодными. Критерии справедливости приобретают конкретный, ситуационный и персонифицированный характер. Поэтому вопросы об универсальных критериях справедливости действий и решений всегда вызывали у наших собеседников замешательство. « modicho

? Ну, по-любому должно быть по понятиям решение... Это зависит от того, кто решение принимает. Да, по понятиям, но чтобы справедливо все было...» ³⁶³. Следовательно, ссылка на понятия недостаточна для обоснования решений в рамках теневого правосудия. Поиск справедливого решения требует учета ситуации и личностных характеристик действующих лиц. «Оно, это решение, должно соответствовать, скажем так, оно должно быть гуманным, во-первых. Немножко не так я выразился. Оно естественно соответствует понятиям, потому что по- другому нельзя. Вот, но оно должно быть каким-то компромиссным, там, гуманным, чтобы и для блага этого человека, и не в ущерб другому. То есть, понимаете, надо искать какой-то компромисс постоянно. Вот так и все. Просто, чтоб как можно меньше было вот таких напряженных отношений, чем меньше этого нервоза, который постоянно бывает, нужно, чтобы этого было меньше...»³⁶⁴.

Особенности правосудия смотрящих находят свое отражение в образе идеального смотрящего, который можно получить на основе ответов наших респондентов. Сравнение идеального типа смотрящего с идеальным типом друга позволяет выделить качества, характерные именно для смотрящего. Во главе списка таких черт - уважение к мнению других, здравый смысл и чувство справедливости. Иными словами, хороший смотрящий - это прежде всего хороший посредник, хороший судья в тюремном мире.

Свобода в интерпретации понятий и принципов справедливости в зависимости от контекста событий сближает смотрящих с судьями в системе общего, или англо-саксонского права (Common Law). В рамках общего права решения судьи рассматриваются в качестве основного источника права. «Судья объясняет и развивает право субъективным и дискурсивным образом на основе аргументов и контраргументов»³⁶⁵. Аналогичным образом «справедливость следует признать интуитивным понятием, которое судья [в системе общего права] обосновывает своими собственными убеждениями»³⁶⁶. Напомним в этой связи, что роль интерпретатора и толкователя также характерна и для судьи общего права, и для смотрящего. «Каждый трибунал должен довести до сторон конфликта точное обоснование своего решения»³⁶⁷. Взаимосвязь между пониманием мотивов поступков и интерпретацией на этой основе норм права принимает особенно явные формы в деятельности суда присяжных. Как убедительно показывает Гарольд Гарфинкель, присяжные заседатели всегда стремятся связать абстрактные принципы права и контекст рассматриваемых поступков. Такой компромисс достигается на основе здравого смысла: присяжные заседатели ссылаются на «разумные причины и разумные методы»³⁶⁸. Вот почему ответы наших респондентов свидетельствуют об активной поддержке ими идеи возвращения в российской судейской практике к суду присяжных, хотя Россия никогда не относилась к числу стран общего права. Отвечая на вопрос «Как бы вы отнеслись к идее введения суда присяжных (суд присяжных состоит из представителей всех слоев и сословий) для осуществления правосудия?», больше половины опрошенных однозначно высказываются «за» (табл. 47).

/                        46

	Смотрящий		Друг
Качества	Россия,	Казахстан,	Россия,	Казахстан,	Франция,
	N = 1224	N = 381	N = 1280	N = 388	N=55
Здравый смысл	69,5 (+11,4)	71,7 (+12,2)	58,1	59,5	10,9
Чувство справедли	55,8 (+15,9)	55,6 (+20,8)	39,9	34,8	30,9
вости
Порядочность	49,1	49,1	50,1	52,6	63,6
Чувство ответст	50,2 *	50,1	43,8	45,4	27,3
венности за свои
слова, действия
Уважение к мнению	38,6 (+18,2)	42,3 (+24,5)	20,4	17,8	67,3
других
Интеллект	29,5	24,9	23,7	19,3	36,4
Сила воли	22,3	16,5	32,3	34,5 -	X

47

Варианты ответов	Россия, Л/ =1310	Казахстан, N = 396
Считаю, что это увеличит доверие к суду	49,8	51,5
Это ничего не изменит	27,3	29,5
Отрицательно отношусь к этой идее	11,8	10,1
Нет ответа	11,1	8,8

Более того, наши собеседники предложили ряд юридических новаций, упоминания о которых в отличие от суда присяжных пока еще редки в дискуссиях о перспективах судебной реформы в России и которые вполне укладываются в логику теневого правосудия. Прежде всего речь идет об учреждении института семейного адвоката, по аналогии с семейным врачом. «Защитник, начиная от следствия. Семейный адвокат. Он по 5, по 10, по 20 лет одну семью защищает, защищает родителей, детей, внуков. Он знает эту семью. Он знает положительные стороны. Когда судья будет прислушиваться к мнению адвокатов, достигается вот этот противовес»³⁶⁹. Далее, заключенные указывают на то, что судьи никак не зависят от своей собственной репутации, что освобождает их от значительной части ответственности за свои решения. С другой стороны, личная репутация смотрящих и контроль за их решениями «сверху» (авторитетами и ворами в законе) служат лучшими гарантиями справедливости их решений. «Если с ним общаюсь, я не могу поступить несправедливо. Просто не могу. Меня самого совесть потом замучает. А судья - он же с подсудимым не живет, из одной тарелки не ест. Ему наплевать, ну так, если по большому счету»³⁷⁰. Возвращаясь к примеру посредников в коммерческих спорах между торговцами на средневековых ярмарках, специально подчеркнем ту важную роль, которую сыграла их личная репутация в ин- ституционализации посреднических функций. Один из наших собеседников следующим образом резюмировал подобные аргументы в пользу эффективности теневого правосудия: «Это своеобразная справедливость. И касается она в первую очередь нашего мира. Если бы такая справедливость была в вашем мире, то уверен, все было бы намного лучше, чем есть сейчас»³⁷¹.

Впрочем, было бы необъективным некритическое и безоглядное восхваление системы теневого правосудия. Так, заключенные часто обвиняют смотрящих в неспособности найти компромисс между императивом гибкости решений и императивом равенства всех заключенных перед понятиями. В частности, наблюдается тенденция оценивать поступки заключенных в зависимости от того, к какой касте они относятся. «        ,           ? Ну, не

совсем...                          ? Ну есть здесь, как бы объяснить, тут так

распределено, масти там...                                    «                 »,

? Он не будет смотреть на твою масть, если я прав, то, если даже он припотелый (блатной. - . .) и как масть меня выше, но если он виноват, то ему достанется»³⁷². Как мы убедились, неформальные категории представляют собой одну из основ организации тюремного сообщества, и доброй воли смотрящих к игнорированию кастовой принадлежности здесь далеко не достаточно. Кроме того, попытки обеспечения равенства всех заключенных перед понятиями могут привести к другой крайности: обвинениям представителей теневого правосудия в негибкости и в воспроизведении «механического» подхода официального правосудия. «Если он (смотрящий. - . .) следит за порядком, смотрит не это сделал, а сделали, то я это только приветствую...»³⁷³. Другими словами, институциона- лизация теневого правосудия, какой бы привлекательной она ни была в сравнении с ситуациями беспредела, не позволяет сделать решающий шаг к выходу за рамки «маленького» общества. Элементы системы правосудия, конгруэнтные с общим правом, могут образовывать устойчивое и непротиворечивое целое только в другом институциональном контексте - «большого» общества. Напротив, в контексте «маленького» общества, будь то в тюрьме или за ее стенами, теневое правосудие имеет тенденцию к постоянному «превращению» (в марксистских терминах) в мафиозное правосудие, эффективное и справедливое для «своих» и жестокое и насильное для «чужих». Напомним в этой связи, что именно «посредничество в локальных конфликтах, во взаимоотношениях между локальным обществом и внешним миром и сопровождало первые шаги итальянской мафии.

2.6. Сравнительный анализ пенитенциарных систем

Социальная организация постсоветских тюрем сильно контрастирует с принципами социального обустройства тюрем французских: как убеждает наш предшествующий анализ, между российскими и казахстанскими тюрьмами значительно меньше отличий, чем между тюрьмами любой из этих стран и французскими пенитенциарными учреждениями. Сказанное вовсе не означает, что социальная жизнь осужденных во Франции носит исключительно легальный характер: здесь тоже сталкиваются с торговлей запрещенными предметами и услугами, повседневные конфликты отнюдь не всегда решаются мирными средствами, и т.д. Но для описания тюремной среды во Франции было бы невозможным применить выработанные для настоящего исследования аналитические рамки (отсутствие четких границ между сферами повседневной деятельности, персонификация отношений, несовершенство управления насилием, дуализм норм), предварительно не подвергнув их существенной модификации.

Во-первых, организация пространства во французских тюрьмах позволяет обеспечить минимальное разделение сфер повседневной жизни, в том числе и разделение частной и публичной жизни. В тюрьмах и пенитенциарных центрах каждый осужденный помещен в индивидуальную камеру площадью около 10 кв. м (рис. 15). Согласно статье D449 Уголовно-процессуального кодекса, заключенному разрешено по своему усмотрению обустраивать свою камеру, пользоваться холодильником, телевизором, мини-центром Hi-Fi, компьютером и т.д. Таким образом, у заключенного появляется квазисвое, квазичастное пространство (ср. выражение, характерное для советской тюремной субкультуры: «тюрьма - наш дом родной». Оно подразумевает доступность только социальных методов защиты пространства частной жизни³⁷⁵). Более того, культурно-массовые мероприятия и профессиональное обучение тоже происходят в специально для этого предназначенных помещениях. В отличие от спальных помещений в российских тюрьмах, которые служат и для сна, и для питания, а иногда и для производственной деятельности (когда она не требует специального оборудования - например, плетение сетей), во внутреннем пространстве французских тюрем каждый вид деятельности заключенных пространственно отделен от остальных (рис. 16 с планом тюрьмы). В посещенной тюрьме среди помещений для разнообразных видов деятельности отметим художественную мастерскую, компьютерный класс, учебный класс, мастерскую скульптуры, спортивную площадку и спортвный зал.

15

Во-вторых, противоположность интересов заключенных и легальной власти в тюрьме носит во Франции менее радикальный характер, чем в России и Казахстане. Большинство опрошенных французских заключенных (59,3%) доверяет администрации своих учреждений, что в 2-3 раза выше, чем уровень доверия пенитенциарной администрации в России (19,9%) и Казахстане (25,3%). Среди факторов, ограничивающих всевластие и насилие надзирателей во Франции, отметим систему взаимного контроля (checks and balances) и значительную степень открытости тюрьмы внешнему миру Система внешнего контроля означает, что администрация учреждения становится одной, наряду со многими другими, инстанцией принятия решений касательно организации исполнения наказаний.

Помимо представителей администрации в этом процессе участвуют судьи по исполнению наказаний (juge d'application des peines), социальные работники, которые лишают надзирателей монополии на распоряжение судьбами заключенных. Социальные работники отвечают за индивидуализацию процесса исполнения наказания (принятие решений об условно-досрочном освобождении, о разрешении передвигаться без конвоя, о поиске работы после освобождения), судья же по исполнению наказаний принимает решения о сокращении срока наказания лишением свободы, об изменении режима содержания³⁷⁶. Число заключенных, считающих возможным в случае необходимости обратиться к представителям официального правосудия, во Франции на порядок выше (к судье могут обратиться 25,5% ответивших на вопросы анкеты, к судье по исполнению наказаний - 49,1%, к адвокату - 43,6%), чем в России (3,3%) и в Казахстане (2,7%). 27,1% респондентов во Франции могут рассчитывать на представителей администрации для решения своих повседневных проблем, 15,8% среди них администрация оказала реальную помощь, что несравнимо с 3,1 и 4,6% российских заключенных, аналогичным образом ответивших на два указанных вопроса (4,6 и 5,2% в Казахстане). Кроме того, 17% французских заключенных могут рассчитывать на социальных работников, а 14% в последнее время получали реальную помощь от представителей этой профессии. Заметим, что социальные работники пока не появились в российских тюрьмах.

за исключением нескольких колоний в Орловской области, где их должности были введены недавно в штат в порядке эксперимента.

Лучшим доказательством относительной открытости французских тюрем внешнему миру можно считать оптимизм отбывающих наказание в них людей относительно перспектив реинтеграции в «большое» общество. Отвечая на вопрос «Как вы считаете, сможете ли вы приспособиться к нынешней жизни после освобождения?», 72,9% наших респондентов во Франции ответили, что «точно смогут» (табл. 48). Их оптимизм не в последнюю очередь основывается на системе профессионального образования и переподготовки, действующей во французских тюрьмах. Заключенные здесь могут не только работать (лишь 15,2% не имеет возможности или не желает трудиться), но и продолжать образование, вплоть до высшего, приобретать новую профессию. Например, некоторые из наших собеседников получили, находясь в заключении, диплом программиста, обеспечив себе тем самым преимущество на рынке труда, где эта профессия по-прежнему пользуется спросом. Учитывая вышесказанное, не должен удивлять тот факт, что 74,6% наших собеседников во Франции считают, что их профессиональные навыки и опыт позволят им легко найти работу после освобождения.

4

Варианты ответов	Россия, А/ =1310	Казахстан, N = 396	Франция, N = 59
Точно смогу	49,2	51	72,9
Не уверен, что смогу	13,1	10,4	16,9
Нет, не смогу	2,4	2,3	6,8
Затрудняюсь сказать	27,2	31,8	X
Нет ответа	8	4,5	3,4

Относительное доверие, которым пользуется легальная власть, уменьшает стимулы к созданию «своей», нелегальной власти. Как мы видели ранее, высокий уровень доверия к смотрящим не в последнюю очередь объясняется критически низким уровнем доверия представителям легальной власти. Во французских тюрьмах аналоги смотрящих отсутствуют, потому что заключенные считают возможным обращаться к надзирателям для решения многих повседневных проблем (впрочем, следует признать, некоторые функции неформальных лидеров заключенных по посредничеству в решении конфликтов напоминают действия смотрящих). Управление насилием во французских тюрьмах обеспечивается главным образом на основе официальных и легальных процедур. Отвечая на вопрос «Если бы кто-либо из осужденных начал вас притеснять, то как бы вы поступили?», 60% наших респондентов во Франции ответили, что они обратятся к представителям администрации. Для сравнения: лишь 4,7% заключенных в России (5,6% в Казахстане) видят в администрации инстанцию, которая может им помочь справиться с насилием в тюремной среде. Анализ предпочтений заключенных относительно вариантов вмешательства в повседневные конфликты подтверждает предпочтение французскими заключенными легальных инстанций нелегальным (табл. 49).

49

Чье вмешательство в конфликты рассматривается как наиболее способствующее их разрешению?	Россия	Казахстан	Франция	Относительно Франции
				Россия		Казахстан
Суда, прокуратуры		2,8	9,5	-7,9	-36 6	-6,7	-29,6
Администрации	20	25,8	48,7	-28,7		-22,9
Смотрящих / посредников	33,4	39,4	17,9	+ 15,5	+21	+21,5	+23,7
Отсутствие внешнего вмешательства в ход конфликта	33,3	26	23,8 1	+5,5		+2,2

Несмотря на то, что более половины - 53,6% (против 21,4% российских и 30,1% казахстанских заключенных) опрошенных французских заключенных уверены, что «подлинные решения проблем находятся не в дискуссиях, а благодаря силе и уму отдельных лиц», механизмы теневого правосудия в этой стране значительно менее развиты и сложны, чем в постсоветских странах. Потребность в посредниках для решения конфликтов французские заключенные/ могут частично удовлетворить, обращаясь к надзирателям, что свидетельствует об относительном удалении легальной власти от идеального типа навязанной власти, характерного для тюрьмы. Парадоксально, но наши респонденты во Франции чувствуют себя ответственными за происходящие в тюрьме события. Говорят о такой ответственности 37,3% из них против 20%) заключенных в России и 32,1% - в Казахстане. Навязанный характер легальной власти исключает подобное чувство ответственности у подчиняющихся ее решениям лиц. Подобные аргументы позволяют следующим образом позиционировать три национальные модели тюрьмы на оси «навязанная власть - согласованная власть - рассогласованная власть» (рис. 17).

Анализ уровня межличностного доверия предоставляет нам еще один аргумент в пользу тезиса о том, что пенитенциарная администрация во Франции достаточно далека от идеального типа навязанной власти. Уровень доверия другим заключенным во Франции существенно не отличается от аналогичного показателя, полученного на российской и казахстанской выборке (20,3% против 13,7 и 14,4% соответ-

17

людям

ственно). Это подтверждает, что тюрьма учит недоверию в любой стране. Однако число заключенных во Франции, убежденных в том, что

доверять можно, составляет 45,8% от общего числа

опрошенных, или в 3 раза больше, чем число доверяющих людям вообще российских заключенных (14,6%, 17,7% - в Казахстане). Объяснить такой разрыв можно прежде всего учетом фактора большей открытости тюрьмы внешнему миру во Франции, а ведь уровень межличностного доверия во французском обществе, как мы видели, существенно выше, чем в России. Еще один существенный фактор заключается в том, что легальная власть может служить своеобразным гарантом взаимного уважения заключенными прав и интересов. Вопрос защиты прав заключенных во взаимоотношениях с надзирателями будет более подробно рассмотрен в разделе 4.2.2 «Права заключенных: закон и действительность», здесь же мы акцентируем роль представителей администрации как арбитров, следящих за соблюдением «правил игры» в повседневных отношениях между заключенными. Анализ ответов на вопрос «Нарушение каких правил вы считаете наиболее опасным?» показывает, что заключенные во Франции помещают во главу списка официальный закон и нормы, утверждаемые администрацией пенитенциарного учреждения (35,7 и 33,9% голосов соответственно), тогда как российские заключенные опасаются нарушать прежде всего понятия (35% голосов против 22,4% голосов, поданных за официальный закон, и 31,6% голосов за нормы, утверждаемые администрацией: соответствующие цифры для Казахстана составляют 43,2, 18,9 и 29,6%о). Уважение официальных норм может рассматриваться в качестве предпосылки межличностного доверия: человек доверяет окружающим, потому что он в то же время доверяет институтам, гарантирующим уважение его прав и интересов в отно шениях с другими людьми. Поэтому не случайно то, что официальная система правосудия занимает пятое место в списке институтов, пользующихся наибольшим доверием французских   (табл. 50).

50

Кто (что) вызывает у вас наибольшее доверие?	%
Семья	79,3
Друзья	48,3
Институты Европейского союза	22,4
Наука	19
Система правосудия	17,2
Церковь	17,2
Трудовой коллектив	8,6
Правительство	6,9
Организации предпринимателей (patronat)	5,2
Средства массовой информации	3,5
Президент Республики	1,7
Политические партии	1,7

Доверие, базирующееся на легальных основаниях, играет важную роль в обустройстве повседневной жизни, однако восприятие доверия как альфы и омеги социальной жизни характерно прежде всего для обществ, в которых господствует тотальное недоверие. Французские заключенные помещают доверие на шестое место в списке оснований идеального общества в отличие от российских заключенных, которые ставят его на второе место. Аналогичным образом, говоря о принципах идеального рынка, французские заключенные ставят доверие вслед за более важной нормой - уважением   ^{Л              Л}

Мы можем резюмировать наш краткий анализ следующей ремаркой. Мы далеки от стремления стать апологетами пенитенциарной системы во Франции. Эта система имеет множество недостатков, требующих специального анализа. Например, иностранцы, составляющие значительную часть тюремного населения во Франции (23,6% всего контингента заключенных, 10,2% нашей выборки), зачастую становятся жертвами дискриминации как со стороны заключенных - «коренных французов», так и со стороны некоторых надзирателей. В качестве объяснения мы можем выдвинуть гипотезу, согласно которой речь идет о своеобразном атавизме нецивилизованных методов управления насилием. Иностранцы исключены из тюремного сообщества, их воспринимают как «чужих» (впрочем, иногда не только в тюрьме) и используют в качестве «приемлемых» жертв повседневного насилия. Однако, несмотря на эти недостатки, тюремное общество во Франции менее «маленькое» по сравнению с постсоветским тюремным миром. Опора на легальные механизмы и гарантии позволяет французским заключенным частично выйти за рамки «маленького»

общества и создать элементы демократического устройства тюремных стен.

Что касается сравнения двух постсоветских тюремных сообществ (в России и в Казахстане), то оно позволяет нам сделать более рельефными черты советской модели, из которой они вышли. Национальные различия (отраженные в вариабельности статистических индикаторов) менее значимы по сравнению с теми общими тенденциями, которые характерны для «маленького» общества. Изменения советской модели тюрьмы, привнесенные реформами (начавшимися в России в конце 80-х годов, а в Казахстане - на десять лет позже), будут более подробно рассмотрены в разделе 4.2.

Примечания

¹   Perrot М., «Preface», dans Marchetti А.-М., «Pauvretes en prison», Ramonville Saint-Agne: Eres. 1997. p. 8.

²    Rusche G., Kirchheimer O., «Peine et structure sociale. Histoire et 'Theorie critique de regime pencil», Paris: Ed. du Ceif, 1994, p. 89.

³    Foucault M.. Op. cit., p. 247.

⁴   Ткачевский 10., «                                                                         », Москва: Зерцало, 1997, с. 16.

³ Chauvenet A., Orlic F., Benguigui G., Op. cit., p. 40.

⁶    Sykes G.. Op. cit.. p. 18. 38.

⁷    Petit J.-G., Gastan N.. Faugeron C., Pierre M., Zysberg A., «Histoire desgakres, bagnes et prisons. Introduction ' histoire penale de la  », Toulouse: Bibliotheque historique Privat, 1991, p. 220- 221.

⁸ Ibid., p. 100.

9  См., например: Durand Y., «La vie quotidienne des prisonniers de guerre dans les stalags, les oflags et les kommandos 1939-1945», Paris: Hachcttc, 1987 p. 52.

10 Росси Ж.. «            

11 no   », Москва: Просвет. 1991 ч 1 с 182— 183.

Tocqueville A. de, Beaumont G. de, Op. cit., p. 68 ; Rusche G^., Kirchheimer O., Op. cit., p. 271-275. Географическая привязка этих двух моделей относительна. Например, элементы Пенсильванской системы легко найти в «исправительных домах» (maisons d'amelioration), распространившихся во Франции к 1791 г. (Petit J.-G. et allies. Op. cit., p. 113).

¹² Petit J.-G. et Allies. Op. cit.. p. 162-167.

¹³  Интервью № 22. Вопросы, заданные автором, даны курсивом.

¹⁴  Интервью №23.

^ь Tocqueville A. de, Beaumont G. de, Op. cit., p. 90.

¹⁶ Petit J.-G. et Allies, Op. cit.. p. 133. 270. 301.т

 Observatoirc international des prisons, «Le guide du prisonnier», Puns: Ed. tic Г Atelier, 19%, p. 82.

Источник: http:/Avww.juslice.gouv.fr/diiffres/ и Obscrvaloirc international tics prisons. Op. cit., p, 18-21.

Seyler M . «L'isoleinent ell prison. L ull ct le multiple», Paris: C.R.S.D.I.P. , 1900, p. 148, 163..

Pclit J.-G. сl Allies. Op. cLl., p. 10-11. 322 ; Obscrvaloirc international tics prisons. Op. cit., p. 13 ; http://wwvv.jiishco.gouv.fr/cliinrcs/.

Wacquanl L., «Crime et eh at intent en Amcrique tic Nixon a Clinton» // Archives de politique erimiiwiie, № 20, 1998, p. 125-127; US Bureau оГ Justice Statistics (pour 1999). Интервью №21

Уголовно-иснолннтельный Кодск-е Российской Федерации. Москва: ИНФРД-М, 1997. с. vi. Ткаченскпп IO., Указ, соч., с. 29 35.

Статьи 74, 80, 121, 123, 125 Уголовно-пенодпнтельного кодекса РФ(УИК). Sykes G.. Op. cit.. p. xii.

Овчннекий В., Овчииский С., Указ соч., с 15; Морозов 10., Указ. соч.. т. 2, с. 78.

Роесп Ж,, Указ. соч., е.449; Аннснмков В., «Тюремная община: пели истории», Москва: 1993, с. 25.

Ноте ОГПес Research. Development and Statistics Directorate, Research

Findings, ii.l 16. «World Prison Population List. 2nd Edition», 2000.

См.: Potcn Ж., Указ. соч.. т. I.e. 24.

Интервью № 28 (о камере па 150 человек в Бутырке).

Лбрамкпн В., Чижов Ю., «Как выжить в советской тюрьме», Красноярск:

Восток, 1992, е.86.

Напомним в этой связи наблюдение Ф. Достоевского относительно трудностей каторжной жизни: «Кроме лишения свободы, кроме вынужденной работы, is каторжной жнзнн есть еще одна мука, чуть ли не сильнейшая, чем все другие. Это: вынужденное сожительство» (Достоевский Ф., «Записки in меримого дома», в кн.: Достоевский Ф.. Собрание сочиненай ч 10-ти томах, Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1956. том 3, е.411). Заметим в скобках, что исследование, на котором основана настоящая книги, проводилось и в тех регионах, где Достоевский был на каторге (г. Семипалатинск, г Усть-Каменогорск, оба в СевероВосточном Казахстане).. Интервью Л';; 36. Интервью Л!; 38.

Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений, Москва: 1997, с. 5 (S 33 Правил). Интервью № Iп. GolTman I£., Op. cit., р. 298.

Интервью № 13.

42      

43      

44      

45      

•1Г, 47

4К 44

'ill

25

Roslang С., Op cit., р. 76. Интервью № 19.

Интервью № 9. Интервью № 1Ь. Интервью № 36.

«Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений», с. 2223 (приложения № 1 и 2 к Правилам). Sykes G.. Op. cit., p. 69. Интервью № 23. Giddens Л., Op. ci(., p. 57. Интервью № 16.

Особая благодарность обращена к капитану вну тренней службы, главному психологу УИН Министерства юстиции РФ по Тульской области Ирине Дорошенко.. Sykes G., Op. cit., p. 76.

I'urukawa Т., Sarason I., Sarason В., «Social Support and Adjustment to a New Social Environment» // International Journal oj Social Psychiatry, 1998, Vol.44, № I, p. 58.

Семейное положение респондентов:	Россия, N=902	Казахстан, N=396	Франция, N=59
Женат (замужем)	21,6	26,8	28,8
Разведен(а)	21,6	21,2	25,4
Холост (не замужем)	50	41,7	37,3
Вдов(а)	2,4	2	6,8
Нет ответа	4,3	8,3	1,7

I pe\')M Сайке отмстил, что около 40% заключенных в описываемой им тюрьме строго режима не имели свиданий с кем бы то ни было в течение многих лет (Sykes G., Op. cit.. р. 65). Durand Y., Op. cit., p. 156. Piclte A„ Op. cit., p. 170.

Интересно, что многие из этих дополнительных источников информации многократно пытались использовать в работе «детектора лжи». Впрочем, уровень достоверности его показании чаще всего ниже того, который может быть достигнут с помощью внимательного наблюдения, в 75% случаев человек оказывается способным отличить ложь от правды на основе лишь собственного восприятия (Lykken D., «/I tremor in the hiood. Uses and abuses of the. lie detector», New York: McGraw Hill, 198 I). Интервью № За. Инт ервью № 23. Инт ервью № 28.

Письмо собеседника № За. Многие пользователи Интернета могут подт вердить верность данного наблюдения. Интервью К« 33. Интервью № 22. Интервью Л*« 23. Интервью № 33.

См.: 1'оссн Ж., Указ. соч., т. I, с. 222.

Источник: http://www.gks.ru «Russia in figures - 1999».

 203

202Интервью № 32. Интервью № 34.

См.: Росси Ж., . ., с. 105; Шаламов В., «                                                   4-

», Москва: Художественная литература, 1998, т. 1, с. 374. Интервью № 18. Интервью № 30. Интервью №33. Интервью № 20. Интервью № 18. Marchetti А.-М., Op. cit., р. 69. Sykes G., Op. cit.. p. 87-105.

См.: ГуровА., «                   », Москва: Самоцвет, 1995, с. 91-94 ; Анисимков В., . ., с. 18-19. Интервью №21.

Интервью №25. Интервью № 32. Интервью № 34. Интервью № 20. Интервью №33.

. К «активистам» относятся завхозы, бригадиры, учетчики, члены различных секций (дисциплинарная, культурно-массовая и т.д.), создаваемых под эгодой администрации. Интервью № 12. Интервью № 22. Интервью №2 1. Интервью №33. Интервью №21. Интервью № 13. Интервью №2 1. Интервью № 30. ^9э Интервью №33.

⁹⁶  Schutz A., Op. cit., 224. Крайний, но очень интересный случай незнания новых правил игры был описан Гарольдом Гарфинкелем на примере человека, изменившего свой пол (Garfinkel Н, Op. cit., р. 123 et suivants).

⁹⁷  Girard R. Op. cit., p. 389-391. Впрочем, рудименты ритуалов инициации сохранились и во многих современных организациях. Например, наблюдается «своего рода эксплуатация молодых врачей, которые вынуждены брать на себя выполнение наименее престижных функций, которые «не к лицу» более опытным медикам» (Peneff J., Op. cit., p. 156).

⁹⁸  Интервью № 16.

⁹⁹  Интервью № За.

¹⁰⁰          Интервью № 34.

¹⁰¹          Абрамкин В., Чижов Ю., . ., с.91. ¹⁰" Интервью № 25.

¹⁰³         Интервью №21.

¹⁰⁴         Интервью № 30. Аналогичные размышления прозвучали и в ходе интервью № 32.

¹⁰⁶         Коллективное интервью № 33. Все его участники читали эту книгу!

¹⁰⁷         Интервью № 29.

¹⁰⁸         Интервью № 18.

¹⁰⁹         Росси Ж., . ., т.2, с.391; Шаламов В., . ., т. 1, с.267.

¹¹⁰                                                                                   Подлесских Г., Терешенок А., «    :           », Москва: Художественная литература, 1995, с. 162.

¹¹¹                      См.:        , с. 233-235.

¹¹²         Интервью № 18.

¹¹³         См.: Подлесских Г., Терешенок А., . ., с. 87, 207.

¹¹⁴         Ужесточение наказаний было настолько серьезным, что даже многие судьи отказывались выносить приговоры «по всей строгости закона». Например, срок наказания лишением свободы за простую кражу увеличился в 20 раз: с 3 месяцев до 5-6 лет (Solomon P., «Criminal Justice under Stalin», Cambridge: Cambridge University Press, 1996, p. 405-413). В этих условиях повышались стимулы к поиску «компромиссов» с администрацией, от которой зависела жизнь на протяжении всех этих долгих лет.

''См.: Анисимков В., . ., с.30 ; Шаламов В., . ., т.2, с. 60-63. Война «сук» и воров прокатилась по всей стране. Например, в колонии строгого режима № 10 (Пермская область) до сих пор живы предания об этом противостоянии, в котором здесь верх одержали «суки».

¹¹⁶         Шаламов В., . ., т.2, с.65.

¹¹⁷         Интервью № 24. Глагол «греть» означает помогать, организовывать взаимопомощь.

¹¹⁸         Интервью № 25.

¹¹⁹См.: Гуров А., . ., с. 160-163 ; Абрамкин В., Чижов Ю., р. 97. '

^1-0См.: ГуровА., . ., с.112 ; Подлесских Г., Терешенок Д., с. 238-252 (список воров в законе).

^1-1 Интервью № 18.

¹²² Интервью № 36.

¹²³См.: ГуровА.. . ., с. 165.

¹²⁴Интервью № 18. Аналогичные ассоциации присутствуют также в интервью № 22. 23. Письмо собеседника № За.

^1-6 Интервью №2 1.

¹²⁷ Интервью № 22.

^1-8 Интервью № 18.

¹²⁹     Интервью № 16.

¹³⁰                                 Интервью № 24.

¹³¹      Интервью №22.

¹³~ Интервью № 21. Слова одного из смотрящих (интервью № 24) подтверждают факт широкого использования данной процедуры принятия решения.

     Интервью № 24.

     Интервью № 1.

     Интервью № 12.

     Интервью № 39.

     Интервью № 27Ь.

     Интервью № 18.

     Интервью № 29.

     Интервью № 27Ь.

     Интервью № 1.

¹⁴" Интервью № ЗЬ.

¹⁴³         Интервью № 18. Аналогичные идеи были высказаны также в ходе Интервью № 16. 19. 28.

¹⁴⁴         Письмо собеседника № За. См. также: Росси Ж., . ., т. 1, с. 60.

^;Ч м.: ГуровА.. . ., с. 109.

^14бШаламов В.. . ... 2. с. 17.

¹⁴⁷         Росси Ж.. . ., т. 2. с. 434.

¹⁴⁸         Интервью № 30.

¹⁴⁹Более полный список приведен в: Анисимков В., . ., с. 13.

¹⁵⁰         Так, во времена Достоевского доносчики и вовсе не подвергались никакой дискриминации со стороны остальных заключенных: «В остроге доносчик не подвергается ни малейшему унижению; негодование к нему даже немыслимо. Его не чуждаются, с ним водят дружбу, так что если бы стали в остроге доказывать всю гадость доноса, то вас совершенно не поняли» (Достоевский Ф., . ., с.432).

¹⁵¹         Интервью № 38.

¹⁵~ Интервью № 18.

¹⁵³         Интервью № 33.

¹⁵⁴         Согласно структурологическому подходу, атрибут определяет социальную группу, на которую распространяются предписания нормы (Crawford S., Ostrom Е., «А Grammar of Institutions» // American Political Science Review, September 1995. Vol. 89. № 3. p. 584).

¹⁵⁵         Интервью № 2.

¹⁵⁶         Интервью № За.

^1г'^: Интервью № 18.

¹⁵⁸ Интервью № 27Ь.

^Ь9 Интервью № 25. Здесь дуализм норм в первую очередь проявляется в отношениях старших и младших.

^1б0Интервью № 33."

¹⁶¹         Интервью № 21.

¹⁶²         Интервью № 30.

¹⁶³         Интервью № 20.

¹⁶⁴         В сталинский период к этим многочисленным линиям раскола добавлялись еще и те, что были вызваны спецификой обязательного и по-настоящему каторжного труда. Каждая бригада представляла собой особый микрокосм, враждебно относящийся ко всему внешнему миру: заключенным из других бригад (соперникам в борьбе за более легкие наряды и за пайку), учетчикам, надзирателям... Взаимоподдержка и круговая порука внутри бригады резко контрастировала со стремлением обмануть всех «чужих». Ярчайшую иллюстрацию сказанному можно найти в романе А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» (Париж: YMCA-Press, 1973).

)<>? Интервью № 27а.

¹⁶⁶Touraine А., «Critique de la modernite.», p. 329.

¹⁶⁷Girard R.. Op. cit.. p. 169.

^1б8Шаламов В.. . ., т. 2. с. 43.

^1б9Росси Ж.. . ., т. 1. с. 107.

¹⁷⁰        rj

Заметим, что на царской каторге к гомосексуализму относились значительно более терпимо: «Любители прекрасного пола прибегают к другим средствам, совершенно безопасным... Над ним (Сироткиным, «чрезвычайно хорошеньким мальчиком». - . .) и его товарищами часто таки посмеивались (не более того! - . .)». Достоевский Ф., . ., с. 435.

¹⁷¹        Интервью № 10.

¹⁷²        Интервью № 21.

¹⁷³        Интервью № 34.

¹⁷⁴        Интервью № 40.

^1ЬХотя многие криминологи выступают против идеи «аккумуляции» насилия, даже они согласны с тем, что некоторые институциональные среды, в первую очередь тюрьма, более жестоки к попадающим в них индивидам, чем другие. «Агрессивность не накапливается, подобно воде перед плотиной. Просто организм, испытывающий потребность в действии, в стимулировании. Эта жажда действия может принимать жестокие по отношению к окружающим формы у тех людей, которые привыкли к агрессивному поведению» (Cusson М., «Delinquantspourquoi?». Paris: Arman Colin, 1981, p. 149). Какой бы ни была природа агрессивности, именно в тюрьме она принимает наиболее жестокие и крайние формы.

¹⁷⁶ Интервью № 18.

^!77Chauvenet A., Orlic F., Benguigui G., Op. cit., p. 118.

¹⁷⁸ Росси Ж., Указ. соч., т. 1, с. 27.

¹⁷⁹Ткачевский Ю., . ., с.83 ; http://www.gks.ru «Russia in figures - 1999».

¹⁸⁰Bourdieu P. . Passeron J.-C.. Op. cit.. p. 12.

¹⁸¹ Tocqueville A. de, Beaumont G. de, Op. cit., p. 192.

¹⁸²Bourdieu P. , Passeron J.-C., Op. cit., p. 51.

¹⁸³ Wieviorka M., et allie's, Op. cit., p. 19.

¹⁸⁴Roche S.. Op. cit.. p. 204.

¹⁸⁵        Интервью № 13.

¹⁸⁶        Интервью Мз 26.

¹⁸⁷        Исследование случаев насилия в колледже показало, что узкие, плохо освещенные коридоры превращаются в один из главных источников микроконфликтов в повседневной жизни школьников (Peralva A., «La violence an college: une etude de cas», document de travail du C.A.D.I.S., 1996, p. 17).

¹⁸⁸        Шаламов В.. . ., t.l. с.50.

¹⁸⁹        Интервью № За.

¹⁹⁰        Интервью № 21.

¹⁹¹        Интервью № 16.

¹⁹"Интервью № 13.

¹⁹³ Wieviorka М. et Allies, Op. cit., p. 19. Интервью № 18.

¹⁹⁵ Интервью № 27a.

^19бИнтервью № 38.

¹⁹⁷Useem В., Reising M., «Collective Actions in Prisons: Protests, Disturbances and Riots» // Criminology, November 1999, Vol. 37, № 4, p. 735.

•⁹⁸Chauvenet A.. Orlic F.. Benguigui G.. Op. cit.. p. 123.

¹⁹⁹Шаламов В., . ., т. 1, с. 88. Выдержка из правительственной телеграммы от 10 января 1939 г., подписанной Сталиным, подтверждает данный вывод: «Использование физических пыток в практике НКВД, разрешенное ЦК в 1937 году, позволило разоблачить многих врагов народа. Центральный комитет считает, что данные методы следует продолжать использовать, в качестве исключения, в отношении особо опасных врагов» (цит. по: Solomon Р. , Op. cit. р. 258).

²⁰⁰Ostrom Е., «Governing the Commons. The Evaluation oj Institutions for Collective Action», Cambridge: Cambridge University Press, 1990, p. 11. Равновесием по Нэшу называется такой исход игры, когда никто из игроков не может в одностороннем порядке увеличить свой выигрыш. Равновесием по Парето называется такой исход игры, когда никто из игроков не может увеличить свой выигрыш без ущерба для выигрыша второго игрока.

202     Интервью № 27а.

203     Интервью № 1Ь.

²⁰⁴Интервью № 38.

²⁰⁵          . Подчеркнем, что ввиду специфики сюжета многие из наших собе

седников не рискнули высказать свое мнение по этому поводу, особенно «под запись».

"^об Интервью №18.

"°⁷ Каким бы парадоксальным не мог показаться следующий факт, но Президент РФ употребил аналогичное выражение в своей оценке ситуации в Чечне, утверждая необходимость «мочить в сортире чеченских террористов».

²⁰⁸        Интервью № 13. До начала 90-х годов функции младших инспекторов в колониях, равно как и конвойные функции, исполнялись солдатами-сроч- никами, проходящими службу во внутренних войсках («красные шапочки» на тюремном арго).

²⁰⁹        Интервью № 24.

"¹⁰ Интервью № 38.

"^п Шаламов В., . ., т. 1, с. 141.

     Интервью № 20.

     Интервью № 1а.

     Интервью №21.

¹³¹ Интервью № 22.

"^1б Интервью №14.

²¹⁷Интервью № 35а. Решение о наказании водворением в ШИЗО или ПКТ относится к компетенции начальника колонии (он принимает его на основе представления начальника отряда). ²¹⁸Touraine А., «Critique de la modernite», p. 270. В терминах психологии

3. Фрейда набор ролей можно сопоставить с Оно. ~¹⁹ Росси Ж., Указ. соч., т. I.e. 130-131.

Согласно требованиям Правил внутреннего распорядка, свободное время осужденных не должно превышать одного часа в день («

». с.25).

²²¹         Reynaud J.-D.. Op. cit.. p. 39.

²²²         Интервью №3 8. Интервью № 39.

²²⁴         Интервью № 36.

²²⁵         Интервью № 29. Интервью № 16.

""⁷ Интервью № 1а. ²²⁸ Интервью № За. "⁹ Интервью №4 1.

²³⁰         Шаламов В.. . . . 2. с.35.

²³¹         Интервью № 18.

²³²         Интервью № 21. Аналогичные мысли были высказаны и в ходе интервью №41.

"³³ Абрамкин В., Чижов Ю., . ., с. 109. Например, выражение «

» означает «нарушить неформальную норму (        )».

~³⁴ Интервью № 27Ь. ~³⁵ Интервью № 33. ²³⁶ Интервью № 37. ~³⁷ Интервью № 16.

²³⁸ Интервью № 25.

²³⁹         Интервью № 21.

¹          . Правило сложения сроков наказания позволяет убийце лишь не

намного увеличить срок своего заключения. "⁴¹ Интервью № 7. "⁴" Интервью № 13. "⁴³ Интервью № 2. "⁴⁴ Интервью № 10.

~⁴⁵ Интервью № ЗЬ. Интервью было проведено в 1996 г. "^4бИнтервью № 20.

²⁴⁷Touraine A., «La parole et le sang. Politique et soci'ete en Am'erique Lcltine», p. 331.

²⁴⁸ Peralva A.. Op. cit.. p. 35. ²⁴⁹Roche S.. Op. cit.. p. 110. 142. "⁵⁰ Интервью № 20.

~⁵' Интервью № 32.

~⁵~ Интервью № 20.

~⁵³ Интервью № 9.

²⁵⁴ James Р. . Op. cit., р. 62-63.

~⁵⁵ Абрамкин В., Чижов Ю., . ., с. 122.

256 Интервью № 1а.

~⁵⁷ Интервью № 8.

Ь8ц_{пт по;} Langlois R, «Rationality, Institutions, and Explanation», in Langlois R. (ed.), «Economics as a Process. Essays in the New Institutional Economics», Cambridge: Cambridge University Press, 1986, p. 236.

~⁵⁹ Интервью № За. Подобными наблюдениями поделился и собеседник №3 1.

260 Интервью № За.

"^б1 Институциональный статус доверия остается неясным: идет ли речь о веровании, ценности, аффекте или норме? Вероятно, все четыре определения доверия имеют право на существование и, более того, они взаимосвязаны. Например, доверие часто имеет явное аффективное выражение. «Для большинства людей утверждение, что собеседник не достоин доверия, равнозначно скрытой или явной злости, проявлению ненависти» (Garfinkel Н, Op. cit., р. 51). С другой стороны, доверие как состояние сознания, верование, влияет на разработку плана взаимодействия. «Доверие - это ожидание определенных действий других, влияющих на выбор актора, когда он должен принимать решение до того, как станут известными действия других» (Ostrom Е., «А Behavioral Approach to the Rational Choice Theory ofCollective Action»//American Political Science Review, I 1998, Vol. 92, № l,p. 12). Доверие может также играть роль традиционной ценности. «Традиция является опорой для "базового доверия" {basic trust), столь важного для обеспечения непрерывности идентичности индивида» (Giddens А., «//? Defence of Sociology. Essays. Interpretations and Rejoinders», Cambridge: Polity Press, 1996, p. 35). Впрочем, доверие теряет характер навязанного и поддерживаемого традицией по мере ускорения модернизации. Для анализа места доверия в современных обществах требуется постулировать сознательную и добровольную его природу: люди доверяют лишь в том случае, когда они убеждены, что доверие помогает им лучше реализовывать свои интересы.. Не стремясь свести доверие лишь к одному его измерению, мы сконцентрируемся, тем не менее, на доверии как норме, применяемой по инициативе самих акторов для организации их повседневных взаимодействий. Многие сложные по своей структуре сделки не могут быть осуществлены без существования доверия между их сторонами. Например, любая сделка с использованием денег в качестве средства платежа должна опираться на доверие: доверие к банку, эмитирующему денежные знаки, и к партнеру, от которого ожидается исполнение обязательств после получения предоплаты. «За исключением бартерных сделок, практически любая экономическая трансакция оставляет возможность для обмана» (Milgrom Р. , North D., Weingast В., «The Role of Institutions in the Revival of Trade: the Law Merchant, Private Judges, and the Champagne Fairs» // Economics and Politics. March 1990, Vol.2, n^:l, p. 6). Сделки в рамках доверительного управления (траста) делают особенно рельефной роль доверия в экономике. «Доверие учредителя траста {creator of the trust) к доверительным собственникам {trusteej находится в центре любого трастового договора {trust)» (James P., «Introduction to English Law», London: Butterworths, 1989, p. 499). Это не случайно, что в английском языке слово «траст» {trust) означает одновременно и доверие, и трастовый договор. Рассмотрение трансформации доверия в норму делает акцент на соответствии между ожидаемым поведением, включая обещания, и реальными действиями. С этой точки зрения определение доверия Г. Гарфинкелем в терминах «несомненного соответствия» нам кажется наиболее точным. «Для организации своей повседневной деятельности индивид предполагает, что несомненное соответствие должно существовать между восприятием событий и поступков и их действительным содержанием. Причем индивид одновременно предполагает, что окружающие тоже предполагают существование этого соответствия и ожидают этого соответствия в поступках индивида точно таким образом, как он его ожидает увидеть в поступках окружающих» (Garfinkel Н., Op. cit., р. 50).

Ожидание несомненного соответствия между ожидаемыми и действительными действиями партнера часто упоминалось нашими собеседниками в ответах на вопрос о том, как они понимают доверие. По их мнению, доверие - «это возможность в ряде случаев принимать на веру то, что говорит мне партнер, и не подвергать его действия проверке» (Интервью № 9*. звездочкой отмечены интервью, проведенные в ноябре 1998 - июле 1999 г. с российскими предпринимателями, см. раздел 1.3. «Источники информации»), «Доверие - это ощущение другого человека... продолжением самого себя - то есть, я считаю, что этот человек что сказал, то и подумал, сделал. То, что я от него слышу, то он на самом деле и думает...» (Интервью № 21 *). «Под доверием я понимаю такое сотрудничество с партнером, когда его достаточная открытость должна быть в плане его положения финансового, экономического, технического уровня и уровня специалиста» (Интервью № 3*). Иными словами, для построения доверительных отношений от людей требуется достаточная открытость касательно их намерений и способность выполнять обещания. А просчитываемость намерений и действий, как мы уже подчеркивали, является основной характеристикой нормы как таковой.

²⁶² Интервью № 16.

²⁶³          Интервью № 20. Ср.: самоназвание представителей итальянской мафии — cosa nostra (наше общее дело).

²⁶⁴          Интервью № 27а.

²⁶⁵ Интервью № 26.

²⁶⁶          Marchetti А.-М.. Op. cit.. р. 123.

~⁶⁷ Интервью № 18.

²⁶⁸          Axelrod R. «The Evolution of Co-operation», London: Penguin Books, 1990, p. 28.

²⁶⁹          Интервью № 6.

²⁷⁰          Интервью № 19.

²⁷¹          Шаламов В.. . ., т. 1. с.21 ; Росси Ж.. . ., т. 1. с. 50.

²⁷²          Письмо собеседника № За.

²⁷³          Интервью №28.

15-4300

²⁷⁴        Douglas M.. Op. cit.. p. 31.

²⁷⁵        Giddens A., «The Constitution ofSociety», p. 75.

²⁷⁶        Росси Ж.. . „т.2. с.371.

²⁷⁷        Шаламов В.. . ., т. 1. с. 563-564.

"⁷⁸ Интервью № 33.

²⁷⁹ Интервью №2 1.

"⁸⁰ Интервью № 25.

²⁸¹ Росси Ж.. . ., т. 1. с. 162.

"⁸" Шаламов В., . ., т. 1, с. 269.

²⁸³ См.: Анисимков В., . ., с. 35.

"⁸⁴ Интервью № 13.

285 Интервью № 18.

"^8бИнтервью № lb.

²⁸⁷ Интервью № 12.

"⁸⁸ Интервью № 35. Для приготовления крепкого чая,    , особенно цени

мого заключенными, требуется целая пачка заварки (-50 г).

²⁸⁹ Moore М., «Truth, Trust and Market Transactions: What Do We Know?» // The Journal oj Development Studies. October 1999, Vol. 36, № 1, p. 78.

²⁹⁰Coleman J.. Op. cit.. p. 99-100.

"⁹¹ Интервью №24.

²⁹²        Только в 10° о исследованных учреждений ситуация более или менее близка к социальному оптимуму (для тюрьмы). В то же время большинство (43%) близки к идеальному типу «черной» колонии (29% - к идеальному типу «красной»)..

²⁹³        См.: Caille A., «Presentation» // Revue du MA USS, second semestre 1994, № 4; Orlean A., «Sur le role respectifde la confiance et de l'interet dans la construction de Torclre marchand», Ibid.

²⁹⁴        Sykes G.. Op. cit.. 101.

²⁹⁵        Письмо собеседника № За.

²⁹⁶        Росси Ж.. . ., т. I.e. 117-118.

²⁹⁷Ткачевский Ю., . ., с. 82.

²⁹⁸ Интервью № 22.

"⁹⁹Ткачевский Ю., . . с. 82.

зооИнтервью № 35а. Например, бунт во владимирской колонии повлек за собой 52 жертвы, в том числе 6 заключенных были убиты.

³⁰¹                                                                                                                                Ср. многочисленные приготовления к празднику в тюрьме для инженеров сталинского времени, описанные в: Солженицын А., « » - Солженицын А., 6- . Франкфурт-на-Майне: Посев. 1971. т. 3.4.

³⁰²        Опрос ВЦИОМ, проведенный 17-20 декабря 1999 г., источник: http:// www.polit.ru. 27.12.1999.

³⁰³        Ср. описание празднования Рождества и организации театральных представлений обитателями острога в: Достоевский Ф., . ., 542-561.

³⁰⁴Touraine А., «Qu'est-ce que la democratic?». p. 23-24.

³⁰⁵ Шаламов В.. . ., т. 1. c.231.

³⁰⁶          Интервью №21.

³⁰⁷          Интервью № За.

³⁰⁸          Sykes G.. Op. cit.. p. 49. Курсив наш - . .

³⁰⁹          Интервью № 7. зюИнтервью № За. ³¹¹ Интервью № 27Ь.

³¹²См.: Росси Ж.. . ., т. 2, с. 472-473. Сокращенная пайка предназначалась для заключенных, не выполнивших дневную норму выработки, голодная пайка - для неработающих заключенных.

      Интервью № 18.

      Интервью № 20.

^3,5 Dubet F.. Op. cit.. p. 136. ³¹⁶ Интервью № 33. ³¹⁷Bettelheim В.. Op. cit.. p. 315.

³¹⁸ Письмо собеседника № За, написанное 23 ноября 1998 г. ³¹⁹Piette A., Op. cit.. р. 163.

ЗЭЭ Интервью № 29. Речь идет о колонии с контингентом в 1200 человек. ³²¹ Интервью № 36. ^,22 Интервью № 1а. ³²³ Интервью № 22.

^,2J Интервью № 25. Заметим, что данная беседа состоялась в Туле, одном из ближайших к Москве областных центров!

³²⁵          Интервью № 10.

³²⁶          Goffman Е., Op cit.. р. 104.

³²⁷          Durand Y.. Op. cit.. p. 128. ³²⁸//ж/., p. 159.

³²⁹          Rostang С., Op. cit.. p. 126.

³³⁰          Росси Ж.. . ..т. I.e. 161.

³³¹          Интервью № 13.

³³²                                                                     ________________________________________

Сколько человек входит в вашу «семью»?	Россия, N=71	Казахстан, N=242
Два	32,4	20,2
Три	25,4	18,2
Четверо и более	14,1	29,8
Ее численность постоянно меняется	22,5	28,1
Нет ответа	5,6	3,1

³³³          Интервью № la.

³³⁴          Интервью № 25.

³³⁵          Интервью № 29.

³³⁶          Интервью № 22.

³³⁷          Росси Ж.. . ., т. 1. с. 178.

³³⁸ Интервью № За.

³³⁹          Интервью № 29.

³⁴⁰          Интервью № 39.

³⁴¹        Семьи, образуемые женщинами-заключенными, требуют специального анализа: в этой среде сексуальные контакты не только не исключены, зачастую они становятся правилом. В качестве гипотезы мы можем предположить, что восприятие дуализма мужских и женских ролей менее ярко выражено среди российских женщин, чем среди мужчин. По крайней мере, исполнение женщиной мужской роли в тюрьме отнюдь не рассматривается в качестве постыдного и унизительного.

³⁴²        Интервью № 1а.

³⁴³        Reynaud J.-D.. Op. cit.. p. 141.

³⁴⁴Gambetta D.. Op. cit.. p. 57.

³⁴⁵        Абрамкин В., Чижов Ю., . ., с. 125.

³⁴⁶        Интервью №1а.

³⁴⁷        Интервью № 27а.

³⁴⁸        Weyrauch W.. Op. cit.. p. 59-62.

^34t)Milgrom P. . North D.. Weingast В.. Op. cit.. p. 3.

³⁵⁰        В табл. 43 представлены ответы заключенных на вопрос «С каким принципом разрешения конфликтов вы чаще всего сталкиваетесь в повседневной жизни?» и ответы обычных россиян на вопрос «Какой подход вы предпочли бы в случае конфликта вашей семьи с другими?». Варианты ответа не были идентичными.

³⁵¹        Интервью № 13.

³⁵²        Интервью № 20.

³⁵³        Интервью № 16.

³⁵⁴        Bonafi-Schmitt J.-P. , «Justice alternative»; Le Roy E., «Conciliation», dans Arnaud A.-J. (sous la direction de), «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie de droib>, p. 15, 89.

Интервью № lb.

³⁵⁶        Интервью № 24.

³⁵⁷        Schutz A.. Op. cit.. p. 75.

³⁵⁸        Интервью № la.

³⁵⁹ Интервью № 16. На наш взгляд здесь, уместно воспроизвести точку зрения Достоевского на данную проблему слепого исполнения норм закона: «Эти бездарные исполнители закона решительно не понимают, да и не в состоянии понять, что одно буквальное исполнение его, без смысла, без понимания духа его, ведет прямо к беспорядкам, да и никогда к другому не приводило. «В законах сказано, чего же больше?» - говорят они и искренно удивляются, что от них еще требуют, впридачу к законам, здравого рассудка и трезвой головы» (Достоевский Ф., . ., с. 543).

³⁶⁰        Интервью № 27Ь.

³⁶¹       

³⁶²        Boltanski L.. Thevenot L.. Op. cit.. p. 206.

³⁶³        Интервью № 30.

³⁶⁴        Интервью № 27b.

³⁶⁵        Arnaud-Duc N.. «Loi», dans Arnaud A.-J. (sous la direction de), Op. cit., p. 353.

³⁶⁶Manai D.. «EquiteV Ibid., p. 235.

³⁶⁷James P. . Op. cit.. p. 149.

³⁶⁸          Garfinkel H.. Op. cit.. p. 105.

³⁶⁹          Интервью № 2.

³⁷⁰          Интервью № 27b.

³⁷¹          Lettre de l'interlocuteur № 3a. ³⁷~ Интервью № 20.

³⁷³          Интервью № 4.

³⁷⁴          Arlacchi P., «Mafia et compagnies. L'ethique mafiosa et Tesprit du capitcdisme»> p. 45.

³⁷⁵         Росси Ж., . ., т. 1. с. 103-104. ³⁷⁶Observatoire International des Prisons, Op. cit.p. 28, 33.

ПОПЫТКА ОБОБЩЕНИЯ: «РАЗОРВАННОЕ» ОБЩЕСТВО

С точки зрения количественных критериев как можно отличить «маленькое» общество от «большого»? Идет ли речь о локальном сообществе, о регионе или об институте? О десятках, тысячах или миллионах людей? С точки зрения любого количественного критерия такую страну, как Советский Союз, вряд ли можно отнести к «маленьким» обществам. Общее население СССР составляло в 1990 г. около 290,1 млн человек, что помещало его на третье место в мире, после Китая и Индии, по числу жителей (табл. 51с динамикой численности населения)¹. Даже после распада СССР население Российской Федерации составляет около 150 млн человек.

	Млн жителей
1940 (СССР)	195
1950	180
1960	214
1970	242
1980	265,5
1990	290
1999 (Российская Федерация)	146,3
2000	145,6

Как же можно тогда претендовать на приложение модели «маленького» общества к анализу социального устройства страны, еще недавно считавшейся «великой»? Наш подход вовсе не предполагает поставить под вопрос количественную значимость постсоветского общества. Однако необходимо подчеркнуть следующий парадокс: даже такое количественно большое общество может функционировать в соответствии с логикой «маленького» общества, причем эта логика не претерпевает существенных изменений. Хотя нельзя отрицать значительных изменений, которые произошли в советском обществе в пос- лесталинское время и удалили его от тоталитарной модели, в целом модель властных отношений (близких к идеальному типу навязанных) радикально не изменилась, как не изменилось и отношение между легальной властью и повседневной жизнью граждан. Такое постоянство модели властных отношений и позволяет рассматривать советское и постсоветское общество в континууме, пользуясь прилагательным

Навязанный характер легальной власти сближает тюремное сообщество и постсоветское общество. Где бы ни возникали навязанные властные отношения, в тюрьме, в отдельных регионах юга Италии или в советском обществе, насчитывающем десятки миллионов жителей, они обусловливают воспроизводство модели «маленького» общества, описанной нами в предыдущих главах. Начнем краткий и фрагментарный обзор семейства «маленьких» обществ за пределами тюрьмы с эскиза сицилийского общества.

3.1. Пример юга Италии

Какими бы ни были ассоциации, возникающие при обсуждении истории юга Италии, мафия, каморра (сатогга), ндрангета (ndrcingheta) или «аморальная семейственность» (amoralfamilism), все они указывают на закрытый, враждебный внешнему миру характер локального общества. Если оставить в стороне чисто криминальную составляющую мафии, то за этим термином скрывается прежде всего особая социальная организация. Видение мафии как модели социального устройства особенно важно для настоящего исследования. Влияние, которое оказывает мафия на организацию повседневной жизни, для нас важнее ее структуры и особенностей внутреннего функционирования. Тем более что «мафия - это прежде всего особый тип поведения и власти, а не формальная организация»².

Исторически мафия возникла как ответ на абсентеизм государства в южных регионах Италии на протяжении всего XVIII в. С одной стороны, демократизация отношений земельной собственности в Сицилии увеличила к 1860 г. в десять раз число собственников наделов (от 2000 до 20 000), что создало настоятельную потребность в эффективных механизмах защиты прав собственности³. С другой стороны, государство на юге Италии никогда не воспринималось в качестве инстанции, способной помочь в решении повседневных конфликтов, в том числе и связанных с вопросами собственности. Начнем с того, что политика Испании в XVII-XVHI вв. (а Сицилия тогда была испанской колонией) отводила острову роль вассала, интересы населения которого учитывать было вовсе не обязательно. Переход под итальянскую юрисдикцию не изменил желания государства, теперь уже итальянского, брать, ничего не давая взамен. «Мафия возникла и укрепилась в условиях отсутствия официальной системы правосудия... Итальянское государство просто забыло о существовании Сицилии»⁴. Кроме того, вплоть до второй половины XX в. экономическая политика итальянского государства базировалась на перераспределении ресурсов из более бедных регионов (Меззоджиорно - Mezzogiorno, юг) в пользу более богатых, северных, регионов (Милан, Турин). «Стратегия национальной экономической политики заключалась в усилении экономически более развитых территорий за счет менее развитых»⁵. Подобная политика породила многочисленные конфликты в экономической, социальной и политической сферах, вместо того, чтобы их решать.

Невозможность опираться на легальную власть для организации повседневной жизни обусловила «закрывание» локального общества по отношению к внешнему миру. Локальное сообщество выработало свои собственные процедуры решения конфликтов, более эффективные в сравнении с официальными. Таким образом, мафия возникла для решения конфликтов и для выполнения посреднических функций. «Уважаемые люди (одно из названий членов мафии) решали конфликты в течение нескольких недель, а не лет,

»^в. Последняя часть фразы особенно интересна. Локальный и персонифицированный характер отношений облегчает сбор всей требуемой информации, касающейся того или иного события. Иными словами, цена, которую приходится платить за эффективность теневого правосудия, заключается в отказе от перспектив трансформации общества в «большое». Чтобы доказать принадлежность традиционного сицилийского общества семейству «маленьких» обществ, попробуем применить к его анализу четыре основных критерия, предложенных в процессе описания тюремного мира: отсутствие четких границ между сферами повседневной жизни, персонификация отношений, несовершенство процедур управления насилием и дуализм норм.

Современная концепция сферы частной жизни, отделенной от публичной, чужда для традиционного сицилийского общества. Возможно, что преувеличенная важность вопросов женской чести, которые зачастую приводят к многочисленным конфликтам, объясняется именно дефицитом средств защиты пространства частной жизни, если не учитывать физическую силу или обращение к мафиозным нормам. «Женская честь представляет собой в зонах действия мафии наиболее типичный символ целостности и нерушимости семьи»⁷. Что касается неформальных методов защиты семейного пространства, то здесь в первую очередь следует упомянуть мафиозную норму, согласно которой «никто не должен быть в курсе внутрисемейных дел других семей, за исключением своей собственной»⁸. Таким образом, информационное пространство мафии весьма фрагменти- ровано. Любая важная информация не выходит за пределы семьи. Впрочем, такой подход в лучшем случае обеспечивает разделение публичной и внутрисемейной сфер. Проблема защиты индивида от нежелательного вмешательства в его дела со стороны членов семьи даже не рассматривается в качестве важной. По свидетельству известного «предателя» мафии, Томазо Бушкета, «у нас в Сицилии «индивид» просто не существует»⁹.

Мафия распространяет принцип недифференциации правил

игры на все сферы повседневной деятельности. Например, внедрение мафии на рынок ставит под вопрос автономный характер его функционирования. Организация труда на предприятии, равно как и методы конкурентной борьбы, подчиняются традиционным императивам, носителем которых выступает мафия. Патернализм несовместим с принципами профсоюзного представительства интересов наемных работников, обращение к мафии за защитой и протекционизмом отрицает принципы свободной конкуренции и т.д.¹⁰ Контролируемый мафией рынок далек от современного, он представляет собой смесь традиционных ценностей и стремления к максимизации прибыли.

Жизнь во враждебной институциональной среде, в которой недоступны легальные методы защиты пространства частной жизни, объясняет поиск убежища в рамках семейных и персонифицированных отношений. «Жизнь сконцентрирована в личном пространстве (lafede privata), которое населено друзьями и членами семьи и в котором люди находят убежище от социальной неопределенности, агрессии и несправедливости» разовая единица организационной структуры мафии - коска (cosca) построена по типу семьи. Как правило, она включает в себя 15-20 членов (реже - от 7 до 80), связанных между собой кров- но-родственными узами. Кроме того, внешняя среда мафиозной семьи, ее своеобразный «защитный пояс», состоит из людей, лично знакомых с ее членами. Эта внешняя среда структурирована в сети знакомств и клиентских отношений (рис. 18). Следовательно, существуют как минимум два эшелона защиты от неблагоприятного воздействия внешней среды. Такая глубокоэшелонированная защита позволяет поддерживать в рамках семьи комфортный климат, но происходит это ценой игнорирования всего происходящего на периферии коски и установленных ее членами отношений. Эдвард Бэнфилд назвал такой способ организации социального пространства «аморальной семейственностью», которая сводится к следующему принципу: «максимизируй краткосрочные выгоды нуклеарной семьи, предполагая, что все остальные люди действуют подобным же образом»¹².

Пропасть, разделяющая центр (семью) и периферию социального пространства, облегчает направление насилия, генерируемого в повседневной жизни, к периферии, вовне социальной микросреды. Существует поразительное сходство между принципами пространственной организации калабрийских деревень вплоть до 30-х годов XX в. и теми, которые мы изучили на примере тюремного мира в разделе 2.2.4 «Неформальные категории». Парии локальных сообществ, становящиеся «приемлемыми» жертвами, живут на выселках, на периферии деревни (ср.: место «петухов» на периферии помещений отряда). «Категории населения, лишившиеся чести, а значит статуса, территориально жили отдельно от остальных членов сообщества»¹³. Дуализм норм объясняет тот факт, что одновременно разрешаются убийства людей, не принадлежащих к мафиозной организации, но насилие

мафии подчинено жесткому и детальному контролю. Контроль над насилием принимает форму многочисленных процедур, регулирующих решение конфликтов между членами мафии. «Решение конфликтов между членами сложных коалиций родственников и друзей происходит в ходе неформальных встреч, при постоянном подчеркивании лояльности и дружбы»¹⁴. Отсутствие четких правил, позволяющих мирно решать конфликты между семьями мафии, привело к возникновению в 50-60-е годы региональных и межрегиональных согласительных комиссий, «куполов» (<coupole\ основная задача которых заключалась в поиске мирных решений в конфликтах между косками.

Впрочем, посредничество согласительных комиссий лишь добавило третий эшелон защиты, общее для всех мафиозных семей нормативное пространство, не изменив при этом самого принципа дуализма отношений. Границы «маленького» общества расширились: члены

других семей мафии превратились в «своих», но само общество не стало «большим». Рассмотрим подробнее неписаные нормы жизнедеятельности мафии как нормативного пространства, общего для всех семей. Большинство из этих норм носит глубоко дуальный характер. С одной стороны, существует норма, «согласно которой в отношениях между «людьми чести» всегда нужно говорить только правду»¹⁵. С другой стороны, честность требуется только между членами мафии. Отношения же с «чужаками» строятся на основе нормы «молчания» (<omerta), т.е. отказа «вводить кого-либо в курс деятельности мафии»¹⁶. Так как государство воспринимается как олицетворение всего «чужого», контакты с его представителями особенно нежелательны. «Следует избегать передачи какой-либо информации полиции»¹⁷. В этой связи вспоминается одно из понятий: «Не обращайся к администрации за помощью для разрешения внутренних конфликтов» - у этих норм явно одни и те же корни. С одной стороны, доверие царит в мафиозной среде. Здесь «слово чести» значит больше, чем зафиксированные в писаном контракте обязательства. Более того, «члены мафии производят доверие на продажу..., что делает возможными ряд экономических сделок, в которых доверие между партнерами отсутствует, а государство оказывается неспособным восполнить этот дефицит доверия»¹⁸. С другой стороны, уровень межличностного доверия на юге Италии (50-60%) самый низкий в Западной Европе¹⁹. Далее, существуют нормы, запрещающие воровать у «своих» (т.е. членов мафии), соблазнять жен «своих», ввязываться в жестокое противостояние со «своими» и т.д.²⁰ Резюмируя, еще раз подчеркнем, что традиционное общество юга Италии полностью соответствует идеальному типу «маленького» общества²¹.

3.2. Советское общество: незавершенная модернизация

Перед тем, как применить модель «маленького» общества к анализу советского общества, требуется уточнить природу властных отношений, на которых оно основано. Напомним, наша исходная гипотеза предполагает, что чуждый, навязанный характер легальной власти сближает тюремный мир и постсоветское общество. История взаимоотношений между российским государством и его гражданами достойна специального исследования. Здесь же мы ограничимся первым наброском, эскизом данной проблемы.

3.2.1. Роль советского государства в повседневной жизни граждан

Модель отношений между государством и обществом, сложившаяся на сегодняшний день, не является «изобретением» советской эпохи и имеет длительную историю. Так, власть русских царей существенно отличалась по своей природе от власти западных монархов. Концепт традиционного (domestique) соглашения в терминах, предложенных Лораном Тевено и Люком Болтански, позволяет подчеркнуть симметричный характер прав и обязанностей суверенов на Западе. «Привилегии короля компенсируются жертвами во имя его подданных, которые он обязан приносить: он не принадлежит себе самому, он должен забыть о себе самом во имя других»²². В свою очередь, царь «не связан никакими обязательствами, он сам определяет любые правила игры»²³. Восприятие царя как наместника Бога на русской земле дает ему абсолютно всеобъемлющую власть. Устанавливаемые им законы зависят только от его воли, что исключает заинтересованность в изучении контекста их применения. Поэтому для русского крестьянина закон всегда ассоциировался со стихийным бедствием: «его смысл неясен, но сила непреодолима»²⁴. Незаинтересованность в учете реакции подданных на действия власти обусловливает обреченность на неудачу любых ее инициатив, какими бы благими намерениями они ни были движимы. Правильная интерпретация намерений власти в таких условиях практически невозможна. Например, первые результаты отмены крепостничества в 1861 г. оказались прямо противоположными намерениям реформаторов. «Неудача реформы объяснялась в меньшей мере недостаточностью данных крестьянам прав, чем непониманием крестьянами тех прав, которые им были даны»²⁵.

Советская модель оказалась тоже неспособной заполнить вакуум, разделяющий государственную власть и повседневную жизнь граждан. Наоборот, взаимная изоляция государства и общества усилилась в результате последовательной политики по уничтожению любых элементов гражданского общества, которое и призвано быть посредником между легальной властью и гражданами. Таким образом, можно говорить о попытке построения советского общества в соответствии с моделью тотального института, особенно явной в сталинский период. Тоталитарная система предполагает «такое социальное устройство, которое основано на атомизации, на уничтожении любых независимых от государственной власти элементов»²⁶. Результаты «атомизации как вектора государственной политики»²⁷ оправдывают аналогию между тоталитарным государством и тюрьмой, - в обоих случаях легальная власть уничтожает все чуждые ей социальные структуры. Опрос, проведенный на репрезентативной выборке сотрудниками ВЦИОМ в конце 80-х годов, показал, что значительная часть советского населения описывает свое обычное состояние в терминах одиночества. Более 40% признают себя глубоко одинокими. Следовательно, советская система «создала одинокого человека и использовала в своих интересах его демонстративную несоциабельность»²⁸.

Впрочем, высокие издержки организации повседневной жизни граждан под неусыпным контролем государства так никогда и не позволили полностью реализовать модель тотального института в масштабах общества, даже в сталинскую эпоху. Скорее, речь идет о негативном компромиссе, основанном на взаимном игнорировании государства и советских людей. Государство отказывается от претензий на детальный контроль повседневной жизни граждан, а граждане отказываются от попыток поставить под вопрос всевластие и неподконтрольность государства. «Население научилось держаться подальше [от государства], обходить его, мириться с ним, оставляя ему монопольное право на организацию политической сферы, но защищая при этом свою частную жизнь. Поэтому отсутствие сформированного гражданского общества не означает полной абсорбции социальной жизни партией и государством»²⁹.

В рамках негативного компромисса добровольное подчинение закону не обязательно, однако и полный отказ от закона тоже нежелателен. Как показал один из недавно проведенных социологических опросов, подавляющее большинство россиян (58,5%) уверены, что если закон противоречит здравому смыслу, то следует слушаться здравого смысла³⁰. Аналогичный подход характерен не только для обычных людей, но и для «капитанов» советской экономики - директоров предприятий. В условиях бесконечно большого числа регламентирующих документов, присылаемых контролирующими работу предприятий министерствами, директора предпочитали действовать на основе здравого смысла. Каждое министерство имело в среднем 10-30 тыс. действующих регламентирующих документов. Более того, число этих документов не переставая возрастало ввиду замкнутого круга, характерного для любого бюрократического и централизованного управления. «Попытки решить проблемы, возникающие в процессе централизованного регулирования, малоэффективны, потому что они увеличивают разрыв между контрольным воздействием и автономным регулированием. Этот разрыв приводит к тому, что еще больше усилий прикладывается для усиления контрольного воздействия. Эта избыточная централизация еще более подчеркивает неэффективность регулирования» и т.д., по бесконечному замкнутому кругу³¹. В этих условиях «даже лояльные управленцы руководствовались обычными практиками и здравым смыслом»³² вместо того, чтобы опираться на закон.

Анкета, проведенная нами в 1999 г. на выборке, состоявшей из 174 предпринимателей, доказывает, что радикальных изменений в отношении предпринимателей к государству не произошло и сегодня. Закон ассоциируется в сознании российских предпринимателей с чистым ограничением, которое следует обходить при первой же возможности. В табл. 52 представлена частота различных ассоциаций с законом, возникающих как у предпринимателей, так и у заключенных. Нетрудно заметить, что отношение к закону заключенных более позитивно, несмотря на то, что они были лишены свободы именно «именем закона»! Следовательно, тот факт, что только треть опрошенных предпринимателей убеждены в необходимости выполнять требования закона, не должен удивлять (табл. 53 с распределением ответов на вопрос «Считаете ли вы, что в России...» [1999]).

52

	Предприниматели. Россия. N = 174	Заключенные. Россия. N = 696	Заключенные. Казахстан. N = 396
Вынужденное ограничение	34	6	4,1
Запрет властей	28	8,3	3,5
Инструмент в чьих-то руках	28	45	49,1
Гражданский долг	21	6	5,7
Гарантия	12	X	X
Добровольное обязательство	10	2,4	2,7
Справедливость	4	22,8	23,1
Правило, принятое большинством граждан	1	16,1	18,2
Общая польза	0	4,6	6

53

-	Предприниматели, Россия. N=174	Заключенные. Россия. N = 408
Какие-то законы необходимо выполнять, какие-то нет	43	33,8
Законы нужно и можно выполнять	35	16,9
В России нет и не может быть нормальных законов	16	40,7
Нет ответа	7	8,6

Анализ ответов на вопрос к заключенным «Почему вы нарушили закон?» (N=541 в России), несмотря на его несколько провокационную форму, подтверждает факультативный характер подчинения закону как ключевого элемента негативного компромисса между постсоветским государством и его гражданами. Почти половина опрошенных,          , отказываются учесть его в качестве значимого фактора своей повседневной жизни (табл. 54).

54

Никогда не считал важным его выполнение	28,3	44,7
Считаю, что жить по законам невыгодно	4,3
Я живу по другим законам	7,8
Отрицательно отношусь к государству и его законам	4,3
По своей собственной ошибке	34,4
Другое	12
Нет ответа	8,9

Негативный характер компромисса не исключает высокой степени зависимости советских людей от государства и, наоборот, зависимости государства от своих граждан, учитывая, что эта зависимость также носит негативный характер. Во-первых, благосостояние государства во многом предопределено готовностью граждан добросовестно трудиться в легальном секторе экономики. Однако игнорирование государством интересов советских людей обусловило ориентацию части их экономической деятельности на теневую, нелегальную экономику (мы опишем основы теневой экономики в разделе 4.1.1 «Теневой рынок как исходная точка реформ»). Теневая экономика возникает потому, что «организационная и нормативная структура [легальной] экономики практически не удовлетворяет объективным потребностям в организации и координации экономической деятельности»³³.

Далее, рыночные реформы 90-х годов изменили форму негативной зависимости государства от экономических субъектов. Теперь основной связующей нитью стали налоги, а обеспечения фискальной дисциплины значительно легче добиться в рамках командной экономики. Накопленный объем задолженности по выплате налогов составил 31% ВНП в 1996 г. и 41% ВНП в 1997 г.³⁴ Чтобы проверить гипотезу, согласно которой отказ платить налоги объясняется в первую очередь нежеланием государства учитывать интересы своих граждан, мы задали в 1998 и 1999 гг. серию вопросов относительно налоговой дисциплины. Подчас противоречивые ответы (табл. 55 и 56) убеждают, что простые россияне не видят в налогах отражения взаимных обязательств, принимаемых государством и гражданами. Для них речь идет, скорее, о вынужденных, навязанных обязательствах, выполнение которых лишено здравого обоснования.

Как вы относитесь к уплате налогов в российских условиях?	1998	1999
Налоги надо платить	62	50
Пока существует возможность не платить налоги, нужно ею пользоваться	33	24
Нет ответа	5	26*

* В 1999 г. ответы на два данных вопроса носили факультативный характер.

56

На ваш взгляд, может ли гражданин иметь моральное право уклониться от уплаты налогов?	1998	1999
Да	55	32
Нет	40	40
Нет ответа	5	28

Отношения, основанные на имплицитном контракте между государством и налогоплательщиками, предполагают их позитивную зависимость: граждане выплачивают налоги взамен услуг, которые государство обязуется им предоставить. Эта модель отношений возможна лишь при условии доверия налогоплательщиков к государству. В частности, они должны верить, что государство не разбазаривает полученные от граждан ресурсы и использует их именно на производство необходимых для них услуг. Именно такой вопрос задают себе опрошенные нами россияне: более половины из них убеждены, что пока государство не предоставит полный отчет об использовании полученных средств, они будут продолжать уклоняться от налогов (табл. 57). Иными словами, недоверие постсоветских людей к государству превращает в их глазах налог в оброк и оправдывает тем самым усилия по его «минимизации».

57

Что следовало бы изменить в государстве, чтобы люди стали считать уплату налогов своим гражданским долгом?	1998	1999
Изменить налоговую систему, которая вынуждает людей уходить от налогов	57	52,4
Сделать так, чтобы государство давало полный отчет гражданам, на что идут их налоги	47	51,1
Сделать политику государства последовательной и предсказуемой	33	44,3
На индивидуальном уровне и на уровне бизнеса налоги должны поощрять труд, полезный для общества	36	43,5
Государство должно воспитывать уважение к закону	33	37,9
Создать благоприятные условия для предпринимательской деятельности	27	29,5
Ужесточить контроль за предпринимательской деятельностью	17	16,4

Напомним, что между двумя проведенными опросами произошел финансовый кризис августа 1998 г., глубоко потрясший российскую экономику. Следовательно, на краткосрочную динамику наших индикаторов мог оказать влияние этот внешний фактор (впрочем, внешний относительно - отказ правительства платить по своим долгам вполне вписывается в предлагаемую концепцию легальной власти). Недоверие постсоветских людей, уже большое в докризисный период, приняло в результате кризиса крайние формы. Только 9% опрошенных нами до кризиса россиян считали, что государству можно доверять. В 1999 г. их число уменьшилось почти втрое - до 3,4% (табл. 58 с распределением ответов на вопрос «Доверяете ли вы государству?». Каким бы низким ни был уровень доверия пенитенциарной администрации (21,1%), он существенно выше уровня доверия государственной администрации вообще!³⁵ «Все предшествующие реформы в Советском Союзе были восприняты его гражданами как большая ложь (big lie). Единственным способом выхода из данного тупика было бы принятие на себя государством достоверных относительно политики реформ»³⁶. К сожалению, последние тенденции убеждают, что постсоветские люди продолжают видеть в действиях государства только «большую ложь». Государство по-прежнему игнорирует интересы своих граждан, и только его фискальные интересы обусловливают зависимость легальной власти от населения.

58

	Россия. 1998. N = 850	Россия. 1999. N = 1390	Россия, заключенные (конец 2000-2001 гг.). N=769	Казахстан, заключенные (начало 2001 г.). N = 396
Да	9	3,4	9,9	15,9
Нет	89	94,1	82,4	77,3
Нет ответа	2	2,5	7,7	6,8

Во-вторых, негативная зависимость граждан от государства ставит их перед следующей дилеммой. С одной стороны, у них существует потребность в легальных механизмах для защиты своих собственных интересов. С другой стороны, недоверие государству делает призрачными надежды на нахождение легальной опоры в повседневной жизни. Рассмотрим иерархию приоритетов обычной российской семьи (табл. 59). Ожидание защиты со стороны закона занимает в ней вто- рое-третье места, т.е. наши респонденты                                         рассчитывать на го

сударство в своей повседневной жизни.

Что же касается                 поддержки в повседневной жизни, то

россияне относятся с большим скептицизмом к способности государства оказать такую поддержку (табл.60 с распределением ответов на

16-4300

Что наиболее важно сегодня для вашей семьи?	1998	1999*
Достойный жизненный уровень	92	93
Личная неприкосновенность	34	71,4
Защита со стороны закона	57	68
Право на труд	37	66
Неприкосновенность частной собственности	36	65
Невмешательство в личную и семейную жизнь	35	61
Свободный выбор работы	34	54
Право на образование	48	52
Право на социальное обеспечение	38	51
Право на свободу выбора места жительства	X	30

* В 1999 г. опрашиваемые имели возможность выбора между тремя альтернативами: «Очень важно», «Более или менее важно» и «Не важно». В столбце приводится частота упоминания первой альтернативы.

вопрос «Считаете ли вы, что ваша семья, ее члены могут рассчитывать на равную защиту со стороны закона в отношениях...?»).

60

Тип отношений	Д'а		Нет		Нет ответа
	1998	1999	1998	1999	1998	1999
Внутри семьи	54	37	40	53	6	10
С другими людьми	40	28,4	56	63.9	4	7,7
С государством	22	10,1	73	84,4	4	5,5

Россияне чувствуют себя наименее защищенными законом именно в отношениях с государством! Данная констатация теряет свой парадоксальный характер, если вспомнить негативный характер компромисса между гражданами и государством, этого «пакта с дьяволом», лежащего в основе постсоветского общества. Сегодня государство дает простым людям возможность выживать, т.е. отказывается от помощи им, предоставляя взамен определенную свободу. Данная ситуация не позволяет избежать конфликтов, например в сфере налогов. Но в случае возникновения конфликта между частным лицом (или частной фирмой) и государством позиции первого всегда заведомо проигрышны, какими бы значительными ресурсами оно ни обладало. Многочисленные события вокруг группы «Мост», средствами массовой информации группы «Медиа-Мост» служат яркой иллюстрацией. Недоверие постсоветских людей к официальному правосудию настолько велико, что они не видят смысла в финансировании системы юстиции, несмотря на интенсивную потребность в легальной защите (табл. 61, см. ответы на вопрос «Если бы вы составляли государственный бюджет, то как бы распределили имеющиеся средства?»).

Статьи расходов государственного бюджета	Порядок предпочтений, 1998
	В первую очередь	Во вторую очередь	В третью очередь
Здравоохранение	77	15	4
Безопасность граждан	71	21	3
Образование	65	23	8
Промы тленность	61	26	9
Социальные выплаты, пособия, пенсии	57	32	7
Сельское хозяйство	54	29	12
Наука, культура	43	39	12
Оборона	28	41	26
Судопроизводство	12	33	48
Госаппарат	5	13	76

Неверие в официальное правосудие обусловливает высокий уровень латентной преступности. Управление генерируемым повседневной жизнью насилием не предполагает его институционализации (мы вернемся к этой проблеме в разделе 3.2.5 «Создание образа врага: история и современность»). Результаты опроса, проведенного в начале 90-х годов на выборке из 2068 человек, представляющих 6 российских регионов, показывают, что уровень латентной преступности достигает 70%. 40%) жертв преступных деяний, наказуемых Уголовным кодексом, решают не обращаться в милицию, из которых 39% - по причине неверия в способность правоохранительных органов защитить их права и 45%) - потому что предпочитают самостоятельно защищать свои права, не обращаясь к услугам легального правосудия (возможно, часть этих людей обращается к услугам нелегального правосудия³⁷). Другой опрос, проведенный на основе репрезентативной выборки в конце 1998 г., подтверждает тот факт, что постсоветские люди не воспринимают всерьез легальные процедуры защиты своих прав, особенно если речь идет о взаимоотношениях с государством. Только 4,5%0 россиян имели в последние 12 месяцев опыт обращения в суд с жалобой, касающейся ущемления их прав представителями государства. 6,8% россиян имеют опыт подачи жалоб в вышестоящие органы на превышение представителями государства своих полномочий. Многократно прибегали в последние 12 месяцев к подобным процедурам защиты своих прав 1,7 и 2,8% россиян соответственно³⁸. Следовательно, постсоветские люди не чувствуют себя действительными субъектами права. «Чтобы подать жалобу, нужно прежде всего ощутить себя индивидуальностью, субъектом права»³⁹. Но как можно заставить уважать свою индивидуальность без опоры на фиксируемые в законе права и обязанности?

3.2.2. Общество недоверия

Защита индивидом своих интересов усложняется атмосферой глубокого недоверия, царящей в постсоветском обществе. Бюрократическая координация, являющаяся основой советского общества, распространяет модель отношений между принципалом и агентом на все уровни социальной организации. Начиная с младших классов школы молодые советские люди учились искусству подчинения командам вышестоящего. Наряду с иерархией преподавания и подчинением учителю в советской школе сущестововала собственная иерархия учащихся, принимавшая формы октябрятской, пионерской и комсомольской организаций. Каждая группа из пяти-десяти школьников имела своего руководителя, который выполнял функции принципала (на основе норм «демократического централизма») в организации общественных мероприятий. Далее в иерархии располагались «руководители» из среды учащихся класса, школы, района и т.д.

Мы уже отметили глубокий дуализм норм, регулирующих отношения между принципалом и агентом. Одна из таких дуальных оппозиций касается асимметричного характера норм доверия и недоверия. С одной стороны, агент должен доверять принципалу, потому что он передает ему право организовывать и контролировать свою повседневную деятельность. Если оставить в стороне случай навязанных властных отношений, то агент склонен верить, что в условиях риска и неопределенности для него лучше снять с себя ответственность за свои действия и подчиняться решениям принципала⁴⁰. Взамен делегированного принципалу права контроля над своими действиями агент получает фиксированное вознаграждение как своеобразную «страховку» от влияния непредвиденных обстоятельств. С другой стороны, ввиду асимметричности информации между принципалом и агентом, а также высокой вероятности оппортунистического поведения последнего, принципал ни в коем случае не должен доверять своему агенту. Главная задача принципала как раз и заключается в максимально детальном контроле действий агента. «Никакой начальник не имеет полного доверия к своим подчиненным»⁴¹.

Бюрократическая координация делает излишним межличностное доверие, т.е. доверие между агентами в рамках «горизонтальных» отношений. Так как все горизонтальные контакты в тоталитарной системе опосредованы вертикальными связями, человеку всегда достаточно доверять вышестоящему начальнику, а не коллеге (рис. 19). Более того, возведенное в ранг официального решение проблемы принципала и агента - социалистическое         агентов усиливает атмосферу недоверия между ними. Порядок, когда вознаграждение получает агент, выполняющий задания принципала с большим относительно остальных агентов усердием, создает ситуацию, когда агенты имеют взаимоисключающие интересы и начинается нездоровая конкуренция между ними⁴².

19

Соперничество разрушает элементы доверия: советские люди воспринимают своих соотечественников в первую очередь как конкурентов, а не как потенциальных партнеров.

Еще одним фактором, разрушающе действующим на межличностное доверие, следует признать особенности советской системы социального продвижения. Бюрократическая координация признает лишь одну форму социальной карьеры: последовательный переход из более низких эшелонов власти в более высокие (комсомол, советские и государственные органы, партийные органы). Однако число позиций в каждом из эшелонов власти всегда ограничено. Заметим, что аналогичное противоречие между бюрократической системой продвижения и атмосферой доверия было достаточно успешно решено японскими фирмами⁴³. Прежде всего, перспективы карьерного роста здесь зависят не от индивидуальной производительности агентов относительно друг друга, а от стажа работы на данном предприятии. Далее, целевая функция японской фирмы предполагает экспансию и захват новых сегментов рынка, тогда как максимизация прибыли отходит на второй план. Такое смещение акцентов помогает обеспечить увеличение эшелонов во внутренней иерархии и избежать таким образом конфликта карьерных интересов работников.

Хорошо отражает атмосферу соперничества в повседневной жизни советских людей следующая гротескная фраза советского сатирика Дмитрия Кнышева: «Ивану было плохо. Но как только он подумал, что Петру еще хуже, ему сразу же стало лучше». Один из наших собеседников выразил подобную ненависть по отношению к окружающим людям еще в более жесткой форме: « учился еще в советские времена и ненависть к любому человеку, которого ты только видишь, - она прививается тебе уже с первого класса. Если тебе с первого класса прививают ненависть к своей матери и к своему отцу, уже о других и говорить нечего А в интернате ненависть прививается первой. И прививают именно силой- тебе с детства объясняют, что твоя мать такая-то" твои отец ,такой-то, они тебя бросили, а мы - государство - хорошие» . Результаты многочисленных социологических опросов подтверждают существование причинно-следственной связи между советской моделью общества и атмосферой недоверия. Уровень межличностного доверия в России те процент постсоветских людей, которые соглашаются с тем, что «окружающим людям можно доверять», существенно ниже того.^кото- рый фиксируется в любой из стран Западной Европы (табл. 62) . Для сравнения-- уровень межличностного доверия достигает 94% в Дании, 90% - в Германии, 88% - в Великобритании, 84% - во Франции, 72% - на севере Италии и 65% - на юге⁴⁶.

1989	54
1991	36
1992	33
1995	31,5
1998	32,1

Высокий уровень недоверия живо контрастирует с высокой интенсивностью потребности в доверительных отношениях, характерной для постсоветских людей. В 1998 и 1999 гг. нами была задана серия вопросов относительно той роли, которую играет доверие в организации повседневной жизни. В частности, мы имели возможность сравнить частоту различных вариантов ответов на следующие шесть вопросов (варианты ответов во всех шести случаях были идентичными)

а) Как вы думаете, какие ценности более всего важны для вашей

семьи?

б)  Как вы полагаете, каково значение благополучия семьи в сегодняшней России?

в)  Что, на ваш взгляд, является основой общества в современной России?

г) На каких основаниях, принципах должно строиться российское

oбщество?

д) Что из перечисленного ниже вы учтете при решении важных для вас проблем?

е) Что из перечисленного ниже вы сможете использовать в своих

интересах?

Иерархия ответов представлена в табл. 63.

Варианты ответов	а	б	в	г	л	е
Доверие	1	4	8	4	4	11
Семья	2	1	3	3	1	9
ТРУД	3	3	5	2	5	1
Собственность	4	2	2	8	2	5
Эмпатия	5	7	10	7	8	6
Мораль	6	8	11	5	7	10
Свобода	7	6	4	6	9	4
Закон	8	9	6	1	6	3
Равенство	9	10	9	9	11	7
Традиция	10	11	7	10	10	8
Выгода	11	5	1	11	3	2

Ответы на вопросы (а) и (г) позволяют судить об иерархии , значимых в повседневной жизни, ответы на вопросы (б), (в) и (д) - об относительной важности различных, а ответы на вопрос (е) - об относительной важности, доступных для достижения тех или иных целей. Как следует из табл. 63, россияне рассматривают доверие в качестве ценности и условия, отказываясь видеть в этой норме ресурс для организации повседневной жизни. В иерархии ценностей доверие делит первые три места с семьей и трудом, в то время как в иерархии ресурсов оно занимает предпоследнее место! Россияне высоко ценят доверие и испытывают сильную потребность в нем, но они не могут его использовать в повседневной жизни.

Ответы на два других вопроса усиливают ощущение глубокой противоречивости отношения постсоветских людей к норме доверия (табл. 64 и 65).

64

Что важно для вас в отношениях с людьми? [1998]	%
Доверие	77
Уважение	67
Моральные принципы	35
Любовь	33
Свой интерес	20
Полезность	17
Настроение	9

Иными словами, постсоветские люди стремятся доверять людям, и в то же время не могут этого делать. Они хотят доверять, но боятся быть обманутыми в своем доверии. Существует ли решение данного противоречия в рамках постсоветской модели? Да, такое решение существует и оно практически не отличается от того, что мы открыли в тюремном мире: необходимо персонифицировать отношения. «Коммунистическая система оставила двойное наследство: люди доверяют только «своим» и крайне недоверчиво относятся ко всем

Что влияет на ваши отношения с людьми? [1 9991____________	Да	Нет	Нет ответа
Доверие	85	8,3	6,8
Любовь	71,5	14	14,5
Моральные обязательства	71,5	15	13,5
Свой интерес	55,4	26,4	18,2
Полезность	48,1	32,8	19,1
Привычка	46,1	38	15,9
Традиция	43,9	41,7	14,4
Закон	22,4	62	15,6
Сила обстоятельств	14,3	69,2	16,5

остальным»⁴⁸. Таким образом, идеал основанных на доверии отношений реализуется только среди «своих». Центром этой мини-все- ленной «своих», ее «жестким ядром», является семья, играющая роль верховной ценности в постсоветском обществе. Ответы на вопросы наших анкет показывают, что доверие служит фундаментом семейной конструкции (табл. 66 и 67).

66

Что прежде всего регулирует отношения в вашей семье? [1998]	Между родителями и детьми	Между взрослыми членами семьи (ранг)
Любовь	57	50,7 (#4)
Доверие	54,4	56,7 (#2)
Контроль со стороны матери (жены)	48,8	10,8 (#9)
Взаимопомощь	47,1	55,1 (#3)
Взаимопонимание	42,5	66,8 (#1)
Контроль со стороны отца (мужа)	38,3	3,8 (#13)
Дисциплина	28,2	10,7 (#10)
Моральные принципы	26,6	32,6 (#6)
Семейные традиции	25,5	35,2 (#5)
Привычка	11,3	23,6 (#7)
Полезность	11,3	14,6 (#9)
Сила обстоятельств	9,3	21,7 (#8)
Традиция	8,4	8(#11)
Принуждение	7,9	4,6 (#12)
Закон	2,4	2,1 (#14)
Религиозные верования	2,3	2,1 (#15)

65

Семья как ядро доверительных отношений находится под защитой своеобразного «защитного пояса» - отношений с друзьями и знакомыми. Отметим, что социальные связи имеют орбитальную структуру: в центре находится нуклеарная семья, далее - родственники, далее - друзья. Простые знакомые находятся на более «высоких» орбитах - на периферии локальной вселенной. «Потому как друзей выбирают на основе критерия доверия, советские люди предпочитают дружить с теми, кого они знают на протяжении очень длительного времени: с друзьями детства или по крайней мере с друзьями по школьной или университетской скамье»⁴⁹. Как правило, коллеги по работе вращаются на удаленных от семьи орбитах, в лучшем случае они могут превращаться в хороших знакомых.

67

Что регулирует отношения в вашей семье? [1999]	Да	Нет	Нет ответа
Доверие	86	6,7	7,3
Любовь	77,5	10,6	11,9
Моральные обязательства	70,7	18,6	10,7
Полезность	49,3	31,7	19
Сила обстоятельств	47,3	37,4	15,3
Привычка	45,3	39,9	148
Свой интерес	40,6	41,6	17,8
Традиция	37,3	46 5	16 2
Контроль со стороны жены	13,7	58,6	27,7
Контроль со стороны мужа	13,7	60,3	26
Принуждение	13,7	70,1	16,2
Закон	13,7	71,9	15,5

«Орбитальная» система создает предпосылки для сохранения недоверия в «космическом пространстве», т.е. во внешней среде семьи (рис. 20). Чем больше доверие концентрируется внутри орбит семей- но-дружеских связей, тем слабее стимулы доверять «другим» людям, тем, кто находится за пределами орбитальной системы. «Люди, у которых мало друзей, обычно более предрасположены доверять и быстрее устанавливать новые контакты, чем те, у кого уже есть много альтернативных друзей»⁵⁰. Для вселенной семьи - этого «маленького» общества, характерна тенденция к самодостаточности. Таким образом, дефицит деперсонифицированного доверия воспроизводится в советской системе как сверху, так и снизу. И постсоветские люди вполне могут дать свою инетерпретацию девиза Людовика XIV, Короля- Солнца: «Общество - это моя семья»⁵¹.

3.2.3. Роль семьи и персонифицированных отношений

Устойчивость и внутренняя стабильность вселенной семьи не исключают тенденции к ее экспансии в окружающее социальное пространство. Семья обустраивает,  враждебное пространство и превращает его в часть вселенной семьи. Почему семье необходима экспансия вместо того, чтобы закрываться в себе самой? Следует предположить, что постсоветская семья не вполне соответствует идеальному .типу традиционной семьи, статичной и подверженной центростремительным силам. Ни структура постсоветской семьи, ни мотивация ее повседневной деятельности не имеют исключительно традиционного характера. Чтобы проверить нашу исходную гипотезу, согласно которой постсоветская семья основывается на компромиссе между традиционным соглашением {monde domestique) и «проектным» соглашением (monde par projets), рассмотрим ее под углом традиционных семейных отношений.

Мы уже отмечали то незначительное влияние, которое оказывает традиция на организацию повседневной жизни семьи: она занимает место во второй половине списка факторов, которые регулируют внутрисемейные отношения. Хотя ответы на вопросы наших анкет отражают лишь знаемые и декларируемые нормы, что не позволяет точно описать   нормы, тем не менее эти ответы достаточно красноречивы. Образ идеальной семьи, конструируемый на основе мнения наших респондентов, включает в себя больше элементов современной, чем традиционной, семьи. По мнению постсоветских людей, принятие решений в семье должно носить коллегиальный характер. Они также не соглашаются с традиционным распределением ролей между мужем и женой, согласно которому жена занимается домашним хозяйством, а муж обеспечивает материальное благосостояние семьи. Почти две трети опрошенных нами россиян высказываются за равное распределение семейных обязанностей между супругами. Кроме того, тоже две трети респондентов высказываются в пользу свободы выбора супругами круга своих друзей и знакомых. По их мнению, несовпадение круга знакомых мужа и жены не вредит семейным отношениям, наоборот, оно способствует их укреплению (табл. 68-71).

68

Как принимаются хозяйственные решения в вашей семне'?	1998	1999
В нашей семье все важные решения принимаются сообща	60	76,4
Бывают ситуации, когда кто-то единолично решает проблемы нашей	22	X
В нашей семье есть глава, решающий все семейные вопросы	12	20,3

Кто в вашей семье решает, как, на что и когда расходовать деньги?	1998
Решения принимаются совместно	62
Обычно жена	21
Каждый решает сам	10
Обычно муж	5
Какая точка зрения вам ближе	1999
Сегодня муж и жена должны на равных участвовать в воспитании детей, домашней работе, обеспечении достатка семьи	58,1
Муж должен быть кормильцем семьи, жена - хранительницей очага	40,6
Нет ответа	1,3

71

Если у каждого из супругов помимо общих друзей и знакомых есть и свой, отдельный круг общения, то, по вашему мнению, это	1998	1999
Полезно для семьи	28	71
Скорее полезно	43
Скорее вредно	26,9
Вредно для семьи	27
Нет ответа	2	2,1

Что же касается повседневной деятельности постсоветской семьи, то термин «утилитаризм» лучше применим к ее описанию, чем термин «традиционализм». Вернемся к классификации: ценности - условия - ресурсы применительно к повседневной деятельности семьи (в табл. 72 отмечены пять наиболее часто упоминавшихся вариантов ответов).

72

	Ценность	Условие	Ресурс
Доверие
Семья
Труд
Собственность
Эмпатия	Ни ценность, ни условие, ни	эесурс
Мораль
Свобода
Закон
Равенство	Ни ценность, ни условие, ни ресурс
Традиция	Ни ценность, ни условие, ни ресурс
Выгода

Постсоветские люди не принимают традицию во внимание ни как ценность, ни как условие, ни как ресурс. Будучи негативно окрашенной ценностью (последнее место в иерархии ценностей), выгода - этот фундамент утилитаризма, тем не менее играет важную роль как ресурс (второе место) и условие (третье место по частоте упоминания). Впрочем, речь идет об утилитаризме в особой форме, о                                                                          ути

литаризме. Александр Ахиезер аналитически выделяет два типа утилитаризма: простой и сложный⁵². Оба типа предполагают, что альфой и омегой повседневной жизни следует признать поиск выгоды, прибыли, однако методы максимизации выгоды в двух рассматриваемых случаях отличны. О сложном утилитаризме говорят лишь тогда, когда в сознании индивида устойчива связь между максимизацией полезности и своей собственной продуктивной деятельностью. Простой же утилитаризм сводится к поиску выгоды (не обязательно к ее максимизации в долгосрочном периоде) любыми способами, за исключением продуктивной деятельности. Революции «неадекватных ожиданий» (irising expectations) можно считать результатом распространения в обществе нормы простого утилитаризма⁵³. Такие революции происходят, когда привыкшие к одному, достаточно низкому стандарту потребления люди начинают узнавать (например, усилиями СМИ) о существовании значительно более высоких жизненных стандартов. Противоречие между стимулами к достижению нового уровня потребления и скудостью наличных ресурсов, в том числе социальных, культурных и организационных, обусловливает чувство глубокой фрустрации, которое и лежит в основе революций «неадекватных ожиданий».

Советская модель, точнее негативный характер компромисса между легальной властью и простыми людьми, допускает существование утилитаризма лишь в простой форме. Власти допускают, что советские люди работают в меньшей мере по идеологическим причинам (для построения коммунизма), чем по чисто материальным. Однако бюрократическая система социального продвижения вкупе с экономикой дефицита лишают продуктивный труд характера единственного средства увеличения материального благосостояния. Возникает противоречие между «растущим интересом к деньгам» и тем фактом, что «большинство советских людей не хотят больше работать для получения больших доходов»⁵⁴. Зачем добросовестно работать, если доступ к дефицитным ресурсам зависит прежде всего от места, занимаемого в социальной иерархии? Чтобы обладать привилегированным доступом к дефицитным ресурсам, требовалось либо быть членом номенклатуры, либо занимать видное место в                                                                    иерархии советского общества. Неформальные привилегированные категории являлись неизбежным продуктом распределения дефицита, они включали в себя работников торговли, работников транспорта, работников, имевших по долгу службы возможность часто бывать за границей.

людей, имевших доступ к иностранным туристам (      ), и

т.д. Более того, желание гнаться за дополнительными доходами было ограничено еще и официально и социально приемлемым «потолком» потребления, отраженным в известной триаде «квартира - машина - дача». Все, что выходило за рамки этой триады, сразу же вызывало интерес работников ОБХСС. Так, легендарный персонаж советской литературы, подпольный миллионер 20-х годов Корейко из «12 стульев» Ильфа и Петрова, не имел иной альтернативы, кроме как поместить деньги в чемодан. Аналогичным образом в фильмах 70-х годов «Запорожец» часто использовался в качестве атрибута «умных» теневых дельцов. Стремление копировать западный образ жизни, ставшее особенно явным в 60-70-е годы, сделало еще более рельефным внутреннее противоречие простого утилитаризма. «Простой советский гражданин ассимилировал западный образ жизни и стремился к имитации его многих проявлений»⁵⁵, не ассимилировав при этом западный подход к организации продуктивного труда.

Резюмируем наши аргументы следующим утверждением. Утилитаризм в особой форме, - простой утилитаризм, создает предпосылки, благоприятствующие экспансии семейных структур. В частности, появляется стимул выведения на околосемейную орбиту новых «спутников»: членов семьи (через институт «брака по расчету»⁵⁶), «полезных» друзей и знакомых. С одной стороны, семья стремится расширить сферу доверительных отношений, персонифицируя свои социальные, экономические и даже политические контакты (отсюда, например, феномен «президентских семей»), С другой стороны, в советском институциональном контексте персонифицированные отношения трансформируются в основное средство доступа к дефицитным ресурсам: достаточно иметь «своих» людей среди тех, кто распределяет дефицит. По мнению Яноша Корнай, существует три основных способа распределения редких ресурсов: аукцион (рыноч- ^Л ный способ), очередь и выделение (два последних способа характер- * ны для бюрократической системы)⁵⁷. За отсутствием четких и объективных, заранее известных критериев распределения, ведь все потребители     равны между собой, процедура распределения неизбежно приводит к персонификации отношений между тем, кто распределяет, и потребителем. «Бюрократическая система становится персонифицированной  »⁵⁸. И если «потолок» потребления в сегодняшней России более не актуален, привилегированный доступ к редким ресурсам по-прежнему всецело зависит от хороших отношений с государственными функционерами, особенно в р-амках сектора экономики, который Жак Сапир называет «хищнической рентной системой»⁵⁹, основанной на эксплуатации природных ресурсов и(или) поиске бюрократической ренты. Например, добыча углеводородов (газ, нефть), единственный надежный источник валютных поступлений, по-прежнему находится под жестким контролем, прямым (как в случае с «Газпромом») или косвенным (как в случае формально независимой компании «ЛУКойл»), государства. «Деньги - все равно через государство текут. При администрации их куча. И заключать или не заключать договор с администрацией - это жить или не жить. Я это совершенно точно знаю. Я работал с администрацией, знаю, что движением руки все это делается. Большой дядька - это отдел здравоохранения, отдел образования и так далее. Это целая структура. Туда бешеные деньги идут ежемесячно. То есть если я приближен к их кругам, то они и отдают мне деньги, которые я могу оборачивать, если не приближен, - я сижу в ожидании в течение 5 месяцев этих денег. Вот и вся арифметика. Старые связи имеют значение. То есть если у него раньше денег не было, а были связи и остались, это немаловажный фактор, и прикрытие, значит, есть»⁶⁰.

Владимир Шляпентох предложил использовать термин «приватизация публичного постранства» для описания тенденций к персонификации социально-экономических отношений. «Этот процесс роста важности той роли, которую играет семья в повседневной жизни... развивается в прямо противоположном тенденциям модернизации направлении, так как модернизация предполагает ослабление роли семьи и семейно-родственных структур по мере развития технического прогресса»⁶¹. Приватизация происходит в форме превращения людей, обладающих доступом к тому или иному редкому ресурсу, в «своих»: в знакомых, в «друзей друзей», просто друзей, членов семьи. В постсоветском обществе характеристика «кто есть кто» замещается другой - «кто знает кого». Чтобы создать себе представление о человеке в постсоветском контексте, требуется знать его связи, а не его профессию, квалификацию, полученные дипломы и т.д. Парадокс заключается в том, что «именно в недемократических странах дружба приобретает особую значимость в повседневной жизни людей... Значимость дружеских связей прямо пропорциональна доступности товаров и услуг»⁶². Иными словами, норма простого утилитаризма и система бюрократического управления остаются единственными факторами, которые интегрируют «солнечные системы» постсоветских семей в единый социум. «Большое» общество существует лишь в той мере, в какой «маленькие» семейные общества сближаются между собой и образуют коалиции для получения привилегированного доступа

к редким ресурсам. Следовательно, речь идет о преимущественно интеграции.

Приватизация постсоветского общества развивается в двух формах. На микросоциальном уровне следует отметить распространение отношений, т.е. «использования личных связей и неформальных контактов для получения дефицитных ресурсов в обход установленных формально процедур»⁶³. На макросоциальном уровне личные связи между лицами, ответственными за принятие экономических и политических решений, замещают официальные и установленные законом отношения между ними. Более того, восприятие социалистической и коммунистической идеологии простыми советскими людьми носило преимущественно персонифицированный характер. Для них значим не собственно политический и экономический дискурс. Личность того, кто говорит, имеет большее значение, чем то, о чем говорится. Как следует из исторических исследований, восприятие населением советской политики в 20-50-е годы было всецело детерминировано личностным восприятием политических лидеров той эпохи: Ленина, Троцкого, Сталина и других представителей советской политической элиты⁶⁴. Аналогичным образом широкая поддержка, которой пользуется нынешний президент Российской Федерации Владимир Путин, который не представил развернутой программы своих действий ни в момент избрания, ни после (мы вернемся к этому вопросу в заключении), вполне вписывается в логику персонализации, или, что то же самое, приватизации политики.

Что касается блатных отношений, то трудно найти советскую семью, никогда их не использовавшую для решения своих повседневных проблем. Что еще более существенно, блатные отношения лишены национальной окраски и были распространены во всех странах советского блока. Так, серия опросов, проведенных в конце 80-х - начале 90-х годов в ряде «социалистических» стран, показала, что блат активно использовался населением каждой из них (табл 73)⁶⁵.

Блатные отношения делают особенно рельефным амальгамный характер постсоветской семьи, которая включает в себя как элементы традиционного соглашения, так и элементы «проектного» соглашения. Трудно, практически невозможно однозначно охарактеризовать природу блатных отношений. Риторика дружеских отношений часто смешивается здесь с чисто утилитарными аргументами. Сами участники блатных отношений, как правило, стремятся дать им традиционную интерпретацию, в то время как для внешних наблюдателей более значимой кажется утилитаристская интерпретация тех же действий. Неспособность однозначно определить природу блатных отношений (imisrecognition), т.е. «противоречие между мнением стороннего наблюдателя и самооценками их напосредственных участников»⁶⁶, объясняется невозможностью найти устойчивый компромисс между различными способами обоснования поступков. В терминах теории соглашений речь идет о релятивизации: действующее лицо и наблюдатель не сходятся в оценке, обосновании одного и того же действия. Попробуем применить к анализу блатных отношений теоретическую модель, предложенную Лораном Тевено (та интерпретация, которую дает сторонний наблюдатель, отражена в табл. 74).

73

Источник ресурсов, которыми распоряжается домашнее хозяйство	% семей, указавших данный источник 1991
	Польша	ЧССР	Болгария	Россия	Россия 1993
Занятость в официальном секторе экономики	81	89	79	70	81
Приусадебное хозяйство, другие формы домашнего производства	81	69	79	54	81
Помощь близких и друзей	31	47	48	54	64
Неофициальная занятость (приработки, «халтура»)	33	34	14	19	27
Знакомства(блат)	35	57	40	49	35
Операции с иностранной валютой	17	29	18	3	2

74

Действующее лицо Сторонний наблюдатель	Проектное соглашение	Традиционное соглашение
Проектное	Бартер, обмен услугами	Блат
Традиционное	Блат	Дружба, дар

Трудности с нахождением приемлемого для описания блата термина (в первую очередь с точки зрения самих участников блатных отношений) проявляются в любом исследовании, касающемся дуализма отношений между «своими», теми, кто участвует в блатных отношениях, и «чужими». Либо респонденты неправильно понимают прямые вопросы касательно блата, либо они скрывают свое истинное к нему отношение, учитывая возможность негативной оценки сторонних наблюдателей. Мы уже отмечали возникновение такой проблемы в процессе анализа результатов опроса заключенных: 35,3% опрошенных (40,9% в Казахстане: это первая по частоте упоминания альтернатива) заявляют, что не делят людей на «своих» и «чужих», однако в то же самое время значительное их число (16,9% - вторая по частоте упоминания альтернатива) предпочитают использовать свои связи для защиты своего достоинства в случае притеснений со стороны других заключенных. Россияне тоже с большой неуверенностью и сомнениями подходят к выбору альтернатив, в которых фигурируют слова «свой, свои». Например, только 10% опрошенных нами людей (восьмая по частоте упоминания альтернатива) выбирают вариант «Правила, принятые среди           людей» для ответа на вопрос «Какие правила вы считаете для себя недопустимым нарушить?» [98]. Высокая частота упоминания варианта «Моральные нормы» (57% - первая по частоте упоминания альтернатива), вероятно, объясняется желанием респондентов подать себя в выгодном свете (  норма).

Таким образом, следует рассчитывать только на косвенные вопросы. Сотрудники ВЦИОМ используют, например, ответы на вопрос «Какие праздники вы отмечаете?» в качестве доказательства приоритета, который россияне оказывают семейным, домашним событиям. Семейные праздники упоминаются россиянами существенно чаще официальных: Новый год празднует 75% россиян, свой день рождения - 46%, дни рождения близких - 43%, 8 Марта - 35%, и т.д.⁶⁷ Вопрос о тех социальных группах, с которыми россияне ощущают свою близость, также помогает косвенно проанализировать структуру социальных отношений. Анализ ответов подчеркивает «орбитальный» характер социальных связей с их центром, приходящимся на семью (отметим в скобках, что третий по частоте упоминания вариант тоже предполагает личное знакомство) (табл. 75)⁶⁸.

75

Как часто вы ощущаете близость с разными группами людей - с теми, о ком вы могли бы сказать «это - мы» ?	Часто	Иногда	Никогда	Не знаю
С моей семьей	89,2	8,9	0,7	1,2
С моими друзьями	83,9	13,4	0,9	1,7
С теми, кто разделяет мои взгляды на жизнь	75,6	17,9	1,7	4,8
С людьми моего поколения	71,8	23,5	1,5	3,2
С людьми моего достатка	64,1	26,9	2,1	6,9
С товарищами по работе, учебе	59,2	27,2	5	8,6
С людьми той же профессии, рода занятий	58,1	29,2	4,9	7,8
С живущими в нашем городе, поселке	57,2	32,5	3,6	6,8
С людьми той же национальности	56,5	32,6	3,3	7,6
С россиянами	44,7	32,8	6,1	16,5
С теми, кто живет в нищете	41,6	36,3	9,6	12,5
С теми, кто чтит местные традиции	40,5	37,3	6,9	15,3
С теми, кто сделал себя сам (ср.: self-made men)	37,1	37	11,1	14,9
Со сторонниками той же политической партии	34,8	34,6	12,8	17,9
С теми, кто чтит русские традиции	32	41,3	7,8	18,9
С теми, кто не интересуется политикой	30,3	42,8	12,2	14,7

Организация высших политических и экономических слоев постсоветского общества в общем и целом воспроизводит логику прива-_ч

тизации внешней среды. Существовавшее       деперсонифицированное, обезличенное планирование в действительности происходило на основе личных связей и отношений между директорами предприятий и представителями профильных министерств, ответственных за планирование. Как и в случае блата простых советских граждан, за экономическими руководителями трудно заподозрить криминальные намерения. Напротив, персонификация отношений по поводу плана позволяла лучше адаптировать плановые задания к реальной ситуации, складывающейся на предприятиях. Приватизация процедуры планирования, которую иногда называют «плановым торгом», предполагала «функционирование персонифицированных механизмов в рамках административных процедур по определению плановых заданий»⁶⁸ .

Кроме того, советские директора стремились персонифицировать горизонтальные отношения со своими коллегами, так как подобный подход помогал быстро найти дефицитный ресурс или комплектующие, требующиеся для успешного выполнения планового задания. Девиз блатных отношений «ты - мне, я - тебе» определял и отношения между советскими директорами и лежал в основе формировавшихся в их среде личностных связей. «Поставщик и покупатель время от времени меняются ролями: сегодня я помогаю тебе с металлом, а завтра ты поможешь мне с болтами»⁷⁰. Наши собеседники рассказали о многих реальных примерах использования принципа «ты - мне, я - тебе». «У нас есть, к примеру, завод X, директора которого я очень хорошо знаю, ну и ряд других предприятий, с которыми мы тесно сотрудничаем и на определенном промежутке времени, несмотря на тяжелую производственную ситуацию, мы работали с ними и на слове, и на деле. Мы им поставляли свое литье ради того, чтобы этот завод работал...»⁷¹. «У нас однажды сложилась такая ситуация, когда мы очень запаздывали с отправкой запасных частей для Индии. Кроме как самолетом, другого тут вида транспорта нет. Начали искать самолет. Я обратился на авиационный завод X. Добрался по телефону до заместителя директора. Я его в глаза ни разу не видел. Только по телефону познакомились, что называется. И мы с ним договорились. Не имея никакой бумаги, не имея проплаты, я звоню ему, говорю: «Ну, как там?». Уже не помню, как его звать, а он говорит: «Сорок минут как самолет в воздухе». Я должен был расшибиться, но обязательно уплатить, потому что другого варианта я себе даже и не представлял. Человек поверил мне на слово, а я теперь начну... Если бы бумажка была, я бы еще мог сказать: "Слушай, ты извини тут, но так вот получилось, давай день-два потерпи"»⁷². Особо подчеркнем, что для выполнения обязательств вовсе не обязательно надеяться на закон: личная репутация в кругу директоров служит достаточной гарантией (даже личное знакомство не всегда обязательно). Точно так же, как семья и сеть ее знакомств служат базовой единицей в анализе повседневной жизни в постсоветских обществах, сеть предприятий выполняет аналогичную роль в исследованиях постсоветской экономической модели. «Социализм создал внутри промышленной структуры социальные сети, основанные на взаимности и ассоциативных связях»⁷³.

В отличие от других видов социалистического наследия персонифицированные связи продолжают играть видную роль в структурировании постсоветского экономического пространства. Высокая вероятность оппортунистического поведения партнеров на российском рынке придает особую ценность доверительным отношениям, установленным еще в советскую эпоху. В терминах институциональной экономики уважение обязательств по отношению к «своим» снижает вероятность оппортунистического поведения партнера и, следовательно, снижает трансакционные издержки. «Сохраняя прежние связи, предприятие должно следовать этическим нормам, выработанным в среде так называемых красных директоров»⁷⁴. Как показывают результаты опроса руководителей российских предприятий, проведенного авторами цитируемой статьи в 1993-1994 гг., 83% среди них сохраняют связи со своими поставщиками, установленные еще в советский период, а 70% сохраняют проверенные времением связи с покупателями. Руководители предприятий с большим скептицизмом относятся к необходимости искать и устанавливать новые контакты с покупателями и поставщиками. «В круге личная репутация директора предприятия становится единственной гарантией выживания предприятия»⁷⁵, тогда как за пределами «круга» царит недоверие и не существует никаких гарантий исполнения контракта.

3.2.4. Существует ли граница между частной и публичной жизнью?

Тенденция к экспансии семейных структур, с одной стороны, «снизу» и тенденция к экспансии сферы контроля тотальной власти, с другой стороны, «сверху» ставят под угрозу принцип разделения частной и публичной сфер. Говоря словами Майкла Уолцера, обе тенденции одинаково опасны с точки зрения «искусства разделения» сфер повседневной деятельности⁷⁶. Даже если в рамках негативного компромисса действия государства и не несут в себе прямой угрозы сфере частной жизни, как это происходило при Сталине или при Петре Первом⁷⁷, его   не позволяет защитить сферу частной жизни.

Нехватка легальных средств защиты частной жизни остро чувствуется в повседневной жизни постсоветских людей. Низкая оценка результативности усилий государства по защите сферы частной жизни резко контрастирует, по мнению наших респондентов, с важностью этой задачи. С одной стороны, ответившие на вопросы наших анкет россияне относят право на личную неприкосновенность, право на неприкосновенность частной собственности и право на невмешательство в личную и семейную жизнь к шести наиболее значимым для благополучия их семей факторам (см. табл. 59, ответы на вопрос «Что наиболее важно сегодня для вашей семьи?» в разделе 3.2.1). С другой стороны, право на невмешательство в личную и семейную жизнь фигурирует в списке наименее защищенных государством прав (табл. 76 с распределением ответов на вопрос «По вашему мнению, какие права наименее защищены государством в повседневной жизни вашей семьи?» [1998]).

76

Право на социальное обеспечение	45
Право на равную защиту со стороны закона	38
Право на свободный выбор работы	37
Право на труд	34
Право на личную неприкосновенность	33
Право на неприкосновенность частной собственности	28
Право на образование	27
Право на невмешательство в личную и семейную жизнь	14
Право на свободу верования	4

Невозможность опереться на легальные средства для защиты своей частной жизни иногда принимает вполне осязаемые, материальные формы. Сторонний наблюдатель с удивлением заметит, что в обычном жилом доме в Москве до 100% дверей выполнены в металле, не говоря уже о росте числа «консьержек», чья основная функция, в отличие от их западных аналогов, заботящихся об уборке и порядке, - не пускать в дом «чужих». Впрочем, проблема защиты частного пространства оказала серьезное влияние на постсоветскую концепцию жилья, организации жилого пространства в целом. В советский период подавляющее большинство жилых помещений принадлежало государству либо государственным предприятиям (ведомственное жилье): ответственный квартиросъемщик заключал с представителями государства своего рода контракт о найме. В отличие от английской системы найма жилья (ileasehold), советские квартиросъемщики не могли приобрести право владения квартирой, каким бы длительным ни был срок найма⁷⁸. Даже после массовой приватизации жилья 1990-х годов значительная часть

россиян, как свидетельствуют результаты наших опросов, продолжает жить в государственных (муниципальных) квартирах.

Принятие государством на себя обязательств по строительству, распределению и содержанию жилищного фонда оказало самые серьезные последствия на дифференциацию частной и публичной жизни. Начнем с того, что острый дефицит жилья вынуждал советских людей прибегать к знакомствам для получения квартиры. Несмотря на многочисленные обещания советских властей обеспечить каждую семью отдельной квартирой (последнее прозвучало на XXVII съезде КПСС в 1987 г. - «Каждой семье - отдельную квартиру к 2000 году»), многие семьи по-прежнему не имеют своего жилья. Наш анкетный опрос 1998 г. дал следующее распределение домашних хозяйств в зависимости, с одной стороны, от их численности и, с другой стороны, от числа комнат в занимаемом ими жилье (от одно- шестикомнатной квартиры, табл. 77). Средний размер домашнего хозяйства в нашей выборке составляет 3,3 человека, а средний размер жилья - две с половиной комнаты. В советский период даже возникло специальное искусство таким образом регулировать размеры семьи, чтобы увеличить шансы на «улучшение жилищных условий»: включать в состав семьи имеющих права на льготы престарелых родителей, включать или исключать из нее братьев и сестер, «оптимизировать» число детей, устанавливать «хорошие» отношения с ответственными за распределение жилья чиновниками и т.д. Таким образом, общественный характер управления жилым фондом в действительности превратился в персонифицированный и «приватизированный».

77

Распределение респондентов по [1998]	1	2	3	4	5	6
Числу членов семьи	0,4	12,7	34	37,6	9	2 9
Типу жилья [числу комнат)	12	341	44	9	1	0

Далее, если попытаться выделить идеальные типы советского жилья, то в этот список следует включить барак, общежитие для рабочих или студентов, коммунальную квартиру (коммуналку) и стандартную малогабаритную квартиру («хрущевку»). Все перечисленные виды жилья мало приспособлены для обеспечения защиты частного пространства. Организация их внутреннего пространства оставляет мало места для индивидуального, частного пространства. Рассмотрим подробнее каждый из перечисленных видов жилья.

Практически в каждом промышленном центре России, в том числе и в Москве, сохранилось хотя бы несколько зданий барачного или казарменного типа. Они остались со времен «золотого века» рабочих

240 246

бараков (конец XIX - 20-30-е годы XX в.). До Октябрьской революции 1917 г. более 60% рабочих проживало в бараках. Рабочий барак изнутри организован практически так же, как и тюремный барак: большие спальные помещения, отсутствие внутренних перегородок, общие туалет и кухня. Наталья Лебина, историк и специалист по повседневной жизни советского общества 20-30-х годов, подчеркивает, что «личные владения имели здесь (в бараке) очень примитивный характер, стиль жизни был лишен любых элементов интимности»⁷⁹.

Общежитие, т.е. помещения для совместного проживания нескольких человек, представлялось во время революции 1917г. прообразом социалистического жилья. Идея совместной повседневной жизни казалась вполне соответствующей социалистическим и коммунистическим принципам. Даже представители новой элиты социалистического государства и коммунистической партии предпочитали вплоть до конца 20-х годов жить в общежитиях. Что же касается интеллектуальной элиты, то она тоже имела свои общежития - Дома писателей и Дома искусств. Например, Николай Гумилев проживал в 1918 г. в Доме искусств на набережной Мойки в Петербурге, а Михаил Булгаков вспоминает в романе «Мастер и Маргарита» московский Дом писателей. Как бы там ни было, исследование повседневной жизни в общежитии имеет не только историческую ценность: общежитие продолжает играть в современной России ключевую роль в социализации россиян, так как здесь проходят многие годы университетской жизни большинства из них. В отличие, например, от университетских общежитий во Франции, где предусмотрены одно- и - реже - двухместные комнаты, индивидуальные комнаты редки даже в общежитиях лучших российских университетов (например, студенты МГУ живут по два-пять человек в комнате). Чаще всего комнаты в студенческих общежитиях рассчитаны на 3-8 человек. Воспоминания студентки 30-х годов хорошо передает атмосферу совместной жизни в студенческом общежитии: «Перенаселенное общежитие... Комната на несколько десятков человек. Я засыпаю последней, когда угомонятся последние из пришедших. Практически нет возможности сконцентрироваться, спокойно подумать, почитать или написать. Это приводит к большому разочарованию»⁸⁰. На рис. 21 изображена схема типичной комнаты в общежитии (туалеты, умывальники, душ и кухня одни на этаж).

В коммунальных квартирах, особенно распространенных в 30- 60-е годы, несколько семей, иногда до десятка, были вынуждены совместно организовывать свой быт. У жильцов коммуналок была общая входная дверь, коридор со шкафами, кухня, ванная комната, туалет и телефон (см. план обычной коммунальной квартиры на рис. 22).

«Коммунальная квартира представляет собой странное сообщество людей, которые объединены помимо своей воли. Соседи не связаны между собой ни общей работой, как в общежитии, ни общей болезнью, как в госпитале, ни общим возрастом, как в интернате, ни даже общим фактом совершения преступления, как в тюрьме»⁸¹. Атмосфера коммунальной квартиры обусловливает «отсутствие четкой концепции частного пространства в менталитете советских людей этой эпохи»⁸².

21

Массовое жилищное строительство 60-х годов положило конец эпохе коммуналок, хотя в больших городах (особенно в Москве, Санкт-Петербурге) по-прежнему нередки коммунальные квартиры. Большинство советских семей смогли переехать в отдельное жилье, каким бы малометражным и малокомфортным оно ни было. Однако постепенное решение проблемы обеспечения советских семей отдельным жильем оставило в тени другую, не менее важную проблему обеспечения индивидуальным пространством каждого члена семьи.

Концепция частной жизни предполагает, что индивид способен защитить свою интимную сферу не только от посторонних, но и от нежелательного вмешательства близких, членов его семьи. «Индивид имеет право охранять некоторые аспекты своей жизни от вмешательства членов семьи, в том числе и супруга(и)»⁸³. Нежелательное вмешательство близких в личные дела может оказаться не менее насильственным, чем вмешательство совершенно посторонних людей, учитывая высокую степень зависимости от близких и их постоянное присутствие. Однако негативный характер компромисса между государством и его гражданами освобождает его от ответственности за сохранение сферы частной жизни. «Вам дают квартиры в обмен за работу на государственных предприятиях, а с остальным - разбирайтесь сами».

Внутреннее устройство стандартной квартиры 60-80-х годов, таким образом, отражает негативный характер компромисса между властью и населением. Экономические соображения при принятии решений о жилищном строительстве оставляли на втором плане все остальные, включая и потребность в модернизации внутренней жизни семей. Отсутствие коридоров, гостиных комнат и неразделенные санитарные узлы, - вот три основные черты «хрущевки», в то время как, например, «наличие коридора делает возможным создание различных сфер частной жизни»⁸⁴ (см. рис. 23 с планом этажа стандартных 5-9-этажных жилых зданий панельного типа: две двухкомнатные квартиры, одна однокомнатная и одна трехкомнатная).

Что касается организации социального пространства на рабочем месте, то здесь тоже наблюдается двойная атака на сферу частной жизни как «сверху», так и «снизу». Советский человек не вполне отделен от рабочего коллектива, который строится в продолжение орбитальной структуры семьи. «Потребность в создании собственной индивидуальной сферы, зоны, в которой индивид получает возможность действовать автономно», не учтена в советской модели организации труда⁸⁵. Обычная практика, к примеру, заключается в том, что работник делится своими личными проблемами с коллегами по работе, а иногда и публично обсуждает эти проблемы. Супружеская неверность вполне могла быть внесена на повестку дня профсоюзного или партийного собрания, иногда по просьбе обманутого(ой) супруга(и).

Интервью, проведенные нами с российскими предпринимателями в 1998-1999 гг., не оставляют и тени сомнений в том, что четкая граница между частной и публичной жизнью отсутствует даже на предприятиях, созданных уже после распада СССР. В частности, предпринимателям был задан вопрос «Считаете ли вы необходимым в интересах дела вмешиваться в личную жизнь ваших сотрудников?». Отвечая на него, часть собеседников упомянула транспарентность любой информации, касающейся личных проблем их сотрудников. Эта информация легко становится достоянием гласности, иногда вопреки желанию получающего ее человека, как раз из-за отсутствия четкой концепции пространства частной жизни. «В курсе, я конечно, нахожусь всегда. Знаете, информация, она имеет свойство просачиваться. Вроде бы мне никто ничего не говорил - а я уже все знаю. Тут недавно случай был один - у нас сотрудница - молодая девушка, забеременела и долго не хотела об этом говорить - то ли боялась, что без декретного отпуска оставим, не знаю. Сами понимаете, о таком событии много кому говорить не будешь. Однако не прошло и недели - а до меня уже и эта весть дошла»⁸⁶. «Ну, конечно, мы же все здесь варимся в одной каше. Банк достаточно небольшой, отношения несколько неформальные, для этого не обязательно даже что-то у кого-то узнавать - все и так витает в воздухе»⁸⁷. Другие наши собеседники сделали акцент на тенденции к персонификации профессиональных отношений, к их сближению с дружескими отношениями или отношениями между хорошими знакомыми. «Не то чтобы вмешиваться, интересоваться - это правильно. Да, я считаю, что это необходимо, это как-то расслабляет. Когда начальник знает о личных делах подчиненного, помнит, что у того была такая-то проблема - это приятно. То же самое и с начальником. .. Если нужно установить контакт с начальником на короткой ноге, то сначала обязательно нужно поговорить о чем-нибудь далеком, неделовом - например, о детях, о семье.. ,»⁸⁸. «Да, я часто интересуюсь. Но в основном я знаком с проблемами моих коллег. Если кто-то из них находится со мной в дружеских отношениях, меня, конечно, интересует, как обстоят у него дела дома, и вообще... Что касается проблем подчиненных, то так или иначе я все равно с ними знакомлюсь. Если есть возможность, я интересуюсь, как у них дела дома. Обычно это очень располагает к начальнику»⁸⁹.

Характеризуя советскую модель организации труда, Юрий Левада строит два идеальных типа трудового коллектива - колхоз и шарашка. В рамках обеих организационных форм «столь разные в современных обществах сферы, как государственная, публичная и частная, труд и свободное время, офрщиальное поведение и неофициальные действия, настолько взаимосвязаны и взаимопроникнуты, что могут быть разделены лишь в аналитических целях»⁹⁰. В модели колхоза акцент делается на размывании «снизу» границ между частной и общественной жизнью. Речь идет о «приватизации» социального пространства и экспансии квазисемейных отношений на производственные (ср. арготическое выражение «жить колхозом», которое означает «жить, как в большой семье»). Модель шарашки отражает вмешательство «сверху» в сферу частной жизни. Особо отметим, что корни шарашки уходят в тюремный мир 30-х годов. Так называли «секретный исследовательский институт, в котором Комитет госбезопасности организовывал и контролировал работу и исследования осужденных ученых pi инженеров»⁹¹. Иными словами, в случае колхоза наблюдается экспансия в публичную сферу семейных отношений, тогда как в случае шарашки граница между частной и публичной жизнью разрушается «сверху», «именем государства», что сводргг на нет сферу частных отношений, в том числе и семейных.

3.2.5. Создание образа врага: история и современность

Абсентеизм государства в процессе позитивной организации повседневной жизни и биполярная модель социального пространства, разорванного между полюсами «своих» и «чужих», обусловливают особый способ управления насилием, характерный для советской модели общества. Недоверие граждан к государству, равно как и отказ последнего помогать своим гражданам в организации повседневной жизни, не позволяют полностью институционализировать насилие и обусловливают возрождение таких нецивилизованных методов управления насилием, как поиск «козлов отпущения». Ecnpi вернуться к описанию эволюции методов управленрш насилием, предложенной Ренэ Жираром, мы легко найдем в постсоветском обществе примеры первых трех этапов этого процесса: поиск жертвы-субститута (victime de rechange), поиск козлов отпущения (bone emissaire) и поиск «приемлемой» жертвы (victime sacrifiable).

Начнем с того, что уровень зарегистрированной преступности в постсоветских обществах нельзя признать исключительно высоким в международном масштабе. Но даже оставляя в стороне проблему латентной преступности, человек, впервые попадающий в постсоветскую Россию, будет неприятно удивлен высоким уровнем

насилия, которое не обязательно принимает явные, кричащие формы. Толчки в общественном транспорте, словесные оскорбления, ненависть, которая иногда читается во взгляде случайного прохожего, отказы помочь сориентироваться в незнакомом месте, необязательный характер вежливых форм обращенртя «Господин/Госпожа»⁹², «Извинрпге», «Пожалуйста», - вот далеко не полный список форм повседневного насилия. Речь в общественных местах нередко перемежается грубыми и матерными словами. Шутя иногда говорят, что в постсоветском обществе говорят на двух языках: на русском и на матерном. Умение красиво «крыть» матом, особенно «многоэтажным», расценивается как своего рода искусство. «Он мастерски ругается» звучит почти как комплимент. Опрос, проведенный ВЦИОМ на репрезентативной выборке в марте 2000 г., показал, что практически каждый второй россиянин и каждая четвертая россиянка /        используют матерные и ругательные слова⁹³. Только 30% постсоветских людей утверждают, что они никогда не использовали в своей речи мат. Анализ частоты использования матерных выражений в разных возрастных группах населения, а также результаты опроса ВЦИОМ, датируемые 1989 г.⁹⁴, убеждают нас, что распространение мата - отнюдь не недавнее явление (табл. 78)⁹⁵. Матерные выражения чаще других используют представители двух возрастных групп, от 20 до 29 лет и от 40 до 49 лет. Кроме того, трое из четырех россиян и каждая третья россиянка имеют опыт участия в драках. 9% россиян дрались в течение месяца, предшествовавшего социологическому опросу, т.е.в феврал один раз

2000 год.

г. Простой российский человек дерется в среднем

е в

78

Часто ли вы используете матерные выражения?	1992 \ 2000
Да, часто	13 12
Да, иногда	41 47
Нет, практически никогда	44 39
Затрудняюсь сказать	2 2

Присутствие насилия в повседневной жизни рождает чувство незащищенности и высокую потребность в порядке как альтернативе неуважению правил, беспределу. Постсоветские люди дают негативное определение порядка: не через то, что должно ему сопутствовать, а через то, чего не должно быть. Посмотрим на ассоциации со словом, которые были зафиксированы в ходе репрезентативных опросов ВЦИОМ в 1994 г. и в конце 2000 г. (табл. 79)⁹⁶.

79

Что вы понимаете под словом «порядок»?	1994	2000	2000/1994
Экономическая и политическая стабильность страны	37	45	+8
Выполнение законов	31	35	+6
Прекращение разбазаривания страны	21	33	+ 12
Прекращение деградации страны, борьбы ветвей власти	20	32	+ 12
Социальная защита обездоленных	10	26	+ 16
Строгая дисциплина	14	22	+8
Возможность каждого защитить свои права	14	17	+3
Использование армии для борьбы с преступностью	12	13	+ 1
Ограничение прав и свобод	1	3	+2
Это лозунг, прикрытие для диктатуры	0	1	+ 1
Другое	0	1	+ 1
Затрудняюсь сказать	2	3	+ 1

Как видно из ответов, россияне предпочитают определять порядок как           кризиса, разбазаривания, конфликтов между ветвя

ми власти, а не через позитивные ценности (закон, права человека). На протяжении шести лет, прошедших с момента первого опроса, тенденция видеть в порядке отсутствие беспредела только усилилась. Еще одно наблюдение можно сделать на основе анализа концепции порядка, господствующей в постсоветском контексте. Стремление к порядку оказывается сильнее озабоченности выбором адекватных методов для его достижения, т.е. озабоченности в обеспечении

методов управления насилием. Выбирая между двумя альтернативами - порядок или забота об адекватном характере средств, абсолютное большинство россиян выбирают первую (табл. 80)⁹⁷.

По вашему мнению, что более важно для сегодняшней России?	1998	1999	2000
Порядок, даже если для его достижения придется пожертвовать некоторыми демократическими принципами и правами граждан	70	74	72
Демократия, даже если уважение демократических принципов иногда дает слишком много разруши- !тельной свободы	14	11	13
| Затрудняюсь сказать	16	15	15

Таким образом, россияне фактически дают карт-бланш тем политическим лидерам на локальном (предприятие, город, регион) и национальном уровнях, которые решительно выступают за наведение порядка, какими бы методами ни пришлось действовать. Институциона- лизация насилия осложняется еще и тем, что в постсоветском обществе, в отличие от тюрьмы, отсутствуют квазиинституциональные механизмы управления насилием. «На воле? Что там происходит? Бешеные цены, не знают, что творится, беспредел кругом...»⁹⁸. Борьба против организованной преступности, провозглашаемая сегодня в качестве одного из основных средств обеспечения порядка, зачастую сводится к борьбе против теневого правосудия, которое строится по тем же принципам, что и теневое правосудие в тюремной среде (мы подробнее рассмотрим этот вопрос в разделах 4.1.1 и 4.1.4). Но тогда какие средства остаются у постсоветских граждан для того, чтобы защитить себя от повседневного насилия?

Прежде всего разделение людей на своих и чужих позволяет находить жертву-субститут и «срывать» накопленные негативные эмоции на «других», на «чужих». Например, человек, которого в первый и в последний раз видишь в метро, воспринимается именно как «чужой», что и позволяет его толкать, не извиняясь при этом. Напротив, «своего» толкать не принято, в отношениях со своими требуется соблюдать правила минимальной вежливости. Обиходное выражение «сорвать свою злость на ком-то» как раз и подчеркивает, что злость, ненависть переносится на отношения с незнакомыми людьми. Обычно подобное перенесение даже не вызывает осуждения, настолько оно общепринято. Вообще говоря, в постсоветском контексте ненависть превращается в форму негативной социализации. «Ее функция заключается в том, чтобы дисквалифицировать потенциального партнера,

99

превратить его во врага» , потенциальную жертву насилия.

На макросоциальном уровне, иностранцы играли в советском обществе роль идеальной жертвы-субститута. Во времена «железного занавеса», когда      контакты с иностранцами были редкими и подвергались контролю, «в образе иностранца видели все те черты, которые не нравились в самих себе и от которых хотелось избавиться»¹⁰⁰. Советское государство использовало эту «естественную» ненависть к иностранцам для упрочения негативного компромисса со своими гражданами. Оно сознательно культивировало страх перед иностранцами, их агрессивностью, дабы отвлечь внимание от действительных источников повседневных проблем, перенести его на воображаемые «источники зла». «Существуют такие формы насилия, например война, которые отводят угрозу от близких объектов и нацеливают ее на объекты удаленные»¹⁰¹. Иерархия страхов, которые определяли сознание советских людей в конце 80-х годов, хорошо отражает эффективность усилий по дьяволизации иностранцев: 59% опрошенных боялись болезней своих близких, 47% - войны, 42% - естественных катаклизмов, 40% - своей собственной болезни и т.д. (динамика страхов отражена в табл. 81)¹⁰². Впрочем, даже завершение холодной войны не уменьшило страхов возможной иностранной агрессии. В конце 1998 г. 24% россиян все еще были убеждены, что вероятность иностранной агрессии очень высока¹⁰³. Более того, распад советской империи обусловил появление в сознании постсоветских людей образов новых врагов, новых «чужих»: жителей прибалтийских республик, населения некоторых среднеазиатских и кавказских стран. «Наши! Как когда-то в дворовых играх и драках. Наши! А эти - не наши! И говорить больше не о чем... У нас народ особый. Он умеет внутри себя делиться на наших и ваших не по цвету кожи, классовой принадлежности, религиозным делам, - это само собой. Он умеет на наших и ваших делиться по тому, кто в каком направлении по лестнице ходит»¹⁰⁴ .

81

Относительная значимость страхов	1989	1994	1999
Болезнь близких	1	1	1
Мировая война	2	5	6
Свои собственные болезни, смерть	3	4	3
Природные катастрофы	4	10	8
Старость	5
Конец света	6
Вседозволенность властей	7	3	4
Страдания	8
Публичные унижения	9	8	9
Преступники	10	2	5
Бедность, безработица		6	2

Другой метод управления насилием - поиск «козлов отпущения», означает, что врагов ищут не вне, а внутри общества. Когда на иностранцев уже трудно возложить ответственность за несчастья в повседневной жизни, начинается поиск «козлов отпущения», «чужаков», которые на первый, обманчивый взгляд принадлежат к числу «своих». «Задача умиротворения населения может подвигнуть государство на нахождение внутреннего врага»¹⁰⁵. Советская история 30-х годов особенно богата примерами поиска козлов отпущения. Список внутренних врагов, в частности, включал вредителей, кулаков, троцкистов, людей с немецкими фамилиями и т.д.¹⁰⁶ Уголовный кодекс 60-х годов сохранил уголовную ответственность за акты вредительства (ст. 69). Более того, этот кодекс перевел в разряд уголовно наказуемых деяний отказ от работы на государственных предприятиях, предприятиях потребительской кооперации и в колхозах¹⁰⁷. Сегодняшняя Россия также богата примерами сознательного конструирования образа внутреннего врага. Две чеченские «кампании» 90-х годов (1994-1996 гг. и с 1999 г. по настоящее время) - тому подтверждение. Роль войны в Чечне {       войны) в направлении потенциала по

вседневного насилия в безопасное для государства русло стала особенно явной в период второй кавказской кампании. Первая кампания находилась на периферии общественного мнения. «Достаточно сравнить несколько десятков манифестантов, собранных Мемориалом или Егором Гайдаром для публичного осуждения войны в Чечне в конце 1994 - начале 1995 гг. с теми сотнями тысяч людей, вышедших на улицу в январе 1991 г. в знак протеста против использования армии в Вильнюсе.

» . Напротив, с самого начала второй чеченской кампании она находится в центре внимания прессы и общественности. Россияне признали ее главным событием 1999 г. (33% голосов), оставив, таким образом, позади и войну НАТО в Югославии (22%), парламентские выборы (20%), отставку правительства С. Степашина (15%) и другие события¹⁰⁹. Официальное объяснение причин войны заключается в необходимости наказать террористов, угрожающих порядку и безопасности в россиян (напомним, что серия взрывов жилых зданий предположительно террористами чеченской национальности послужила предлогом для начала боевых действий). В конечном счете два чувства - ненависть и страх, описывают отношение россиян к чеченцам. В марте 2000 г: ВЦИОМ задал россиянам два вопроса: «Испытываете ли вы ненависть к чеченцам?» и «Боитесь ли вы того, что чеченцы будут мстить России и русским'?». Ответы на них распределились следующим образом (табл. 82)^по.

Ненависть и страх	28
Ненависть без страха	6
Страх без ненависти	42
Ни страх, ни ненависть	11
L Затруднились сказать	10

Хотя прямые параллели здесь вряд ли уместны, кажется обоснованным увязывание поиска козлов отпущения за беспредел в повседневной жизни с проблемой смертной казни. Опросы ВЦИОМ показывают высокий уровень поддержки, оказываемой россиянами идее возврата к исполнению смертных приговоров (табл. 83)¹¹¹. Особенно значимы варианты обоснования смертной казни, которые выдвигают сторонники этой идеи. 42% среди них считают, что смертной казнью должны наказываться наиболее серьезные преступления, а еще 12% уверены, что все преступники (sic, преступники в целом) заслуживают смертного наказания¹¹². То есть по-прежнему сильна потребность в нахождении и примерном наказании козлов отпущения, ответственных за повседневное насилие и беспредел. Возможно, что толерантность, гуманность общества к своим преступникам зависит в первую очередь от его способности эффективно управлять насилием цивилизованными средствами.

83

Отношение к смертной казни	1989	1994	1999
Нужно отменить смертную казнь	3	5	5
Нужно отменить, но постепенно	15	15	15
Нужно продолжать ее использовать	33	37	36
Нужно ее использовать более активно	35	25	23
Затруднились сказать	14	18	20

3.2.6. Двоемыслие

Два регистра повседневного поведения - отношения со «своими» и с «чужими» лежат в основе ментальной конструкции, которую Александр Хлопин называет двоемыслием. Под двоемыслием понимается «провозглашаемое публично уважение к идеалам и нормам, которые могут и не совпадать с внутренними убеждениями индивидов, а иногда и прямо противоречить последним»¹¹³. Внутренние убеждения постсоветских людей являются результатом общения с теми, кто относится к числу «своих», ведь только нижние слои семейной «атмосферы» пригодны для социальной жизни. Напротив, в верхних ее слоях социальная жизнь, а значит и нормы, отсутствуют. Именно в рамках круга своих происходит в советском институциональном контексте социальная жизнь. «Мы не друзья, мы - больше. Мы - одно целое.

»¹¹⁴. Менталыюсть, формируемая «маленьким» обществом, распадается на две группы норм. Первая группа структурирует отношения со своими, вторая - со всеми остальными людьми. Что касается первой группы норм, «морали круга избранных людей», то Алена Леденева относит к их числу следующие нормы: обязательство взаимопомощи: ориентация на долгосрочное сотрудничество («Не плюй в колодец - пригодится воды напиться»: «Не ожидай ответной услуги, но сам умей быть благодарным»: «Знай меру тому, что ты можешь просить») и т.д.¹¹⁵

Что касается отношений с остальными людьми, то советский человек не связан какими-либо обязательствами. Он волен делать все, что ему заблагорассудится, даже если другие и будут осуждать его поведение. Так как негативный характер компромисса с государством предполагает, что оно относится к числу чужих, то выполнение законов становится факультативным. Впрочем, неуважение законов никогда не принимает вызывающих форм, не превращается в бунт против навязанной власти. Двоемыслие формируется в результате двойного движения: с одной стороны, к отрицанию интересов и прав                                                                                              , в том числе и государства, и, с другой стороны, к созданию видимости уважения этих интересов и прав. Всевластие государства, равно как и негативная зависимость от него, исключают открытое неповиновение. «Советский индивид способен находить «золотую середину» между двумя регистрами, прагматическим и идеологическим, поведения в экономической и политической сферах... В действительности подчинение решениям власти сводится к декларированию того, что она хочет слышать»¹¹⁶. При этом удовлетворены обе стороны: государство получает видимое доказательство эффективности своего контроля, а индивид получает свободу для маневра в повседневной жизни и право держать при себе свои собственные убеждения. Следует ли признать раздвоение сознания слишком большой ценой, которой покупается свобода в «маленьком» обществе?

Случай государственных функционеров заслуживает, чтобы мы остановились на нем чуть подробнее. С одной стороны, как представители государства, они интериоризируют его логику и его ценности. С другой стороны, в своей повседневной жизни они сталкиваются с той же дилеммой, что и обычные люди. Так возникает их собственная, «частная», мораль, круги «своих» людей, ненависть к «чужим», - обычным людям, «просителям». Обратное было бы удивительным: несмотря на обладание материальными привилегиями, члены номенклатуры живут в том же самом институциональном контексте, что и другие постсоветские люди. Двоемыслие бюрократов проявляется, например, в «нормальном» характере взяток с точки зрения повседневной морали (взятка как дополнительный налог) и одновременно в их противозаконном характере (взятка как нарушение принципа равного доступа к закону)¹¹⁷. Что же касается руководителей предприятий, то мы уже подчеркивали, что их стремление выполнить плановые задания могло быть реализовано лишь при помощи «своих» и использования других нелегальных практик. Пример «толкачей», квазичастных снабженцев на советских предприятиях, особенно нагляден. Учитывая постоянные проблемы со снабжением сырьем и комплектующими, советские предприятия зачастую устанавливали неформальные контакты со своими поставщиками. Институт толкачей возник в результате специализации некоторых работников службы снабжения на теневом посредничестве. Их основная задача заключалась в том, чтобы «заинтересовать» поставщиков выполнять именно их заявки, а не заявки других предприятий. Небольшие подарки и «сувениры»: бутылка армянского коньяка, несколько баночек черной икры, балык красной рыбы - служили символами «хороших» отношений. Хотя практически на каждом крупном предприятии были свои толкачи, УК СССР 1960 г. предусматривал уголовную ответственность за посредническую деятельность¹¹⁸.

Однако жизнь в двух измерениях и интериоризация разорванного социального пространства оказали серьезное влияние на психику и внутреннее равновесие советского человека. Изучая статистику психических заболеваний в сельской местности, Лев Тимофеев открыл, что пик заболеваемости приходится на возраст 15-16 лет. Именно в этом возрасте особенно остро ощущается конфликт между идеологией и официальными установками, передаваемыми в школе, и моралью повседневной жизни¹¹⁹. В советском селе было невозможно выжить без воровства колхозных кормов, зерна, картофеля: низкий уровень официальной зарплаты и отсутствие рынка сырьевых продуктов не оставляли другого выбора перед хозяевами приусадебных участков. В то же время официальная точка зрения, излагавшаяся в школе, предполагала осуждение и презрение несунов, - расхитителей государственной и колхозной собственности. В романе Александра Бека «Новое назначение» описывается другой пример психического заболевания в результате «стычки», конфликта официальных правил и внутренних убеждений¹²⁰.

Выражаясь медицинским языком, жизнь в разорванном социальном пространстве и двоемыслие увеличивают риск шизофрении. В частности, заболевание шизофренией приводит к ослаблению эм- патических способностей индивида. Ему становится трудно воспринять точку зрения окружающих, особенно социально удаленных. «Учитывая, что больные шизофренией испытывают трудности с пониманием и реагированием на проблемы других людей..., заболевание

осложняет их социальные контакты и адекватное восприятие социальной реальности»¹²¹. Болезнь придает разрыву в отношениях между своими и остальными людьми крайние формы. Семейная сфера приобретает в сознании шизофреников гипертрофированное значение. «Семейная сфера приобретает особенную важность у шизофреников, тогда как дружеские отношения и особенно формальные социальные отношения отходят на второй план»¹²². Таким образом, социальные разрывы и противоречия превращаются во внутренние конфликты и проблемы. Иногда единственным способом сохранить душевное равновесие и охранить себя от социальных стрессов становится игнорирование окружающих, «закрывание на них глаза». Главный герой романа в стихах «Москва—Петушки» Венедикта Ерофеева, писателя, чьи произведения служат своеобразной фреской повседневной жизни в советском обществе образца 70-80-х годов, не может сдержать крика отчаяния: «Почему вы такие толстокожие?».

Последние изменения постсоветской системы практически не затронули дуальный характер ментальности россиян. Внутренняя «конституция» по-прежнему не совпадает с конституцией публичной, потому что не изменился навязанный характер легальной власти (мы вернемся к этому вопросу в разделе 4.1.4). Это позволяет Владимиру Андреффу описывать постсоветскую реальность в терминах «двойной шизофрении», шизофрении руководителей предприятий и шизофрении обычных людей. С одной стороны, руководители предприятий ориентированы на достижение противоречивой цели: и на максимизацию прибыли (официальный лозунг свободного и конкурентного рынка), и на сохранение патерналистских отношений с работниками (фирма как колхоз, большая семья). С другой стороны, простые россияне верят в лучшую жизнь при рынке, но они «скептически настроены к правительственной политике по его развитию и отказываются оплачивать экономические реформы»¹²³.

3.2.7. О конгруэнтном характере норм

Взгляд на постсоветское общество через призму противопоставления своих и чужих помогает избежать заблуждения, в которое попадают многие западные исследователи России, да и ряд российских исследователей. Дело в том, что некоторые элементы постсоветской действительности на первый взгляд сходны с теми, что наблюдаются в «больших» обществах Запада. Это и позволяет поддавшимся соблазну прямых аналогий исследователям говорить об общности происходящих в России и в западных странах процессов. Возьмем, к примеру,

137 245

недавнее сравнительное исследование Р. Инглехарта. Серия используемых им структурных индикаторов, среди которых приоритет ценностей безопасности над ценностями потребления, отрицание государственной власти, высокая степень индивидуализации, отказ видеть в Западе образец, падение престижа рациональности, позволяет ему

отнести Россию к числу постиндустриальных стран или стран на пути

с                       124 тэ

к постиндустриальному обществу . Вывод достаточно красив, но он слишком напоминает веру, лежавшую в основе Октябрьской революции 1917 г., в возможность прямого перехода от докапиталистического уклада к посткапиталистическому - к социализму. Более глубокий анализ убеждает нас, например, что для объяснения заботы о порядке нужно прежде всего учесть высокий уровень повседневного насилия и ощущение беспредела, а не особенности «общества риска», складывающегося на Западе. Аналогичным образом отказ от государственной власти и увеличение значимости семьи объясняются в меньшей мере важностью той роли, которую играет личность в постсоветском обществе, чем недоступностью легальных методов защиты частного пространства. Ценности семьи переживают второе рождение в постмодернистских обществах, но там они тесно вписаны в контекст «большого» общества, как свидетельствуют результаты репрезентативного опроса, проведенного в Германии Фондом Эберта (см. иерархию ценностей, по частоте их упоминания как важных, значимых)¹²⁵. Эти результаты тем более заслуживают внимания, что минимальная вариация некоторых параметров (семья, уважение к закону, безопасность, порядок) между западными и восточными землями соседствует здесь со значительной вариабельностью других параметров. Оказывается, наибольший разброс дают такие ценности, как ответственность и верность, которые и позволяют увидеть действительные отличия (табл. 84).

Напротив, сравнение социальной структуры двух обществ, тюремного и постсоветского, свидетельствует об их глубоком сродстве, вплоть до схожести некоторых внешних проявлений. «Здесь такой же мир, только в миниатюре. И наш мир отражает все то, что происходит у вас, только в уменьшенном виде»¹²⁶. Посмотрим, например, какие институты пользуются доверием, с одной стороны, обычных россиян, и, с другой стороны, заключенных (табл. 85).

В обоих случаях семья уверенно возглавляет список, церковь находится на втором месте. Не претендуя на глубокий анализ той роли, какую играет религиозная вера в повседневной жизни постсоветских людей, хотелось бы высказать некоторые соображения по этому поводу Большинство россиян (60,1%) считают себя верующими, из них

Ценности	Западная Гэрмания (1)	Восточная Гэрмания (2)	Разница между рангами (2) - (1)
Семья	68	84	0
Уважение к закону (Gerechtigkeitssinni)	67	79	0
Чувство долга	61	76	-2
Ориентация на будущее	59	74	-3
Чувство безопасности и комфорта	60	73	-0,5
Добросовестный труд	45	69	-3,5
Законность и порядок	60	75	-2,5
Верность	64	72	+4
Работа и профессия	49	71	-4
Здоровье	63	69	+5,5
Дети	51	66	+0,5
Радость в жизни	40	56	-2,5
Окружающая среда	51	56	+2
Чувство ответственности	53	55	+5
Патриотизм	39	51	-1,5
Реализация своего потенциала	41	47	+ 2,5
Солидарность	38	47	-1,5
Досуг	39	46	+ 1,5
Скромность	29	42	0
Чувство принадлежности к нации	22	30	-2
Собственность	30	29	+3
Богатство	26	27	-1
Религиозная вера	27	9	+ 3

85

Ценности	Россия, 1996	Заключенные
		Россия, N = 1176	Казахстан, N = 396	Франция, N=59
Семья	71	67,5	71,1	79,3
Друзья	45	X	X	48,3
Церковь	24	20,2	14,5	17,2
Наука	17	5	7,5	19
_Трудовой коллектив	8	14,1*	12,3*	8,6
Воры в законе	X	10	8,3	X
Народ	7	4,7	3,8	X
Авторитеты	X	5,4	3,2	X

 

* Частота упоминания альтернативы «Другие заключенные».

89,7% - православными¹²⁷. Эти цифры резко контрастируют с данными ВЦИОМ о числе людей, соблюдающих православные обряды. Например, только 2% россиян соблюдают пост, в то время как 77% из них продолжают питаться без всяких ограничений¹²⁸. Не заставляет ли нас вспомнить это противоречие о феномене двоемыслия? «А ведь есть верующие такие - я Бога признаю, и все его заповеди как бы, но меня тронешь, я тебе пасть порву, я тебе очко порву. Он ничего общего с христианством не имеет»¹²⁹.

Однако можно предложить в качестве гипотезы и другое, более тонкое объяснение. Не идет ли речь о своего рода фатализме, который

сближает постсоветских людей и заключенных. Ни первые, ни вторые не являются настоящими хозяевами своей повседневной жизни. По крайней мере, такой вывод можно сделать на основе многочислен- } ных опросов и интервью. «          ? На авось и в Бога.

^ Очень многие ходят в церковь»¹³⁰. Связь в сознании собеседника между верой в Бога и верой на авось отнюдь не случайна. События должны идти , без сознательного вмешательства человека. Вера

в судьбу оказывается обратной стороной неверия в людей, неверия в навязанную власть. «Я живу одним днем, по божьему велению: не заботься о завтрашнем дне, завтрашний день сам о себе позаботится, и так же и я, честное слово, живем, действительно, не отличая, что завтрашний день пришел»¹³¹. Иными словами, «широко распостранена вера в естественный порядок вещей, в неизбежный характер событий»¹³². Религия представляет собой лишь одну форму верования наряду со многими другими. Постсоветские люди верят в приметы (57%), в астрологию (33%), в НЛО (31%), в телепатию (28%), в магию (26%) и т.д.¹³³ Людям, которые могут стать субъектами, хозяевами своей жизни лишь в рамках семейного пространства, остается лишь верить.

Таким образом, источник фатализма следует видеть в чувстве бессилия поменять что-либо, известном любому постсоветскому человеку. Учитывая, что из репертуара повседневной деятельности исключены любые коллективные действия, выходящие за пределы круга своих, и заключенные, и постсоветские люди вынуждены принимать складывающуюся ситуацию такой, какая она есть. «Как обычно, в зонах ничего не меняют. Как поставлено, так и живут - терпят, но живут- вот поставлено здесь так, значит, так и будет... Да, здесь недовольство, но недовольство здесь кухонное, как говорят вот дома о политике на кухне - сядут и начинают обсуждать. Здесь то же самое - сядут где-то на улице и начинают обсуждать: да, мне не нравится. Вот тему заведешь: вот не должно быть так, другой подхватит - да, было лучше, начинается обсуждение, но это кухонное обсуждение, в открытую форму это не выйдет»¹³⁴. Теперь вернемся к обсуждению современного российского общества. Недовольство результатами реформ 90-х годов - только 8,6% россиян считают, что реформы соответствуют их интересам, тогда как 48,1% уверены в обратном¹³⁵, вполне уживается в сознании постсо'ветских людей с уверенностью в том, что изменения               (см. табл. 86, распределение оценок происходящих в России изменений [1998]).

Продолжим описание сродства между тюремным миром и постсоветским обществом, отметив два следующих феномена. Первый связан с поведением в публичной сфере и касается отношения к труду, а

второй более близок к сфере частной жизни: речь пойдет о модели отношений между мужчинами и женщинами. Принудительный характер труда, на котором строилась советская пенитенциарная система вплоть до 90-х годов, сформировал особое отношение к труду на благо государства. Учитывая, что обман допустим в отношениях с чужими, обязательство добросовестно работать на государство превращается в использование любых доступных способов оппортунистического поведения, обмана «чужого» государства. Словом «туфта» обычно называют совокупность нелегальных практик обмана в работе. Этимология данного термина, впервые появившегося во время строительства Беломоро-Балтийского канала, указывает на первые буквы словосочетания Техника Учета Фиктивного ТрудА¹³⁶.

86

Изменения в России идут своим ходом, ни быстро, ни медленно	34
Изменения в России происходят слишком медленно	24
По большому счету в нашей жизни мало что изменилось	22
Изменения в России происходят слишком быстро	16

Режим лагерей принудительных работ 30-40-х годов, особенно на Севере (Воркута) и на Дальнем Востоке (в бассейне реки Колыма), наполнил выражения «добросовестный труд убивает», «большая пайка убивает»¹³⁷ вполне реальным, неаллегорическим содержанием. Иными словами, честный труд в пользу государства никогда не выгоден, а иногда и опасен для здоровья. Контекст негативного компромисса с государством способствовал широкому распространению практики туфты, ее превращению в повсеместную. Хотя добросовестный труд на благо государства в 60-80-е годы перестал убивать в прямом смысле, он тем не менее не приобрел в сознании советских людей разумного характера. Старание следует приберегать для работы на , т.е. в рамках домашнего хозяйства (на дядю), а не для работы «на дядю». Воспроизводя подобное отношение к организации труда, руководители предприятий занимались приписками, т.е. предоставлением заведомо ложной информации о выполнении плановых заданий в контрольные органы. В конце 80-х годов органы ОБХСС на Украине вскрывали приписки более чем на половине (53%) предприятий республики¹³⁸. Начало перестройки ознаменовалось серией громких разоблачений (связанных с именами следователей Гдляна и Иванова), системы приписок в Узбекистане, где предоставление ложной информации в Москву стало политикой республиканского руководства. Сегодня практика обмана государства - туфты, не исчезла, а приняла новые формы, связанные с «оптимизацией» налогов. Так, трудно представить себе постсоветский экономический пейзаж без практики двойной бухгалтерии, первая - для внутреннего использования, вторая - для отчетности перед налоговой инспекцией

139

как представителем чужого государства

Дуальный характер образа отношений между мужчинами и женщинами служит еще одним доказательством того, что «барьер между

«нами» и «другими», «чужими» присутствует во всех сферах социальногого существования человека» постсоветского. Социальные роли,

равно как и ценности, оказываются разорванными между двумя полюсами, мужским и женским. Данные наших анкет позволяют предположить, что мужчины воспринимают женщин как «чужих», а женщины отвечают симметричным отношением. Распределение ответов на вопрос «Что вы больше всего цените в мужчинах (женщинах)?» позволяет нарисовать два совершенно противоположных портрета: мужчины и женщины (табл. 87)¹⁴¹.

87

Значимые черты (М - для мужчин, Ж - для женщин)		У мужчин	У женщин
Интеллект	М	58{+29)	29
Внешняя привлекательность	ж	8	40 (+32)
Честность	М	53 (+23)	30
Хозяйственность	ж	34	44 (+10)
Темперамент		5	6
Умение переносить трудности	м	23 (+9)	14
Жизнерадостность	ж	9	16 (+7)
Сексуальность	ж	3	Ю (+7)
Веселый нрав	ж	5	12 (+7)
Отзывчивость	ж	24	31 (+7)
Независимость	м	19 (+11)	8
Верность	ж	27	33 (+5)
Затруднились сказать		4	3

Образ мужчины наделяет его такими чертами, как интеллект, честность, независимость, в то время как женщина видится обаятельной, хозяйственной, верной и отзывчивой. Наш собственный анализ распределения домашних обязанностей между мужем и женой подтверждает, что постсоветские люди предпочитают видеть в женщине хозяйку дома, которая заботится о семейном очаге [1998] (табл. 88).

88

I Обязанность | Исполнительность	Осуществление покупок (Ж)	Приготовление пищи (Ж)	Стирка (Ж)	Уход за больными (Ж)	Мелкий ремонт (М)
жена	26	34	40	27	8
Обычно жена	34	37	37	25	3
Обычно вместе	29	22	16	38	12
Обычно муж	6	2	2	3	31
Муж	1	0	0	1	40
Нет ответа	3	4	5	5	5

Впрочем, расхождение мужских и женских ценностей и социальных ролей не приводит к взаимной враждебности, характерной в других случаях отношений между своими и чужими. Но асимметричность в отношениях между мужчинами и женщинами налицо, что подтверждают ответы на вопрос «Кому, исходя из вашего опыта, вы больше доверяете?» [1998]. Особенно заметен асимметричный подход к доверию мужчин: четверо из каждых пяти больше доверяют мужчинам, относясь с недоверием к женщинам (табл. 89).

89

Варианты ответов	Мужчинам	Женщинам
Мужчины больше доверяют...	82	18
Женщины больше доверяют...	55*	45

* В женских колониях нами была отмечена значительно большая гибкость женщин в отношении мужских и женских ролей: в этой среде выполнение мужских ролей, даже сексуальных, отнюдь не считается унизительным. В качестве гипотезы мы можем предположить, что гибкость и «поливалентность» женщин является одним из важных факторов стабильности постсоветского мира на уровне повседневной жизни. Впрочем, проверка данной гипотезы должна стать предметом отдельного исследования. Недоверие постсоветских мужчин к женщинам заставляет вспомнить о презрительном к ним отношении, свойственном тюремной субкультуре. Заключенные видят в женщине прежде всего не человека, а рабу своих желаний, проститутку. Контент-анализ (content analysis) романа «Большая пайка» иллюстрирует справедливость этой новой черты сродства, которая на первый взгляд может показаться преувеличением. В табл. 90 мы воспроизводим короткие характеристики женских персонажей данного романа, написанного, как уже отмечалось, одним из пионеров постсоветского бизнеса 80-90-х годов. Из более 30 женских персонажей 27 - проститутки, доступные женщины или женщины, делающие свою карьеру через постель! Как следует из романа, если женщина чего-то добивается, то только благодаря патронажу (замешанному на сексе) мужчины! Только один женский персонаж выведен с почтением - Пенни МакФадден, жена профессора.

Резюмируем анализ конгруэнтности, сродства постсоветского общества и тюремного мира, указав на ту легкоосязаемую роль, которую тюремная субкультура играет за пределами тюрьмы. Во введении мы уже отмечали широкую распространенность арготических слов в разговорном русском языке. Причем это касается не только простонародного языка, но и языка литературного. В своих «Очерках преступного мира» Варлам Шаламов отмечает, что «литература всегда описывала преступников с сочувствием, иногда даже с подобострастием»¹⁴². Такие выдающиеся и просто известные писатели, как Достоевский, Горький, Бабель, Есенин, Погодин, певец Утесов, посвятили свои произведения тюремному или криминальному миру. Увлеченность идеалами тюремной субкультуры проявляется и в популярности среди постсоветских людей блатных песен (от слова ). В советское время блатные песни относились к ресторанным «хитам», чье исполнение чаще всего заказывали клиенты. Сегодня описание российской поп-музыки будет радикально неполным без упоминания многочисленных «шансонье», «бардов» русского «шансона» (под этим названием чаще всего скрываются адаптированные блатные песни)¹⁴³. Как же иначе объяснить видимую экспансию тюремной субкультуры, если не учитывать высокую степень сродства между двумя «маленькими» обществами?

90

Персонаж	Краткая характеристика
Ленка	Подруга двух главных героев (протипом одного из которых, по всей вероятности, является Борис Березовский), доступная женщина, делает карьеру через постель
Нина	Старательная, но ей не удается сделать карьеры
Вика	Подруга одного из главных героев, делает карьеру благодаря своему мужу
Лика	Жена одного из главных героев, делает карьеру через постель, обманывает мужа
Без имен	Девушки (около десятка) из модельного агентства, один из главных героев переспал с ними со всеми
Мария	Подруга одного из главных героев, делает карьеру через постель
Настя	Сестра Лики, проститутка, ставшая женой одного из главных героев
Танька	Секретарша одного из главных героев, готовая удовлетворить все желания своего шефа
Галя	Девушка из ресторана, «снятая» одним из главных героев
Анюта	Жена одного из главных героев, вспоследствии бросает его
Элеонора Львовна	Хорошая, но слишком большая бюрократка
Без имен	Три секретарши, которых трое героев купают в ванной с шампанским
Поля	Секретарша одного из главных героев, его бывшая любовница, делает карьеру через постель
Пенни	Жена МакФаддена, профессора американского университета
Маруся	Русская проститутка в Швейцарии
Манька	Русская проститутка в Швейцарии
Таня	Боится всего
Без имени	Московская проститутка
Вера	Доступная девушка
Фира	Элитная проститутка для одного из главных героев
Лейла	Медсестра, доступная девушка

Этимология слова , которое используется для описания персонифицированного и привилегированного доступа к редким ресурсам в советской экономике, имеет глубокие корни в тюремной субкультуре. В XIX в. одесские воры (а Одесса тогда считалась криминальной столицей российской империи) называли           свои ладони¹⁴⁴. Все, к чему прикасался вор, становилось тоже , от различных предметов до знакомств, ведь при знакомстве . Таким образом, блат означает высокую степень социальной близости, персонификации, которая и лежит в основе «маленького» общества. «Маленькое» общество постоянно воспроизводит блатные отношения, это по определению общество.

Учитывая изложенное выше, следует ли удивляться, что институт президента, деперсонифицированный и не зависимый от социальных «воздействий» в других странах, функционирует в постсоветских обществах на основе персонифицированных отношений со своими, т.е. фактически на основе блатных отношений? «Конституционные аргументы о роли института президента в системе взаимного контроля (checks and balances) не были здесь приняты во внимание. Напротив, институт президента был введен таким образом, чтобы удовлетворить потребности конкретного кандидата на эту должность»¹⁴⁵. В постсоветском контексте следует признать

то, что избранный на пост Президента РФ человек заботится прежде всего о расстановке на ключевые посты людей, лично ему известных и преданных. Санкт-Петербургская группа (ср.: тюремное землячество) практически вытеснила свердловскую, находившуюся у власти в период правления Ельцина, не говоря уже о днепропетровской (родина Леонида Брежнева) и многих других группах «своих» у власти в прежние годы. С точки зрения специфики «маленького» общества, разница между этими группами элиты и уличными бандами отходит на второй план. Разорванное общество воспроизводит тюремную субкультуру на всех уровнях: в тюрьме, в городских пригородах¹⁴⁶, в организации государственной власти. Вот почему мы не согласимся с прогнозом Алены Леденевой, согласно которому «блат постепенно теряет свою центральную роль в постсоветском мире»¹⁴⁷. Нет, блат будет процветать до тех пор, пока постсоветское общество будет оставаться «маленьким».

Примечания

¹    Данные ООН и Госкомстата РФ, источник: «Britcmnica. Book of the Year. 1991», Chicago: Encyclopaedia Britannica, 1991, p. 750-751: http://www.gks.ru «Russia - 2000».

²    Arlacchi P., «Mafia et compagnies. L'ethic/ue mafiosa et I'esprit du capitalisme». p. 16. Джиовани Скиаво по-другому сформулировал гу же мысль: «Мафия отражает скорее идею, а не хорошо организованную структуру» (Schiavo G. Op. cit.. p. 21).

³    Gambetta D., «The Sicilian Mafia. The Business of Private Protection». p. 79-91.

⁴    Arlacchi P. , «Buscetta. La Mafia par Tun des siens». p. 29, 31.

⁵    Cesoni M.-L.. Op. cit.. p. 159.

⁶    Arlacchi P. , «Buscetta...», p. 120, (курсив наш.— . .).

^I     Arlacchi P. , «Mafia et compagnies...», p. 19.

⁸    Gambetta D., «The Sicilian Mafia...», p. 118-126.

⁹    Arlacchi P. , «Mafia et compagnies...», p. 158.

¹⁰  I hid., p. 105-123.

^II    Gambetta D.. «The Sicilian Mafia...», p. 77.

¹²  Banfield E., «The Moral Basis of a Backward Society», Chicago: The Free Press, 1958. p. 85.

¹³  Arlacchi P. , «Mafia et compagnies...», p. 19.

" Ibid. p. 94.

15  Arlacchi P. . «Buscetta...». p. 203.

16  Ibid. p. 58.

17  Gambetta D„ «The Sicilian Mafia...», p. 147.

18  Gambetta D., «Fragments of an Economic Theory of the Mafia» // Archives euwpeennes de sociologie. 1988, Vol. XXIX, № 1, p. 128.

19  Inglehart R, «Culture Shift in Advanced Industrial Society», Princeton: Princeton University Press, 1990, p. 35.

20  Gambetta D.. «The Sicilian Mafia...», p. 147.

_{21      T} „

1езис о сходстве принципов социальной организации постсоветского и сицилийского обществ эмпирически подтверждается наблюдениями российских предпринимателей, имеющих опыт ведения бизнеса на юге Италии. Приведем некоторые из их высказываний: «Они во многом такие же, как мы, как это говорят, духом. Вот я там в Италии жил у нашего партнера дома. Я жил у него дома, так он меня водил по всем друзьям, даже к маме своей водил. Там такая мама, толстая, прыгает чего-то, суетится. Все прямо как у нас...» (Интервью № 10*). «Вот даже как посмотришь, как хозяин магазина со своим кассиром разговаривает - ну точно, как у нас на рынке... Да все там такое же... они такие же... и на слово иногда поверить могут» (Интервью № 13*). «Есть у них какая-то русская расхлябанность, авраль- ность. Наверное, поэтому с ними легче и проще работать, чем с немцами, к примеру, или англичанами...» (Интервью № 10*). «Южные итальянцы и северные итальянцы - разные народы. Северные ближе к европейцам, а южные-вообще к цыганам» (Интервью № 8*). «Для южан самое главное- работа на доверни, часто дружеское рукопожатие там заменяет контракт» (Интервью № 4*).

Boltanski L., Thevenot L., Op. cit., p. 123. Морозов Ю., . ., т. 2, с. 113. Ахиезер A., . ., т. 1, с. 240. , . I.e. 244. , . 2. с. 178.

Тимофеев JL, «                                                                                    », Вильнюс-Москва: ВИМО. 1993. с. 121.

Levada Yu., Op. cit., p. 68.

Berelowich A., Wieviorka M., Op. cit., p. 22.

». март-апрель 1999. №2 (40). с. 75. Reynaud J.-D.. Op. cit.. p. 201. Долгова А., Дьяков С. , . ., с. 216-217. Яковлев A., . ., с. 43.

«                                                       », Москва: Инсти тут экономики переход

ного периода, 1998, с.347.

В этом смысле показательны ассоциации, которые возникают у заключен-

	Россия. N=131	Казахстан. N=396
Коррупция	65,2	59,1 (-6,1)
Тюрьма	61,6	48,8 (-12,8)
Мафия	51,8	48,5
Насилие	45,5	34,4 (-11,1)
Стабильные правила игры	23,2	23
Права человека	21,4	29,3 (+7,9)
Правосудие	17,9	22
Безопасность	9,8	22 (+12,2)

Отметим, что образ государства относительно более позитивен у заключенных в Казахстане. Учитывая, что некоторые другие индикаторы подтверждают эту тенденцию, мы можем выдвинуть следующую гипотезу. Заключенные в Казахстане переживают сейчас первые этапы пенитенциарной реформы, что рождает у них чувства, близкие к эйфории от перестройки второй половины 80-х годов. Мы увидим другие проявления данного феномена в разделе 4.2.

Boettke P., «Credibility, Commitment and Soviet Economic Reform», in Lazear E. (cd.), «Economic Transition in Eastern Europe and Russia: Realities of Reform», Stanford: Hoover Institution Press, 1995, p. 253, (курсив наш.—А.О.). Горяинов К., «Латентная преступность в России: результаты исследований и меры борьбы», в кн. «                                              :

», Москва: ВНИИ МВД РФ. 1993. с.24-25. Мансуров В. (отв. редактор), «

», Москва: Институт социологии РАН, 1999, с. 18. Тимофеев Л., . ., с. 55.

Krcps D., «Corporate culture and economic theory», in Alt J., Shepslc K. (eds.), «Perspectives on Positive Political Economy», Cambridge: Cambridge University Press. 1990. p. 113. 119.

Komai J., «The Socialist System. The Political Economy ofCommunism», p. 98. В этой связи уместно напомнить характеристику И. Сталина, данную в романе «В круге первом»: «Недоверие к людям было определяющей чертой характера Иосифа Джугашвили. Недоверие к людям было его мировоззрением» (Солженицын А.,                                                                                     6-                            , Франкфурт-на- Майне: Посев, т. 3, с. 148).

Rosen S., «Promotions, Elections and Other Contests» // Journal ofInstitutional and Theoretical Economics, Vol. 144. № 1. 1988. p. 82-85; Schlicht E.. «А Comment on S. Rosen «Promotions. Elections and Other Contests»». Ibid. В 30-е годы недовольство «низов» привилегиями стахановцев привело к тому, что акты насилия против них были выделены в отдельную статью УК. которая предусматривала значительно большее наказание, чем за аналогичные действия в отношении «непередовиков». Впрочем, чувство несправедливости. испытываемое «непередовиками», имело значительные основания. «В борьбе за признание невозможно равенство результатов, но должно быть обеспечено равенство возможностей» (Walzer М.. «Spheres of Justice», Basic Books. 1983. p. 256). Как известно, стахановцам зачастую сознательно создавали более выгодные условия, чтобы они могли поднять еще выше планку выработки и. следовательно, понизить шкалу расценок для всех остальных работников.

Aoki М.. «Toward an economic Model of the Japanese Firm» // Journal of Economic Literature. Vol. XXVIII. March 1990. p. 10-13. Интервью №2 5.

Levada Yu, Op. cit„ p. 112 - pour 1989 et 1991; Rose R.. Mishler W.. «Mass Reaction to Regime Change in Eastern Europe: Polarization or Leaders and Laggards?» // British Journal of Political Science. 1994. Vol. 24. p. 208 - pour 1992; nos enquetes realisees en 1996. 1998 et 1999. Интересно, что последние замеры межличностного уровня доверия в США показывают аналогично низкий уровень, около 35% (Putnam R.. «BowlingAlone: The Collapse and Revival of American Community». Princeton: Princeton University Press. 2000). Впрочем, в современном американском обществе низкий уровень межличностного доверия восполняется высоким уровнем доверия к официальным институтам (на тюремном арго американское общество можно было бы назвать «красным»),

Inglehart R.. «Culture Shift in Advanced Industrial Society». p. 35. Методология подробнее обсуждается в: Oleynik A.. «Changes in the organization of everyday life in the wake of financial crisis», in Klaus Segbers (editor). «Explaining Post-Soviet Patchworks», Vol. 2. «Pathways from the past to the global». Aldershot: Ashgate Publishing Ltd. Rose R.. Mishler W.. HaerpferC.. Op. cit., p. 10. Shlapentokh V.. Op. cit., p. 111. Coleman J.. Op. cit., p. 105.

А. Солженицын так описывает Спиридона. одного из персонажей своего романа «В круге первом»: «Его родиной была - семья. Его религией была - семья. И социализмом тоже была семья» (                                                                            6-

. т. 4. с. 554).

Ахиезер А.. . ., т. 1. с. 124. См. также: Олейник А.. « », гл. 4. лекция 7.

⁵³    Obeischall A., Op. cit.. p. 125-129.

⁵⁴    Shlapentokh V., Op. cit... p. 65.

⁵⁵    Ibid., p. 141.

⁵⁶    «Брак rio расчету возрождается. Квалификация, должность, число ромбов играют все более важную роль, так как они делают доступными обувь, шубы, квартиры, ванные и, предел мечтаний, - машину. Борьба за комнату в Москве ежегодно сводит и разводит значительное число семей» (Троцкий JL,

?. Париж: Слово, с. 183).

⁵⁷    Корнай Я.. «                  », Москва: Наука. 1990. с. 440-455.

⁵⁸    Ledeneva А., «Russia's Economy of Favours. Acad, Networking and Informal Exchange», Cambridge: Cambridge University Press, 1998, p. 83.

■"' Sapir J., «Disintegration economique, transition et politiques publiques en Russic», dans Delorme R. (sous la direction de), «JI Est. du nouveau. Changement institutionnel et transformations eConomiques», Paris: Г Harmattan, 1996. p. 322.

⁶⁰    Интервью с владельцем малого предприятия, 27 лег, г. Кемерово (это интервью было проведено в конце 2000 г., в рамках работы над проектом для Institute des Hautes Etudes de la Securite Inferieure).

⁶¹    Shlapentokh V.. Op. cit.. p. 14.

⁶²    Ibid., p. 173-174. Ср. «Особую роль в обеспечении внутренней целостности и стабильности мафиозных семей следует признать за дружескими связями ее членов. Эти связи позволяют существенно расширить сферу влияния семьи» (Arlacchi Р. , «Mafia et compagnies...», p. 65).

⁶³    Ledeneva A., Op. cit., p. 1.

⁶⁴    Лебина H.. «                                                                              . 1920-1930 Санкт-Петербург: Нева-Летний сад, 1999, с. 152-156.

^ь> Sources: Rose R. «Between State and Market...», p. 28; Boeva I., Shironin V., «Russians between State and market. The Generations Compared» // Studies in Public Policy, № 205. 1992. p. 8-18; Rose R.. «Getting by without Government: Everyday Life in a Stressful Society» // Studies in Public Policy, № 227, 1994, p. 10.

⁶⁶    Ledeneva A.. Op. cit.. p. 60.

⁶⁷               Levada Yu.. Op. cit.. p. 57.

⁶⁸    Мансуров В. (отв. редактор), . ., с. 17-18.

⁶⁹    Шохин А., «                                                             », Москва: Экономика, 1989, с. 74. Понятие «планового торга» было впервые введено в научный оборот в: Корнай ., « », с. 79-80.

⁷⁰    Корнай Я., <                  », с. 102.

⁷¹    Руководитель крупного металлургического предприятия, 60 лет, г. Брянск.

⁷²    Директор крупного машиностроительного предприятия, 50 лет, г. Чита (эти два интервью были проведены в конце 2000 г., в рамках работы над проектом для Institute des Hautes Etudes de la Securite Inferieure).

⁷³    Stark D., Bruszt L., «Restructurer les reseaux dans le post-socialisme: la propricte inter-entreprises en Hongrie et en Republique tcheque», clans Delorme R. (sous la direction de), Op. cit., p. 84. О постановке проблемы в теоретическом плане см.: Олейник А., «Бизнес по понятиям: об институциональной модели российского капитализма» //                                , № 5, 2001, с. 4-25.

⁷⁴   Долгопятова Т., Евсеева И., «Экономическое поведение промышленных предприятий в переходной экономике» //               , № 8, 1994, с. 44.

⁷⁵    Kharkhordine О.. «L'ethique corporatiste. Lethique de scimostojatel'nost et Г esprit du eapitalisme: reflexions sur la creation du marche en Russie post- sovietique» // Revue d 'etudes comparatives Est - Ouest, juin 1994. vol. 25. № 2. p. 30. Круг, институт в основе которого лежит приницип «ты - мне. я - тебе», существовал в России в рамках традиционной сельской общины вплоть до начала XX в.

⁷⁶    Walzer М.. «La justice dans les institutions» // Esprit 1992. vol. 180. № 3-4. p. 109.

⁷⁷    Например, некоторые историки рассматривают реформы Петра Первого «как попытку улучшения ситуации с помощью вмешательства государства в сферу частной жизни» (Ахиезер А.. . ., т. 1. с. 138).

⁷⁸    Реформа 1967 г. в Великобритании позволила квартиросъемщикам либо выкупать право владения, либо иметь преимущественное право на продление срока аренды на период вплоть до 50 лет (Крашенинникова Н.. Жидкова О. [под редакцией]. «                », Москва: Норма. 1999. т. 2. с. 554-555).

⁷⁹   Лебина Н...................... с. 160.

⁸⁰                        . 171. , с. 183.

⁸²    Shlapentokh V.. Op. cit.. p. 181.

⁸³    Ibid. p. 182.

⁸⁴    Giddens A.. «The Constitution of Society», p. 119-123.

^к5 Морозов Ю.. . ., т. 2. с. 4. 12.

^x(' Интервью № 17*.

⁴⁷ Интервью № 19*. Интервью № 10*. Интервью №12*.

'^л) Levada Yu.. Op. cit.. p. 94.

^1>| Росси Ж.. . ., т.2. с.453. Классическим описанием внутренней жизни «шарашки» и ее нравов стал уже упоминавшийся роман А. Солженицына «В круге первом».

⁹²    В советский период к незнакомым людям было принято обращаться, начиная фразу словом «Гражданин» или «Товарищ». Сегодня оба эти слова приобрели несколько издевательский оттенок, а слово «Господин» так и не вошло в повседневный обиход. Таким образом, россияне обходятся либо без обращения, либо используя в качестве обращения указания пола: «Девушка». «Мужчина» и т.д.

⁹³    Голов А.. «Русский быт в марте 2000 года» // http://www.polit.ru. 6.04.2000. Отметим в скобках, что руководители предприятий оказались одной из трех групп, наиболее активно использующих «ненормативную лексику».

''⁴ «Треть советских людей свидетельствует о пережитых ими в последнее время словесных оскорблениях» (Levada Yu.. Op. cit., p. 116). «Как и зачем мы материмся» // http://www.polit.ru/documents/328336.html (результаты опроса ВЦИОМ).

/

⁹⁶   «Страна, реформы, приметы» // http://www.polit.ru, 12.01.2000.

⁹⁷  

⁹⁸   Интервью №31.

⁹⁹   Levada Yu.. Op. cit.. p. 110.

¹⁰⁰ Ibid., p. 180. «Начиная уже e XVI в. россияне рассматривали несчастья как имеющие западные корни» (Ахиезер А.. . ., т. 1. с. 114).

¹⁰¹ Girard R.. Op. cit., p. 37. «Угроза войны являлась важнейшим аргументом в пользу сохранения статус кво» (Тимофеев JL. . ., с. 133).

¹⁰² Levada Yu.. Op. cit.. p. 266. Левада Ю.. «                                           10 ;

1989-1999» // http://www.polit.ru/documents/393366.html.

¹⁰³ Мансуров В. (отв. редактор). . ., с. 11.

¹⁰⁴ Дубов Ю.. . ., с. 280. 288. В данном отрывке речь идет о реакции советских людей на события в Вильнюсе в январе 1991 г.

¹⁰⁵ SchmittK.. Op. cit.. p. 86.

¹⁰⁶ Шаламов В.. . ., т.1, с. 536. Вредителями называли тех. «кто был назначен бюрократией козлами отпущения, ответственными за ошибки ее собственной экономической политики» (Росси Ж.. . ., т. 1. с. 65). Криминализация ответственности за предполагаемый вред, нанесенный национальной экономике, детально обсуждается в: Solomon Р. . Op. cit.

¹⁰⁷ _D

В результате появилась еще одна категория внутренних врагов, гак называемые тунеядцы. О деталях борьбы с «тунеядством» см.: Favarel-Garrigues G.. «La politique sovietique de lutte contre les infractions economiques a travers les archives du comit6 du Parti de la rfegion de Sverdlovsk (1965-1982)» // Revue d'etudes comparatives Est - Ouest, Vol. 28. № 2. 1997.

¹⁰⁸ Berelowich A.. Wieviorka A.. Op. cit., p. 56 (курсив наш. - . .).

¹⁰⁹ По результатам опроса ВЦИОМ. Источник: http://www.polit.ru. 27.12.1999.

¹¹⁰ Седов Л.. Голов А.. «Мотив мести» // http://www.polit.ru. 16.03.2000.

¹¹¹ Левада Ю.. «Человек советский 10 лет спустя: 1989-1999». ""Источник: http://www.romir.ru (результаты опроса, проведенного агентством

РОМИР).

Хлопин А.. . ., с. 51.

¹¹⁴ Дубов Ю.. . ., с. 271 (курсив наш.— . .).

¹¹⁵ Lcdeneva A.. Op. cit.. р. 163-166.

¹⁶ Shlapentokh V.. Op. cit.. p. 89. 96-97.

¹¹⁷ Яковлев A.. . ., с. 32.

¹¹⁸ Dice. с. 118-120.

¹¹⁹ Тимофеев Л.. . ., с. 64-65.

^1-0 Бек А.. «                                 », Кишинев: Каргя Молдавянескэ. 1988. Заме

тим. что политическая карьера Гавриила Попова, бывшего мэра Москвы, а до этого - профессора МГУ. началась с публикации в журнале «Наука и жизнь» серии рецензий на этот роман. ¹²¹ Елигулашвили Е.. «

», Автореферат диссертации канд. псих. наук. Институт психологии им. Узнадзе (Тбилиси). 1983. с. 18.23. Теория установки внесла большой вклад в понимание природы шизофрении. В терминах этой теории болезнь отражает неспособность индивида найти компромисс между двумя взаимоисключающими                             . сформированной ближайшим со

циальным окружением и более глобальным институциональным контекстом (см.: Узнадзе Д.,         ., с. 299).

Хломов Д., «

», Автореферат диссертации канд. псих, наук, МГУ им. Ломоносова: факультет психологии, 1985, с. 17.

Andreff W., «Corporate Governance of Privatized Enterprises in Transforming Economies: A Theoretical Approach», in European Association for Evolutionary Political Economy, Conference Papers, Cracovie: 1995, p. 18-19. Inglehart R., «Modification des valeurs, developpement economique et evolution politique» //Revue Internationale des Sciences Sociales, Septembre 1995, Vol. 145. p. 441-443.

Source: Die Zeit, 30. Juli 1998, S. 12. Восточной Германией здесь названы

земли, которые ранее входили в состав ГДР.

Письмо собеседника № За.

Мансуров В. (отв. редактор), . ., с. 22.

Ким Н., Орлова Ю., «Правительство и реформы, масленица и пост» // http:/ /www.polit.ru. 14.03.2000.

Интервью № 13, это интервью было проведено с верующим.

Интервью № 16. Варлам Шаламов тоже отмечает фатализм как центральный элемент тюремной ментальности: «Всякое вмешательство в судьбу, в волю богов было неприличным, противоречило кодексам лагерного поведения» (Шаламов В., . ., т. 1, с.42). Berelowich A., Wieviorka М., Op. cit., р. 90.

«Страна, реформы, приметы» // http://www.polit.ru, 12 .01.2000 (данные ВЦИОМ); Мансуров В. (отв. редактор), . ., с. 22. Интервью № 25. Речь идет об официальной и                                                                           стороне органи

зации повседневной жизни в колонии. Выражение «кухонные споры» было очень распространенным в советский период. Негативный компромисс с государством предполагал, что недовольство может высказываться, но только среди своих,

Мансуров В. (отв. редактор), . ., с. 16. Росси Ж.. . ., т.1. с.27; т.2. с. 415. 453.

Усиленный продуктовый паек для тех заключенных, кто систематически перевыполняет нормы выработки, ср.: название многократно цитировавшегося романа Юлия Дубова «                                  ».

Головач В., «Организованная экономическая преступность и меры борьбы с ней», в кн.: «          »,

Киев: ВШМ им. Дзержинского МВД СССР. 1990. с. 19. Забавно, но такую же практику ведения двойной бухгалтерии (двойного платежного баланса) использует само государство в отношении внешних кредиторов, от которых выгодно скрывать профицит платежного баланса, вызванный высокими ценами на не(])ть на мировом рынке (см.: Степанов А., «Правительство пострадало из-за честности» // http://gazeta.ru от 20.03.2001).

Levada Yu., Op cit., p. 35.

¹⁴¹  Страна, реформы, приметы // http://www.polit.ru, 12.01.2000 (данные ВЦИОМ). О «мужских» и «женских» ценностях см. также: Дубов И. (под ред.), . ., с.78.

¹⁴² Шаламов В.. . ., т. 2. с. 7.

¹⁴³  Упомянем лишь имена Михаила Крута, Евгения Кемеровского, группы «Лесоповал» (продюсер которой, Михаил Танич, был награжден Указом Президента РФ за «свой вклад в российскую культуру»), К слову, среди самих осужденных в тройку наиболее популярных песенных жанров входят российская эстрада (ее назвали 49,3% опрошенных, N = 359), блатные песни (38,2%) и зарубежная эстрада (27,9%).

¹⁴⁴  Росси Ж.. . ., T.l.c. 32.

¹⁴⁵  Elster J., «Introduction», in Elster J. (ed.), «The Roundtahle Talks and the Breakdown of Communism», Chicago: The University ofChicago Press. 1996. p. 13.

¹⁴⁶  В частности, можно сослаться на исследование распространения криминальной субкультуры в пригородах Казани: Фатхуллин Н., Заморин А., «Казанский феномен: опыт социологического исследования подростковой преступности», в кн.: «

», Москва: ВНИИ МВД РФ, с. 59-62. Как свидетельствует один из наших собеседников, «ну как, если говорить в принципе, то я воспитывался не столько в семье, сколько на улице, поэтому я многое знал уже заранее...» (Интервью № 26).

¹⁴⁷       Ledeneva A.. Op. cit., р. 175.

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЕ ИЗМЕНЕНИЕ: СРАВНЕНИЕ ДВУХ СЛУЧАЕВ

Реформы 90-х годов зачастую представляются усилиями, направленными на модернизацию советского общества, на превращение «маленького» общества к «большое». Однако масштабные экономические, политические и социальные реформы так пока и не привели к позитивным изменениям. Ощущение глубокого кризиса характерно для общественного мнения на протяжении последнего десятилетия, В конце 1998 г., характеризуя экономическую ситуацию, складывающуюся в стране, 20.5% россиян использовали термин «катастрофа», 63,7% - «долгосрочный кризис», Что же касается оценки политической ситуации, 27% россиян видели в ней «тупик», 52,4%- «глубокий долгосрочный кризис»¹. Анализ динамики относительного числа оптимистов среди россиян убеждает, что чувство безнадежности приобрело стабильный, устойчивый характер (табл. 91 с распределением ответов на вопрос «По вашему мнению, как изменится материальное благополучие вашей семьи через пять лет?»)².

Таблица 91

Варианты ответов	Март 1995 г.	Январь 1996 г,	Июль 1996г.	Январь 1997 г.	Март 1998 г.	Февраль 2000 г.
Значительно лучше, чем прежде	4	4	6	6	6	5
Чуть лучше, чем прежде	20	21	32	19	20	31
Останется без изменений	41	50	35	40	43	44
Чуть хуже, чем прежде	19	13	16	18	17	13
Значительно хуже, чем прежде	14	8	9	13	10	7

Чтобы объяснить провал политики реформ, требуется проверить нашу пятую исходную гипотезу, согласно которой внедрение новой институциональной модели имеет шансы на успех, только если формальные нормы, на которых она основана, конгруэнтны, сродствепны с теми неформальными нормами, что господствуют в обществе-«ре- ципиенте». С данной точки зрения пример рыночных реформ (а мы в дальнейшем ограничимся только этой стороной российских реформ) живо контрастирует со вторым избранным для анализа примером, реформой пенитенциарной системы. Хотя цели пенитенциарной реформы и менее масштабны, - они сводятся к более цивилизованному управлению насилием и к уважению прав заключенных, се относительный успех позволяет лучше увидеть причины провала политики более глобальных реформ, Основной урок из пенитенциарной реформы заключается в необходимости учитывать уже существующие, тенденции п согласовывать их с желаемыми целями изменений, В противном случае существует риск попадания в замкнутый круг реформ: чем активнее усилия по реформированию, тем неизбежнее самовоспроизводство исходной институциональной модели.

4.1. Создание рынка: случай рыночных реформ

Хотя рыночные реформы в России продолжаются уже более десяти лет, уверенности в позитивном и необратимом характере изменений по-прежнему нет, о чем свидетельствует, например, динамика основных экономических индикаторов (табл. 92). Ход реформ в других странах «социалистического лагеря», особенно в Польше и Чехии, делает провал российских реформ очевидным. Например, среднегодовые темпы экономического роста в 1990-1996 гг. достигали 4,4% в Словении, 3,3% - в Польше, 0,9% - в Чехии⁴.

Таблица ')2

	1992	1993	1994	1995	1996	1997	1998	1999
в н п	85,5	91,3	87,3	95,9	96,6	100,9	95,1	103,2
Промышленная продукция	82	86	79	97	96	102	95	108
Продукция сельского хозяйства	91	96	88	92	95	101,5 ч	77,7	109
Инвестиции	60	88	76	90	82	95	93,3	104,5

Наблюдаемый кризис имеет системный и институциональный характер, но он возник в результате перехода от одной модели экономической организации, командной экономики, к другой, рыночной экономике, что отличает его от кратко- (конъюнктурные циклы Китчина), средне- (циклы Жуглара, состоящие из четырех фаз: депрессия, кризис, оживление и рост) и долгосрочных кризисов (циклы Кондратьева⁵). Нобелевский лауреат в области экономики Дуглас Норт предлагает рассматривать институциональные изменения в еще более широкой исторической перспективе. По его мнению, институциональные

Эта аналитическая схема тем более интересна в контексте настоящего исследования, что она позволяет учесть всю совокупность факторов. обусловивших принятие постсоветским государством курса на рыночные реформы. К кризису конъюнктурного характера (падение цен на нефть в начале 80-х годов), долгосрочной стагнации промышленного производства и инвестиций присовокупился кризис центральной власти, выразившийся в усилении центробежных тенденций, что и привело к изменению конфигурации государственной власти. Таким образом, именно от государства, от легальной власти исходила инициатива радикальных изменений в области экономики. Рынок, лишенный в советском контексте «естественного» и «само собой разумеющегося» характера, был альтернативой командной 'экономике наряду со многими другими. С институциональной точки зрения речь идет о совокупности согласованных и взаимонепротиворечивых норм, регулирующих экономические взаимодействия па рынке. «Когда » рынке видится в первую очередь институт... «нормы» и «правила поведения» выходят на первый план»⁷,

Тогда как можно объяснить очевидный отказ постсоветских людей уважать правила игры на цивилизованном (full-fledged) рынке? Поиск ответа тем более интересен, что рыночный опыт никогда не был чужд советским людям, каким бы парадоксальным ни выглядело данное утверждение.

4.1.1. Теневой рынок как исходная точка реформ

изменения связаны с изменениями в характере властных отношении, а последние, в свою очередь, — с изменениями в технологии, конъюнктуре рынков ресурсов и т.д. (рис. 24)⁶.

Рис. 24

Нелегальная экономика, или теневой рынок, была одновременно и чуждым, и жизненно необходимым элементом советской экономичес кой системы. С одной стороны, нелегальная экономика обеспечивала горизонтальное взаимодействие предприятий, альтернативное посредничеству и контролю со стороны государственных органон. С другой стороны, командная экономика не могла функционировать без постоянною обращения экономических агентов к нелегальным практикам. «Любой продукт мог стать предметом сделок на теневом рынке, если он оказывался во временном дефиците»⁸. Иначе говори, для успешного выполнения плана требовалось обращаться к нелегальным практикам снабжения. Далее обоюдовыгодные, но нелегальные сделки между руководителями предприятии и представителями плановых органов в рамках «планового торга», как мы видели, обеспечивали плановым заданиям гибкий и адаптированный к реальности характер. Гюлес того, представители государства превратили эти нелегальные практики и средство эффективного контроля и давления «Нелегальная система - результат торга, необходимого для успешного функционирования официальной системы, использовалась и то же самое время для давления на экономических агентов, которые превращались в своего рода заложников толерантности вышестоящих органов»⁴.

Признание существования в советской экономике нескольких разнородных секторов обычно приводит к использованию целой палитры цветов Для их описания: жел тая, серая, коричневая, черная и т.д. Чем дальше мы отходим от легальных практик, тем темнее становится цвет. Впрочем, проблема подбора цветов тесно связана с другой, более глубокой проблемой адекватного определения нелегальных практик. С помощью прилагательных неформальный, фактичный, криминальный, внелегальный, неофициальный указывают на различные аспекты рынка, существовавшего внутри командной экономики. Невозможность использования легальных механизмов реализации экономических интересов заставляет искать обобщающий все эти аспекты термин. С этой точки зрения, понятие внелегальной экономики кажется наиболее приемлемым для описания особенностей советской социально-экономической модели¹⁰ . Таким образом, под теневым рынком понимается любая экономическая деятельность, осуществляемая вне рамок закона и без использования легальных средств. Изложенное не означает, что все виды «нелегальной деятельности остаются неорганизованными. «Неформалы далеки от анархии, они создают свою собственную систему прав собственности и институтов»¹¹. Теневой рынок опирается на персонифицированные отношения, что позволяет говорить о «нелегальной экономике и «маленьком» обществе как о двух сторонах одной медали. Теневой рынок возникает везде, где «экономика полностью не отделена от других сфер деятельнос- ти»¹², Таким образом, становится возможным применить к анализу теневого рынка тс аналитические рамки, которые были предложены для исследования «маленького» общества: персонифицированные отношения, отсутствие четких границ между сферами деятельности, дуализм норм и нецивилизованные методы управления насилием.

Теневой рынок включает в себя следующие сегменты: неофициальный, административный, фиктивный и криминальный рынки (рис. 25). Неофициальный рынок включает в себя те сделки, которые не контролирую государством и потому не о тражены в системе национальных счетов. Производство домашних хозяйств служит одним из основных источников продуктов и услуг, циркулирующих на неофициальном рынке. Таблица 93 иллюстрирует, насколько важен вклад домашних хозяйств в производство сельскохозяйственной продукции¹³.

Таблица 93

Продукт	1980	1990	1991	1992	1993	199-1	1995
Картофель	65,1	66,1	72,2	78	82,5	88.1	89,9
Овощи	32,8	30,1	46,4	54,7	64,5	66.7	73,4
Мясо	29,8	24,8	30,5	35,3	39,5	43,2	48,6
Молоко	26.9	23,8	26	31,4	34,7	38.7	41,4
Зерно	0,4	0,3	0,4	0,5	0,6	0.7	0,9
Сахарная свекла	0	0	0,03	0,2	0,3	0,7	0,9

рис. 25

Производство домашних хозяйств было ориентировано не только на внутреннее потребление, но и на продажу на колхозных рынках, где контроль за ценами отсутствовал. Задача государства сводилась к обеспечению чистоты и порядка на территории рынка, а также к обеспечению минимального санитарного контроля. Неофициальное производство опирается на семейные и квазисемейные структуры. Как свидетельствуют результаты недавнего исследования, «существует сильная корреляция между социальным капиталом домашнего хозяйства и объемом продаваемого им мяса»¹⁴. Президентский декрет 1992 г. о свободе торговли позволил постсоветским людям торговать любыми продуктами на стихийно образующихся рынках. Хотя расцвет неорганизованной торговли пришелся на 1992 -1994 гг., группы пенсионеров, продающих сигареты, другие продукты первой необходимости, по-прежнему являются неотъемлемым элементом пейзажа больших и малых российских городов (в Москве неорганизованная торговля концентрируется около станций метро).

В отличие от неофициального рынка, который возник в своеобразной социально-экономической нише, сфера влияния административного рынка была значительно шире. Идея, лежащая в основе административного рынка, заключалась в превращении в товары любых значимых в командной экономике вещей, в их присвоении и «приватизации». «На советском административном рынке продавались не только товары и услуги, по и все то, что имело ценность в иерархической системе: социальный статус, власть и подчинение, законы и право их нарушать»¹⁵. Своим рождением административный рынок обязан тенденции к персонификации «общественных» отношений, что, в свою очередь, создает предпосылки для присвоения общественных товаров и услуг. Взятка отражает цену, которую приходи тся платить за де юре общественные товары или услуги, которые де факта были приватизированы и предназначены для своих. На административном рынке «продавались скорее права на распределение товаров и услуг, а не сами товары и услуги»"'. С этой точки зрения постсоветский контекст способствует формированию установки на взяточничество.

Практика сознательного обмана государства - туфта, определяет природу сделок в еще одном, фиктивном секторе теневого рынка, где речь идет об обмене товаров и услуг, не существующих в реальности. Спекуляция хорошо иллюстрирует основной принцип функционирования фиктивного рынка. Согласно ставшему классическим определению, спекуляция - это «покупка (или продажа) товаров с целью их последующей перепродажи (или повой покупки), когда расчет делается не на использование товаров и услуг, а на получение выгоды от продажи (покупки) по изменившейся цене»¹⁷. Деятельность советских спекулянтов (или барыг на тюремном арго) заключалась в приобретении, пользуясь привилегированным доступом, дефицитных товаров по государственным ценам и их перепродаже уже по свободным ценам. Спекулянты превращали сноп знакомства в прибыль, источник которой чем самым не имел ничего общего с управлением рисками, характерным для действий арбитражистов. Точно так же. как представители государства приватизировали общественные товары и ус- дуги, советские спекулянты приватизировали доступ к редким, дефицитным ресурсам.

С началом рыночных реформ фиктивные сделки изменили свою форму, но их сущность осталась прежней. Для минимизации налоговых выплат руководители предприятий часто используют фиктивные сделки, роль которых сводится к тому, чтобы «прикрывать» реальные трансакции. Хотя Гражданский кодекс РФ признает такие сделки ничтожными (ст. 170), а УК РФ предусматривает уголовную ответственность за совершение некоторых видов фиктивных сделок¹⁸, стимулы к обману государства оказываются сильнее страха перед возможным преследованием. Например, значительная часть внешнеторгового оборота осуществляется под прикрытием фиктивных трансакций. Рассмотрим в качестве примера лишь один вид фиктивных сделок - внешнеторговые сделки с предоплатой¹⁹. Российская фирма вносит сумму предоплаты на счет зарубежного партнера. Но по предварительному взаимному соглашению контракт не будет выполнен под предлогом отказа зарубежным партнером выполнять свои обязательства. В действительности история с предоплатой служит лишь прикрытием для операций по вывозу капитала и обходу ограничивающих вывоз капитала нормативных актов Банка России. А зарубежная фирма, которая может оказаться дочерним предприятием российской, получив свои комиссионные, перечисляет всю сумму предоплаты на зарубежный счет, контролируемый российской фирмой или ее руководством.

Главное отличие криминального сектора от остальных сегментов теневой экономики

заключается в криминальном контроле за сделками. Криминальный контроль осуществляется ворами в законе и авторитетами, чье влияние не ограничивается тюремным миром. В общем и целом воры в законе выполняют четыре основные функции по отношению к субъектам криминального рынка:

поддерживать социально-экономическую ситуацию в пределах допустимого с точки зрения неформальных норм: осуществлять теневое правосудие и решать конфликты, возникающие между субъектами теневой экономики: обеспечивать защиту от неорганизованной преступности: заниматься ростовщичеством.

Точно так же, как и в тюрьме, различные сегменты криминального рынка имеют свои неписаные «конституции», которые структурируют повседневную деятельность. Несмотря на неписаный характер этих конституций, их нормы известны всем задействованным в теневых трансакциях лицам. Вот, например, вариант кодекса торговой морали образца 60-х годов: хищения разрешены, пусть будут честными Дон

Кихоты; человек человеку волк; совесть должна быть гибкой; не пойман - не вор; любой предатель должен понести наказание и т.д.²⁰ Дуальный характер норм бросается в глаза, особенно учитывая, что любой работник торговли считается «своим» для таких же, как и он. Сказанное не удивительно: в то время много говорилось о «торговой мафии», и человек, совершенно посторонний группе своих в торговле, просто не мог найти работу в более или менее престижном магазине, что автоматически обеспечивало доступ к дефицитным товарам. Хотя неписаные нормы возникли и применялись спонтанным образом, тем не менее иногда требовалось вмешательство воров в законе для поддержания нелегального порядка. Они гарантировали отсутствие беспредела, заботясь о выполнении неписаных норм. «Функция (вора в законе. - . .) будет в том, чтобы не допускать беспредел. Потому что если не будет существовать вора в законе, то будет сплошной беспредел.      ? И в сфере бизнеса, и в сфере преступного мира. Тогда будут стрелять всех... Если ты обращаешься к ворам, то ихний суд может оградить тебя от беспредела - единственное, что они могут сделать»²¹. Впрочем, забота о порядке вышла на первый план в действиях воров в законе сравнительно недавно, в конце 80-х годов.

Что касается их посреднической роли в конфликтах между теневыми дельцами, то первые прецеденты появились в конце 60-х годов. Более того, воры вмешивались не только в конфликты, иногда они играли роль и чисто коммерческих посредников²². Коммерческое посредничество воров заставляет вспомнить о производстве и продаже доверия сицилийской мафией. Когда стороны нелегальной сделки принадлежат к различным группам «своих» и между ними нет личностных связей, посредничество вора в законе, чья репутация известна обеим сторонам сделки, становится желательным. Вопрос вознаграждения посредника зачастую остается открытым. С одной стороны, «они (воры в законе) не требуют оплаты своего посредничества. В случае необходимости они ожидают ответной услуги от тех, кому помогают»²³. С другой стороны, обращение за помощью к ворам в законе может стоить достаточно дорого. «? Ну, я не знаю как сейчас, я давно сел, ну, а тогда шли определенные проценты за услугу, их никто ни повысить, ни понизить не мог. В определенном смысле, тогда один процент был»²⁴. Милицейс - кие источники подтверждают существование практики взимания с теневых дельцов фиксированного процента (ср. pizzo, взимаемое итальянской мафией²⁵). Согласно этим источникам, сходка воров в законе в Кисловодске в 1979 г. установила единую ставку отчислений 10% от чистой прибыли. К концу 80-х годов эта ставка возросла более чем в 2 раза (до 20-25%)²⁶. Двойственный подход к оплате услуг воров отражает отсутствие компромисса между традиционным и «проектным» соглашениями: теневой налог взимается в том случае, если отношения превращаются в обмен услугами, если же доминируют традиционные тенденции, то акцент делается на создании и укреплении отношений личной зависимости.

Заметим, что вознаграждение воров включает в себя также цену предоставляемых ими некоторых других услуг, прежде всего защиты от неорганизованной преступности: мелких рэкетиров, воров, хулиганов, мошенников и т.д. « ? К нему работать. , ? Я говорю, в чем заключается работа, он говорит, просто присутствовать, я говорю, как присутствовать, ну будешь, говорит, ездить со мной, я говорю, не понял... дальше - больше, поговорили, телохранитель, что ли, ну, считай, что так, он прямо не ответил, но, как я понял, просто там бойцом каким- то, вышибалой, туда-сюда и все»²⁷. Парадоксально, но криминальная защита способна в определенных условиях снизить уровень преступности. Существует даже статистически достоверная негативная корреляция между уровнем преступности и размерами теневого рынка. На региональном уровне чем значительнее объем теневых сделок и выше уровень их организации, тем меньше уровень преступности²⁸. Этот парадокс может в какой-то мере объяснить широко укрепившуюся в последние годы репутацию Санкт-Петербурга как криминальной столицы и «беспредельного» города. Некоторые из наших собеседников подчеркивают тот факт, что Санкт-Петербург - один из редких городов, где нет воров в законе или их положенцев. «Отсюда и беспредел идет. Группировки. Всть группировки - не признают даже идею воровскую. Особенно в Питере. Я не сидел там, но знаю. В Крестах. Они вообще никого не признают. Они там сидят, у них отдельные камеры. Они вообще не признают: вор - не вор. Все у них там налажено, работает. Ну, и в Москве здесь - кавказцы»²⁹.

Объем средств, находящихся под контролем воров в законе, весьма значителен: к «налогам», выплачиваемым субъектами теневого рынка, следует прибавить добровольные взносы криминальных элементов, которые тем самым подчеркивают свою приверженность ценностям тюремной и криминальной субкультуры. Так, обычные воры зачастую перечисляли часть средств, украденных у незащищенных ворами в законе людей, в общак. «Вот где я в Симферополе жил, я знал, кто держит общак городской. И вот украли... Я могу посещать его, могу не посещать. Это мое личное дело. Никто меня не заставлял и раньше. Никто не имеет права мне сказать: «Вот ты должен вносить туда». Никому я ничего не должен. Просто у нас бригада: три-четыре человека. Попались хорошие деньги: три-четыре тысячи уперли. Ну, можем решить за столом: «Давайте в общак отнесем там пару сотен». Скинулись, отнесли сотни три строго. Я знаю, например, вот покойный Муля держал общак. Придешь к нему домой: «Муля, привет, здравствуй. Вот от нас, на, бери деньги». На общие дела воровские вот мы отдаем. Потом началась коммерциализация. Обкладывают коммерсантов данью. Опять же все эти банды, которые обкладывают коммерсантов данью, они обязаны уделять внимание воровскому общаку. Они процент оставляют себе, а часть идет на общак. То есть за крышу, за прикрытие, ну и всякое прочее. Обычно контролирует вор. Вот и воровской общак весь. А есть банды, которые не признают»³⁰.

Значительность собранных ворами в законе средств позволяла их использовать не только на помощь арестованным милицией представителям криминального мира (на «грев»), но и на выдачу кредитов субъектам теневого рынка. Иногда такие кредиты превращаются в средство эффективного контроля воров за заемщиком. В этом случае логика личной долгосрочной зависимости оказывается сильнее интереса в краткосрочной максимизации процента по кредиту. «? Проценты не получал. Принцип.         ?В дальнейшей помощи. Что этот кто-то мне пригодится в будущем...

?Подписать бумагу. Разрешение на торговлю, участочек земли»³¹. При этом не исключено, что для укрепления зависимости заемщика будет использовано и насилие. Криминальные элементы стремятся иногда искусственно затруднить возвращение кредитов, что позволяет впоследствии манипулировать поведением заемщиков и обеспечить их полную зависимость, особенно если заемщики не принадлежат к кругу «своих». «Почему было необходимо привлекать деньги из криминала? Просто мысль о каких-то накладках, криминальных, не возникала. .. а они всегда под рукой... это было проще всего. «Ну, наконец-то ты решился с нами поговорить, ну мы же свои люди...» Проблемы по возврату денег были только с криминалом... ну у них каждый день проблемы. Я когда попросил у них первый раз деньги, я сразу почувствовал власть, незащищенность... У нас на берегу стоял экскаватор, мы рыли песок и продавали - они положили гранату под экскаватор. Так мы потратили три дня на восстановление, скорее даже установку новой двери... Они дают деньги и тут же обрезают тебе доходные жилы... здесь тонкость своя.. .он мне дает деньги, и то, где я получаю свой доход, он мне это выключает с тем, чтобы я не смог отдать деньги в срок, и тут он меня ставит на проценты и может мною манипулировать как хочет.. .»³². Логика «маленького» общества берет верх и сознании криминальных элементов над рыночной логикой, которая напрямую связана с «большим» обществом.

Таким образом, существует прямая связь между тюремным и криминальным миром, с одной стороны, и с постсоветской экономикой- с другой. Тюремная субкультура распространяется вначале в криминальной экономике, затем в других секторах теневой экономики, и, в конечном счете, по всей постсоветской экономике. Особо отмстим, что неуважение к закону в малом (характерное, например, для неофициальных и фиктивных сделок) формирует установку на обход законов вообще, от которой до собственно преступной деятельности - один шаг. Как отмечает исследователь колумбийской экономики Фраическо Туми, «нет особых причин думать, что предприниматель, нарушивший «плохой» закон, например затрудняющий регистрацию предприятия или получение лицензии, будет впоследствии уважать «хорошие» законы, например о налоге с продаж или подоходном налоге». То есть теневые сделки имеют тенденцию концентрироваться в криминальном секторе.

Рассогласованный и навязанный характер государственной власти как косвенное условие распространения тюремной субкультуры дополняется прямыми каналами экспансии тюремных понятий - сделками на криминальном рынке. Криминальные элементы являются организаторами и основными субъектами этого рынка. Впрочем, превращение «коронованных» воров в законе в субъектов теневого рынка является недавней тенденцией, в отличие от выполнения ими организаторских функций. Ранее им запрещалось напрямую участвовать в коммерческой деятельности, в том числе и через выдачу кредитов, от них ожидалось лишь посредничество между тюремным миром и криминальным рынком. Ответы заключенных на вопрос «Как по-вашему, должны ли авторитеты и воры в законе заниматься бизнесом?» подтверждают сохранение негативного отношения к коммерциализации деятельности воров'⁴ (табл. 94).

Большое количество секторов теневого рынка затрудняет оценки его размеров и обусловливает существенные расхождения в количественных оценках. Следует признать, что все данные о теневом обороте носят характер приблизительных оценок. В 60-70-е годы объем теневого оборота достигал 7,5-10% от ВНП, к концу 80-х годов он достиг 15-20%, в 1996 г. - 23-25%, в 1998 г. - 32-37%". Для сравнения: в конце 70-х голов объем теневого оборота оценивался в Италии в 20-25% ВПП, в 11-20% - в Бельгии, в 10% в Дании и Западной Германии, в 8-10% - в США, в 7-8% - в Великобритании, в 4% - в Швейцарии³⁶. Анализ распространенности теневых сделок в отраслевом разрезе показывает, что наибольшая их доля приходится на сельское хозяйство (в основном за счет неофициальных сделок) и на торговлю (за счет фиктивных сделок)" (табл. 95).

Таблица 94

Варианты ответов Да, безусловно	Россия. N= 1310 8.0	Казахстан. N = 396 13,1
Да. если их участие ограничивается ролью судьи в конфликтах	5	6,6
Да. если их участие ограничиваемся обеспечением безопасности бизнеса	5.3	5,6
Нет	30.2	26,5
Затрудняюсь сказать	30,2	31.1
Нет. за исключением случаев крайней необходимости	5,6	8.8
Нет ответа	13,9	8,3

Таблица 95

Сектор экономики	В млрд руб.. текущие цены		В % от ВНП
	1960 (СССР)	1990 (СССР)	1996 (Россия)
Всего	5	90	23-25
Промышленность	0,3	10	11
Сельское хозяйство	0,6	23	48
Транспорт и связь	0,2	8	9
Строительство	0,2	12	8
Торговля		17	63
Здравоохранение	0,5	6,2
Жилишно-коммунальное хозяйство	1,6	6,7

Завершим наш краткий эскиз теневого постсоветского рынка сравнительной характеристикой сделок, заключаемых на официальном, неофициальном и криминальном рынках³⁸ (табл. 96).

Иными словами, теневой рынок полностью вписывается в логику «маленького» общества, ведь он предполагает персонификацию отношении, экспансию сферы частной жизни и дискриминацию между «своими» и «чужими». «Неуважение законов, вместо того, ч тобы облегчать рыночную и конкурентную координацию, приводит к укреплению частных конституций, структурирующих отношения неопатерналистского типа»³⁹. Кроме того, геисвой характер рынка обусловливает активную роль, которую играют на нем криминальные элементы, воспроизводящие своими действиями логику «маленького» тюремного общества. Следовательно, опыт сделок на теневом рынке не дает чего-то нового по сравнению с общим опытом повседневной жизни в «маленьком» обществе. Теневой рынок следует признать одним из механизмов воспроизводства «маленького» общества наряду со многими другими.

Таблица 96

Характеристика трансакции	Легальная сделка	Неофициальная сделка	Криминальная сделка
Характер доверия	Деперсонифицирован- ное	Персонифицированное	Персонифицирован- ное
Вероятность оппортунизма	Заоисит от остроты конкуренции на рынке	Низкая при совершении сделки среди «своих», высокая в остальных случаях	Близка к нулю при совершении сделок среди «своих", близка к 100% в остальных случаях
Санкции за оппортунизм	Расторжение контракта, еыплата штрафа	Социальные санкции	Физическое насилие
Процедура разрешения конфликта	Обращение в суд, арбитраж	Переговоры мемеду сторонами	Использование силы («где сила, там и право»)
Период, на который за- ключается сделка	Кратко-, средне- и долгосрочный	Кратко- и среднесрочный	Краткосрочный*
Форма расчетов	Денежная, преимущественно в безналичной форме	Денежная, преимущественно в наличной форме, и бартер	Денежная, исключительно в наличной форме

* Я условиях вероятности подвергнуться серьезным санкциям участники криминальных сделок стремятся к постоянной смене партнеров, поставщиков и потребителей, они находятся в постоянном поиске новых конфигурации для сделок, см.: М. Turvani, «Illegal Markets and New Institutional Economies», in C. Menard (ed.), «Transaction Costs Economics: Recent Developments», Cheltenham: Kdward Elgar Publishing Co., 1W7.

4.1.2. Две стратегии рыночных реформ

Структура теневого рынка как элемента конституции «маленького» общества позволяет увидеть параллели с принципами организации локальных рынков, существовавших в средневековой Европе и пpeдшествовавших рыночной экономике. Карл Поланьи описывает локальный рынок в терминах, совершенно отличных от используемых для разговора о современном рынке как элементе «большого» общества. Во-первых, «бартер и двусторонние обмены не приводят к становлению рынка в обществах, где господствую! иные, нерыночные принципы экономического поведения»⁴⁰. Существование теневого рынка далеко не эквивалентно существованию рыночных правил игры. Здесь можно предложить марксистское прочтение подчинения локаль

но

ного рынка принципам функционирования социально-экономической системы советского типа. Внутри чуждой ему институциональной среды рынок не может не существовать в превращенной форме (Entfremdung). Точно так же, например, по мнению Маркса, отношение между трудом и стоимостью изменяет свою природу вследствие его опосредования деньгами, капиталом⁴¹. Рыночные отношения по аналогии превращаются, если они осущес твляются в контексте «маленького» общества. В результате рыночные отношения становятся «тенью» рыночных взаимодействий в других, более адекватных контекстах.

Во-вторых, «маленькое» общество не допускает конкуренции среди «своих», группы которых и служат социальной основой локальных рынков. «Такой вариант организации торговли не обязательно опирается на конкуренцию, наоборот, если конкуренция оказывает деструктивное влияние на сложившиеся связи, логичной становится ее элиминация»⁴². «Маленькое» общество гарантируе т взаимопомощь и солидарность для «своих», насилие - для «чужих», а конкуренция как промежуточная между двумя этими крайностями форма просто исключена. В терминах Макса Вебера, «сильная» солидарность не может превратиться здесь в «слабую» . В-третьих, локальный рынок предполагает господство бартера, т.е. обмена товара на товар, платежей в натуральной форме (truck), т.е. обмена товаров на услуги и блата, т.е. обмена услуг на услуги, а не денежных обменов. Эти формы обмена усиливают закрытость групп «своих», ведь во всех трех случаях речь идет о персонифицированных формах оплаты. Потеря сделками персонифицированного и адаптированного к конкретным партнерам характера автоматически влечет за собой резкий рост трансакци- онных издержек.  Проиллюстрируем эту мысль еще одним аргументом, позаимствованным у Маркса. В рамках его теории рассматриваются три формы стоимости: простая, сложная и денежная⁴⁴. Простая форма присуща изолированным трансакциям типа обмена А" товара А - Y товара В или Z товара С, и т.д. О сложной форме говорят в случае осуществления цепных обменов: А"товара А = У товара В - Z товара С = ... Денежная же форма означает, что возникает общий деноминатор - благо b, с помощью которого и измеряется относительная стоимость всех товаров.

Парадоксальный характер ситуации, когда существование рынка не означает действия рыночных правил игры, позволяет по-новому взглянуть на политику рыночных реформ в постсоветской России. В общем и целом, можно говорить о двух стратегиях рыночных реформ - генетической и телеологической. «Генетический подход заключается в том, чтобы сконцентрировать внимание на существующих в каждой экономической системе ограничениях как факторах, предопределяющих ее будущую эволюцию, вне зависимости от того, насколько желательными или нежелательными кажутся эти тенденции»⁴⁵. Таким образом, «генетическая» экономическая политика требует, чтобы исходной точкой рыночных реформ стал теневой рынок. Никакого заранее определенного «пункта назначения» реформ в этом случае нет. Наоборот, телеологическая стратегия реформ ориентирована на достижение заранее определенного результата - построения совершенного рынка, описываемого в стандартных учебниках economics. Используя выражение известного американского экономиста Гарольда Демсеца, второй вариант проведения реформ можно было бы сравнить с «нирваной», абстрагированием от реальности. Множество других определений стратегий реформ: спонтанные versus навязанные, градуалистские versus революционные, эндогенные versus экзогенные и т.д., тоже возникают в результате противопоставления исходной точки и желаемого результата реформ⁴⁶. Учитывая, что постсоветские трансформации дают много примеров и первой, и второй стратегии реформ, рассмотрим обе подробнее.

Адепты генетического подхода предлагают использовать для нового институционального строительства элементы, оставшиеся от советской конструкции. Они говорят о «процессе сложной реконфигурации уже существующих институциональных элементов, а не о замещении их новыми»⁴⁷. Как мы уже видели, основное наследие советской системы заключается в элементах «маленького» общества, среди которых теневой рынок и группы «своих». Тогда и следует использовать эти элементы в рыночных реформах, утверждают сторонники генетического подхода. «Вместо перехода предпочтительнее говорить о трансформации, так как создание новых элементов сочетается с адаптацией, реконфигурацией, мутированием уже существующих организационных форм»⁴⁸. Одним из аргументов в пользу генетического подхода принято считать тезис о том, что следует активнее использовать на благо рыночных реформ потенциал установок, сформированных советским институциональным контекстом. Разрушение институтов и организаций означает безвозвратную потерю части практических знаний, накопленных в процессе повседневной деятельности. Восполнение образовавшихся в практических знаниях пробелов требует времени и значительных когнитивных ресурсов, более того, такое восполнение всегда несовершенно, особенно касательно сознания в недискурсивных формах (рутин, привычек, установок и др.)⁴⁹. Разрушение рутин заставляет индивида обращать внимание на вещи и процессы, которые ранее относились к сфере внесознательного, оно

Радикальные реформы предъявляют слишком высокие требования к сознанию индивидов, их психике, они порождают ощущение бессилия и неспособности организовать свою повседневную жизнь⁵⁰. Постепенные и нерадикальные реформы кажутся решением названных проблем. В этом контексте часто ссылаются на опыт Чехии, который позволил использовать унаследованные элементы советской модели. «Государство [в Чехии] признало неформальные отношения собственности и активным вмешательством способствовало их реформированию и рекомбинации на мезоуровне»⁵¹.

Аналогичная аргументация позволяет некоторым сторонникам генетических реформ занять крайне консервативную позицию. Не нужно вмешиваться в естественный ход событий, убеждают они. Достаточно признать и легализовать тенденции, порожденные прежней системой, не пытаясь их изменить. «Необходимое условие свободных экономических отношений заключается в приведении писаного права в соответствие с нормами обычного права»⁵². Например, Виталий Найшуль предлагал легализовать неформальные права собственности, на основе которых функционировал административный рынок. По его мнению, следовало признать за бюрократами права собственности с тем, чтобы затем выкупить их у них. Хотя подобные предложения так и не были реализованы, другие, менее провокационные, превратились в реальность. Так, некоторые эксперты расценивают Закон СССР о кооперации (1986) как результат лоббирования в пользу легализации неофициального, административного и фиктивного рынков. Согласно оценкам, «до 95% цехов к началу 90-х годов были в той или иной форме легализованы»⁵³.

Однако простая легализация элементов «маленького» общества не изменяет их природы, она лишь делает более рельефной их действительную величину. Так, простая легализация нормы «свой своему поневоле друг» (известна и ее более грубая форма, «не гадь там, где ешь», к которой мы вернемся в разделе 4.1.4) отнюдь не превращает ее в норму «большого» общества, точно так же, как легализация теневого рынка не делает его более цивилизованным. Трансформация «маленького» общества в «большое» требует, чтобы нормы первого получали новую интерпретацию, адаптированную к контексту «большого» общества. «Главное условие преобразования локальных миров в большое общество.., заключается в выходе за рамки простой экстраполяции» норм⁵⁴. И именно государство в качестве медиатора локальных миров должно взять на себя обязанность по интерпретации локальных норм, государство, которое способно отказаться от политики абсентеизма и негативного компромисса со своими гражданами.

Неспособность постсоветского государства изменить свой характер, равно как и отсутствие иных коллективных субъектов, кроме групп «своих», делают маловероятной успешную реализацию первого сценария реформ, что заставляет нас вспомнить об альтернативе - телеологическом подходе. Существует множество вариантов институционального «импорта». Если существующие тенденции не устраивают реформаторов, то для нахождения приемлемой модели изменений они могут обратиться либо к опыту других стран, либо к разработанной в теории конструкции, либо к известным из истории образцам. Например, рыночные реформы 80-х годов в Тунисе обусловили возникновение проблемы контроля качества продуктов, продаваемых на рынках. Тунисские власти решили воссоздать институт, существовавший в этой стране вплоть да начала XX в., - гильдии торговцев под началом аминов⁵⁵ . В эпоху расцвета гильдий амины контролировали локальные рынки, а их личная репутация служила гарантией качества продаваемых на них продуктов. Обезличенный, деперсонифицированный характер современное рынка и большое количество импортных товаров, чье производство находится за пределами контроля амина, обусловили в конечном счете превращение современных аминов в своего рола институциональный атавизм.

Обращение к разработанной в теории идеальной модели представляет собой более распространенный случай институционального импорта. Парадоксально, но Карл Поланьи считает примером институциональных реформ по теоретическим образцам становление рынка в Англии в XVIII в. По его мнению, широкая популярность произведений А. Смита, И. Бентама и У. Таунсенда среди членов английского парламента объясняет принятие законов, ставших институциональными рамками рынка, «Принцип laissez-faire не имел естественного характера, если бы ставка делалась па естественный ход событий, то свободные рынки гак и не появились бы»⁵⁶. В течение короткого периода после Октябрьской революции 1917 г. до второй половины 1918 г. институциональные изменения в России были ориентированы на другие теоретические модели, разработанные

К. Марксом и Ф. Энгельсом. Российские революционеры пытались построить все общество по эталону «единого производст венного кооператива», который бы дейст вовал на основе «коммунистического и пролетарского снабжения и распределения»⁵⁷

Постсоветские рыночные реформы характеризуются двумя факторами, ведущей ролыо технократов и зависимостью от зарубежной финансовой и технической помощи, что позволяет классифицировать институциональные изменения как пример двойного импорта: опыта, накопленного западными странами, и моделей неоклассической экономики {main stream economics). Население постсоветских стран рассматривает власть экспертов, технократов как наилучшую из возможных альтернатив (табл. 97). Поддержка технократов эквивалентна предпочтению телеологических реформ онтологическим, так как «технократ — это политический деятель, стремящийся к достижению целей, постулированных нормативным экономическим анализом»⁵⁸.

Tаблица 97

Страна	Монархия	Власть военных	Коммунизм	Твердая рука, авторитаризм	Власть экспертов
Болгария	20	15	25	45	66
Чехия	3	2	7	16	80
Словакия	1	4	16	25	90
Венгрия	5	2	18	18	83
Польша	7	11	18	36	60
Румыния	17	18	12	31	56
Словения		8	12	41	63
Белоруссия	9	14	37	57	76
Украина	7	11	25	55	78

Зависимость реформаторов от финансовой и технической помощи западных стран увеличивает стимулы к институциональному импортированию. «Помощь оказывается обусловленной согласием доминируемого государства на такое обустройство своего экономического пейзажа, которое соответствует пожеланиям западных стран»⁵⁹. Достаточно вспомнить бесконечные переговоры между российским правительством и представителями Международного валютного фонда относительно параметров российской бюджетной и монетарной поли тики, чтобы убедиться в верности утверждения Бернара Бадп. Однако возможна ли радикальная трансформация рынка и лишение его локального характера на основе телеологического подхода к реформам?

4.1.3. Экспансия рынка и окончательная атомизация общества

Первейший результат телеологических реформ заключается в восприятии экономическими агентами наиболее явных, видимых атрибутов рынка. Затем постсоветские люди приступают к интерпретации нового образа на основе установок, сформированных опытом повседневной жизни в советском обществе. «Индивиды изменяют свое мировоззрение тогда, когда новый опыт не поддается интерпретации в прежних когнитивных рамках»⁶⁰ Дуглас Порт и Артур Дензо предлагают следующую интерпретацию процесса восприятия новых правил игры (рис. 26)⁶¹

Рис . 26

Установки, сформированные теневым рынком, и являются теми самыми когнитивными рамками, с помощью которых происходит восприятие абстрактной модели идеального рынка. Рынок утверждается в сознании через аналогию, но аналогию особую с теневым рынком. Таким образом, принцип утилитаризма интерпретируется как простои утилитаризм, норма свободы — как негативная свобода, субьективация (приоритет личности, и иди вида) - как атомизация и крайний индивидуализм и т.д. Неожиданным и парадоксальным образом телеологические рыночные реформы усиливают тенденции к «приватизации» публичной сферы, давая усилиям в этом направлении повое оправдание, на этот раз рыночное.

Создание рынка в постсоветском контексте доводит желание «приватизировать» до его крайней формы: «приватизация» начинается даже внутри группы «своих»! «Пот до этого я был офицером, служил за границей. Володя, надо то, Вовочка, надо то. Вовочка как дурак - обувал, одевал, покупал тачки, чего там только не было. Когда коснулось, что я сел, никого. Вот. Вышел - приехал, и опять пошел в этот - опять деньги появились. В ресторан куда-нибудь пойти поужинать, еще чего-нибудь, опять, помоги то, помоги это... Помоги это. Третий раз, вернее второй, опять - у сестры муж, вроде пристроил его в фирму, нормально работает, сел - все. Ну не знаю, месяца три-четыре прошло, фирма распалась... Порыдали - сейчас на мои деньги живет, не работает»⁶². Изучая эволюцию в последнее время блатных отноше-

пин, Алена Леденева делает аналогичное наблюдение. «Функциональный и просчитанный интерес в знакомых начинает преобладать над «социальной» ответственностью»⁶³. Некоторые наблюдатели видят и этом символ позитивных изменении, стремление к самостоятельности. Императив личной независимости требует, чтобы индивид «рассчитывал только па самого себя, делал себя сам. не зависел от желании других людей или институциональных ограничении»⁶⁴.

Такое упрощенное и, следовательно, оптимистическое понимание природы происходящих изменении справедливо подвергалось критике. Во-первых, речь идет только о негативной свободе. Она исключает любые коллективные действия, любую совместную с окружающими людьми деятельность, любые усилия «месте изменить институциональные рамки повседневной жизни. Однако «степень свободы обусловлена деятельностью индивида и его способностью воспользоваться как можно большим числом внешних тел, потому что лучшее знание нх природы позволяет человеку лучше реализовывать свои интересы, меньше зависеть от внешних ограничении»⁶⁵. Именно позитивная свобода, свобода действовать индивидуально и совместно, помогает держать под контролем социальные и институциональные рамки повседневной жизни. Во-вторых, даже негативная свобода имеет свои границы в постсоветском контексте. «Российские предприниматели заинтересованы в независимости до тех пор, пока независимость позволяет получать выгоду. После достижения этого предела они выступают за такой всеобъемлющий протекционизм государства, какой себе только можно представить»⁶⁶. Неспособность граждан заставить государство служить их интересам обусловливает их негативную зависимость от легальном власти, несмотря на все их усилия обеспечить себе независимость, тоже негативную. В-третьих, стремление к индивидуальной независимости приводит к окончательной атомиза- ции, асоциализации постсоветских людей. Даже группы «своих» людей постепенно перестают выполнять свои социализирующие функции. В действительности наблюдается «фрагментация общества: практически все социальные институты, группы и сети, осуществлявшие ранее социальный контроль над советским индивидом, оказываются теперь неспособными умерять его аппетиты, что приводит общество к ситуации «морального дерегулирования», если использовать термин Эмиля Дюркгейма»⁶⁷. Орбитальная система группы «своих» переживает коллапс, критическое сжатие. «А вы не можете пойти тех, кто сидел с вами, помочь друг другу? Нет, насколько я знаю. Приколы тут иногда рассказывают. Общения никакого нет. Замыкаются на себе там (на воле) сейчас»⁶⁸.

Тенденции к десоциализации делают деньги, капитал единственным основанием социума, укрепляющим социальные связи. В постсоветском контексте только обладание значительными финансовыми ресурсами одновременно обеспечивает достойное место в социальной иерархии. Усилия же, направленные на социальную организацию повседневной жизни, становятся излишними. «? Ну, у меня есть деньги, мне не надо думать, где взять 15 копеек на бублик, я себе могу позволить купить этот французский бублик во Франции - чего мне думать? Ну чего мне думать? Буду жить... деньги у меня есть...»⁶⁹. Мы сталкиваемся с новым парадоксом. Ослабление социальных связей в рамках «маленького» общества может спровоцировать тиранию экономического богатства даже в отсутствие стабилизировавшегося и цивилизованного рынка!

О диктатуре рынка обычно говорят в контексте образования мирового рынка, когда он начинает подчинять своей логике все остальные сферы человеческой деятельности. «Капитализм —  это рыночная экономика, которая выходит из-под любого внешнего контроля и, более того, старается воздействовать в своих собственных интересах на общество в целом»⁷⁰. И вновь обманчивое внешнее сходство может направить анализ в ошибочном направлении. Экспансия рынка обычно ассоциируется с современным обществом, где дифференциация сфер деятельности уже была достигнута, но подвергается «рыночным империализмом» проверке на прочность. Искусство разделения сфер деятельности требует своего постоянного совершенствования. «Нам следует внимательно изучить способы, которыми экономическое богатство уже после победы над тиранией (власти. - . .) само начинает принимать тиранические формы»⁷¹. Превращение производства общественных благ в чисто коммерческое и ориентированное на получение прибыли предприятие, пользователей этими благами - в клиентов, служит примером рыночной экспансии¹². Напротив, тирания экономического богатства «возникает менее всего из-за мощи и

автономии рынка, а в первую очередь из-за слабости всех остальных механизмов социализации. С этой точки зрения ситуация, складывающаяся в сегодняшней России, развивается по сценарию «дикого капитализма», существовавшего в США во второй половине XIX в. Тогда именно слабость нерыночных социальных связей приводила, например, к превращению университетов, благотворительных организаций в фирмы, ориентированные на получение прибыли⁷³.

Каким бы ни было общество, «большим» или «маленьким», экспансия рынка ставит под вопрос стабильность социально-экономической системы. С одной стороны, экспансия рынка в «большом» обществе обусловливает рост неопределенности. В терминах теории игр рынок может обеспечить лишь достижение равновесия по Нэшу, т.е. ситуации, когда никто из участников взаимодействия не может в одностороннем порядке увеличить свой выигрыш. Однако в большинстве социальных взаимодействий есть либо несколько равновесий по Нэшу, либо, напротив, равновесие отсутствует. Речь идет о так называемых проблемах координации (когда существует несколько равновесий по Нэшу) и совместимости (когда равновесие отсутствует)⁷⁴. Стоит напомнить, что базовая для неоклассической теории теорема Вальраса-Эрроу-Дебрэ утверждает, что равновесие на конкурентном рынке существует всегда, оно совпадает с оптимумом по Парето. Выбор между множеством равновесий по Нэшу происходит по критериям иным, чем собственно рыночные. «Если рыночная политика ставит под угрозу нерыночные ценности, то сам рынок теряет стабильность»⁷⁵. Рождение «общества риска» (risk society) отражает, таким образом, внутренне присущие современному обществу тенденции.

С другой стороны, императив экономического богатства тормозит процесс модернизации, так как он разрушает социальные связи, какими бы локальными они ни были, и препятствует формированию общественного пространства. «Между рынком и частной жизнью простирается безжизненное пространство (no-man's-land) с руинами общественной жизни»⁷⁶. Иными словами, рынок является необходимым, но недостаточным условием модернизации. Правильная политика модернизации, формирования «большого» общества должна позволить «контролировать процесс модернизации таким образом, чтобы он не разрушал значительную часть основанных на реципрокности, взаимности отношений»⁷⁷. Напротив, в случае российских реформ есть риск «мутирования» локального рынка, который в результате окажется далек и от неоклассического рынка, и от реального рынка западных стран.

4.1.4. Перспективы рынка в России

Научные и политические дискуссии о природе того квазирыночного института, становление которого наблюдается в постсоветской России, пока не привели к единому и общепризнанному мнению. «Восточноевропейский капитализм», основанный на рекомбинации групп «своих»; на «хищнической рентной системе»; на мобилизационной экономике; на экономике периферийного типа, близкого к модели стран Магриба или Латинской Америки; на власти корпораций, - в альтернативных концепциях недостатка нет⁷⁸. Попробуем и мы набросать эскиз этого зарождающегося экономического института. Учитывая наш интерес к неформальным нормам как рамкам повседневной деятельности, попытаемся сформулировать «конституцию» квазирыночных сделок в постсоветском институциональном контексте. Экономика как особый «конституционный порядок» материализуется в «совокупности правил, или ограничений, в рамках которых индивиды и организации индивидов взаимодействуют друг с другом для достижения своих индивидуальных целей»⁷⁹. Конституция постсоветского рынка, вероятно, будет включать следующие нормы: простой утилитаризм, ценностно-рациональное поведение, дуализм норм, персонифицированное доверие, поиск защиты и патронажа.

Прежде всего сравним ответы российских предпринимателей (табл. 98) на те же самые вопросы, что были заданы обычным постсоветским людям (см. раздел 3.2.2):

а) На каких основаниях, принципах строится общество в современной России?

б) На каких основаниях, принципах должно строиться российское общество?

в) Что из перечисленного ниже вы учтете при решении важных для вас проблем?

г) Что из перечисленного ниже вы сможете использовать в своих интересах?

98

[1999]	(а)	(6)	(в)
Выгода	1	11	1	1
Доверие	9	2	2	5
Собственность	2	8	3	3
Семья	3	6	4	8
Закон	4	1	5	4
Мораль	11	4	6	9
Свобода	5	3	7	7
ТРУД	6	5	8	2
Эмпатия	8	9	9	6
Равенство	7	7	10	11
Традиция	10	10	11	10

Распределение ответов позволяет предложить следующую классификацию (табл. 99).

Данная иерархия ценностей, условий и ресурсов существенно отличается от той, что была зафиксирована на основе выборки простых россиян. Доверие, ценность и ресурс с точки зрения простых россиян в сознании российских предпринимателей превращается в ценность.

условие и ресурс; образ закона подвергается аналогичной трансформации; свобода перестает восприниматься как ресурс, становясь ценностью; труд как ценность, условие и ресурс в глазах простых россиян теряет свои первые две характеристики с точки зрения предпринимателей. Попробуем интерпретировать иерархию ценностей предпринимателей на основе гипотетической конституции постсоветского рынка.

99

	Ценность	Условие	Ресурс
Доверие
Семья
ТРУД
Собственность
Эмпатия	Ни ценность, ни условие, ни ресурс
Мораль
Свобода
Закон
Равенство	Ни ценность, ни условие, ни ресурс
Традиция	Ни ценность, ни условие, ни ресурс
Выгода

Хотя выгода сохраняет в сознании предпринимателей характер негативной ценности, она оказывается также на первом месте в иерархии ресурсов и условий предпринимательской деятельности. Увязывают ли российские предприниматели максимизацию прибыли со своей собственной продуктивной деятельностью? Во-первых, в отличие от остальных россиян, предприниматели не видят в труде важное

максимизации полезности (ср. выражение «Горбом сыт не будешь»), Во-вторых, даже в иерархии условий, полученной на основе выборки простых россиян, труд оказывается на вершине сравнительно недавно. Анкетный опрос, проведенный до августовского кризиса 1998 г., показал, что частота упоминания труда в ответах на вопрос (а) делает его шестым по значимости, а в ответах на вопрос (в) - четвертым. Учитывая тот факт, что практически единственным отличием результатов двух анкет (1998 и 1999 г.) оказалась как раз относительная важность труда, нельзя однозначно сказать, идет ли речь о долгосрочной тенденции или о краткосрочном эффекте финансового кризиса⁸⁰. В любом случае диссонанс между ключевой ролью выгоды в повседневной жизни предпринимателей и сравнительно скромным местом труда подтверждает нашу гипотезу о господстве в постсоветской России утилитаризма в простой форме. «Огосударствленная экономика обусловила... подход «схватить и убежать» (grab and run) в поиске экономической выгоды, что оказалось малосовместимым со станов- ленисм институтов капитализма»⁸¹. Возможно, что именно этим диссонансом объясняется широко распространенное в сегодняшней России мнение, согласно которому все крупные состояния в этой стране были нажиты благодаря привилегированному доступу к стратегическим ресурсам, вне всякой связи с продуктивной деятельностью. Ответы на вопрос ВЦИОМ «С чем ассоциируется у вас продолжение реформ?» служат хорошей иллюстрацией данного мнения⁸² (табл. 100).

Таблица 100

Экономическое возрождение России	32
Разворовывание национального достояния «новыми русскими»	27
Отсутствие дефицита	24
Экономический кризис, банкротство национальных производителей	23
Защита прав частных собственников	16
Демократические свободы	15
Экономическая зависимость от западных стран	13

В ходе анкетного опроса, проведенного сотрудниками Института социологии РАН в конце 1998 г., они попросили респондентов сравнить предпосылки достижения материального благосостояния в советском и российском обществах Оказалось, что, по мнению постсоветских людей, настойчивость в достижении поставленных целей и трудолюбие⁸³ ни в первом, ни во втором случае не нужны для успеха (табл.101).

Таблица 101

Условия успеха	1988	1998	1998/1988
Природный ум	46,8	45,7	-6 позиций
Полезные знакомства	43,6	75,7	+1
Хорошее образование	42,9	46	-3
Настойчивость в достижении поставленных целей	40,6	43,9	-5
Трудолюбие	40,2	34	-7
Гибкость, способность приспосабливаться	39,1	60,8	+2
Удача	38,6	50,8	+2
Родственники, занимающие важные должности	38,4	72,7	+6
Идеологические убеждения	29,8	11,1	-10
Богатые родители	25	72,4	+9

Второй элемент постсоветской экономической конституции предполагает господство ценностно-рационального типа поведения, отличного от нормы инструментальной рациональности (zweckrational, instrumentallу rational), подразумеваемой в неоклассической модели рынка. Агент свободен лишь в выборе средств для достижения навязанных ему извне целей. В частности, ценностно-рациональное (wertrational, value-rational) поведение детерминировано «сознательной верой в верховную ценность этической, эстетической, религиозной или любой другой деятельности, осуществляемой вне зависимости от шансов на успех»⁸⁴. Многочисленные исследования подтверждают распространенность ценностно-рационального поведения в постсоветской предпринимательской среде. До 75% руководителей российских предприятий относятся к этическому типу против всего 3% в США⁸⁵. Идея совместной экономической деятельности, направленной на поддержание личных отношений, а не на достижение результата гю-прежнему важна дня понимания организации российского экономического пространства. Стремление сохранить предприятие вне зависимости от результатов ею деятельности особенно характерно для тех руководителей, чья управленческая карьера началась еще в советский период. Для них предприятие - это прежде всего система сложившихся социальных отношений (nexus of social ties ⁸⁶), что обусловливает отход экономических параметров на второй план. Банкротство предприятия или даже увольнение работников для оптимизации их численности для таких руководителей всегда грудное, почти немыслимое дело: «Но процесс этот тяжелый - сокращение. Если кто через него проходил, то для руководителя он очень тяжелый. Представьте себе, приходит, допустим, пятидесятилетняя женщина, которая лет двадцать, а то и больше отработала на заводе. Или хуже того - на одной операции на заводе. Она ничего больше делать не умеет, ну, я имею в виду из такой производственной деятельности. А мы ей вдруг говорим: «Все, до свидания. Вот вам ваше выходное пособие. Гуляйте». Ей, бедной, пять лет осталось до пенсии. Кто ее в это время где возьмет? Да вдобавок она еще и делать ничего больше не умеет. Со слезами, конечно, по всяко приходилось. Старались, где можно устроить людей. Всех своих знакомых, директоров, приятелей поднимал: «Не надо ли тебе, не возьмешь ли мою?» Занимались этим делом)»⁸⁷. Специальный термин «предприятие, ориентированное па выживание» был предложен для описания поведения предприятий, ориентированных на сохранение трудового коллектива⁸⁸.

Данные нашей анкеты позволяют получить еще одно подтверждение незавершенного характера рационализации экономической деятельности. Инструментальная рациональность предполагает полную дифференциацию конституирующих повседневную жизнь элементов: ценностей, ресурсов, условий, целей, интересов, поведенческих образцов и т.д. (рис. 27)⁸⁹. Сравнение иерархии ценностей с иерархиями ресурсов и условий позволяет количественным образом оценить степень дифференциации этих трех элементов. Российские предприниматели раздельно воспринимают труд (только как ресурс), свободу и мораль (как ценности), в то время как все остальные элементы играют двойную, а то и тройную роль. Степень дифференциации рассчитывается по формуле

Что касается дуализма норм, то попытки прямого анализа разделения коммерческих партнеров на своих и чужих не дали сколь-нибудь

К = (N₁ x 1 + N₂ x 2 +N₃ x 3 +N₄ X 4 +...)/N, где К- коэффициент дифференциации, N_i - число элементов, которые играют i функциональных ролей (ценность, ресурс, условие или нх комбинация), N - общее число элементов. Тогда значение коэффициента K, рассчитанного на основе выборки простых россиян, составляет 15/11, на основе выборки российских предпринимателей - 14/11 (аналогичный анализ ответов заключенных дает 15/11 в России, 15/11 - в Казахстане и 14/11 - во Франции). Чем ближе значение К к 1, тем более совершенна дифференциация.

Таблица 102

Россия

Заключенные

1999, N= 1351

Предприни­матели, N = 174

Россия, N = 351

Казахстан, N = 396

Франция, N=59

V*

С

Я

V

С

R

V

С

Я

V

С

Я

V

С

Я

Доверие

Семья

ТРУД

Собственность

Эмпатия

Мораль

Свобода

Закон

Равенство

Традиция

Выгода

* V-ценность; С - условие; R - ресурс.

Рис. 27

удовлетворительных результатов. По крайней мере, наши собеседники отказались отвечать на прямой вопрос «Кто может для вас стать своим?». «Что значит быть «своим»? Для меня это не очень понятно сформулированный вопрос и я не могу сказать на него ничего конкретного»⁹⁰. «Что значит быть «своим» я не знаю, как тут ответить. Я немного не понимаю А как отвечали другие? Пет, не знаю»⁹⁰. Однако другая тема, напрямую связанная с разделением на своих и чужих, спонтанно возникла в процессе первых интервью. Она касается выражения, популярного в столь разных социальных группах, как студенты МГУ или трудовой коллектив обычного предприятия: «не гадь там, где ешь». Несколько наших собеседников спонтанно использовали это выражение, что и стимулировало интерес к изучению природы лежащей за ним нормы. «Очень хорошее, просто замечательное правило... что тут еше можно сказать. . Очень распространено в банковской сфере»⁹². «Очень правильное правило. Обязательно нужно его выполнять»⁹³. Структура рассматриваемой нормы предполагает дискриминацию между темп людьми, с кем живут, и теми, с кем просто сводят жизненные пути без перепекши на установление дли тельных отношений. Атрибут «где ешь» указывает на группу, в отношении которой требуется благопристойное поведение, т.е. на группу «своих» Напротив, в случайных, деперсони- фицированных контактах обе стороны освобождаются от обязанности вести себя благопристойно. «Как отношусь (к этому правилу. - А О.)? Положительно. У меня же ограниченное число друзей и знакомых, естественно, я не заинтересован пор тить с ними отношения»⁴¹. «Положительно отношусь. Это хорошее правило как в работе, так и просто в жизни. В принципе, если его не выполнять, долго в какой-то сфере не удержишься. В конечном счете вокруг человека формируется круг общения, связи, репутация, и если э тим правилом пренебрегать, то об этом рано или поздно все узнают и отвернутся, если не накажут»⁹⁵. «Это жизненное правило, которое годится не только для работы, но и для жизни в обществе каждый человек должен поддерживать определенного рода хорошие отношения с людьми, его окружающими... Это просто обязательное условие его выживания в обществе»⁹⁶. Более того, несколько пассажей относительно роли насилия в бизнесе позволяют предположить, что когда речь заходит об отношениях с «чужими», то оно вовсе не исключено. «Давление вообще неприемлемо. Но ту т приходится вот на что обращать внимание - кому, кто и сколько должен»⁹⁷. «В нашем государстве можно вернуть деньги, к сожалению, в основном, только физическим давлением. В силу того, что асе нации клиенты так или иначе связаны между собой, то мы никогда не применяем его на своем клиенте»⁹⁸.

Дуализм поведении в отношении своих и чужих позволяет понять и специфику доверия в предпринимательской среде. Любая рыночная сделка, за исключением простейших и одномоментных, требует существования между се сторонами доверия. «Рыночная основывается на совокупности ценностей, которые делают возможными доверительные отношения»⁹⁹. Воспользуемся в качестве иллюстрации моделью из теории игр. Предположим, что продавец готов продать покупателю свой товар лишь при условии предоплаты. В свою очередь, покупатель либо соглашается с этим требованием, либо пет, в последнем случае никакой сделки не происходит. После получения авансового платежа продавец либо выполняет предусмотренные контрактом обязательства, либо исчезает, присвоив сумму предоплаты, равную, положим, 50% от общей стоимости контракта. Зная об этой возможности, покупатель, чтобы совершить сделку, должен доверять продавцу (табл. ЮЗ)¹⁰⁰.

Таблица 103

При заданных условиях минимальный уровень доверия, т.е. значение Р - вероятности, с которой, по мнению покупателя, продавец выполнит свои обязательства, должен быть не меньше 1/3 (~33,3%):

Хотя на минимальный уровень доверия будут влиять стоимость контракта и величина предоплаты, без доверия между партнерами рыночные обмены окажутся заблокированными. Кроме того, более сложные рыночные трансакции, не сводящиеся к купле-продаже, требуют существования доверия, значительно превышающего минимальный уровень В этом случае говорят о «развернутом» (extended) доверии в отличие от доверия «минимального». «Минимальное доверие управляет базовыми трансакциями на рынке. Развернутое доверие лежит в основе кооперации в рамках прозвод- ственных цепочек и сетей предприятий»¹⁰¹.

Анализ частоты использования в российской торговле различных форм платежей свидетельствует о желании коммерсантов избегать необходимости вносить предоплату (табл. 104 с долями коммерсантов, использующих те или иные формы пла тежей)¹⁰². Подчеркнем, что симметричная проблема с доверием продавца к покупателю возникает при предоставлении отсрочек платежа за уже поставленный товар.

«Мы перестали давать на реализацию. Фактически мы с тали меньше доверять... Изначально мы больше доверяли и это привело к большим расходам»¹⁰³.

Таблица 104

Формы платежей	В безналичной форме	Наличными
Предоплата	31,4	9,4
Оплата по факту получения товара	25.6	35.7
Оплата по факту реализации	58.6	58.6

Роль доверия как основы рыночных отношений очевидна даже для заключенных. Отвечая па вопрос «На основе каких принципов, по вашему мнению, должен строиться рынок?», они ставят доверие во главе списка рыночных норм (табл. 105).

Таблица 105

Варианты ответов	Россия, N=1104	Казахстан, N = 396	Франция, N=59
Доверие	31	32,3	57,4
Точный расчет своих действий	20	18,2	66,7
Умение поставить себя на место партнера, предугадать его интересы (эмпатия)	25,7	28,2	24,1
Уважение интересов партнера	23,7	30,9	21,8
Ты - мне, я - тебе	14,2	12,4	X
Извлечение выгоды из любой ситуации	11,4	9,7	5,6
Свобода	9,2	13	25,9
Равенство	9,2	12,7	33,3
Если враг не сдается, его уничтожают	3,2	2	X
Кто не успел, тот опоздал	3,1	2,5	X
Где сила, там и право	1,6	1,7	5,6

Практическое сознание российских предпринимателей обусловливает крайне осторожное отношение к доверию. Только 25% (sic!) опрошенных предпринимателей соглашаются с утверждением, что «окружающим людям можно доверять» (ср.: 32,1% обычных россиян и 14,6% российских заключенных, которые придерживаются аналогичного мнения¹⁰⁴). Впрочем, как и у заключенных и постсоветских людей в целом, дуальный характер норм делает возможным сосуществование в сознании предпринимателей деперсонифицированного недоверия и персонифицированного доверия, доверия к «своим». «На основании какой информации вы можете доверять человеку? На основе личного контакта. Если я с ним общалась, я могу сказать через некоторое время, доверяем мы ему или нет»¹⁰⁵. «Если я его (партнера) знаю, то я ему буду доверять. Если не знаю - не буду»¹⁰⁶.

Учитывая сосуществование в повседневной жизни деперсонифицированного недоверия и персонифицированного доверия, высокий

уровень доверия россииских предпринимателей своим деловым партнерам не должен удивлять. Более двух третей предпринимателей, ответивших на вопросы анкеты (71%), говорят о своем доверии деловым партнерам. Как правило, партнеры лично знакомы друг с другом на протяжении длительного времени,        между ними возникает

доверие. Вот несколько вариантов ответов на вопрос «Каков основной критерий выбора потенциального партнера?»: «Обычно бывает так, что мы и наши партнеры имеем какого-либо общего друга, знакомого, в общем, какое-то связующее звено между нами есть... Это тоже своего рода гарантия...»¹⁰⁷. «Основной критерий, вот если серьезные дела, то в основном желательно, чтобы я этого человека знал, и лично знал. Второй подход - люди, которым я доверяю, сильно доверяю, они мне рекомендуют, но я все равно достаточно долго присматриваюсь...»¹⁰⁸. « Я вообще предпочитаю работать только с родственниками и друзьями. « А у нас в банковской сфере по- другому нельзя...»¹⁰⁹. «Основополагающий принцип - доверие и самое главное. Без доверия никакой сделки мы делать не будем. Это основной принцип во взаимоотношениях с российскими и итальянскими партнерами. Для нас это самое главное и мы считаем, что

. Так, отношения с

нашим итальянским партнером превратились в дружбу, мы буквально дружим семьями - мы можем вместе отмечать день рождения...»¹¹⁰.

Последняя ремарка касается тенденции к превращению друзей и старых знакомых в партнеров по бизнесу. 66% опрошенных нами предпринимателей утвердительно отвечают на вопрос о том, часто ли их друзья и знакомые становятся партнерами по бизнесу. «Это специфика России - на самом деле имеешь дело не с какой-то организацией, не с каким-то банком, а с какими-то людьми. И не важно на самом деле, по большому счету, какой банк — хороший или плохой, но если у тебя на хорошем уровне есть друг или знакомый, которому ты доверяешь и он гарантирует, что возврат произойдет или какая-то сделка состоится, то это действительно состоится. Практика показала, что это правильный подход, потому что были крупные банки, «Инкомбанк» там, «Российский кредит», «СБС-АГРО», которые, казалось, монстры, и все могут, но вот они никому ничего не вернули, и все... Мы работаем, скажем, именно с персоналиями и с банками, в которых мы лично знаем ведущих людей - и вот мы ничего не потеряли»¹¹¹«Од- нозначно можно сказать - сейчас нас связывает в основном бизнес - именно по бизнесу я поддерживаю отношения со старыми друзьями и на почве деловых отношений завязываются новые дружеские у меня. Именно по бизнесу»¹¹². Заметам, что обратное превращение - партнеров по бизнесу в друзей, происходит значительно реже. 68% опрошенных предпринимателей отрицательно отвечает на вопрос о том, часто ли партнеры по бизнесу становятся их друзьями. Этот прямо диаметральный отмеченному выше подход отражает неустойчивость и хрупкость дружеских отношений, установленных на почве общих коммерческих интересов. Остается лишь еще раз констатировать отсутствие компромисса между традиционным и «проектным» соглашениями. «В бизнесе друзей нет. Принципиально. Если ты с другом начинаешь бизнес, это очень плохо заканчивается. Сфера, связанная в той или иной степени с дележом денег, - она несовместима с дружескими отношениями. Бизнес и дружба несовместимы»¹¹³. «Бывает и так и так, но ни тех ни других (партнеров, ставших друзьями, и друзей, ставших партнерами. - . .) нельзя назвать полноценными друзьями - если ты называешь человека своим другом, то ты не хочешь его потерять, а нет ничего проще, чем потерять друга, если ты завязал с ним отношения, в которых фигурируют денежные знаки... Это я вам говорю...»¹¹⁴.

Таким образом, можно указать на конфликт между, с одной стороны, внутренними пределами «маленького» общества и, с другой стороны, императивами рыночного и «проектного» соглашений. Этот конфликт и обусловливает наблюдаемую сегодня эволюцию предпринимательской среды в России. Подобный компромисс труднодостижим и в других институциональных контекстах, в рамках же «маленького» рынка он недостижим в принципе. Внимательное прочтение уже упоминавшегося романа «Большая пайка» Юлия Дубова, одного из основателей и руководителей фирмы  , дает нам дополнительные аргументы в пользу гипотезы о недостижимости компромисса. История группы друзей, научных сотрудников престижного исследовательского института (по всей видимости, речь идет об Институте системного анализа), которые постепенно превращаются в бизнесменов, ярко иллюстрирует конфликт двух логик, двух моделей поведения. С одной стороны, в современной России невозможно заниматься бизнесом без опоры на «своих», на людей, доверие к которым проверено временем. «И впредь директоров будем набирать только своих. Из Института! Не умеют? Ни черта - научатся. Зато воровать не будут»¹¹⁵. С другой стороны, десоциализация, отражающая специфику правил игры на «диком» рынке, наносит непоправимый ущерб даже прошедшим проверку временем отношениям. «Вот собираются три человека, очень хорошие люди в нашей России. Когда денег нет, у них глаза горят, они последними копейками складываются, чтобы сделать дело. Идея хорошая, начало получаться, появились деньги - принялись смотреть друг на друга с некоторым подозрением. Появились большие деньги - еще меньше стали доверять друг другу. Появились очень большие деньги - все, конец!»¹¹⁶.

Социальный капитал - доверительные отношения внутри круга друзей или хорошо знакомых между собой длительное время людей - подобен ракетному топливу для первых ступеней космических кораблей: без него нельзя начать заниматься бизнесом, но в условиях отсутствия легальных гарантий выполнения обязательств от его остатков следует безжалостно избавляться. Напротив, согласованный характер легальной власти позволяет экономическим агентам не растрачивать подобным образом свой социальный капитал, «сжигая» весь его запас на этапе своего утверждения в бизнесе: «Вообще говоря, здесь довольно прохладные отношения, очень мало дружбы. Кооптирование сотрудников - да, но не продвижение друзей. Конечно, элементы продвижения «по дружбе» есть, но их очень мало. [...] Был момент, когда мой родственник предложил помочь ему при заключении сделки. Но я сделал все, чтобы не участвовать в этом деле. Просто я не поднимал трубку, видя его номер на определителе»¹¹⁷.

Установки, формируемые постсоветским институциональным контекстом,

блокируют движение по направлению к цивилизованному рынку. Квазирыночные сделки сводятся к максимизации краткосрочной прибыли с помощью простейших трансакций. На рынке неизбежно возникает потребность в доверии, но на постсоветском рынке доверять в конечном счете нельзя никому. «В бизнесе нельзя верить ни одному человеку. Другу, брату, матери - никому. Вам это может быть сколь угодно противно, но это общее правило. Аксиома, если хотите. Любая целенаправленная деятельность, если в ее основе лежит доверие к людям, обречена [...] Даже термин появился - бизнес на доверии. вам точно говорю - как только этим самым бизнесом на доверии запахнет, месяца через три-четыре жди разборки»¹¹⁸.

реакция на три ключевых составляющих постсоветского контекста, навязанный характер легальной власти, межличностное недоверие и постепенное разрушение даже персонифицированного доверия заключается в поиске альтернативных гарантий выполнения сторонами контракта взятых на себя обязательств. «В каждой сделке, в которой по крайней мере одна сторона не верит в способность и желание другой выполнять обязательства, требуется специальная                        (protection), каковыми бы ни оказались качество этого субститута доверия и издержки на его получение»¹¹⁹. На коммерческом арго современной России термином   называют защиту, приобретенную либо у государства, либо у воров в законе или организованной преступности. Особо подчеркнем, что купленная у государства защита неотличима в сознании предпринимателей по своей природе от так называемой защиты мафии. «Приватизация» общественных услуг делает возможной их                    частным фирмам или физическим лицам¹²⁰. «"Крыша", ха-ха, это тоже можно по-разному понимать. Вот мы пользуемся услугами только официальных служб, обращаться к криминальным структурам - это еще одна головная боль, в самый ответственный момент они могут и сами с тебя деньги скачать и на тебя еще же и наехать»¹²¹. Свидетельство собеседника из числа осужденных рождает в сознании парадоксально похожий образ: «Если раньше они (бизнесмены) первому попавшемуся, который заходил в их кабинет и говорил: сейчас ты будешь мне платить за крышу, и они соглашались и платили, то сейчас они уже больше стали думать о своей безопасности, они имеют своих телохранителей, имеют свою охрану или же обращаются - в основном, сейчас обращаются в органы и стоят под крышей именно органов - это РУОП, вот такие организации... Недостаток органов - это продажность. Самый большой недостаток органов - это продажность»¹²².

Покупка частной защиты имеет две стороны: позитивную и негативную. Покупая защиту, предприятие прежде всего стремится защитить себя от вымогательств со стороны самого «защитника», какую бы форму, официальную или нет, они ни принимали. Навязанный характер государственной власти, как мы видели, превращает в сознании его граждан налог в оброк¹²³. «Самая сильная угроза - это наезд мафии или налоговой инспекции»¹²⁴. По убеждению предпринимателей, они подвергаются шантажу с двух сторон, а выражение «наезд» означает одновременно и вымогательство со стороны организованной преступности, и несправедливые претензии со стороны государства. Таким образом, в частной защите видится гарантия против несправедливости, «наездов», которые в противном случае неизбежны. И лозунг «Великой трансформации» XVIII-XIX вв., laissezfaire (дайте возможность действовать), получает в постсоветской России уточненную интерпретацию: laissez faire sans extorsions (дайте возможность действовать без вымогательства, «наездов»).

Что касается своей позитивной стороны, покупка частной защиты означает попытку приобретения порядка в широком смысле: гарантий против вымогательств со стороны прочих субъектов, против неорганизованной преступности, обеспечения правосудия и справедливого решения коммерческих споров. Порядок локальный, «маленький» восполняет дефицит порядка на макросоциальном уровне. «? Друзьям-каммерсантам) помогал»? Ну это уже после. Я их избавлял потом от разных мелких неприятностей... Ну как высшиш (рэкетирами) договорились.'' Ну. я им скатал, стрелку забили, поговорили. Ну вы-то один? Почему я или»? Один просто я поехал сперва договорился. А сколько v вас помощников было, ну людей, с которыми вы"! Помощников у меня не было, у меня друзья были...»¹²⁵. «Вплоть до решения семейных конфликтов, это чисто бытовуха. Мало ли что с соседями. Не понравилось что. Оскорбили, там...»¹²⁶. Предприниматели поручают разрешение коммерческих конфликтов своим «защитникам». не особенно веря в эффективность несправедливость судейской и арбитражной системы. «Какой суд... можно, конечно, подать туда заявление и ходить потом до конца жизни, разбираться. Братва действует значительно эффективнее, хотя и дороже, и если сам на нее напорешься, долго разбираться не будет. Конечно, насилие - это, наверное, плохо, но что делать, если другого выхода нет. А в наше время, кроме этого, других вариантов нет. Ну. естественно, это в самых крайних случаях»¹²⁷.

По мнению предпринимателей, допустимость насилия не должна удивлять, ведь в отношении «чужих» насилие всегда было приемлемым в «маленьком» обществе, и логика частной защиты, купленной либо у государства, либо у «братков», лишь воспроизводит максиму «разрешено все». В таких условиях значимым становится принцип «где сила, там и право»: «Прав тот, у кого круче крыша»¹²⁸. «Я тогда впервые попал под автомат, я не мог представить, что есть такие гладиаторы, которых сейчас 90 процентов. Все пришло к этому, все в принципе, пришло к тому, о чем мне говорили. Эти конфликты с автоматами ото были не свои, ото был другой город, к примеру, обратились коммерсанты, которые имели выход на Москву, на Питер, и у них произошли проблемы, а у тех коммерсантов свои люди, и вот если я приезжаю и могу с теми людьми также поговорить, то вот здесь я приезжаю, там стоят ребята с автоматами. Ну мы все равно, объяснились, поговорили, не то что сейчас: выскочили ребята с автоматами, чего гам разговаривать, а тогда это все только начиналось»¹²⁴. Официальные защитники организуют шоу с показом оружия значительно реже, хотя и такое случается, как показал конфликт государства с финансово» группой «Мост», развивающийся на протяжении последних лет. И дело вовсе не в большей цивилизованности насилия в легальных формах, - в распоряжении государства находится значительно более широкий набор средств, чем простое и грубое насилие. «Просто можно все сделать и по-другому, так, что не понравившийся тебе человек просто перестае т существовать в деловой сфере Па следующий день у него просто нет организации, или налоговая инспекция совершенно случайно в гости зашла, или санэпнднадзор заинтересовался, а это такие ребята, которые, раз тебя поймав, подключают к тебе насос и начинают качать деньги. До бесконечности. Поэтому разборки тут не при чем. Всегда можно все сделать тихо, честно и без оружия»¹³⁰. Представляется очевидным, что потенциал насилия, которым располагает государство, значительно превышает тот, которым обладаю т криминальные организации. Государству доступно использование насилия во всех его формах: от наиболее явных до скрытых, по-своему «изысканных». В этом заключается единственное сравнительное преимущество государства как частном защитника. Итак, не бывает частой защиты более эффективной («нет крыши круче»), чем купленная у государства.

Результаты проведенного нами среди предпринимателей опроса показывают, что наличие связей в государственном аппарате считается лучшей гарантией безопасности бизнеса в трех секторах российской экономики: легальном, неофициальном и криминальном. Паши респонденты помещают этот вариант во главе списка черт, характерных для бизнеса во всех трех указанных секторах (табл. 106 с распределением ответов на вопрос «Какие черты характерны для легального / внелегального / криминального бизнеса в России?» [1999]).

Таблица 106

Характерные черты	Сектор	Легальный	Неофициальный	Криминальный
«Живые» деньги в расчетах	Легальный / Неофициальный	2	3	8
Деловые отношения со знакомыми и друзьями	Неофициальный / Криминальный	9	3	5
Зарплата «в конверте»	Неофициальный / Криминальный	12	4	4
Использование банковских кредитов	Легальный	5	7	9
Использование наличной валюты в расчетах	Неофициальный / Криминальный	11	5	3
Наличие трудовых книжек	Легальный	1	9	13
Обращение к «ребятам» для разрешения коммерческих споров	Криминальный	13	6	1
Отчисления во внебюджетные фонды	Ни в каком секторе	10	10	ю
Письменный договор	Ни в каком секторе	6	8	11
Связи в госаппарате	Во всех секторах	3	5	2
Уплата акцизов	Ни в каком секторе	8	13	6
Уплата налога на прибыль	Легальный	4	12	7
Уплата НДС	Ни в каком секторе	7	11	12

Без использования насилия удается обойтись лишь в том случае, когда обе стороны конфликта находятся под защитой одной и той же «крыши», официальной или нет. Если же конфликт возник на границе между различными «юрисдикциями», то насилия не избежать. Следовательно, обращение за защитой к ворам в законе снижает риск использования насилия во взаимоотношениях между протеже. «Если один вор поддерживает одного коммерсанта, а другой вор - другого, и вор, который авторитетнее, берет сторону неправого человека и делает его правым, то собирают уже сходняк, где присутствуют несколько человек, и там самый авторитетный решает этот вопрос. И тогда смотрят действительно, кто был прав. И если вор, который поддерживал неправого, заметит, что он в чем-то замешан, допустим, денег взял побольше и поэтому поддержал, то его просто развенчивают»¹³¹. Парадоксально, но если государство неспособно утвердить свою монополию на использование насилия, то в его интересах позволить ворам в законе действовать. Ведь именно в признании государством власти воров в законе заключается одна из стратегий предотвращения универсализации в «маленьком» обществе принципа «где сила, там и право».

«Приватизация» общественного порядка

окончательно размывает границы между сферами публичной и частной жизни. Более того, она лишает смысла в постсоветском контексте само понятие частной собственности. В конечном счете именно «крыше» принадлежит право контроля активов, собственниками которых де юре являются пользующиеся ее услугами предприниматели. Один из ключевых элементов «пучка» прав собственности - право владения (ius possendi) добровольно или под принуждением оказывается в руках защитника, «крыши». Данный расклад вполне вписывается в модель взаимоотношений между средневековым синьором и вассалом¹³². Действительно, право владения заключается в «физическом контроле собственности и в стремлении осуществлять исключительный контроль, либо напрямую, либо посредством агентов, представляющих интересы владельца»¹³³. Но осуществление «крышей» физического контроля следует признать обратной стороной защиты в широком смысле. «? Нет.отвечал за все»¹³⁴

А практически мой.

? же говорю... . Авторитет это

мой... (о разделе сфер влияния).

... Ну, претензии предъявить.           ? Да. Для конфликтной ситуации какие-то нужны претензии. ?Да.

Почти. И побеждает тот, у кого... кто больше является авторитетом... Авторитет этот возрастает опять же в каких-то разборках уже, раздорах... просто уже жесткая система, органы справедливости, наказания, вот авторитет и возрастает.

? Конечно, может, если человек бездействует...»¹³⁵. Государство как инстанция частной защиты не является исключением из этого правила. Оно продолжает вмешиваться во внутренние дела формально уже                                                                                           предприятий, если те остаются под его патронажем. Дэвид Старк говорит в этой связи о прозрачности границы между государственной и частной собственностью в странах Восточной Европы¹³⁶. Отношения между российским государством и некоторыми крупными нефтяными компаниями (например, «ЛУКойл») служат хорошей иллюстрацией данного тезиса.

Таким образом, мы возвращаемся к глубокой взаимосвязи между надзором и поддержанием порядка, которая была изначально описана на примере тюремного мира. Воры в законе и их представители (положенцы, смотрящие) надзирают не для того, чтобы наказывать (ср. «Надзирать и наказывать», название исследования М. Фуко), а для того, чтобы поддерживать локальный порядок. Трудно, практически невозможно отделить локальный порядок от надзора, «присмотра». Резюмируя, можно сказать, что постсоветский рынок основывается на двух конституирующих принципах: локальности и зависимости. Контекст «маленького» общества ставит под вопрос устойчивость и автономный характер рынка. Дуальный характер норм в «маленьком» обществе противоречит императиву универсального доверия, без которого долгосрочные рыночные сделки просто невозможны. Поиск выхода из тупика «общества недоверия» обусловливает их стремление приобрести частную защиту. Локальный рынок превращается в рынок зависимый: от государства, от организованной преступности, от международного финансового рынка и его институтов... Без превращения российского общества в «большое» рынок в этой стране будет обречен на колебания между двумя крайностями: полной локализацией и не менее полной зависимостью.

4.2. Пенитенциарная реформа

В отличие от рыночных реформ реформа пенитенциарной системы, тоже начавшаяся в начале 90-х годов, призвана решать менее глобальные задачи. Речь идет не о том, чтобы превратить тюремный мир в «большое» общество, а о признании минимальных прав заключенных и о снижении уровня насилия в тюрьме. С одной стороны, относительный (по сравнению с рыночными реформами) успех реформирования пенитенциарной системы, отражающийся в негативной динамике преступлений, совершенных заключенными, может быть объяснен как раз скромностью его задач¹³⁷. Но, с другой стороны, пенитенциарная реформа развивается по особому сценарию, который не укладывается в логику ни телеологического, ни генетического подхода. Реформаторы тюрьмы стремятся найти компромисс между тенденциями и принципами организации исполнения наказаний. Они пытаются основополагающие элементы тюремного мира и некоторые их них. «Прагматические институты должны пройти через тест легитимности (сравнение целей с потребностями сообщества) и тест эффективности (сравнение существующей структуры с наилучшей теоретически возможной с точки зрения удовлетворения социальных потребностей)»¹³⁸.

4.2.1. Краткая история Уголовно-исполнительного кодекса

Хотя первый Уголовный кодекс появился в России раньше, чем во Франции (в 1769 и 1791 гг. соответственно¹³⁹), забота о законодательном регулировании исполнения наказаний была в России значительно менее явно выражена по сравнению с Францией. Навязанная и рассогласованная власть не заинтересована в уважении прав тех, кого она считает преступниками, ведь даже права лояльных ей граж

дан не слишком ее заботят. Впрочем, идея законодательной защиты прав заключенных не имеет долгой истории и в западных странах. Например, «идея о том, что заключенные могут иметь права, относительно нова для Германии», где законодатели предприняли первые шаги в данном направлении лишь в начале 70-х годов¹⁴⁰. Франция и США также прошли длительный эволюционный путь к принятию идеи прав заключенных. Более того, волна восстаний заключенных в 1971 и 1974 гг. и революционная деятельность Группы информации о тюрьмах не позволяют применять слово «эволюция» к французскому случаю. Рассмотрим подробнее основные этапы на долгом пути к признанию прав заключенных.

Первые шаги по направлению к гуманизации отношения к осужденным во Франции были сделаны после второй мировой войны. В 1947-1948 гг. была отменена практика наказания запретом на свидания и на переписку, а также были упразднены «дисциплинарные камеры», призванные «дать почувствовать» нарушителям внутреннего распорядка их вину¹⁴¹. В тот же самый период администрация начала разрешать курение заключенным, но пока лишь в качестве поощрения послушных ее воле. Для заключенных особенно важны свидания и переписка с близкими, так как только этими способами они могут поддерживать иную, чем тюремная, социализацию. Уголовно-процес- суальный кодекс Французской Республики, введенный в действие 12 декабря 1958 г., предусматривал важную новацию, касающуюся механизмов защиты прав осужденных, предусмотренных законом. Тогда появился судья по исполнению наказаний (juge d'application des peines), ответственный «за обеспечение индивидуализации исполнения наказания и контроль за его условиями», в частности через «назначение для каждого заключенного режима исполнения наказания»¹⁴².

Следующий всплеск общественного интереса к гуманизации произошел в конце 60-х - начале 70-х годов, в результате событий мая 1968 г. и последовавших за ними волнений в тюрьмах. В 1969 г. из дисциплинарных камер перестали убирать спальные принадлежности. В 1972 г. был отменен «ограниченный рацион» (хлеб и суп), который получали заключенные в дисциплинарные камеры через день («ограниченный рацион» чередовался с обычным)¹⁴³. Среди других улучшений в положении французских заключенных, произошедших в 1972-1975 гг., отметим отмену правила молчания, разрешение читать газеты и журналы, разрешение отправлять одно письмо в две недели (после 1975 г. - без ограничений), право слушать радио, право курить, право отпускать бороду и усы¹⁴⁴. Более поздние изменения, касающиеся прав заключенных, предусматривают усложнение механизмов их защиты. В частности. Конвенция о защите прав человека Совета Европы (ратифицированная Францией 3 мая 1974 г.) дает заключенным право защищать свои интересы, в том числе и в связи с вынесенными им дисциплинарными наказаниями, в суде. «Любой человек имеет право на справедливое и публичное рассмотрение своего дела в ра - зумные сроки независимым судом, действующим согласно закону, который и должен высказаться относительно обоснованности гражданского иска или обвинений в совершении уголовного преступления»¹⁴⁵. Хотя заключенным трудно добиться применения этой нормы даже во

Франции, потенциально она представляет собой серьезное ограничение всевластия тюремной администрации.

В течение 80-х годов французским заключенным постепенно стало доступным пользование в камерах телефоном, холодильником, телевизором и даже портативным компьютером, что позволило некоторым противникам либерализации говорить о «четырехзвездочной» тюрьме¹⁴⁶. В любом случае применение «золотого правила» тюрьмы, согласно которому уровень жизни заключенного всегда должен быть ниже уровня жизни самого низкооплачиваемого рабочего, в контексте общества потребления уже не означает острых материальных лишений, известных из прошлого. Рост уровня жизни, а также эволюция законодательных рамок исполнения наказаний способствуют непрерывной гуманизации отношения к заключенным в западных странах. Именно с этой общей тенденцией к гуманизации и следует соотносить пенитенциарную реформу в России, которая следует в этой области директивам Совета Европы и ориентируется на опыт западных стран в качестве образца.

Одна из директив Совета Европы касается организации контроля за процессом исполнения наказаний. Здесь важно следовать принципу разделения властей: за поиск преступников, судебное разбирательство и исполнение вынесененных судом решений должны отвечать разные государственные органы. С момента ее образования в 1895 г. до 1921 г. и с октября 1956 г. по апрель 1957 г. российская (советская) пенитенциарная система находилась в ведении Министерства юстиции. В остальное время тюрьмы и лагеря подчинялись Министерству внутренних дел. Российские тюрьмы вновь были переданы Министерству юстиции в 1998 г. (казахстанские тюрьмы - в 2001 г.), хотя функционеры пенитенциарной администрации продолжают носить оставшуюся с «милицейских» времен зеленую форму (в отличие от голубой, носимой работниками органов юстиции). Вопрос цвета формы сам по себе был бы не так важен, если бы он не отражал более важную проблему механизмов защиты прав заключенных. С этой точки зрения переподчинение тюрем Министерству юстиции выглядит логичным и необходимым. Хотя советское государство формально признавало, что заключенные могут иметь права¹⁴⁷, заключенные ощутили первые           изменения в этом вопросе только в начале 90-х годов. «Но первое, что ощущается с 87-го по 90-й, именно то, что нам хотели показать, что стараются соблюдать права человека... Допустим, если до 87-го года они могли на тебя наорать, могли тебя избить, могли... Да все что угодно могли. На своей шкуре испытал это, естественно. То в 87-м году было просто... Не очень постепенно, а именно резко... Все перестраивались. Как говорится, и там, и в лагерях тоже. Допустим, хозяин вчера не то что смотреть как на животное, мог теперь с тобой спокойно поговорить, спокойно побеседовать, именно спокойно... Просто им дали команду сверху - не хамить. И они тут же, смотришь, прямо на глазах, понимают, что заключенные тоже люди»

Если попросить российского заключенного вспомнить самые трудные пережитые им в тюрьме моменты, то он наверняка упомянет тяжелые условия штрафных изоляторов. «Ограниченный рацион» (на арго - фунт) широко применялся в дисциплинарных целях вплоть до начала 90-х годов. «В 71-м году вышел указ - кормить (в ШИЗО) через день, то есть стали так кормить - утром - завтрак, в обед - вообще ничего, ужин - первое, второе. На второй день - фунт, кружка кипятку и чайная ложка соли.                          ? Ну фунт, это 450

граммов хлеба, это по-нашему фунт. Так в зоне дают 650 граммов, а это 450 граммов в изоляторе»¹⁴⁹. Более того, наказание штрафным изолятором часто расценивалось представителями администрации как почти официальный предлог к применению силы и физических наказаний по отношению к нарушителям порядка. «Вот когда я пришел в 95- м году, я еще застал момент, когда били. Соответственно, сейчас это все сильно поменялось и физическое воздействие, если оно есть, если оно еще применяется, то крайне мало»¹⁵⁰. Наказанные штрафным изолятором автоматически лишались писем, посылок и свиданий. Согласно закону определение длительности дисциплинарного наказания относилось к исключительной компетенции начальника учреждения. «Длительность наказания в помещении камерного типа (ПКТ) не ограничена. В действительности она может быть равной оставшемуся сроку лишения свободы»¹⁵¹. «Раньше там чего-то - хозяин не разговаривал, раньше им было разрешено сразу давать четыре пятнашки кряду (15 дней в ШИЗО) - а четыре пятнашки фактически нормальному человеку выдержать и высидеть трудно - это как Бухенвальд»¹⁵².

Законом от 12 июня 1992 г. был впервые официально ограничен срок дисциплинарного наказания. За этим Законом последовал ряд других изменений в тексте Исправительно-трудового кодекса РСФСР, введенного в действие 1 июня 1971 г. В частности. Закон от 12 июня 1992 г. зафиксировал впервые в российской истории права заключенного: на свободу религиозных верований, на личную безопасность, на информацию касательно своих прав и обязанностей¹⁵³, на переписку, на свидания, на телефонные переговоры, на отпуск, на свободу перемещений в пределах колонии, на заключение договоров страхования. Тем же Законом были упразднены ограничения на вес посылок (ранее заключенный мог получать посылки весом до 3 кг только после истечения первой половины срока лишения свободы), практика лишения спальных принадлежностей в ШИЗО и ПКТ, был допущен внешний контроль за действиями руководства пенитенциарных учреждений. Затем Законом от 18 февраля 1993 г. была отменена практика высылки и ссылки¹⁵⁴. Закон от 6 июля 1993 г. положил конец раздельному содержанию рецидивистов и лиц, впервые совершивших тяжелые преступления, что одновременно означало завершение эры «белых лебедей», колоний строгого режима, специально созданных для «перевоспитания» всеми доступными методами рецидивистов и блатных.

Введение в действие 1 июля 1998 г. нового Уголовно-исполнитель- ного кодекса (УИК)¹⁵⁵ подвело итог вышеупомянутым юридическим новациям. Он гарантировал заключенным право на личную безопасность (ст. 13), право на покупку без ограничений продуктов питания, право на свидания, право на получение посылок и передач, право переписки (администрация теперь не может лишать заключенных этих трех прав в порядке наказания), право на телефонные переговоры, право на прогулки, право на просмотр телепередач и художественных фильмов, право хранить книги и журналы (ст. 88-95)¹⁵⁶. Таблица 107 наглядно иллюстрирует прогресс в деле гуманизации обращения с осужденными, наблюдаемый по сравнению с последним советским Исправительно-трудовым кодексом ¹⁵⁷.

4.2.2. Права заключенных: закон и действительность

В общем и целом заключенные позитивно оценивают произошедшие в результате реформ изменения в организации их повседневной жизни. Мы начали исследование еще до принятия нового Кодекса, продолжив его уже после введения в действие новой «конституции» заключенных. Этот факт придает дополнительную вескость собранным свидетельствам: большинство наших собеседников имело возможность на основе собственного опыта сравнивать как минимум два пенитенциарных режима (а некоторые застали еще и третий, сталинской эпохи). Отвечая на вопрос «Изменилось ли ваше положение в ИК к лучшему, по сравнению с тем, которое было два-три года назад?», 36% наших собеседников отвечают, что да (табл. 108). Последние тенденции рождают и умеренный оптимизм заключенных в оценках ожидаемых в ближайшем будущем изменений. Абсолютное большинство наших респондентов, 51,1%, позитивно отвечают на вопрос «Ожидаете ли вы изменений к лучшему в вашем положении в ИК?» (табл. 109). Еще более оптимистичное восприятие происходящих изменений наблюдается в Казахстане, где. как мы предположили, речь может идти об эйфории, сопровождающей первые этапы реформы. Парадоксально, но число оптимистов среди российских заключенных значительно превышает число оптимистов среди обычных россиян. По крайней мере, именно такое заключение позволяет сделать анализ динамики ответов на вопрос «Каким будет для вас новый год?», регулярно задаваемый сотрудниками ВЦИОМ (табл. 107)¹⁵⁸.

107

Разрешается заключенным (в год)	УИК 1998 г.		1997 г.
	Колония общего режима*
	Обыч­ные условия содер­жания	Облег­ченные условия содер­жания	Колония общего режима	усилен­ного режима	строго­го режи­ма	Колония особого режима	Тюрьма	Тюрьма особого режима
Посылать письма	Без ограничений			36	24	12		6
Получать передачи	6	12			2
Иметь долго­срочные свидания (в отдельном помещении)	4	6	3			1	2	0
Иметь крат­косрочные свидания	4	6	2+1 (в порядке поощрения)		1 + 1 (в порядке поощрения)		0
Получать	6	12	3	2	1		0
посылки			Только после истечения первой половины срока
Покупать	50%	100%	7 + 4 |	6 + 3	5 + 2 )	4+1	3+1	2
продукты в ларьке (в месяц)	от МРОТ, установ­ленного законом		в руб., (+): в порядке поощрения (средняя заработная плата тогда составляла 100-120 руб.)

* В развитие прогрессивной системы УИК 1998 г. предусмотрел не только различные режимы содержания, но и различные условия в рамках одного и того же режима (см.Ткачевский Ю .. с. 86-99).

108

Варианты ответов	Россия, N=1120	Казахстан, N = 396
Да	34,7	50,8
Нет	56,3	38,6
Нет ответа	8,9	10,6

109

Варианты ответов	Россия, ЛУ =1120	Казахстан. N = 396
Да	51,1	64,9
Нет	45	30,1
Нет ответа	3,9	5

Варианты ответов	1993	1994	1995	1996	1997	1998	1999	2000
Лучше, чем предыдущий	4	6	6	5	5	4	2	6
Надеюсь, что лучше	35	42	36	33	28	31	27	49

Дабы отличить оптимизм, вызванный институциональной реформой, от «естественного» оптимизма, характерного для некоторых людей, рассмотрим подробнее новый образ пенитенциарнои администрации, складывающийся в сознании заключенных.¹⁵⁹ Хотя ответы на вопрос «Изменилось ли отношение к вам со стороны администрации ИК в последние два-три года?» и нельзя признать однозначными (табл. 111), существует позитивная корреляция между ними и ответами на вопрос о доверии к администрации¹⁶⁰ . Иными словами, чаще всего ожидают позитивных изменений в своем положении именно те заключенные, которые считают возможным доверять администрации колонии или тюрьмы.

Таблица 111

Варианты ответов	Россия, N =1120	Казахстан, N = 396
Нет, ничего не изменилось	50,9	46,7
Изменилось к лучшему	20,4	37,4
Изменилось к худшему	18	8,1
Нет ответа	10,7	7,8

Результаты интервью подтверждают, что наиболее одиозные черты начинают отходить в образе легальной власти в тюрьме на второй план. «Люди себя стали немножко свободнее чувствовать, раскованнее, если раньше за каждое нарушение тебя могли и побить, сейчас

этого нет, сейчас человек может что-то высказать тому же охраннику,

161

тому же начальнику, свои претензии, если он в чем-то не прав» «И отношение администрации, я бы не сказал, что плохое. Сейчас нет такого драконовского подхода, нормальные отношения. Но я считаю, если сравнивать тогда и сейчас, - сейчас намного лучше отношения, более человечные отношения. Этого не отнимешь... Сейчас с администрацией можно вопросы решать. Раньше было намного строже. Намного строже, грубее. Сейчас справедливости как-то больше»¹⁶². Особенно ценят заключенные вежливое к ним обращение, что воспринимается как доказательство того, что в них начинают видеть в первую очередь людей, а не преступников¹⁶³. «Будь это (конфликт) сейчас - я обращусь к Андрею Юрьевичу (начальник отряда), потому что сейчас уже другое отношение. Даже ко мне. Более-менее я могу спокойно разговаривать с человеком. Он не видит во мне зверя. Я могу разговаривать. Он меня поймет. Я могу даже обратиться, если у меня произошел конфликт в камере, например, я иду к Андрею Юрьевичу, вот так и так, у меня получился конфликт... Вот будет со мной обращаться начальник отряда нормально - я никогда себе лишнего не позволю. Начнутся сейчас опять те времена - и опять я стану таким же. Вот я сейчас сижу спокойно. А начнутся те времена - будут мне запрещать спать, будут меня выгонять - и опять я стану озлобленным, буду

164

первую же возможность искать»

Ключевое объяснение постепенного изменения к лучшему образа легальной власти следует искать в попытках обеспечения минимальных прав заключенных. Принципы гражданственности, ранее немыслимые не только в тюрьме, но в советском обществе в целом, начинают оказывать влияние на повседневную жизнь в тюрьме. «Существа становятся людьми, когда за ними признаются права и обязанности»¹⁶⁵. Иерархия значимости для заключенных прав, гарантированных УИК¹⁶⁶ (распределение ответов на вопрос «Какие права для вас наиболее важные?», допускалось максимум три варианта) подчеркивает приоритетный характер «неэкономических» прав (табл. 112).

112

Варианты ответов	Россия, N= 1041	Казахстан, N = 396	Франция, N=59
Право на вежливое обращение	68,8	77,4	75,9
Право на свидания	48,1	42	50
Право на получение посылок, корреспонденции	35,1	23,6	46,6
Право на личную безопасность	30,3	33,6	20,7
Право на просмотр телевизионных программ	27	32,6	3,5
Право на приобретение продуктов без ограничений	18,7	10,5	13,8
Право на телефонные переговоры	14,8	16,8	X
Право на прогулки	8,4	6,3	10,3

То значение, которое придают осужденные праву на вежливое обращение, заслуживает особого внимания: более 20% голосов (более 35% в Казахстане!) отделяет это право от занявшего второе место по важности права на свидания. Здесь уместно воспроизвести свидетельство Жака Росси: «В конце 40-х годов я был свидетелем того, как бригада заключенных согласилась остаться на вторую смену после 11 -часовой работы по одной причине. Руководитель строительства обратился к ним со следующими словами: "Я вас прошу»¹⁶¹. Согласно Внутреннему распорядку, право на вежливое обращение конкретизируется в том, что «представители пенитенциарной администрации должны обращаться к заключенным на вы и называть их «заключенный или гражданин», и по фамилии»¹⁶⁸. Однако сами заключенные не сводят право на вежливое обращение просто к использованию уважительных местоимений. Для них важнее обеспечение

22 - 4300 минимального такта в поведении надзирателей, минимального уважения личности. «Ведь ты же видишь этого отрядника - его взгляд на тебя как на животное. Просто ты как не человек, как без прав вообще... Вот лег я спать в воскресенье. Вот стоит такой вот (...) Лег спать в воскресенье. А он идет и отрывает шторку. Я говорю: начальник, чего шторку отрываем... Он мне кричит - заткнись и пошел... Я стою, захожу и говорю ему, что так с осужденными не положено разговаривать. Он мне: а что ты хочешь. Я говорю - там, насколько я знаю, там написано, что мы с вами не друзья, чтобы не на вы обращаться, а я не люблю такие порядки нарушать... Да нежелательно, чтобы на вы. Желательно, чтобы они не провоцировали. Вот их невежливое обращение заключается в провокации. Вот он постоянно провоцирует. Да он может тебе и матом сказать и все что угодно сказать. Сама его тональность произношения - того, что он произносит... А тем же когда отвечаешь, то они начинают пользоваться законом - сажают тебя в изолятор за то, что ты, как же они там это мотивируют... ну как противодействие администрации или же не подчинился правам, или же оскорбляешь администрацию»¹⁶⁹. Следовательно, уважительное обращение в широком смысле предполагает тактичность и установление верной дистанции в отношениях там, где другие механизмы защиты сферы частной жизни не действуют. Доверие к администрации позитивно и значимо (0,38: N = 758) коррелируется с уважением администрации права на вежливое обращение, что служит доказательством нашей гипотезы о взаимосвязи между тактом и доверием (см. раздел 2.4.1). Итак, необходимо признать существование четкой причинно- следственной связи между тактом со стороны администрации, доверием к легальной власти в тюрьме и оптимизмом заключенных относительно их будущего в тюрьме.

Степень важности тех или иных прав с точки зрения заключенных не совпадает с приоритетами администрации относительно этих прав.  Ответы на вопрос о способности         воспользоваться

зафиксированными в УИК правами показывают несовместимость взгляда на права «сверху» и «снизу» (табл. 113, с % ответов «Да, я могу в полной мере воспользоваться этим правом»). Наиболее ценное для заключенных право на вежливое обращение оказывается и наименее защищенным.

Каковы основные причины, не позволяющие осужденным в полной мере воспользоваться своими правами и увеличивающие шансы того, что и в России окажется верным наблюдение, сделанное в Германии: «В немецкой истории признание прав заключенных в теории сосуществует с их игнорированием на практике»?¹⁷⁰ Как мы покажем,

\

некоторые из этих препятствий носят технический или объективный характер, тогда как другие делают рельефной необходимость выхода за рамки навязанной и рассогласованной власти. Реформа обусловила первые шаги по направлению к радикальной смене природы власти, но значительно больше таких шагов еще предстоит сделать.

113

Считаете ли вы, что в полной мере пользуетесь следующими правами	Россия, N=1120	Казахстан, N = 396	Франция, N=59	Разница в рангах (важность - реализация)
				Россия	Казахстан	Франция
Право на прогулки	56,2	_____ 51,8	83,1	+7	+7	+4
Право хранить книги и журналы	53	56,6	X	X	X	X
Право на свидания	49,8	50,3	83,1	0	-1	0
Право на получение посылок, писем	49,7	50,8	81,4	0	+3	-1,5
Право на телефонные переговоры	45,5	46,2	83,1	+1	0	+5
Право на просмотр телепередач	31,7	36,1	X	+1	+1	X
Право на личную безопасность	35	31,1	76,3	-1	-3	-2,5
Право на вежливое обращение	27,9	27,5	76,3	-6	-7	-5,5
Право на покупку продуктов без ограничений	25,6	29	81,4	-2	0	+0,5

Прежде всего отметим, что централизованное и бюрократизированное управление, характерное для советской системы, основывалось на использовании множества административных средств, причем законы представляли собой лишь видимую часть айсберга. Ведомственные приказы, циркуляры, инструкции, типовые правила и правила внутреннего распорядка каждого учреждения¹⁷¹ представляют собой чрезвычайно разнородный свод норм. Даже в ситуации стабильности немыслимое число элементов бюрократической машины делает их согласование чрезвычайно трудным, если не невозможным, делом. Приведение же системы в движение еще более усложняет ситуацию и создает постоянную угрозу рассогласования и блокировок. Желательная последовательность институциональных изменений (рис. 28)¹⁷² остается недостижимым идеалом в рамках любого тотального института.

За введением в действие нового УИК (изменение конституционных правил) не последовало соответствующего изменения правил на нижних уровнях институциональной организации пенитенциарной системы. Например, действующие типовые Правила внутреннего распорядка были разработаны еще Министерством внутренних дел. Сле- . 28

114

Совет Европы*	Уголовно- исполнительный кодекс	Правила внутреннего распорядка**
Право на жизнь	Право на безопасность	Право на вежливое обращение
Запрещение пыток, истязаний	Право на прогулки	Право на получение информации о своих правах
Запрещение рабства	Право на получение посылок	Право обращаться с жалобой, с предложением
Право на безопасность	Право на переписку без ограничений	Право обращаться к адвокату
Право на правосудие	Право на просмотр телевизионных передач и кинофильмов	Право участвовать в деятельности самодеятельных организаций осужденных
Право на свободу мысли	Право на приобретение продуктов питания	Право хранить и использовать разрешенные предметы
Право на свободу слова	Право на телефонные переговоры	Право участия в спортивных и культмассовых мероприятиях
Право на свободу ассоциаций	Право хранить книги и журналы	Право пользоваться библиотекой
Право на уважение частной жизни	Право на свидания	Право пользоваться по своему усмотрению свободным временем

* Marie J.-В., «Droits de l'homme», dans Arnaud A.-J. (sous la direction de). Op. cit.. p.209; Code de Procedure Penale. p.729-732.

** § 31 Правил, « ». с. 4.

довательно, Правила определяют права заключенных иначе, чем это предусмотрено Уголовно-исполнительным кодексом (табл. 114).

Несовпадение конституционного и операционного определения прав создает предпосылки для оппортунистического поведения представителей администрации, ведь они превращаются в единственных толкователей регламентирующих документов. «Я по кодексу читаю одно, а вызываешь к себе начальника режимной части, он говорит, что у нас есть помимо кодекса еще другие бумаги, и вот в кодексе написано одно, а в другом месте написано иначе. Естественно, что он придерживается не кодекса, который поставило государство, а того разъяснения, которое пришло с управления»¹⁷³. «Закон написан, а как это на практике выполняется - никому не понятно»¹⁷⁴. Наши собеседники подтверждают свою мысль о нечеткости формулировок и противоречиях в применении норм УПК многочисленными примерами.

Заключенным разрешается приобретать телевизор для реализации права на просмотр телевизионных программ, но только если речь идет о           приобретении. Индивидуальное пользование телеви

зором запрещено комментаторами УПК¹⁷⁵. Но единственного разрешенного на отряд телевизора явно недостаточно для удовлетворения разнонаправленных предпочтений сотни человек, что создает почву для микроконфликтов относительно того, какие передачи смотреть. Далее, трудно разумно обосновать запрет на использование магнитофонов. Объяснение администрации заключается в отсылке к тексту типовых Правил внутреннего распорядка, упоминающих только телевизоры... «Магнитофон нам положено по закону? Здесь (в Правилах) не положено... Вот лично я сам три магнитофона разбивал - вот приходили забирать, а я никому не отдавал и сам разбивал... А по закону мне положен этот магнитофон, потому что документы и все на него есть... Как он мне может запретить...?»¹⁷⁶. Право просмотра телевизионных передач часто приходит в противоречие с требованиями Правил относительно распорядка дня. Наиболее интересные передачи приходятся на prime time (с 8 до 11 часов вечера), в то время как заключенные вынуждены отправляться спать ровно в 10 часов вечера. «Проблема в том, что действительно мужик весь день работает, вечером посмотреть бы телевизор, там все фильмы в основном идут... ну днем я никак не посмотрю. Все фильмы вечером. Фильм в 9 начался, в 10 мне спать - он кончается в 11, я его ни досмотреть не могу, ничего...»¹⁷⁷. Попытки реализовать право на телефонные переговоры сталкиваются с другим ограничением. За неимением специально оборудованных кабин, призванных обеспечить приватный характер бесед, все телефонные переговоры, включая на интимные темы, происходят в присутствии надзирателей. «Здесь такая ситуация с телефонными разговорами - они разрешены. Но нет здесь будки, откуда можно было бы поговорить... С вахты... но там должно быть оборудовано место специально для телефонных звонков - но его нет и не будет здесь еще очень долго»¹⁷⁸. Что касается прав на приобретение продуктов и на получение посылок, то список разрешенных к хранению в тюрьме предметов (включающий в себя 19 позиций) не позволяет полностью удовлетворить даже основные потребности заключенных. Например, запрещены любые продукты, вплоть до банальной каши, требующие термической (тепловой) обработки. «Плитки отобрали, сказали - электричество, большой очень долг платить нужно, отобрали плитки, значит, естественно, уже продукты питания, не требующие тепловой обработки -то есть какие-то продукты, запретили нормальные продук- i179

ты питания, ну и все...»

Соображения экономического порядка часто упоминались нашими собеседниками при обсуждении проблем с реализацией ими своих прав. Экономический кризис в стране оставил большинство заключенных без работы, даже тех, кто отбывает наказание в колониях на Севере России, организованных в 30-40-е годы с единственной целью обеспечить лесозаготовки. В посещенных нами лесных колониях (это официальный термин - от Управления лесных исправительных учреждений, УЛИУ) только один из каждых десяти заключенных обеспечен работой и, следовательно, может себя прокормить¹⁸⁰. Впрочем, еще реже можно встретить работу, обеспечивающую более или менее приемлемый заработок: чаще всего заключенные довольствуются за свои труды 30-100 руб. в месяц. Как представляется, они относятся к единственной социопрофессиональной группе, средний заработок в которой не превышает официальный MPOT (чуть больше 80 руб.)¹⁸¹.

В советскую эпоху заключенные на лесозаготовках могли получать до нескольких сотен рублей в месяц. «При коммунистах освобождались - там тысяч по 15 всегда. А сейчас освобождаются дали на дорогу, и на первую необходимость - все.. ,»¹⁸². Если раньше 5-7 руб. в месяц было достаточно для покупки в тюремном ларьке всех продуктов первой необходимости (чай, папиросы, консервы, выпечка), то сегодня, после либерализации цен, даже 400-500 руб. будет далеко не хватать. «Хватало всего на эти пять рублей: в ларек сходишь и вся тумбочка забита, а сейчас я не знаю, сейчас люди идут, работают и ничего не имеют»¹⁸³. В этих условиях большинство заключенных не могут себе позволить покупать те продукты, в которых они нуждаются, если только им не помогают деньгами родственники. Поэтому представляется естественным, что большинство опрошенных - 56% (65,9% в Казахстане), считают, что невозможность обеспечить всех заключенных работой ухудшает их положение. «Раньше была возможность жить у всех осужденных. Жизненная возможность у всех такая была - все получали работу нормальную, все получали зарплату... А сейчас - отняли эту возможность у людей, у всех отняли. Вот расслоение общества в колониях: вот те, кто могут - они живут, те, кто не могУх    они ничего не имеют...»¹⁸⁴. Возможно, именно в сегодняшних экономических трудностях следует искать объяснение желания многих заключенных вернуться в тюрьму советского образца. Почти каждый восьмой осужденный предпочел бы, если бы такая возможность была, отбывать полученный сегодня срок в брежневскую эпоху

(т.е. в 70-е годы, см. табл. 115 с ответами на вопрос «В какой период времени вы бы предпочли отбывать полученный срок?»)¹⁸⁵.

, 115

Варианты ответов	Россия, N= 1120	Казахстан, N = 396
Сегодня	20,1	19,7
В 1991-1997 гг.	13,5	14,6
В 1985-1990 гг.	3,5	7,8
В брежневскую эпоху	11,7	3
До Октябрьской революции	1,3	0,8
В сталинскую эпоху	0,8	0,5
Когда и где угодно, но только не сегодня и не в этой стране	41,6	48,5
Нет ответа	7,5	5,1

Экономические проблемы применительно к тюрьме

имеют скорее объективный характер, они не зависят от доброй воли администрации. Напротив, ссылки на объективные обстоятельства не уместны, как только речь заходит о еще одной преграде на пути реализации прав осужденных. Новый УИК дал заключенным права, не предусмотрев в то же время механизмы защиты этих прав. Добрая воля администрации становится фактически единственной гарантией реализации прав заключенных. «Никакого определенного механизма защиты прав здесь нет... здесь все зависит только от человека (представителя администрации)»¹⁸⁶. «Как начальнику нужно, такой кодекс для него и будет, он сам себе кодекс - начальник, любой начальник, и не докажешь»¹⁸⁷. Более того, если заключенный пытается предпринять какие-либо предусмотренные законом действия по защите своих прав (например, обращается в прокуратуру, в Министерство юстиции), то он только осложняет свое положение. Такое наказание за «инициативу» было распространено в советский период. «Получалось только в худшую сторону Их (пытающихся защитить права) начинали «прессовать» и блатные, и администрация. А блатные, естественно, по наущению администрации начинали им подножки ставить. На отряде. «Ах ты, мразь ты». Туда-сюда, и так далее. Короче, такую изоляцию там создавали»¹⁸⁸. И сегодня правдоискатели мало чего могут добиться. «Чтобы я мог защитить свои права... ха- ха, это не кодекс надо менять, а людей, хорошо, я объясню это так: мы зависим от администрации, администрация годами сработалась с управлением, прокуратурой, судами и т.д. К примеру, я пишу жалобу, что толку, она приходит туда, откуда ушла. Результат - ноль»¹⁸⁹. Сама процедура подачи жалобы создает предпосылки для превышения администрацией властных полномочий: «Заключенные отдают жалобы в запечатанном виде представителям администрации. Администрация затем отправляет их адресатам»¹⁹⁰.

Данная дискуссия убеждает, что пенитенциарная реформа пока не способствует превращению тюремного мира в «большое» общество. Дефицит легальных, деперсонифицированных средств защиты прав превращает последние в, пожалованные в порядке. Мы видели многих функционеров пенитенциарной администрации, которые искренне верят в необходимость гуманизации отношения к заключенным, но есть и другие, те, кто считает реформу «игрой в права человека» (по выражению начальника отряда в одной из колоний на Севере России). «Они меня и на «вы» назовут, но не больше того, все остальное осталось, по-моему, тоже... ( ) ? Нет. При желании тебя здесь растопчут ногами в буквальном смысле»¹⁹¹. В разорванном обществе нет никаких гарантий, что установленные законом права будут защищены и использованы в организации повседневной жизни¹⁹². Таким образом, относительный успех пенитенциарной реформы объясняется ни введением в действие новых, более демократических механизмов исполнения наказаний, ни постепенным «открыванием» тюрьмы внешнему миру. Согласно нашей гипотезе, снижение уровня насилия достигается прежде всего за счет переплетения двух тенденций: к гуманизации тюрьмы и к воспроизводству тех элементов «маленького» общества, которые помогают контролировать насилие.

4.2.3. Взаимодействие официальных и теневых норм

В отличие от рыночных реформ реформа пенитенциарной системы никогда не носила исключительно телеологический характер. Она опирается на долгую традицию взаимоотношений между двумя ветвями тюремной власти - легальной и теневой. Официальная власть никогда, даже в сталинскую эпоху, не могла достичь тотального контроля за повседневной жизнью заключенных. Как представляется, такой тотальный контроль в системе массового заключения и вовсе немыслим. Осознание данного факта и привело к поиску легальной власти компромисса со своим теневым визави. Впрочем, «вместо формальной и неформальной систем лучше говорить о контролирующем и автономном типах регулирования... Реальность заключается в компромиссе между двумя типами регулирования»¹⁹³. Рассмотрим подробнее формы этого компромисса.

Хотя гипотетическая роль администрации в появлении воров в законе никогда не была документально доказана, многочисленные факты подтверждают поддержку ею усилий воров в законе по поддержанию порядка в тюремном сообществе. В конце 40-х годов администрация даже назначала блатных на должности бригадиров, отводя им тем самым видное место в иерархии осужденных, установленной формальным образом¹⁹⁴. В 60-70-е годы некоторые начальники колоний специально «выписывали» себе воров в законе, чтобы они наводили порядок. «Раньше были какие лагеря - по десять тысяч человек же зоны были. Был там один вор в законе, специально хозяин завозил его - вора. И один этот вор смотрел за всей зоной - за десятью тысячами человек»¹⁹⁵. Распространено заблуждение, заключающееся в предположении минимальной роли легальной администрации в «черных» колониях, которые представляются вотчиной воров в законе или их представителей. Напротив, именно от администрации исходит инициатива по делегированию ворам в законе части полномочий по контролю повседневной жизни заключенных и по обеспечению выполнения спущенного сверху плана. Поэтому «черные» колонии представляются скорее амальгамой двух ветвей тюремной власти. «? Ну, наверное, на черной, потому что «мужик» на черной, он... его никто не обижает, он имеет все, больше заботы, и все прочее»¹⁹⁶. Вот, например, как описывает заключенный один из возможных вариантов компромисса касательно организации повседневной жизни в «черной» колонии. «Ну там (на черной зоне. - . .) - почти как на свободе - то есть там деньги ходили совершенно так, коммерческие сделки... Вот, например, летом в 10 часов спать ложиться - ну вот какой нормальный человек будет в 10 часов летом спать ложиться? Ну, а в черной мы сидим на локальном участке, можно совершенно спокойно выйти погулять, захотел спать - лег спать, главное - утром встать на

197

подъем»

Последние события лишь превратили эти тенденции в элементы сознательной и эксплицитно проводимой политики. Так, далеко не случайно совпадение во времени начала пенитенциарной реформы с повсеместным распространением смотрящих. Они начали играть активную роль во всех регионах именно в начале 90-х годов. «Через ментов это не шло, это было свое (о смотрящих). Это уже было свое просто. А сейчас все... сейчас все идет через администрацию практически. Я вот только что, ну, лично как я для себя понял: они им дают жить, позволяют там... ну, поблажки, ну, и они по-своему это... и свое навязывают, они в пределах, конечно, допустимого... а они его, вот...

? Нельзя»¹⁹⁸. Администрация преследует такой поли- такой двойную цель. С одной стороны, терпимое отношение к смотрящим позволяет ей поддерживать порядок, какова бы ни была его природа, легальная или нет. «Если в отряде есть смотрящий, то администрация должна четко поддерживать смотрящего. Потому что она с него и будет спрашивать. Чтобы не было беспредела»¹⁹⁹. С другой стороны, администрация поддерживает теневую систему правосудия, ибо именно благодаря ей снижается уровень насилия в среде заключенных. То есть, поддерживая теневое правосудие, администрация способствует гуманизации тюрьмы - основной цели, поставленной перед пенитенциарной реформой.

Изменения в отношениях между двумя ветвями власти не могут носить исключительно односторонний характер. Новый, компромиссный подход легальной власти по отношению к смотрящим ставит под вопрос одно из базовых понятий тюремной субкультуры: «Не обращайся к администрации за помощью для разрешения внутренних конфликтов». Как уже было отмечено в разделе 2.2.6, данное понятие постепенно теряет свое влияние на поведение мужиков. Существует значимая и негативная (-0,26: N = 857)) корреляция между ответами на вопросы о доверии администрации и об отношении к понятию, ограничивающему контакты с ее представителями. Более того, сами блатные начинают пренебрегать данным ограничением. Смотрящие приемлют активные контакты с администрацией, так как они позволяют получить дополнительные властные ресурсы. «Сейчас любой начальник может любого, самого блатного вызвать. Его к нему приведут, он будет сидеть, беседовать»²⁰⁰. Нижеследующее свидетельство представителя администрации одной из колоний подтверждает, что времена противостояния легальной и теневой властей прошли, сегодня на первый план выходит взаимовыгодное сотрудничество. «Блатные сильно изменились. У них уже нет острого желания противопоставить себя администрации. Если он (блатной) нас не устраивает, мы сможем быстро поставить его на место.

. Мы спрашиваем с них за порядок, требуем гарантий против ухудшения ситуации»²⁰¹. Тесные контакты смотрящих с администрацией принимают особенно явную форму в СИЗО. Здесь легальная власть создает все условия (организует переводы из камеры в камеру, задерживает отправку в колонию после вынесения приговора и т.д.), чтобы нужный ей кандидат стал смотрящим камеры. В камеры для несовершеннолетних смотрящие («младшие воспитатели») вообще попадают исключительно по решению руководства СИЗО. «Ну их там сами (менты) назначают - по кадрам подбирают там самых, кому сидеть там мало осталось, ну там полтора года...»²⁰²

Резюмируя, можно с уверенностью сказать, что администрация только выигрывает от делегирования части своих полномочий смотрящим. Она добивается порядка в «маленьком» обществе, и, что еще существеннее, порядка более гуманного. «Администрация может допустить до воровских порядков. И никто, никакие авторитеты ничего не могут без администрации. Это мое глубокое убеждение. Двадцатилетних наблюдений моих...»²⁰³. Следует ли расценивать отказ от радикальной демократизации тюремного мира, от его трансформации в «большое» общество как слишком высокую цену, которая платится за поддержание порядка? Вообще, не является ли следующая дилемма порядок, который не соответствует демократическому идеалу versus попытки достижения идеала, ставящие под вопрос порядок и лишенные гарантий на успех? Пока мы оставляем эти вопросы без ответа.

Говоря о пенитенциарной реформе в России, трудно избежать аналогий с моделью отношений между государством и мафией, господствовавшей в Италии вплоть до середины 80-х годов. Несмотря на видимость взаимной борьбы, существовало несколько сфер, где интересы мафии и итальянского государства совпадали или взаимодополнялись. «В традиционной ситуации отношения между главой мафиозного клана и политиком сводились к классическому клиентелизму»²⁰⁴. В частности, компромисс между двумя ветвями власти в Италии, легальной и теневой, касался поддержания порядка, мобилизации избирателей на выборы «нужного» кандидата и сбора налогов. Что касается поддержания порядка, то мы уже упоминали, что уровень преступности в тех районах Палермо, куда никогда не заезжают патрули карабинеров, не выше того, что фиксируется в соседних с комиссариатами полиции кварталах. Какими бы отличными ни были методы поддержания порядка, используемые мафией и полицией, ситуация остается в приемлемых пределах с точки зрения населения. Далее, отсутствие других коллективных субъектов в «маленьком» обществе, кроме семьи и круга знакомых, делает особенно актуальной задачу электоральной мобилизации. Мафия становится здесь посредником между политическим процессом и сферой семейной, частной жизни²⁰⁵. Наконец, глубокое недоверие населения к государству и приемлемость оппортунизма в отношениях с легальной властью серьезно сказываются на фискальных интересах государства. Делегирование мафии права собирать налоги позволяет избежать их восприятия как оброка: в сознании налогоплательщиков они начинают ассоциироваться с менее враждебной по характеру теневой властью, чье присутствие значительно более ощутимо в повседневной жизни²⁰⁶. «В Сицилии вплоть до 1984 года сбор налогов был отдан в концессию частной фирме, контролируемой братьями Салво, членами мафиозной семьи Салеми, которые получали за это 10% от всех собранных средств»²⁰⁷. Легальная власть, не способная обеспечить успешное функционирование «большого» общества, всегда стремится сблизиться с теневой властью и найти с ней компромисс.

4.2.4. Рыночный императив: о взаимном влиянии двух реформ

Наш анализ пенитенциарной реформы был бы неполным без учета влияния, которое оказывает рыночный императив на тюремный мир. В действительности экспансия рыночной логики в тюрьме вызвана внешними по отношению к сообществу заключенных причинами, связанными прежде всего с проведением рыночных реформ. В тюрьме обращение денег всегда было де юре запрещено, а де факто очень ограничено²⁰⁸. Испытание тюремного сообщества рынком представляет собой своеобразный естественный эксперимент по проверке способности «маленького» общества сопротивляться внешним шокам, его стабильности в целом. Наша исходная гипотеза предполагает внутренне присущую социальной конструкции «маленького» общества нестабильность. Каждый раз, когда внешний шок угрожает стабильности «маленького» общества, очень четко проявляется его зависимость от государства или любой другой легальной власти. Под воздействием внешних шоков «маленькое» общество оказывается неспособным к самовоспроизводству. Естественное равновесие такого общества, таким образом, не носит длительного и устойчивого характера. Рыночный императив обусловливает тенденции к «приватизации» тюремного сообщества, точно так, как он стимулирует «приватизацию» общества постсоветского.

Несмотря на отделяющие тюрьму от внешнего мира стены и проволоку, влияние рыночного императива вполне ощутимо и здесь. Носителями новой для тюрьмы логики поведения выступают ее новички, недавно пришедшие «с воли». «Люди приходят с воли совсем другие. Тяжелее стало разговаривать с ними. Мы их называем маргарином или новыми русскими... Не все такие приходят. В том-то и дело. Но половина из них есть»²⁰⁹. Появление заключенных нового типа совпало по времени с началом рыночных реформ - оно пришлось на конец 80-х и особенно на начало 90-х годов. «Каждый старается жить сам по себе, цель - выживание там, нажива или все прочее, раньше как-то это не приветствовалось, не было этого.

? Ну, наверное вот... в связи вот как началась эта перестройка и все прочее.                85-        ? Да нет, после, вот в 90-х годах... Я сторонюсь их всех, не подпускаю близко... Ну или то, что человек нуждается, помощи от них, фактически не дождешься, могут помочь только с целью выгоды для себя»²¹⁰. Иначе говоря, речь идет об экспансии по-особому интерпретированных рыночных правил, которые мы назвали конституцией постсоветского рынка. Стремление максимизировать краткосрочную выгоду главным образом за счет «приватизации», а не благодаря продуктивной деятельности, более всего характеризует субъектов данной формы рынка. «А чего, я же вам объяснил, какая у них (маргарина) идеология. У них своя - они же игнорируют нашего арестанта... Цели - набить кишку, накачать сиську свою - больше ничего. Рэкитеры. Устроить свой быт, больше ничего, больше у них ни о чем голова не болит»²¹¹.«У них (у маргарина) своя жизнь, кто-то понимает, кто-то не понимает вообще, набивают кулаки, пожрать, что еще? Вообще, они далеки от этой жизни... У них вот только что - столовая вот и качаются они все, и вот мечта - на свободе там рожи бить, вышибать, рэкетом заниматься»²¹².

Вопреки взаимной неприязни носителей традиционных тюремных ценностей, арестантов, и «маргаринов», являющихся адептами ценностей постсоветского рынка, классическое тюремное сообщество оказывается неспособным устоять перед нашествием «варваров». Абсолютное большинство опрошенных нами заключенных - 55,3%, N = 1310 (56,6% в Казахстане) согласно с утверждением, «что все на свете можно купить, вопрос только в цене». «Сейчас во главу угла ставятся деньги, а раньше ставилась порядочность, совесть арестантская, понимаете? Много такого разъединения финансового, именно по деньгам... С точки зрения полезности материальной смотрят на человека. Сейчас все продается. Все продается. И политика продается. Так же и идея воровская продается... Сейчас - вор? Ну и воруй себе потихонечку, а то мы приедем и башку тебе оторвем и все, вор - не вор»²¹³. Иерархия условий, необходимых, по мнению заключенных, для нормальной жизни в тюрьме, подтверждает важность той роли, которую играет обладание финансовыми ресурсами. В действительности, если есть деньги, то все остальные ресурсы нормальной жизни просто не нужны (табл. 116).

«Если ты богатенький... богатенький, если у тебя мама с папой там катят, тебе и помогут... там, прав или не прав, найдут, потому что это вот, что и законодательство: закон можно обойти, можно и тюремный закон тоже обойти, как-то свои, преступные законы, можно подойти с любой стороны»²¹⁴. Более того, значимость денег обесценивает факт принадлежности к тюремным кастам. «А сейчас все деньги... деньги у меня есть, кем бы я ни был, как бы я это... я, короче... с деньгами, если мне катит, значит, мне здесь и помогут, и все... нету - какой бы я ни был заслуженный...»²¹⁵. Экспансия квазирыночной модели поведения фиксирует у заключенных установку, способную актуализироваться и в других контекстах. По крайней мере наши респонденты видят в материальном благополучии главный приоритет своей жизни после освобождения (см. табл. 117 с ответами на вопрос «Назовите главные приоритеты вашей жизни после освобождения»).

116

Варианты ответов	Россия, N=1187	Казахстан, N = 396	Франция, N = 59
Деньги	36,1	30	43,1
Интеллект	31,3	26	24,1
Знание традиций и неписаных законов	28,6	38,4	27,6
Связи и знакомства в воровской среде	23	17,8
Связи и знакомства среди людей, имеющих влияние на администрацию	25,3	35,7	50
Близость к администрации	11,4	15,4
Физическая сила	12,8	5,7	10,3
Возможность найти покровителя	5,1	4,6	X

117

Варианты ответов		Казахстан,
	N = 902	N = 396
Стремление к достатку	38	37,3
Возвращение себе доброго имени	25,8	29,8
Затруднился сказать	20,6	23
Реализация своего потенциала	17,7	11
Формирование в себе чувства гражданского долга	7,8	10,2
Прежние	4,2	5,5

Ответы на другой вопрос, о средствах для достижения своих целей, подтверждают, что жажда обогащения освобождает индивида, но исключительно негативным образом (в философских терминах речь идет о свободе от, а не о свободе ). Ни поддержка родственников и знакомых, ни закон и моральные устои не могут конкурировать с принципом полного социального нигилизма (табл. 118).

эффективность двух основных форм социализации в тюрьме

Рыночный императив ставит под вопрос эффективность двух основных форм социализации в тюрьме: неформальных категорий и семьи заключенных. Во-первых, коммерсанты и другие осужденные за экономические преступления лица (барыги), ранее не имевшие особого голоса в тюремном сообществе, начинают приобретать значительное влияние. С одной стороны, «для меня коммерсант - это барыга, я не признаю в нем человеческого существа. Нам запрещено общаться с петухами, так вот для меня то же самое верно и в отношении барыг»²¹⁶. С другой стороны, наличие в распоряжении барыг значительных ресурсов позволяет им     уважение окружающих. «Раньше его барыгой называли, сейчас он кооператор, коммерсант, его греют. Конечно, к нему относятся - пригоняют машину, ну, конечно, он все себе берет, ну отдает остальное, чтобы только машину пропустили. Вот, пожалуйста - и смотрящий»²¹⁷. Иными словами, контраст между богатством барыг и бедностью обычных заключенных²¹⁸ обусловливает зависимое положение последних.

118

Варианты ответов	Россия, N = 902	Казахстан, N = 396	Франция, N=59
Любые средства хороши	39,1	43,8	5,1
Через восстановление связей	23,6	26,5	45,8
Посредством следования нормам морали и нравственности	23,5	20,5	13,6
Посредством выполнения требований закона	13	10,5	28,8
Через использование установленных здесь связей	5,8	4,1	X

Зависимость материализуется в купле-продаже мест в теневой тюремной иерархии, вплоть до должностей смотрящих и званий воров в законе. «Есть такие воры в законе, которые никогда и в тюрьме-то не были. Они могут выполнять функции вора в законе, но я не могу уважать таких воров»²¹⁹. Подчеркнем, что первые прецеденты «коронования» тех, кто сделал особенно важный вклад в общак, были известны еще во второй половине 80-х годов. Сходка воров в законе, состоявшаяся 24 ноября 1983 г. в Краснодаре, впервые поддержала идею сближения воров в законе и теневых предпринимателей, цеховиков²²⁰. Торговля высшим тюремным званием неизбежно влечет за собой его социальное обесценение. «Дело в том, что когда сам авторитет раньше не имел этого всего (напомним в этой связи запрет на материальные владения, см. раздел 2.2.5), то к нему стремились все за советом, потому что он не хапал, все знали, что он отдает это на общее дело. А сейчас получается это наоборот - что вот он все имеет, а они озлобились, потому что они сами тоже хотели иметь это... Да, часто так бывает, что прав больше тот, кто больше заплатит»²²¹.

Чтобы достойно отреагировать на рыночный императив, воры в законе стремятся контролировать как можно больше финансовых средств. Однако при этом им не удается найти компромисс между логикой максимизации краткосрочной выгоды и традиционными ценностями тюремной субкультуры. Скорее, в тюрьме наблюдается экспансия «сверху донизу» (т.е. начиная с воров в законе) логики постсоветского рынка. «Выгода - вот их действительная мотивация, их настоящее эго, которое нацеливает всю деятельность на поиск удовлетворения» . «Причем, обоснованно теряется авторитет (воров), потому что эти люди, которые идут против воровского, хоть их и объявляют «беспределыцики» там, «махновцы», они тоже имеют что сказать. Они могут сказать: «Слушай, ты свою набиваешь кишку, поналовил миллионов, а ты об арестантах подумал?»²²³.

Во-вторых, приоритет меркантильных интересов начинает ощущаться даже внутри семьи заключенных, этой священной основы «маленького» общества. Число заключенных, предпочитающих в одиночестве переносить тяготы тюрьмы, непрерывно растет, особенно среди вновь прибывающих. «Раньше не было этой канители, семейники - не семей- ники, нашел себе товарища и живешь, а не то что большими семьями. Да и тут я смотрю они не очень-то так. Да и зачем ему - вот он зарабатывает деньги, а я сижу в зоне и не могу заработать. Зачем он меня будет... Стараются отпихнуть как-то»²²⁴. Впрочем, не исключены «браки по расчету». Бедные заключенные стремятся войти в семьи более состоятельных по тюремным меркам людей. Подчеркнем, что такие «браки по расчету» крайне неустойчивы ввиду оппортунистического поведения членов семьи. «Допустим, я поднялся на отряд, а к нему не ездят, а ему хочется, чтобы это, это и чтоб все сразу. И он подтягивает меня, и я, конечно, говорю, давай, какие проблемы. Ко мне приезжают, он меня объедает и бросает. Мне потом все объяснили»²²⁵.

Можно предложить следующую модель нашествия «варваров» в тюремный мир классического образца. Оно происходит как «снизу», с появлением «маргаринов», так и «сверху», с коммерциализацией деятельности воров в законе. Встреча между арестантом, носителем традиционных ценностей, и «маргарином», носителем квазирыночных ценностей, завершается проигрышем первого и выигрышем последнего (на арго - барыга всегда сможет «кинуть» более честного партнера). Аналогия с настоящим браком по расчету здесь кажется вполне уместной. Пусть т - число «торговцев» среди N (общего населения тюремного мира). Следовательно, m/N - вероятность, с которой заключенный выбирает меркантильную стратегию в своих повседневных контактах, а I - m/N/-вероятность того, что заключенный будет вести

себя согласно понятиям. Мы можем отобразить стохастический про цесс взаимодействия между двумя заключенными с помощью следу ющей матрицы (табл. 119).

119

Чтобы первый заключенный считал разумным выполнение предписаний понятий, требуется, чтобы:

Иначе говоря, если число «маргаринов» превышает половину тюремного сообщества, все заключенные будут заинтересованы вести себя «меркантильно» (графическая интерпретация предложена на рис. 29)²²⁶. Учитывая, что число приверженцев традиционных понятий, по оценкам самих заключенных, не превышает критического уровня в 50% (в Казахстане это число несколько больше, как следует из табл. 116), перспективы самовоспроизводства «маленького» тюремного сообщества представляются туманными. «Вообще во всех зонах идет какая-то нездоровая обстановка. В основном движение какое-то ненормальное, ментовско廧27

. 29

Возрастной анализ выборки заключенных подтверждает, что нестабильность «маленького» общества, вызванная рыночным шоком, будет только усугубляться с течением времени. Уровень межличностного доверия, уже критически низкий в тюремной среде, имеет свой минимум

в возрастной группе от 20 до 25 лет (только 10,5% среди них считают, что доверять людям можно)²²⁸. Максимальный же уровень доверия (17,8%) наблюдается в возрастной группе от 30 до 35 лет. Однако представителей именно этой возрастной категории становится в тюрьме все меньше и меньше. «Раньше люди были откровеннее друг с другом, понимаете? Они были дружнее между собой, пусть они даже бились между собой почаще, но они были откровеннее и могли в глаза сказать то, что они сами думают. А сейчас контингент такой приезжает, что им проще надеть маску, согласиться на все, а самим сделать по-своему.. »²²⁹.

Анализ взаимного влияния двух реформ подтверждает факт неустойчивости равновесия «маленького» общества при воздействии внешних шоков. Рыночный вызов несет в себе угрозу принципам функционирования «маленького» общества. Он разрушает традиционную («сильную») солидарность, не способствуя в то же самое время ее превращению в «слабую» солидарность. Рыночная экспансия ставит под вопрос порядок, на котором основывается «маленькое» общество. «Если каждое человеческое существо руководствуется только своим собственным интересом, то эти интересы оказываются несовместимы и возникает хаос с непредсказуемой динамикой»²³⁰. Такие тенденции наблюдаются и в тюремном, и в постсоветском обществах. И они делают особенно настоятельным изменение природы данных обществ. Либо «маленькое» общество постепенно превращается в «большое», либо его внутренние механизмы перестают обеспечивать более или менее стабильный порядок, каким бы локальным и «несовременным» по своей природе он ни был, и возникает угроза полной десоциализации и разрушения любых социальных связей. А десоциализация, в свою очередь, усугубляет бессилие и неспособность к самостоятельным действиям индивидов. «Администрация сейчас, собственно, добилась своего-то, живут люди разрозненно, ну, о чем говорила раньше администрация, то сейчас и происходит, самоедство и все прочее»²³¹. Именно в контексте десоциализации наблюдается полное отсутствие субъектов²³². В обоих рассматриваемых случаях становится невозможным избежать без выхода за рамки «маленького» общества полной зависимости индивидов от легальной власти.

4.3. Сравнение двух реформ

Разрушительное воздействие на социум рыночного императива тесно связано с относительной неудачей рыночных реформ. Эта неудача особенно контрастирует со скромными, но бесспорными достижениями пенитенциарной реформы. Мы попробовали объяснить столь непохожие результаты разницей в подходах к реформам, телеологическом и генетическом. Постсоветские трансформации делают рельефной следующую дилемму. Либо продолжаются генетические изменения, которые позволяют сохранить порядок, но исключают воспроизведение той или иной признанной в международных масштабах модели. Либо реформы ориентируются как раз на признанные институциональные образцы, но при этом нет гарантий поддержания порядка и сохранения целостности социально-экономической системы. Попробуем определить преимущества и недостатки каждого из подходов к реформам в постсоветском контексте.

4.3.1. Измерение степени рассогласования формальных и неформальных институтов

Дилемма, сформулированная предложенным образом, означает выбор между плохим и менее плохим. Можно ли найти «золотую середину» между двумя крайностями? С этой точки зрения иная формулировка дилеммы оказывается более уместной. Чем сильнее стоящие перед реформами задачи противоречат установкам, зафиксированным данным институциональным контекстом, тем больше угроз порядку несут в себе реформы и тем более вероятно возникновение социально-экономических неравновесий. Не стоит ли выбирать цели         реформ таким образом, чтобы они не только были ориентированы на известную модель, но и

, а еще лучше - были бы с ними конгруэнтны? Обилие институциональных моделей, теоретических и практических (американская, французская, японская, германская и т.д.), с которых можно было бы, перефразируя В. Маяковского, «делать страну», служит дополнительным аргументом в пользу данного предложения.

Так, исходная дилемма замещается вопросом о                конгруэнт

ности / дивергенции между реальностью и моделью, который предполагает практический и позитивный ответ, не имеющий ничего общего с нормативными рассуждениями. Известны по крайней мере четыре подхода к оценке степени конгруэнтности: социологии права, С. Корпела и Дж. Колта, Г. Хофстеде и предложенная нами методология. Во- первых, социология права изучает условия, благоприятствующие юридической трансплантации (greffe juridique), которая заключается во внедрении в систему права элементов из других систем права, где они доказали свою полезность и эффективность функционирования. Согласно этому подходу, «трансплантация имеет шансы оказаться успешной лишь если система-донор и система-рецептор принадлежат к одному и тому же классу эквивалентности» ²³³. Принадлежность двух юридических систем к одному и тому же классу эквивалентности, или их конгруэнтность в нашей терминологии, проявляется в отношениях рефлективности, симметричности и транзитивности между их элементами. Пусть * - элемент системы-донора, - элемент системы-рецеп- тора, R - отношение между элементами. Тогда отношение рефлективности означает, что xRx и yRy, т.е. обе совокупности норм внутренне согласованы и непротиворечивы. Отношение симметричности означает, что xRy и yRx: трансплантируемая норма выполняет те же функции, что и замещаемая ею норма. А отношение транзитивности требует, чтобы если хRy и yRz, то xRz, т.е. сохраняется возможность имплантации любой другой нормы, конгруэнтной с первыми двумя.

Во-вторых, С. Корнел и Дж.Колт предложили подход, позволяющий заранее оценивать перспективы трансферта политических институтов из одного институционального контекста в другой. Акцент на политические институты объясняет выбор четырех критериев сродства²³⁴. Первый критерий касается структуры властных отношений. Чтобы институциональный трансферт достиг поставленных целей, разделение властных полномочий в системе-рецепторе и системе-доноре должно основываться на сходных принципах. Например, легальное, теневое правосудие в постсоветских тюрьмах не требуют полного разделения ответственности и правомочий (так, в России нет аналога французского судьи по исполнению наказаний). Второй критерий заключается в степени сравнимости границ {scope) власти: существуют ли нормы, устанавливающие неотъемлемые ни при каких условиях права, которые, следовательно, не могут быть делегированы представителям власти. Американский Билль о правах {Bill ofRights) и европейская Конвенция защиты прав человека являются примерами законодательного закрепления неотъемлемых прав²³⁵. Аналогичным образом тюремная субкультура и новый Уголовно-исполнительный кодекс гарантируют заключенным базовые права, в том числе право на личную безопасность и право на правосудие. Третий критерий указывает на место власти в социальной структуре {location). Власть может опираться на семейно- родственные структуры, на группы «своих», на отдельные социальные категории или же на гражданское общество в целом. В российских тюрьмах последние тенденции свидетельствуют о том, что администрация и смотрящие стремятся играть роль объективного посредника в конфликтах между заключенными. Что же касается четвертого критерия, то он характеризует источники власти: традицию, харизму, экспертные зна

ния и т.д. власть смотрящих, власть администрации предполагают обладание некоторыми экспертными знаниями. Представители обеих ветвей тюремной власти превращаются в толкователей неполных, противоречивых и. следовательно, становящихся сакральными норм (понятий и норм УПК РФ).

В-третьих, Г. Хофстеде на основе своих исследований проблем управления межнациональными корпорациями предложил серию критериев, позволяющих оценить степень сродства экономических институтов и управленческих практик²³⁶. Эта серия включает в себя следующие индикаторы:

• дистанция по отношению к власти - максимально допустимое неравенство в распределении властных полномочий; распространенность коллективистских и индивидуалистических ценностей: насколько индивид стремится идентифицировать себя с социальной группой (в том числе с группой «своих») или же он подчеркивает собственную индивидуальность? В частности, отличия между коллективистскими и индивидуалистическими культурами касаются следующих аспектов (табл. 120);

Индивидуалистская культура	Коллективистская культура
основе индивидуального успеха	Социальное положение определяется на основе пола, национальности, принадлежности семье
Право призвано защищать индивидуальные права	Право нацелено на защиту групповых интересов
Люди действуют свободно, на свой страх и  риск	Люди должны ставить интересы группы
Допускается выражение непопулярного мнения	Выражение непопулярного мнения не приветствуется
Преобладает индивидуальный процесс принятия решений	Преобладает процедура принятия решения - через консенсус
Лояльность (фирме, государству) не приветствуется	Отношения строятся на основе лояльности

степень дифференциации ценностей, значимых для мужчин и для женщин: чем более взаимозаменяемы роли мужчин и женщин в } повседневной жизни, тем менее различаются эти ценности²⁵⁷; отношение к риску: в экономической науке по этому критерию выделяется три типа индивидов - нейтрально относящиеся к риску, склонные к риску и противники риска;

• ориентация на кратко-, средне- и долгосрочные цели в повседневной деятельности.

В-четвертых, мы можем измерить степень сродства с помощью попарного сравнения норм, на основе которых функционируют система-донор и система-рецептор. Для этой цели требуется конструирование идеального типа каждой институциональной системы²³⁸. Например, степень конгруэнтности постсоветского и современного (full- fledged) рынков определяется через сравнение их конституций, резюмирующих наш предшествующий анализ (табл. 121).

Таблица 121

Конституция современного рынка	Конституция постсоветского рынка
Сложный утилитаризм	Простой и ограниченный утилитаризм
Целерациональное действие	Ценностно-рациональное действие
Деперсонифицированное доверие	Персонифицированное доверие
Деперсонифицированная эмлатия	Персонифицированная эмлатия («Ты - мне, и тебе»)
Свобода в позитивном смысле	Свобода в негативном смысле
Легализм (добровольное подчинение закону)	Провозглашаемый легализм (двоемыслие), приоритет конституции «малых» групп

Зачем требуется найти адекватную шкалу для оценки разделяющей каждую пару норм дистанции Коэффициент К дифференциации элементов рациональной деятельности иллюстрирует данную идею (К стремится к 1 в случае инструментально-рационального поведения, а К > 1 характеризует ценностно-рациональное поведение; см. раздел 4.1.4). Что касается нормы доверия, то здесь следует сравнивать эмпирически зафиксированный в обществе-рецепторе уровень доверия (32,1%) с минимальным уровнем доверия, рассчитанным на базе теоретической модели (33,3%), и с уровнем доверия, эмпирическим образом зафиксированным в обществе-доноре (>60%). Различие между эмпатией в деперсоинфицироваиной и персонифицированной формах также имеет количественное измерение. Мы уже отмечали существование связи между принципом «ты мне, я - тебе» (персонифицированная эмпатня) и бартерными сделками. Но поводу N благ возможно заключить 1/2 N x (N-1) бартерных сделок и (N - 1) опосредованных деньгами сделок²³⁹. Доля в обшем объеме товарооборота бартера позволяет, таким образом, оценить распространенность нормы персонифицированной эмпатии. Остальные нормы также поддаются количественной оценке²⁴⁰ .

Наконец, не исключена возможность негативной конвергенции двух институциональных систем, когда имплантация нормы обусловливает в обществе-рецепторе негативные эффекты, аналогичные тем, что наблюдаются в обществе-доноре. Например, влияние рыночной реформы на пенитенциарную заключается в ослаблении тюремной субкультуры и десоциализации тюремной среды. Нормативное дерегулирование аномия, в свою очередь, отражается на психологическом состоянии, усиливая чувства одиночества, безразличия, страха и усталости. «Чувство одиночества следует признать хорошим индикатором аномии»²⁴¹. Одиночество и усталость занимают соответственно третье и четвертое места в списке наиболее типичных состояний заключенных (см. раздел 2.2.2). В общем и целом данные состояния весьма обычны и для постсоветского человека²⁴² (табл. 122).

Таблица 122

	1992	1993	1994	1995	1996	1997	1998	1999	2000
Усталость, безразличие	55	52	40	41	43	42	45	38	39
Озлобленность	30	39	10	28	29	27	35	25	20
Надежда	17	15	16	21	20	17	13	27	31
Страх	26	22	22	19	17	16	24	19	16

4.3.2. Замкнутый круг

Впрочем, если адекватные образцы для копирования так и не будут найдены или же будет отсутствовать политическая воля, необходимая для проведения адаптированных телеологических реформ, модель разорванного между двумя полюсами, индивидом и государством, общества будет продолжать бесконечно воспроизводиться. Какими бы радикальными ни казались происходящие изменения, сущность русской / советской / постсоветской модели остается прежней, так как зги изменения не касаются характера легальной власти. Говори об истории России в длительной перспективе, следует отметин, лишь циклические колебания между навязанной властью и рассогласованной властью²⁴³. За происходящими с ускоряющимся ритмом внешними изменениями скрывается «маленькое» общество, превращение которого в «большое» откладывается уже на протяжении веков. Такие слова, как демократизация, свободная конкуренция, правовое государство, и многие другие, не должны обманывать нас относительно природы постсоветскою общества, несмотря на их значимость в контексте современных западных обществ, В России требуется герменевтическая по своей природе интерпретация этих терминов в рамках «маленькою» общества. Приведем лишь несколько примеров долгосрочной стабильности институтов «маленького» общества.

В российской истории традиционная крестьянская община многократно меняла свою форму, при этом ее сущность оставалась неизменной. Враждебность по отношению к внешнему миру и его представителям, равно как и сильная внутренняя солидарность (достаточно вспомнить круг, систему взаимопомощи). - таковы ключевые элементы социальной организации общины Русское слово «мир» означает одновременно и универсальную, глобальную среду, и локальную общину, что подтверждает самодостаточность «местечкового» и семейного пространства. Община служила основой повседневной жизни российских крестьян до отмены крепостничества во второй половине XIX в. Нежелание многих крестьян покинуть общину и начать самостоятельную экономическую и социальную жизнь, к чему их всячески стимулировала политика реформ Н. Бунге и С. Витте, отражает сохранение решающего влияния общины на жизнь сельской России вплоть до Октябрьской революции 1917 г. Но даже революция 1917 г. не смогла изменить ее природу. Коллективизация 20-30-х годов в очередной раз обусловила изменение формы общины, превратив ее в колхоз. «Социокультурная организация колхоза воспроизводит принципы функционирования традиционной общины»²⁴⁴. Более того, ускоренная индустриализация и урбанизация создали предпосылки для воспроизводства общины уже в городской среде. «Предприятия унаследовали субкультуру общин»²⁴⁵. Даже в политических институтах нетрудно заметить элементы общинной организации. В частности, советская власть представляется воплощением идеала демократии, носящей локальный и персонифицированный характер (идеал соборности), а парламент (Государственная дума) видится механизмом доведения до сведения власти      нужд

Некоторые экономисты видят в так называемой мобилизованной экономике (economic mobilisee) еще одно доказательство стабильности институтов в исторической перспективе. Мобилизованная экономика возникла в результате попытки организации всей экономики по модели единого предприятия, т.е. по модели «маленькой» экономики. Государство стремится контролировать и напрямую, без посредничества рынка, управлять деятельностью ключевых предприятий. Первая экономическая «мобилизация» относится к эпохе возникновения в России тяжелой индустрии. Она приняла особенно явные формы с созданием Военно-промышленных комитетов (ВПК). «В становлении системы экономической мобилизации советской России доминировали тенденции, унаследованные от институтов царистской мобилизации, ВПК (1914-1918), а также специалисты, вышедшие из этих ВПК»²⁴⁷. Возможно, повышенное внимание к проблемам постсоветского ВПК, военно-промышленного комплекса, тоже следует признать иллюстрацией долгосрочных мобилизационных тенденций, равно как и мобилизационный эффект, который оказала на экономику вторая чеченская война²⁴⁸.

Во всех этих случаях речь идет в терминах институциональной экономики об «эффекте тропы», или об исторической обусловленности развития {path-dependency). «Историческая обусловленность развития означает, что институциональное наследие ограничивает спектр сегодняшних возможностей и выбор институциональных инноваций»²⁴⁹. Для объяснения этого феномена были предложены многочисленные аргументы. В частности, экономистам представляются убедительными подходы теории игр и теории общественного выбора {public choice). Согласно первой теории значимым фактором является число индивидов, опирающихся на ту или иную норму в организации своей повседневной жизни (мы также использовали подобный аргумент в нескольких моделях теории игр, приведенных выше). Вторая теория напоминает, что институциональные инновации имеют характер общественного блага и, следовательно, при их производстве неизбежна проблема «безбилетника»²⁵⁰. Что касается социологии, то теория хабитуса {habitus) Пьера Бурдье дает альтернативный взгляд на природу исторической обусловленности развития. Хабитус увязывает между собой прошлое и настоящее в повседневной жизни. «Будучи продуктом истории..., он обеспечивает присутствие прошлого опыта в текущей деятельности»²⁵¹. Как мы уже отмечали. Гештальт-психология придает аналитическим конструкциям критической социологии дополнительный вес. Следы {traces), оставленные в сознании опытом прошлого, предопределяют восприятие сегодняшних событий. «Необходимо признать за исходными следами {original traces) решающее влияние, которое они оказывают на воспроизводство и последующие изменения следов. Изменения происходят в заданном изначально направлении {consistent direction), и в каждый момент времени складывающееся состояние в той же мере зависит от предшествующего, в какой предшествующее зависит от исходного»²⁵².

Концепт исторической обусловленности развития объясняет полное отсутствие изменений и способствует утверждению радикального пессимистического взгляда на вещи. Дуглас Норт говорит в этой связи о тупике, в который попали латиноамериканские страны, вынужденные следовать меркантилистским традициям, навязанным испанцами в эпоху колонизации. В отличие от североамериканских стран, которые были колонизированы примерно в ту же эпоху британцами как носителями традиций общего права, южноамериканские страны обречены воспроизводить «следы» меркантилизма²⁵³. Другой известный экономист и политический деятель - Эрнандо де Сото тоже критикует хабитусы меркантилизма. Он указывает на пагубность повсеместно распространенного меркантилистского желания обогащения через перераспределение, а не через продуктивную деятельность. По его мнению, чтобы избавиться от наследия меркантилизма, требуется легализовать теневую экономику, как возникшую в результате «неформальной революции» против меркантилистского летального права²⁵⁴. Однако, как мы видели, теневой рынок точно гак же может воспроизводить нормы меркантилизма, как и официальное право. Иначе говоря. сведение исторической обусловленности развития к господству хабитуса неизбежно означает апокалиптический взгляд на постсоветские мутации.

Напротив, интерпретация исторической обусловленности развития с помощью концепта установки оставляет пространство для ис торического маневра, помогая при этом избегать искусственного оптимизма, Уместные в данном институциональном контексте изменения, т.е. телеологические реформы, удовлетворяющие сформулированным в предыдущей главе требованиям, способны обеспечить постепенное изменение постсоветских тенденций, обладающих значительно большей, чем хабитус, гибкостью. Телеологические реформы, направленные на достижение конгруэнтных с господствующими установками целей, представляются и желательными, и возможными. Реформы, опирающиеся на локальное и персонифицированное доверие, должны обеспечить переход к деперсоннфицированному доверию, Выражаясь словами Энтони Гнддеиса, реформы должны заменить социальную интеграцию системной (system integration). «Социальная интеграция [предполагает] взаимность (реципрокность) социально близких акторов, в то время как системная интеграция взаимность индивидов и институтов, удаленных друг от друга в пространстве и времени»²⁵⁵. Попробуем суммировать между двумя моделями интеграции с помощью табл. 123²⁵⁶,

Таблица 123

Социальная интеграция (социальный капитал)	Системная интеграция (организационный капитал)
Первичные персонифицированные отношения	Вторичные деперсонифицированные отношения
Неформальные отношения	Отношения, строящиеся на основе норм закона (rule bound)
Акторы: индивиды, семьи	Акторы: индивиды, семьи, организации
Ограниченное число участников взаимодействий	Число участников взаимодействий не ограничено
Равенство «по горизонтали»	Иерархия «по вертикали»
Обход закона	Уважение к закону, легализм
Взаимные обязательства акторов не специфицированы	Взаимные обязательства акторов определены спецификой исполняемых ими ролей
Бартерные обмены	Монетарные обмены

В настоящее время в России действуют только механизмы социальной интеграции. В этом институциональном контексте повседневная жизнь вызывает противоречивые ощущения. Теплая атмосфера отношений со «своими» сильно контрастирует с враждебностью и насилием, характерными для отношении с «чужими». Контраст в отношениях между своими и чужими способствует распространению чувства тревоги. «Чувство тревоги, беспокойства отражает проблемы совместного существования: не в рамках локальных межличностных отношений, а в обезличенной массе... Что рождает тревогу, так это невозможность договориться и согласовать позиции с темп, с кем сталкивает жизнь»²⁵⁷. Таким образом, локальный «рай» противостоит глобальному «аду»

Учитывая, что «традиционные инструменты взаимодействия плохо приспособлены для взаимодействия на расстоянии», возникает вопрос о способах генерализации локального доверия. Теория игр делает акцент на техническом, - количественном аспекте процесса генерализации. Чтобы норма доверия могла распространиться в обществе, необходимо, чтобы значение w было больше 2/3, где w = max {Т - R/R - S, Т - R/T - K} ²⁵⁸. Каждая из этих переменных имеет институциональную и нормативную интерпретацию. Например, Т, выигрыш игрока, который обманывает доверие своего партнера, напрямую зависит от институционального контекста. Закон может увеличить значение Т даже если оба партнера принадлежат к группе «своих», или же он может снизить привлекательность обмана даже во взаимоотношениях с «чужими». Советский Уголовный кодекс (ст. 189, 190) рассматривал отказ свидетельствовать против своего близкою в качестве преступления, что обусловливало увеличение значения Т в отношениях между «своими». Образ Павлика Морозова, который свидетельствовал во время продразверстки против своего отпа, зажиточного крестьянина, и был затем убит своими родственниками, приобрел в советскую эпоху сакральный характер"⁵''. Только с принятием в 1993 г. нового УК россияне были освобождены от ответственности за отказ свидетельс твовать против своих близких (ст. 316). Таким образом, государство всегда может установить легальные нормы, которые позволяют либо придать локальному «раю» глобальный характер, либо превратить повседневную жизнь даже в «маленьких» обществах «своих» в «ад». В конечном счете мы приходим к тому же выводу, что и Карл Поланьн относительно эволюции рынка. «Соседская торговля, основанная на взаимности {reciprocity), и межрегиональная торговля, основанная на конкуренции, была отделена одна от другой. Национальный рынок в Западной Европе был создан только благодаря вмешательству государства» ²⁶⁰.

Подведем черту следующим утверждением. Нам известны отправная точка - «маленькое» общество в процессе разложения, и конечный пункт реформ, «большое» общество. Следует разработать такую программу реформ, которая обеспечит последовательные и

изменения, а также обеспечить наличие политической воли для реализации такой программы. Сформулированные подобным образом задачи значительно сложнее простого указания на исходный и конечный пункты реформ; их решение выходит далеко за рамки настоящего исследования. Позволим, тем не менее, заметить, что отказ от решения этих задач будет равноценен согласию остаться в замкнутом круге, свойственном русской / советской / постсоветской истории. Тогда окажется пророческим утверждение Виктора Пелевина, писателя, популярного в сегодняшней России. «Портвейн оказался таким же точно на вкус, как и прежде, и это было лишним доказательством того, что реформы не затронули глубинных основ русской жизни, пройдясь шумным ураганчиком только по самой ее поверхности»²⁶¹.

Примечания

¹ Мансуров В. (отв. редактор), . ., с. 9.

Материальное положение россиян // http://www.polit.ru, 2.03.2000 (данные ВЦИОМ).

³      Источник: http://www.gks.ru, «Russia in Figures-99» (в % к предыдущему году).

⁴      «Britannica Book of the Year 1999», p. 788 (данные Мирового банка), http:// www.gks.ru, «Russia-2000» (1998, 1999). При оценке динамики индикаторов в 1999-2000 гг. следует прежде всего учесть позитивные эффекты, вызванные девальвацией рубля в августе 1998 г. Согласно прогнозам, к концу 2001 г. эти эффекты сойдут на нет.

Эти длинные циклы (длительностью около полувека) связаны с появлением новых технологий, массовой сменой парка технологического оборудования (Кондратьев Н., Опарин Д., «                                                                                                    », Москва: 1928). Об обзоре циклов в советской истории, см.: Sapir J., «Les .fluctuations e'conomiques en URSS. 1941-1985», Paris: Editions de l'E.H.E.S.S., 1989.

⁶      North D., «Structure and Change in Economic History», New York: Norton, 1981. p. 207-208.

⁷      Thevenot L., «Equilihre et rationalite dans un univers complexes, p. 169.

⁸      Andreff W., «La crise des' economies socialistes: la rupture d'lin systeme», Grenoble: P. U.G., 1993, p. 212; см. также: Корнай ., «        », с. 279.

⁹       Sapir J., « economic mohilisee'», Paris: Ed. La Decouverte, 1990, p. 71.

¹⁰    Обзор теневой экономики в Советском Союзе предложен в: Oleynik А., «Evolution de l'economie informelle en ex-URSS: quelques elements de reflexion», dans Cusinato A. (a cura di), «Economia Informale e Istituzioni. Processi di reciproco adattamento», Torino: Г Harmattan Italia, 1996. Конкретные формы, которые принимала теневая экономика в советский период, рассмотрены, в частности, в Favarel-Garrigucs G.. Op. cit. и Duhamel L.. «Justice and politics in Moscow 1983-1986: the Ambarsymyan case» 11 Europe - Asia Studies. Vol. 52. n^: 7. 2000.

¹¹    De Soto H.. Op. cit.. p. 22.

¹²    Bagnasco A., «The Informal Economy», in Martinelli A., Smelscr N. (eds.). «Economy and Society. Overviews in Economic Sociology», London: SAGE. 1990. p. 159.

¹³    Жеребин В.. Романов A.. «                                                                  », Москва: Фи- нансы/Юнити. 1998. с. 28.

¹⁴    O'Brien D.. Patsiorkovski V.. Dershem L.. Lylova О.. «Social capital and adaptation to social change in Russian villages» // Studies in Public Policy. 1996. n^:263. p. 17. Авторы называют социальным капиталом число членов домашнего хозяйства и интенсивность поддерживаемых ими социальных связей.

¹⁵    Найшуль В. Либерализм и экономические реформы //

, № 8. 1992. с. 70.

¹⁶    Тимофеев JL. . ., с. 201. Отметим, что Гавриил Попов, будучи мэром Москвы, попытался с помощью аналогичных аргументов оправдать взятки. По его мнению, взятки представляют собой цену предоставляемых бюрократией услуг.

¹⁷    Kaldor N.. «Speculation et stabilite economique», dans Kaldor N.. «Economic et instahilite>>, Paris: Economica. 1987. p. 49.

¹⁸    Обзор юридических методов борьбы с фиктивными сделками приведен в: Макаров Д.. «Экономические и правовые аспекты теневой экономики в России» //    , № 3. 1998.

¹⁹    Более подробно роль фиктивных сделок во внешней торговле обсуждается в: Гвоздева Е.. Каштуров А.. ОлейникА.. Патрушев С.. «Междисциплинарный подход к анализу вывоза капитала из России» //

№ 2, 2000.

²⁰    Долгова А.. Дьяков С. (под ред.). . ., с. 212.

²¹     Интервью №25.

²²    Долгова А.. Дьяков С. (под ред.). . ., с. 171-172.

"³ Подлесских Г.. ТерешенокА.. . ., с. 216.

"⁴ Интервью № 4.

²⁵     Размеры pizzo устанавливаются главой «семьи» в зависимости от предполагаемого уровня доходов «налогоплательщика» (Padovani М.. Op. cit, р. 62).

²⁶     Гуров А.. «Организованная преступность и теневая экономика», в: «

», .:                        , 1991. с. 124.

"⁷ Интервью № 24. Речь идет о предложении, сделанном в конце 80-х годов, когда деятельность мелких и средних коммерсантов была легализована Законом о кооперации (1986).

-~^s Российско-Европейский центр экономической политики. «

. IV                    1997 », Моск

ва: 1998. с. 242.

²⁹ Интервью № 18. Собеседник № 23 поделился с нами аналогичными на- блкщениями.

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

3d

Интервью № 18.

Интервью № 5. Как следует из этого свидетельства, некоторые государственные чиновники становятся клиентами криминальных «банкиров». Интервью №6.

Thoumi F., «Political Economy and Illegal Drugs in Columbia», Boulder, London: Lynne Reinner Publishers, 1995, p. 95.

Большая доля ответов «Затрудняюсь сказать» объясняется тем, что обычным арестантам запрещено оценивать поступки воров в законе, - о них могут судить лишь сами воры.

AndrelT W., «La arise des economies socialistes», p. 215 (данные за 60-70-c годы); Корягина Т., «Анализ, оценки, прогнозы», в кн.: « », с. 40 (данные за 80-е годы); Исправников В., Куликов В., «

», Москва: Российский экономический журнал, 1997, с. 29 (данные за 1996 г.); Российско-Европейский центр экономической политики, . ., с. 244 (данные за 1998 г.). Dallago В., «The 'Underground' Economy and die 'Black' Labour Market», Aldershot: Dartmouth. 1990. p. 21-23.

Источники: Корягина Т.. . ., с. 40-41; Исправников В.. Куликов В.. ., с. 29.

См.: Олейник А.. «                                                             », глава 6. лекция 12.

Lautier В.. Op. cit., р. 107. Polanyi ., Op. cit., p. 93.

Marx К.. «Economic and Philosophical Manuscripts», in Marx K.. «Early Writings». London: Penguin Books. 1975. p. 323-325. Polanyi K.. Op. cit.. p. 92.

Lindenberg S., «Cotractual Relations and Weak Solidarity: The Behavioral Basis of Restraints of Gain Maximization» //Journal oflnstitutional and Theoretical Economics. Vol. 144. n^:l. 1988. p. 42-44.

Маркс К.. «                    », Москва: Издательство политической литературы.

1988. т. 1. с. 57-74.

AndrelT W., «La arise des 'economies socialistes», p. 12.

См.. например. Pejovich S.. «The Market for Institutions Vs. the Strong Hand of the State: the Case of Eastern Europe», in Dallago В.. Mittone L. (eds.). «Institutions, Markets ans Competition. Centralization and Decentralization in the Transformation of Economic Systems», Cheltenham: Edward Elgar. 1996. p. 115-117; Knaqck R.. «The Collapse ofthe Russian Economy: an Institutional Explanation». Ibid., p. 261.

Stark D. «Path Dependence and Privatization Strategies in East Central Europe» // East European Politics and Societies, Vol. 6. n ^: l. 1992, p. 22. Stark D. «Not by Design: the Myth of Designer Capitalism in Eastern Europe», in Hausner J.. Jessop В.. Nielsen K. (eds.). «Strategic Choice and Path Dependency in Post-Socialism. Institutional Dynamics in the Transformation Process», Aldershot: Edward Elgar. 1995. p. 69; см. также: Stark D.. «Recombinant Property in East European Capitalism» // American Journal of Sociology. Vol. 101. n°4. 1996. p. 994.

Murrell P. «Evolutionary and Radical Approaches to Economic Reforms» // Economics of Planning, Vol. 25, n^:l. 1992, p. 84-85. Роль рутины в накоплс- нии практических знании и навыков как важнейшем составляющем коммерческого успеха исследована в: Nelson R., Winter S., 1982, «Jin Evolutionary Theory of Economic Change», Cambridge: Belknap Press, 1982.

⁵⁰     Более подробно данная идея обсуждена в: Олейник А., «К анализу эффективности социальной политики» //

№ 5. 1998.

⁵¹     Stark D.. Bruszt L.. Op. cit.. p. 107.

⁵²     Найшуль В., . ., p. 75. Можно также сослаться на слова еще одного известного либерала, Эрнандо де Сото: требуется, чтобы «государство, вместо попыток подчинения реальности своим замыслам, превратило в законы хорошо зарекомендовавшие себя практики... Мы должны вдохновляться примером внелегальных норм» (De Soto Н, Op. cit., p. 144, 207).

⁵³     Гриб В., «Противодействие организованной преступности: объединение усилий и централизация руководства», в кн. «

», Москва: ВНИИ МВД РФ. 1993. с. 17. Цехом назывались любые теневые предприятия, чья продукция легально не декларировалась. См. также: Гуров А., «                                                           », с. 176.

⁵⁴    АхиезерА.. . ., т. 1. с. 71-72.

⁵⁵     Kuran Т.. «The Craft Guilds of Tunis and their Amins: A Study of Institutional Atrophy», in Nabli M., Nugent J. (eds.), «The New Institutional Economics and Development. Theory and Applications to Tunisia», Amsterdam: North-Holland. 1989.      '

⁵⁶     Polanyi 1С.. Op. cit., p. 189. Эта идея очень близка к той. которая излагается в: D. North. Op. cit., p. 156.

-⁷ Ленин В.И................................... т. 37. с. 472.

⁵⁸     MishlerW., Rose R., «What are the Alternatives to Democracy in Post-Communist Societies» // Studies in Public Policy, n°248, 1995, p. 12, 16. Нормативная экономическая теория, в отличие от позитивной, говорит о том, как

, а не то, как есть в действительности.

⁵⁹     Badie В.. Op. cit., р. 60.

⁶⁰    North D.. Op. cit.. p. 50.

⁶¹     На основе: Denzau A.. North D., «Shared Mental Models: Ideologies and Institutions» // Kyklos. Vol. 47. n^:l. 1994. Интервью №39. Ledeneva A., Op. cit., p. 200. Kharkhordine O., Op. cit., p. 46.

⁶⁵     Ильенков Э., «                                             », Москва: Издательство политической литературы, 1991, с. 105.

⁶⁶     Brym R., «The Ethics of Self-Reliance and the Spirit of Capitalism in Russia» // International Sociology, Vol. 4, n°4, 1996, p. 414.

⁶⁷     Shlapentokh V., «Russian Patience: A Reasonable Behavior and a Social Strategy» f! Archives Europeennes de Soaiologie, Vol. XXXVI. n^:2. 1995. p. 270.

⁵⁸ Интервью № 1 a.

<9

• Интервью № 39.

⁷⁰    Touraine A., «Comment sortir du liberalisme», p. 21.

62

63                   

64                   

⁷¹    Walzer M., «La justice dans les institutions», p. 113. Определяя рыночный империализм, Уолцер, в частности, говорит о «способности состоятельных

людей покупать себе индульгенции, государственные должности, решения судов и политические решения» (Walzer М., «Spheres of Justice», p. 120).

⁷²     См., например, Wieviorka М., Trinh S., «Le modele EOF: Essai de sociologie des organisations», Paris: La Decouverte, 1989, p. 18, 52.

⁷³             Debouzy M., «Le capitalisme 'sauvage' Etats-Unis. 1860-1900». Paris: Ed. du Seuil, 1992. p. 209-216.

⁷⁴     Schotter A., «The Economic Theory of Social Institutions». Cambridge: Cambridge University Press, 1981, p. 22-24.

⁷⁵     Heap S., «Rational Action and Institutional Change», in Groenevvengen J., Pitelis C., Sjostrand S.-E. (eds.), «On Economic Institutions. Theory and Applications», Aldershot: Edward Elgar. 1995. p. 59. ,

⁷⁶     Touraine A.. «Critique de la modernite», p_v 431. , , ,

⁷⁷     Kolm S.-C. . «La bonne economic. La Reciprocite generate». Paris: P. U.F.. 1984. p. 106.

⁷⁸     Среди заметных вкладов в данную дискуссию отметим: Stark D.. «Recombinant Property in East European Capitalism»; Delorme R. (sous la direction de). « Vest, du nouveau...»: Hausner J.. Jessop В.. Nielsen 1С. (eds.). «Strategic Choice and Path-Dependency in Post-Socialism...»-, Бузгалин A.. «                », Москва: Taypyc. 1994. и т.д.

⁷⁹     Buchanan J.. «The Economics and Ethics of Constitutional Order», Ann Arbor: The University of Michigan Press. 1994. p. 90.

⁸⁰     Cm. Oleynik A.. «Changes in the organization of everyday life in the wake of financial crisis».

⁸¹    Nielsen K.. Jessop В.. Hausner J.. «Institutional Change in Post-Socialism», in Nielsen 1С.. Jessop В.. Hausner J.. Op. cit., p. 36.

⁸²   Ким H.. Орлова Ю.. «                                                       ,                                »// http:/

., c. 29-30 (частота упоминания вариантов

«очень важно»),

⁸⁴ Weber М., «Economy and Society. An Outline of Interpretative Sociology».

Berkeley: University ofCalifornia Press. 1978. Vol. 1. p. 25. " Морозов Ю., . ., T.l, c. 82-85 ; см. также: Радаев В.. «Внеэкономические мотивы предпринимательской деятельности» //

, № 7. 1994. р. 97: «Ценностно-рациональное поведение оказывается у российских предпринимателей на первом месте по важности и по степени реализации».

⁸⁶     Ср.: концепция предприятия как пучка контрактов (nexus ofcontracts), развиваемая в рамках новой институциональной экономики: Cheung S., «The Contractual Nature of the Firm» // Journal vfLaw and Economics, Vol. XXVI.

⁸⁷    April 1983.

Директор крупного машиностроительного предприятия. 50 лет. г. Чита.

⁸⁸    Айкс Б.. Рпттерман Р.. «От предприятия к фирме: заметки по теории предприятия переходного периода» //           , № 8. 1994. с. 31. Согласно данным на 1994-1995 гг.. 60% российских предприятий были ориентированы на выживание и только 19% - на максимизацию прибыли (Дол- гопятова Т.. «

», Москва: Дело. 1995. с. 85).

⁸⁹     Предложено на основе: Цымбурскнй В., «Человек политический между ratio и ответами на стимулы. К исчислению когнитивных типов принятия решений» 11     , т.29, № 5. с. 19.

⁹⁰     Интервью №4*.

⁹¹     Интервью №6*.

⁹²              Интервью № 19*.

⁹³     Интервью № 17*.

⁹⁴     Интервью № 15*.

⁹⁵     Интервью № 18*.

⁹⁶     Интервью №21*.

⁹⁷              Интервью № 16*.

⁹⁸     Интервью № 22* (курсив наш. - . .).

⁹⁹     Denzau A., North D., Op. cit., p. 20. «Каждая система включает в себя «инородные» элементы, которые для нее нетипичны, но которые тем не менее необходимы для ее нормального функционирования». Именно таков случай с доверием на рынке, отражающим органическую, неконтрактную по своей природе солидарность (Hodgson G., Op. cit., p. 167).

¹⁰⁰   Предложено на основе: Kreps D., Op. cit., p. 100.

¹⁰¹   Humphrey J., Schmitz H., «Trust and Inter-Firm Relations in Developing and Transition Economies» // The Journal of Development Studies. Vol. 34. n^:4. 1998. p. 33.

¹⁰²  Долгопятова Т. (руководитель авторского коллектива), «

Москва: ИСАРП, 1998, с. 89 (по результатам анкеты,' проведенной авторами).

¹⁰³   Интервью №8*.

¹⁰⁴   Регулярные опросы, который автор проводил среди своих студентов в МГУ и ГУ-ВШЭ, показывают, что уровень межличностного доверия в их среде колеблется от 5 (на одном из потоков студентов ) до 35% (в среднем 20-25%).

¹⁰⁵   Интервью № 4*.

¹⁰⁶   Интервью № 9*.

¹⁰⁷   Интервью № 21*.

¹⁰⁸   Интервью № 15*.

¹⁰⁹   Интервью № 23* (курсив наш. - . .).

¹¹⁰   Интервью № 4* (курсив наш. - . .).

¹¹¹   Интервью № 15*.

¹¹²   Интервью № 18*.

¹¹³  Интервью № 20*

¹¹⁴   Интервью № 21*.

¹¹⁵  Дубов Ю., . ., с. 299. Компания                                           контролирует значительную часть рынка легковых автомобилей в России.

¹⁶ ' . с. 583.

355

¹¹⁷ Финансист, 30 лет, крупная французская автомобилестроительная фирма, г. Париж (это интервью было проведено в 2000 г. в рамках исследования, финансируемого Institute des Hautes Etudes en Securite Inferieure).

¹¹⁸Дубов Ю., Указ. соч., с. 155.

¹¹⁹Gambetta D., «The Sicilian Mafia», p. 2.

^1-0 В этой связи вспоминается пример покупки во времена Гражданской войны в США права избежать мобилизации за 300 долл. Очень скоро, впрочем, эта практика была отменена (после 1863 г.), ибо подобный бизнес «отрицал общественную природу проблемы и превращал военную службу в частную сделку» (Walzer ML, «Spheres ofjustice», p. 99).

¹²¹  Интервью № 16*.

¹²²   Интервью № 25. РУОП (или РУБОП): Региональное управление по борьбе с организованной преступностью.

¹²³  «Еще не было такого вымогательства, которому не пытались бы придать форму налога», сказал по этому поводу Вольтер («И n'y eut point d'extorsion que Ton n'inventat sous le nom de taxe et d'impot»).

^1-4 Интервью № 6* (курсив наш. - А.О.).

¹²⁵ Интервью № 22.

^1-6 Интервью № 5.

¹²⁷ Интервью № 5*.

¹²⁸Дубов Ю.. . ., с. 699.

     Интервью № 4 (курсив наш. - . .).

     Интервью № 12*.

     Интервью № 25.

¹³~ Синьор был                         земли и мог делегировать право на ее использова

ние (Jus utencli) и право распоряжения (ins ahuteildi) своим вассалам. Социалистическое право создало аналогичную юридическую конструкцию: модель                                                                                    государственной собственностью. Гражданский кодекс РФ 1994 г. сохранил эту конструкцию (ст. 2961) в отношении унитарных государственных предприятий.

¹³³   Redmond P., Shears Р. , «General Principles .ofEnglish Law», London: Pitman Publishing. 1964. p. 271-272.

¹³⁴   Интервью № 5, речь идет об автосалоне, находившемся под защитой собеседника.

¹³⁵  Интервью № 23.

¹³⁶   Stark D., «Recombinant Property in East European Capitalism».

¹³⁷  Детальный анализ позитивных измений, произошедших в результате пенитенциарной реформы, предложен в: Olejnik A., «Le changement institutionnel: une analyse sociologique de la reforme penitentiaire en Россия» // Revue d 'etudes comparatives Est - Quest, Vol. 30, n^:l, 1999.

¹³⁸  Wagener H.-J., «Pragmatic and Organic Change in Socio-Economic Institutions», in Dallago В., Brezinski H., AndreffW. (eds.), Op. cit., p. 19.

¹³⁹Foucault M.. Op. cit.. p. 13.

^,40Fccst J., Weber H.-M., «Germany: Ups and Downs to Imprisonment - Strategic or Unplanned Outcomes?», in Weiss R., South N. (eds.), «Comparing Prisons Systems: Toward a Comparative and International Penology», Gordon and Breach Publishers. 1996. p. 251.

¹⁴¹  Petit J.-G. et Alliees. Op. cit., p. 297.

¹⁴²  Art. D. 116 du CPP. Code de Procedure Penaie. Paris: Litec. 1995. p. 608.

¹⁴³Observatoirc International des Prisons, Op. cit., p. 205; Scyler M., Op. cit., p. 60.

¹⁴⁴   Rostang С.. Op. cit.. p. 10-11.

¹⁴⁵  Art. 6, Code de Procedure Pe'naie, p. 73 1.

¹⁴⁶   Впрочем, за все эти блага заключенный платит сам. О понятиях богатства и бедности в тюремном контексте, см.: Marchetti А.-М., Op. cit.

¹⁴⁷3десь уместно воспроизвести следующее наблюдение автора «Колымских рассказов»: «В лагерных бараках в иные годы висели на стене большие печатные объявления: «Права и обязанности заключенного». Здесь было много обязанностей и мало прав. «Право» подавать заявление на- чальнику-только не коллективное... «Право» писать письма родным через лагерных цензоров... «Право» на медицинскую помощь» (Шаламов В. ., т. 1. с. 141).

¹⁴⁸   Интервью № 14.

¹⁴⁹               Интервью №21.

¹⁵⁰               Интервью № 29.

^{ь 1}                                                         -                                               . Москва: Юри

дическая литература, 1979, с. 120.

¹⁵~ Интервью № 21.

¹⁵³  Свободная продажа Исправительно-трудового кодекса (равно как и Уголовного) была разрешена лишь на протяжении короткого периода сразу после смерти Сталина (Росси Ж.. . ., т.2. с. 425).

¹⁵⁴   Например, известный советский диссидент Андрей Сахаров был в 70-80-е годы в   в г. Горьком.

¹⁵⁵   Новый Кодекс отменил обязательный характер труда заключенных. Обязанность работать была отражена даже в названии прежнего Кодекса.

¹⁵⁶«                -                                                                                     », Москва: ИНФРА-М. 1997. с. 7.46-58.

157тт

На основе: «                                                                                                                 »,

Росси Ж.. . ., т.2. с. 481.

¹⁵⁸ «Уходящий год» // http://www.polit.ru. 27.12.1999. Здесь приведена доля лишь о пт и м и сти че ск и х отв е го в.

¹⁵⁹Относительно естественного оптимизма сошлемся на наблюдение Дж. М. Кейнса: «Большинство наших позитивных решений, результаты которых проявятся лишь позднее, принимаются исключительно под воздействием радости» (Кейнс Дж.. «         », Москва: Экономика. 1993.

с. 349).

160

Изменилось ли отношение администрации к заключенным?(%)

Доверяете ли вы		Нет	Улучшилось	Ухудшилось
администрации?	Да	15,2	52	7,7
	Нет	84,8	48	92,3

¹⁶¹ Интервью № 25. Ср.: «За что могли убить? «За оскорбление конвоя». Грубость. ответ без должной почтительности, любые «разговоры в строю» могли быть восприняты как оскорбление» (Шаламов В.. . ., т. 1. с. 54). ^1б" Интервью № 18.

¹⁶³  «Да и вообще раздражает нижний чин всякая свысока небрежность, всякая брезгливость в отношении с ними. Иные думают, например, что если хорошо кормить, хорошо содержать арестанта, все исполнять по закону, так и дело с концом. Это тоже заблуждение. Всякий, кто бы он ни был и как бы он ни был унижен, хоть и инстинктивно, хоть бессознательно, а все-таки требует уважения к своему человеческому достоинству. Арестант сам знает, что он арестант, отверженец, и знает свое место перед начальником; но никакими кандалами не заставишь забыть его, что он человек» (Достоевский Ф.. . ., с.507).

¹⁶⁴  Интервью № За.

¹⁶⁵Boltanski L.. Thevenot L.. Op. cit.. p. 233.

¹⁶⁶ Значительное число заключенных знакомо с текстом УИК (%):

J Знакомы ли вы с текстом УИК?	Россия, N=131	Казахстан, N=396
5 Да	51,1	36,1
i Нет	44,3	59,9
1 Нет ответа	4,6	4

¹⁶⁷ Росси Ж., . ., т.2, с. 409. Ср. обычный в те времена ответ надзирателя на попытку обращения к нему словом «товарищ»: «Тамбовский волк тебе товарищ». Требуемая форма обращения заключалась в использовании формулы «Гражданин начальник».

16S '                                                                                                                                                                                            ,

«                                                                                                               », с. 6.

¹⁶⁹   Интервью № 35а.

¹⁷⁰   Feest J.. Weber Н.-М.. Op. cit.. p. 253.

¹⁷¹   Разработка внутреннего распорядка учреждения относится к компетенции его директора. Во Франции действует аналогичное правило (Observatoire International des Prisons, Op. cit., p. 26).

¹⁷²  На основе: Ostrom E., «Governing the Commons. The Evolution oflnstitutions for Collective Action», p. 53.

¹⁷³   Интервью № 5.

¹⁷⁴   Интервью №29.

¹⁷⁵   Во Франции в каждом учреждении есть парк телевизоров, доступных для найма даже самым бедным (Marchetti А.-М., Op. cit., р. 96).

¹⁷⁶   Интервью № 38.

¹⁷⁷   Интервью № 35а.

¹⁷⁸                      . Если осужденный отбывает наказание вдалеке от дома, что является нередким уделом москвичей, то затраты на телефонные разговоры могут составлять значительную часть его бюджета. Ср.: «Телефон становится основным объектом трат «богатого» заключенного» (Marchetti А.-М., Op. cit., р. 184).

¹⁷⁹   Интервью № 39.

¹⁸⁰   В среднем уровень безработицы в России составлял 11 ⁰ о в 1996 г., 12,5° о - в 1997 г.. 14⁰ о - в 1998 г.. 13%-в 1999 г. Источник: http://gks.ru. «Russia in figures - 1999», «Russia - 2000». Рост числа безработных становится, согласно ВЦИОМ, источником самого сильного страха россиян (35% голосов он занимает верхнюю строчку в списке опасностей), источник: http:// www.polit.ru, 5.05.2000. См. также табл. 81.

¹⁸¹   В январе 1999 г. прожиточный минимум составлял 885 руб. в месяц на человека, средний доход - 1207 руб. (Министерство труда и социального развития РФ,     «                                         », I триместр 1999).

¹⁸²  Интервью № 38. Напомним в этой связи, что средняя зарплата составляла 100-120 руб., машина же стоила около 5 тыс. руб.

¹⁸³  Интервью № 24. Собеседники № 21, 22, 37, 38 подтверждают это свидетельство.

¹⁸⁴  Интервью № 35. Ср.: «Бедный (в тюрьме) - это тот, кто не может покупать продукты в ларьке, или покупает по минимуму» (Marchetti А -М Op cit

Л р. ₁₀₇₎

¹⁸⁵  Подчеркнем, что популярность нынешней системы выше среди заключенных, чем среди обычных россиян. Только 5% в 1998 г. и 13% в 2000 г. обычных россиян предпочитают нынешнюю политико-социальную систему иным возможным альтернативам (см.: Страна, реформы, приметы // http-// www.polit.ru. 12.01.2000 [данные ВЦИОМ]).

¹⁸⁶  Интервью № 11.

¹⁸⁷  Интервью № 16.

Интервью № 18. Ср. «Жалобы, направленные против администрации, часто оборачивались против самих жалобщиков. Например, администрация могла сообщить блатным их имена» (Росси Ж., . ., т. 1, с. 112).

¹⁸⁹ Интервью № 5. Собеседник№ 38 подчеркнул, что администрация стремится поддержать хорошие отношения с контролирующими ее инстанциями, иногда за счет взяток из сумм, полученных от «налогообложения» теневого производства (см. также раздел 2.3.2).

», с. 10.

Заключенные не верят, что конверты с жалобами не вскрываются и не изучаются администрацией. Некоторые собеседники даже просили в порядке личного одолжения опустить письма с жалобами в почтовые ящики

. Только так они могли быть уверены в том, что письмо дойдет до адресата (прокурора и т.д.).

¹⁹¹ Интервью № 13. Ср.: один из героев «Колымских рассказов», надзиратель Фадеев, все время называл осужденных на вы, но при этом избивал их ногами (см.: Шаламов В., . ., т. 1, с. 54). Наши собеседники вспоминали также о «профилактических» операциях в ряде колоний, когда вооруженный ОМОН (заметим, что каждое областное Управление исполнения наказаний имеет свой ОМОН, что превращает Министерство юстиции в силовой орган) вводили в колонию и его бойцы начинали избивать заключенных дубинками без всякого видимого предлога (Интервью № За, 14, 18 [в Житомире, на Украине; в московской Бутырской тюрьме], 38 [в пос. Скар- лахта, Архангельской области]).

¹⁹"Ср.: «В отсутствие социальных дебатов аргументация теряет смысл, и выдвигаемые доводы, распространяемая информация [равно как и гарантируемые права] не только ничего не меняют, но и часто обращаются против тех, кто их предлагает» (Wieviorka М., Trinh S., Op. cit., p. 140).

¹⁹³  Reynaud J.-D.. Op. cit.. p. 106.108.

¹⁹⁴  Росси Ж.. . ., т. 1. с. 38.

¹⁹⁵   Интервью №2 1. Исследователи из ВНИИ МВД подтверждают факт существования неформальных соглашений между администрацией колоний и ворами в законе относительно организации повседневной жизни заключенных (см.: Подлесских Г., Терешенок А., . ., с. 70-71, 88-89).

¹⁹⁶  Интервью № 24 (курсив наш. - . .).

¹⁹⁷               Интервью № 39.

¹⁹⁸               Интервью № 16.

'"Интервью № 2.

"⁰⁰ Интервью № 18.

²⁰¹     Интервью № 40 (курсив наш. - А.О.).

²⁰²     Интервью № 32. Собеседник № 34 подтверждает это свидетельство.

²⁰³     Интервью № 18.

²⁰⁴   Arlacchi Р. , «Mafia et compagnies...», p. 58.

²⁰⁵Ibid., p. 54-56. Неспособность населения к автономной мобилизации даже вынудила командование союзнических войск во время второй мировой войны к обращению к главам мафиозных семей за помощью в обеспечении высадки десанта в Сицилии и в муниципальном управлении на острове после изгнания фашистских префектов (Padovani М., Op. cit., р. 157-158 ; Русаков Н, «                    », Москва: Наука, 1969, с. 72-75).

     Макс Вебер был поражен в этой связи словами хозяина небольшой фабрики из Неаполя: «Господин, Каморра берет с меня X лир в месяц, но обеспечивает мою безопасность. Государство берет в десять раз больше, но ничего не гарантирует» (Weber М., «Economy and Society», Vol. 1, p. 195).

     Gambetta D.. «The Sicilian Mafia...», p. 160 ; см. также: Padovani M., Op. cit., p. 175.

     о

За важным исключением «черных» колонии, где «ну там - почти как на свободе - то есть там деньги ходили совершенно так, коммерческие сделки...» (интервью № 39).

     Интервью № 1а. По другой оценке, сегодня доля «маргаринов» достигает 60-70% от общего тюремного населения (интервью № 16).

"¹⁰ Интервью № 24.

²¹¹ Интервью № 38. Интервью № 22.

²¹³    Интервью № 18.

²¹⁴   Интервью № 16. Ср. : «Если Закон действует для всех людей, что где-то сильный или богатый человек может откупиться, свою вину перевернуть в противоположную сторону, такая же ситуация и здесь» (интервью № 2).

~¹⁵ Интервью № 16. Речь идет о принадлежности к той или иной неформальной категории.

²¹⁶ Интервью №41.

"¹⁷ Интервью № 22. Ср. : «Понятия изменились вот в чем. То, что раньше было, не то что впадло, но как бы пренебрежительно относилось. Он раньше барыгой назывался, а сейчас - бизнесмен» (интервью № 13).

²¹⁸  «Бедняк - это своего рода идеальный тип заключенного, который социально существует только как заключенный» (Marchetti А.-М., Op. cit., р. 115).

²¹⁹  Интервью № 41.

²²⁰   Гуров А., . „с. 151.

²²¹  Интервью №25.

²²²Boltanski L.. Thevenot L.. Op. cit.. p. 246.

~~³ Интервью № 18.

224      Интервью № 36.

225 Интервью № 20.

"" Мы использовали подход, предложенный в: BoyerR.. Orlean A.. Op. cit., p.

168-169.

²²⁷    Интервью № 38.

²²⁸   Напомним, что минимальный уровень доверия в российском обществе тоже зафиксирован среди молодежи.

"⁹ Интервью № 27Ь. Ср.: проблема двоемыслия была обсуждена в разделе 3.2.6.

²³⁰Boltanski L.. Thevenot L., Op. cit.. p. 417.

"³¹ Интервью № 24.

²³²   Ср. : «Артистическое производство является результатом глобального отсутствия субъектов» (Bourdieu Р., «Questions de la sociologies. Paris: Ed. de Minuit, 1980, p. 221). He следует ли искать в таком тотальном отсутствии субъектов объяснение той степени совершенства, которой достигли искусства в русской и советской истории, и которая гак восхищает западных наблюдателей? Не заключается ли основная причина популярности в сегодняшней России критической социологии М. Фуко и П. Бурдье гоже в глобальном отсутствии коллективных субъектов?.

²³³   Arnaud A.-J., «Greffc juridique», dans Arnaud A.-J. (sous la direction de). Op. cit.. p. 273.

²³⁴Cornell S.. Kalt J.. Op. cit.. p. 405-406.

~³⁵ См., например, Coleman J., Op. cit., p. 341.

²³⁶    Hofstede G.. «Culture's consequences: international differences in work-related values», Beverly Hills, 1980; Hofstede G., «Cultures and Organizations», Cambridge: Cambridge University Press, 1991. Попытка применения подхода Хофстеде к анализу ментальности россиян была предпринята группой ученых из Психологического института Российской академии образования: Дубов И., (под ред.), . . Хотя анализ совместимости российской и западной культур, предложенный Германом Дилигенским, относится к иной научной традиции, используемые им критерии достаточно близки к критериям Хофстеде: распространенность индивидуалистических / коллективистских ценностей, отношение к риску и т.д. (Дилигснский Г..

с. 48-51).

²³⁷    В качестве гипотезы мы предполагаем, что социальные роли мужчин и женщин в России значительно больше взаимозаменяемы с точки зрения женщин, чем мужчин.

²³⁸   Олейник А. «                                                            », глава 4, лекция 7; глава 7, лекция 14.

²³⁹    Eggecrtsson Т.. Op. cit.. р. 234.

²⁴⁰    Например, распространенность нормы простого утилитаризма можно оценить на основе сопоставления следующих макроэкономических показателей: темпов роста производительности труда и темпов роста заработной платы. Если, как это наблюдается начиная с 2000 г., заработная плата растет быстрее производительтности труда (на 10% в год), то это свидетельствует об ориентации не на производство, а на потребление и перераспределение (Проскурякова О. Болезнь - голландская, осложнения - российские. Отчет о конференции в ГУ-ВШЭ // http://gazeta.ru 4.04.2001).

²⁴¹        Reynaud J.-D.. Op. cit.. p. 267.

²⁴²                         //http://www.polit.ru/documents/390969.html (данные ВЦИОМ). О схожести психологических состояний постсоветского человека и заключенного см. также: Ким Н. Надежда, усталость, старость //

, № 1 (39). 1999.

" " Легальная власть в России никогда не была близка к идеальному типу согласованной власти. Напротив, различные периоды русской/советской/постсоветской истории соответствуют доминированию либо навязанной модели власти (иногда в ее крайней форме - тоталитарной власти), либо рассогласованной (брежневская эпоха была особенно богата элементами рассогласованной власти, «покупающей» лояльность граждан в рамках негативного компромисса с ними).

"⁴⁴Ахиезер А., . ., т. 2, с. 145.

²⁴⁵              . т. 2, с. 265. Мы видели в разделе 3.2.4, что        представляет собой один из двух идеальных типов постсоветского трудового коллектива.

²⁴⁶             . .2. с. 51.283.

²⁴⁷ Sapir J.. «L'economic mobilisee». p. 24.

²⁴⁸См.. например. Olejnik A. «L'economie russe 2000: un retour vers la mobilisation?» // Diagonales Est - Quest, n°63. janvicr - fevrier 2000, p. 33- 34.

²⁴⁹Nielsen K.. Jessop В.. Hausner J.. Op. cit., p. 6. Ср. «Способ, которым отдаленные во времени события оказывают влияние на конечный результат, заключается в ряде последовательных и исторически обусловленных экономических изменений (a path dependent sequence of economic changes)» (David P.. «CLIO and the Economics of QWERTY» // American Economic Review, 1985. Vol. 75. n°2. p. 332).

"⁵⁰ Мы подробно рассмотрели названные подходы в: Олейник А. « », глава 7. лекция 13.

²⁵¹        Bourdieu Р. . «Le sens pratique», p. 91.

²⁵²        Koffka К.. Op. cit.. p. 494.

~⁵³ North D.. «Institutions and Economic Growth: An Historical Introduction» // World Development. 1989. Vol. 17. n°9. p. 1327-1329.

²⁵⁴De Soto H.. Op cit.. p. 23. 171-177.

²⁵⁵        Giddens A.. «The Constitution of Society», p. 28.

²⁵⁶        Rose R.. Mishler W.. Haerpfcr C. . Op. cit.. p. 14.

²⁵⁷Roche' S.. Op. cit.. p. 14. 16.

"" Axelrod R.. Op. cit., p. 173. Речь идет о ситуации дилеммы заключенных. Объяснение переменных дано в разделе 2.4.1 (табл. 28).

²⁵⁹ Согласно Закону от 20 июля 1934 г. члены семьи военного, бежавшего за границу, наказывались лишением свободы на срок от 5 до 10 лет. так как они не предупредили власти о готовящемся побеге (см.: Росси Ж..

., т. 2. с. 233). Аналогичные соображения легли в основу ст. 5812 Уголовного кодекса 1926 г. относительно ответственности за недонесение о готовящихся контреволюционных преступлениях

²⁶⁰        Polanyi К., Op. cit., р. 96.

²⁶¹    Пелевин В. «     », Москва: Вагриус, 1997, с. 188

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: понятие «мафия» в постсоветском контексте

Тенденция к воспроизводству «маленького» общества и незавершенный характер модернизации — таковы основные факторы, определяющие постсоветский институциональный кон текст. Изменение видимых на поверхности социально-экономических форм не сопровождается модификацией основ повседневной жизни, ее конституции. Тем не менее сопротивляемость изменениям «маленького» общества остается единственной гарантией против наступления под воздействием внешних шоков, в том числе и спровоцированных реформами 90-х годов, полного хаоса и беспредела. Нел и повседневная жизнь продолжает оставаться приемлемой, то главным образом благодаря стабильности правил игры, какими бы несовременными они ни оказывались. Рассмотрим данное утверждение более подробно.

В «маленьком» обществе доверие возможно лишь в локальной и персонифицированной форме, что делает невозможным появление коллективного субъекта. Деятельность субъектов всегда ограничивается рамками группы «своих», которая и служит основой повседневной жизни. Чтобы перейти «через Рубикон» персонифицированного доверия, субъектам требуется опора на легальные нормы, обязывающие людей выполнять добровольно приня тые па себя обязательства и по отношению к «своим», и по отношению к «чужим». Однако навязанный и ограничительный характер легальной власти не позволяет пересечь эту реку, которая простирается на пути к «большому» обществу. Колее того, государство сознательно пресекает всякие попытки оформления коллективного субъекта, способствуя, таким образом, образованию пустыни между повседневной жизнью групп «своих» и властью. Разорванное общество, или «общество в форме песочных часов», становится материализацией русской/советской/постсоветскон модели взаимодействия власти и граждан.

Возвращаясь к аналитической схеме, предложенной во введении, мы можем теперь ее уточнить. Два «полюса» «общества в форме песочных часов» существуют практически автономно и независимо друг от друга (рис. 30). Незавершенный характер модернизации, незавершенность строительства «большого» общества означает, что каждый элемент социальной конструкции представляет собой самодостаточную «солнечную систему» в миниатюре, маленькое общество.

Рис. 30

Отсутствие системы правосудия, признанного всеми акторами, обусловливает сосуществование множество правосудий, — по числу «маленьких» обществ. Отсутствие системы социального и политического представительства интересов граждан в масштабах всей страны стимулирует развитие механизмов социального представительства, действие которых ограничено рамками группы «своих». Неспособность управлять насилием современными методами, т.е. через его институ- ционализацию, объясняет рецидивы использования насилия даже внутри групп «своих», и т.д. В действительности такая картина заставляет вспомнить об автаркической, изолированной экономике, которая производит все необходимые товары и услуги сама, без использования преимуществ международной торговли и системы международного разделения труда. В конечном счете, все необходимые компоненты производятся, но ценой больших издержек, меньшего выбора и исключения из международного рынка (являющегося в этом примере аналогом «большого» общества).

Впрочем, негативный компромисс граждан с государством, девизом которого могла бы быть следующая фраза: «Если государство позволит нам организовывать повседневную жизнь по-своему, то мы не будем ставить вопрос о характере легальной власти», менее всего предполагает статичную ситуацию. Такой компромисс отражает результат двух противоположных тенденций: желания государства расширить сферу контроля повседневной жизни и обратно направленного желания граждан освободиться из-под влияния государства, жить самостоятельно'. В общем и целом история рассматриваемой страны сводится к бесконечным колебаниям между крайностями: от доминирования центробежных сил — к доминированию центростремительных, от авторитаризма — к локализму и обратно. Историк и социальный философ Александр Ахиезер разделяет российскую историю от Киевской Руси вплоть до 90-х годов двумя циклами, каждый из которых начинается с экспансии локальных ценностей и норм, а завершается укреплением авторитарной власти² (табл. 124). Как представляется, новейшая история сводится к экстраполяции указанных тенденций.

Таблица 124

Доминирующие модели социальных отношений	Этапы первого цикла (от древности до 1917г.)	Этапы второго цикла (от 1917 г. до 1991 г.)
Ранний соборный идеал	Киевская Русь	1917 — первая половина 1918
Умеренный ранний авторитарный идеал	От правления Ивана Калиты до Смуты	Военный коммунизм
Идеал раннего компромисса	От Смуты до царствования Алексея Михайловича	Новая экономическая политика
Крайний авторитаризм	От царствования Алексея Михайловича до царствования Анны Ивановны	Эпоха Иосифа Сталина
Идеал позднего компромисса	1762 г, (освобождение дворянства) — 1825 г. (движение декабристов)	«Оттепель» (эпоха Никиты Хрущева)
Поздний авторитарный идеал	Царствование Николая I	Эпоха Леонида Брежнееа
Поздний соборный идеал	Реформы второй половины XIX в.	Перестройка (эпоха Михаила Горбачева)

Бесконечные колебания подтверждают, что государство в этой стране лишено своей собственной логики, которую в западных странах называют гражданским императивом, заключающимся в подчеркивании значимости общего интереса {inieret general) в отличие от интересов частных (в используемых здесь терминах гражданский императив значим в рамках согласованной власти). «Суверен гражданского общества олицетворяет конвергенцию волн отдельных лиц, когда граждане дистанцируются от своих частных интересов и подчиняют их общему благу»³. Напротив, российское государство само воспроизводит логику «маленького» общества. По выражению Оноре де Бальзака, «закон общего интереса [...] замещается законом интереса частного». «Такое государство не является совокупностью институтов, но персонификацией нации, народа, в результате чего глава государства также напрямую связан с нацией, с народом»⁴.

Таким образом, все зависит от частных интересов группы «своих» людей у власти: интересов фискальных, интересов в геополитической игре и т.д. Государство в «маленьком» обществе всегда ориентировано на максимизацию ренты группы, контролирующей власть, какими бы популистскими ни были официальные слоганы. Такая целевая функция не имеет ничего общего с максимизацией благосостояния граждан общества в целом. Это государство близко к идеальному типу, который назван Дугласом Нортом эксплуататорским государством⁵. Его интересы могут временно совпадать как с усилением контроля за повседневной жизнью граждан, так и с ее либерализацией, единственным значимым фактором следует признать политическую и социально-экономическую конъюнктуру, складывающуюся на данный момент. Вероятно, в сверхдлинных циклах Кондратьева стоит искать еще одно объяснение циклических колебаний между авторитарной моделью государства (навязанной властью) и государством — «ночным сторожем» (рассогласованной властью/'.

Идея государства как одной из групп «своих» людей наряду с другими, единственное отличие которой заключается и значимости ресурсов, контролируемых «своими» у кормила власти, позволяет нам правильнее интерпретировать устойчивые ассоциации государства со словом «мафия» в сознании простых граждан. На первый взгляд ответы па вопрос «Что вы понимаете под словом "мафия"?», заданный сотрудниками ВЦИОМ в начале 90-х годов, кажутся удивительными. Более чем в двух третях ответов так или иначе упоминается государство (табл. 125)⁷!

Таблица 125

Деятельность в теневом секторе экономики	43
Бюрократы из министерств и ведомств	36
Партийно-государственный аппарат	34
Криминальные элементы	25

Ассоциация государства с мафией

теряет свой парадоксальный характер, как только мы вспоминаем конгруэнтность социальной организации российских групп «своих» людей и итальянской мафии. Иначе говоря, в сознании постсоветских людей государство воспринимается как группа «своих», которая присваивает и «приватизирует» публичное, общественное пространство. И здесь не важно, какую конкретную форму принимает группа «своих»; номенклатуры, семьи президента или выходцев из КГБ. Мы видели, что такая тенденция к приватизации характерна для естественной эволюции любой группы «своих», так как речь идет об амальгаме традиционного и «проектного» соглашений. Следовательно, приватизация общественного пространства группами «своих», не важно, находящихся у кормила власти или нет, означает смерть еще до рождения институтов гражданского общества. Итак, тенденции к приватизации позволяют объяснить крайнюю нестабильность и постоянное разрушение институтов гражданского общества в постсоветских странах (рис. 31).

Рис. .31

Группа «своих» стремится приватизировать и материальные ресурсы, к которым имеют доступ ее члены. Ресурсы, к которым имеют доступ члены группы «своих», «приватизирующих» государство, значительно превосходят доступные остальным группам «своих» ресурсы.  В богатой природными ресурсами России контроль над добычей нефти и газа пополняет традиционный список ресурсов эксплуататорского государства: налоги и взятки. Государство, контролируемое группой «своих», никогда не рассматривает налоги как совершенный субститут взяток, так как последние исключают какой-либо контроль со стороны «чужих», т.е. членов других групп «своих». Государство обходит закон точно так же, как делают что его граждане для достижения частных целен. Вот, например, теневые тарифы, взимаемые представителями эксплуататорского государства сверх официальной таксы за услуги* (табл. 126).

Tаблица 126

Услуга или лицензия	Средняя «цена», в американских долларах	% предприятий, которые платили взятки
Регистрация предприятия	288	44
Визит представителя санэпидемстанции или инспектора пожарной охраны	67	23
Визит налогового инспектора	250	21
Установка телефона	1071	100
Аренда помещений (за 1 кв. м в месяц)	26	39
Лицензия на экспорт	643	43
Лицензия на импорт	133	50
Таможенное декларирование (% от стоимости)	5	48
Банковский кредит в рублях (на выгодных условиях), %	В	38
Банковский кредит в валюте {на выгодных условиях). %	23	53

Таким образом, уровень коррупции может служить неплохим индикатором действительной величины общества. Чем выше уровень коррупции, тем «меньше» общество, каким бы ни была его роль в геополитической игре. Согласно этому критерию, постсоветские страны

значительно менее продвинуты на пути к «большому» обществу, чем

многие другие. Таблицы 127 (с оценкой уровня коррумпированности государственных чиновников в % от общего числа контрактов частного бизнеса с государством⁹) и 128 (с оценкой этого же уровня в абсолютных цифрах от 1 — минимальная коррупция до 10 — максимальная¹⁰) иллюстрирует арьергардные позиции постсоветских стран на пути модернизации.

Таблица 127

Постсоветские страны	65
Страны Магрибз (Алжир. Марокко, Тунис1	50
Страны Восточной Европы	40
Страны Латинской Америки	39
Страны Среднего Востока	36
Страны Западной Европы, США и Канала	12

Таблица 128

Место	Страна	Место	Страна
1	Финляндия (минимальный уровень коррупции)	46	Бразилия
2	Дания	49	Чехия
3	Новая Зеландия	50	Колумбия
17	США	54	Египет
20	Германия	56	Турция
23	Франция	73	Казахстан
28	Эстония	81	Россия
29	Италия	83	Украина
31	Венгрия	84	Азербайджан
35	Уругвай	89	Уганда
38	Литва	90	Нигерия
45	Польша	91	Бангладеш (максимальный уровень коррупции)

Восприятие государства как особой группы «своих» людей, как мафии позволяет глубже понять причины экстраординарного дуализма в отношении постсоветских люден к своему государству. С одной стороны, наблюдается глубокое недоверие к институтам легальной власти и их игнорирование. Хотя результаты приводимых в табл. 129 опросов не вполне сравнимы между собой, они свидетельствуют о тенденциях к отторжению институтов государства.

Более того, если в «большом» обществе недоверие к одному из институтов государства не исключает доверия к другим (в результате дифференцированного характера доверия, см. раздел 2.4), то в России наблюдается недоверие к государственным институтам « целом. «Демократия не требует, чтобы индивиды доверяли всем институтам, но она предполагает, что они считают возможным доверять по крайней мере тем институтам, которые способствуют защите их интересов»¹¹. В «маленьком» обществе не выполняется даже это последнее условие.

Таблица 129

Государственный институт	1993*	1998**	2000***	Германия****
Армия	62	33	48	х
Суды	40	16		х
Милиция	27	14		х
ФСБ	38	18	24	х
Телевидение	36	27	х	56
Президент	33	5	48	67
Профсоюзы	24	11	х	37
Муниципальные органы	21	13	х	х
Парламент (Совет Федерации /Государственная Дума)	20	11,5/9	13/х	55
Политические партии	7	х	х	13-41
Банки	х	5.5	х	22

* % доверяющих тем пли иным институтам (Rose R., «Distrust as an Obstacle lo Civil Society» П Studies in Public Policy, n°226, 1994, p. 14).

*              * % тех, кто скорее доверяет тгим институтам (Мансуров 13. [под ред.]. Указ. соч., с.9).

*** % позитивных ответов на вопрос «В какой мере тог или иной институт заслуживает доверия ?» («Пять месяцев с Путиным» II http://www.polit.ru, 13.06.2000, данные ВЦИОМ).

**** _% имеющих позитивное восприятие того или иного института (Die Zeit, 30 Jeit 199Н, S. 12, данные Fricdricli-Ebcrl-Sti flung no западным землям Германии).

С другой стороны, государство само действует по тем же правилам, что используются россиянами для организации их повседневной жизни. Выражаясь аллегорически, государство — своего рода двойник «маленького» общества, двойник-монстр (double monstrueux). «Двойник-монстр воплощает собой все то, к чему каждый человек одновременно и стремится, и испытывает отвращение, чего он хочет достичь и от чего избавиться»¹². Постсоветские люди с ненавистью относятся к государству, потому что оно воспроизводит логику группы «своих» и поэтому рассматривает граждан как «чужих». Но в то же время постсоветские люди неспособны избавиться от такого государства , в котором материализуется их собственный образ жизни, их собственные взгляды и поведение. Навязанную или рассогласованную власть следует признать обратной стороной любого «маленького» общества. То есть такое государство становится идеальным «двойником-монстром» «маленького» общества.

В данном контексте мы можем позволить себе сделать несколько ремарок относительно феномена нынешнего Президента РФ Владимира Путина. Использование термина «феномен» отнюдь не случайно, ибо широкая поддержка действии Президента никак не связана с ошутимыми на уровне повседневной жизни результатами проводимой им политики. Владимир Путин был избран Президентом, так и не представив внятной экономической, политической или социальной программы (да и до сих пор такая программа не была предложена). Вопреки этому более двух третей россиян (69% в апреле 2000 г., 7i% в мае 2000 г., 75% в феврале 2001 г.¹³) лично доверяют своему Президенту. Однако ошибочно объяснять такое беспрецедентно высокое доверие харизмой лидера, так как только 3% россиян испытывают восхищение его личностью. Доминирующее в общественном сознании отношение к Президенту можно свести к следующей фразе: «Я не могу сказать о нем ничего плохого» (табл. 130 с ответами на вопрос «Как вы определите свое отношение к В. Путину?»). 49% россиян не испытывают никакого беспокойства относительно близости нынешнего Президента к «семье» предыдущего, Б. Ельцина, и зависимости от этой группы «своих» (табл. 131). Как обвинять другого и том, чем пользуются в своей повседневной жизни? Перед лицом парадоксального доверия к главе государства нам остается лишь предположить, что объяснение заключается в колебаниях между стремлением быть похожим па пего и ненавистью. «Он такой же, как и мы» (32% россиян чувствуют симпатию к своему Президенту, ср. латинское слово sympatia, означающее «факт испытывания тех же чувств»)¹⁴. Впрочем, дуальный характер отношения к Президенту неизбежно рано или поздно проявится, и доверие к главе легальной власти быстро уступит место ненависти, как это произошло с предыдущим Президентом.

Таблица 130

Чувство	Март 2000 з.	Май 2000 з.	Сентябрь 2000 з.	Ноябрь 2000 з.	Январь 2001 г.	Март 2001 г.
Не могу сказать ничего плохого	34	35	33	36	41	34
Симпатия	29	28	25	31	29	32
Настороженное, выжидательное	14	18	13	11	12	13
Нейтральное, безразличное	11	8	12	11	10	10
Ничего хорошего	5	3	9	4	4	4
Антипатия	2	1	1	1	1	1
Восхищение	3	3	3	4	2	3
Затрудняюсь сказать	4	4	2	1	3	3

Хотя социально-экономическая программа Президента не была четко сформулирована и обсуждена в ходе публичных дебатов, его действия позволяют предположить, что он воспринимает проблемы «разорванного» общества под углом тенденций к регионализации и «разрыву» имперской России. Учитывая такую специфику восприятия, следует ожидать либо дальнейшего укрепления властной пертн-

Таблица 131

Беспокоит пи вас, и если да, то в какой мере то, что В Путин тесно связан с «семьей» Ельцина?	Март 2000 г	Июнь 2000 г.	Август 2000 г.	Октябрь 2000 г.	Декабрь 2000 г.	Февраль 2001 г.
Совершенно не беспокоит	17	20	31	21	32	27
Не могу сказать, что боспокои i	21	21	29	26	21	22
В какой-то мерс беспокоит	29	34	20	28	24	26
Очень беспокоит	26	21	15	20	17	20
Затрудняюсь сказать	7		5	5	6	5

кали на основе авторитарной власти¹⁵, что вполне впишется в циклы российской истории (после господства раннего соборного идеала, умеренного раннего авторитарного идеала и идеала раннего компромисса, сменившихся во время эпохи Б. Ельцина), либо к поиску нн- ститутов-«посредннков» между государством и «маленьким» обществом. Учитывая специфику правил игры, которые исповедует эксплуататорское государство, и значительную зависимость от международных финансовых и сырьевых рынков (Россия является одним из крупнейших заемщиков), поиск посреднических институтов может свестись к копированию чилийской модели образца 70-80 годов или некоторых элементов китайской модели 80-90-х годов. В этих странах рынок играл роль субститута гражданского общества как механизма социальной п политической интеграции (рис. 32). Подчеркнем, что речь может идти о локальном и международном, по не национальном рынке. Возникновение национального рынка в рамках «маленького» общества исключено, как мы показали выше¹⁶. Иначе говоря, складывающаяся на сегодня ситуация не дает оснований надеяться на прекращение колебании между авторитаризмом и локализмом, навязанной и рассогласованной властью.

Рис. 32

Уместно ли в постсоветском контексте использование термина «мафия»

Возвращаясь к поставленному во введении вопросу относительно того, уместно ли в постсоветском контексте использование термина «мафия», мы можем следующим образом резюмировать проделанный анализ. Нет сомнения, что организованная преступность является неотъемлемой частью постсоветского пейзажа. Более того, вне зависимости от региона или сферы деятельности и основе организованной преступной деятельности лежат одни и те же принципы, нормы, понятии. Нормы, рожденные тюремной средой (понятия), и судьи, ответственные за их применение (воры в законе, авторитеты и смотрящие), являются своеобразным каркасом любой теневой или криминальной деятельности в России. Собственно, оргапиюкепшый характер преступности как раз и заключается в наличии общего нормативного пространства и теневого правосудия. Однако российские криминальные организации существенно отличаются от собственно мафии. Например, в российской криминальной среде пет аналога Coupolc — региональных и межрегиональных комиссий (сходки воров в законе не носят регулярного характера и их деятельность менее формализована). Основная организационная единица российского криминалитета — бригада, начисто лишена патриархальной и «домашней» атмосферы мафиозной семьи, коски (cosca) и т.д. Таким образом, если оставаться на уровне структурного и организационного анализа, то мы вынуждены признать отсутствие мафии в постсоветском мире. Это слово следовало бы признать красивой метафорой.

Напротив, когда на первый план выходит социологический анализ организованной преступности, то сразу же становятся очевидным и конгруэнтность, сродство двух «маленьких» обществ, сицилийскою и постсоветского. Именно в институциональном контексте «маленького» общества формируется мафиозная ментальность, дух дискриминации «чужих», тех, кто не входит в круг «своих» людей. «Мафия — это прежде всего ментальная привычка, образ мышления... Она отражает скорее идею, чем особый тип организации»¹⁷. Мафиозная ментальность господствует там, где превращение «маленького» общества в «большое» оказывается незавершенным. Организованная преступность материализует н доводит до крайних форм идею организации повседневной жизни в постсоветском обществе в целом. Вот почему она становится еще одним «двойником-монстром» простого постсоветского человека, не менее совершенным, чем государство. Умножение числа двойников вследствие воспроизводства одной и той же модели социальной организации в различных сферах деятельности (от государственного строительства до криминальной деятельности) не должно удивлять. Отсутствие четких границ между сферами деятель- кости существенно облегчает этот бесконечный процесс «клонирования» менталитета «маленького» общества.

Постсоветские люди испытывают ненависть к криминальным элементам, но эта ненависть естественным образом сосуществует в их сознании с желанием походить на них. Криминальные элементы называются россиянами в числе трех социопрофессиопальных групп, которые в наибольшей мере выиграли от реформ 90-х годов¹⁸ (табл. 132).

Таблица 132

Служащие банков, страховых компаний ■
Государственные функционеры	"69,7
Криминальные элементы
Предприниматели
Директора предприятий
Коммерсанты
Инициативные люди	22,6
Работники милиции, ФСБ
Военнослужащие	1,9
Рабочие промышленных предприятий	1,8
Крестьяне	1,4
Ученые	1,3
Медицинские работники	1,1
Учителя средней школы	0,6
Другие социопрофессиональные группы	1,7

Напомним, что речь идет о реформах, результаты которых позитивно оцениваются лишь 8,6% россиян (0,7% россиян считают, что реформы полностью соответствуют их интересам, 7,9% — что более или менее соответствуют)¹⁹. Несмотря на это, слова «крутой», «круто», используемые обычно для описания представителей криминального мира, которым сопутствует успех, прочно вошли в повседневную речь 90-х годов и получили исключительно уважительный оттенок. Прилагательное «крутой» стало синонимом человека сильного, богатого, не останавливающегося перед насилием и умеющего подчинить своей воле других людей, — «чужих». Если вы спросите обычную девушку-подростка об идеале ее друга, она, вероятно, воспроизведет образ «крутого парня», причем не важно, будет ли при этом сделан акцент на чисто криминальном характере его занятий или нет. В качестве гипотезы можно предположить, что тенденция к ненависти, отторжению «двойников-монстров» преобладает в тех случаях, когда шансы на то, чтобы стать похожим на них, «приватизировать» их, расцениваются как маловероятные. А стремление походить на двойник, разом теряющий свои «монструозные» черты, — когда появляются шансы сделать сто «своим» или же самому стать подобным «крутым парнем».

Акцент на нормах как на ключевом элементе мафиозной организации позволяет использовать новые методы криминалистического расследования. Такой подход вполне вписывается в последние тенденции развития уголовного права, например, в Италии. В частности, статья 41 б Уголовного кодекса Итальянской Республики предусматривает уголовную ответственность за членство в мафиозных организациях, определяемое как подчинение требованиям некоторых норм: правила молчания (omerta), отказ от любых контактов с органами официального правосудия и т.д. С этой точки зрения организованную преступность отличает именно наличие общего нормативного пространства. Когда сбор информации о преступлении затруднен или невозможен, следователи могут перенести акцент на изучение социального поведения подозреваемых в его совершении лиц. Если в повседневном поведении индивида встречаются элементы криминальной субкультуры (а это определяется и косвенным методом, — с помощью интервью или анкетного опроса), то данный факт мог бы служить дополнительным основанием для дальнейших расследований его деятельности⁰.

Одновременное существование государства и организованной преступности

Одновременное существование двух «двойников-монстров» «маленького» общества, государства и организованной преступности, обусловливает их конкуренцию, потому как они оба нацелены на одно и то же: обеспечение порядка на основе правил, понятных населению, поддержание «маленького» общества в состоянии равновесия. Следовательно, существует лишь один рынок защиты, на котором государство и организованная преступность предлагают товары-субституты. Учитывая, что на данном рынке присутствуют только два продавца, он далек от совершенно конкурентного²¹. Скорее он близок по своим характеристикам к олигополии, отличающейся нестабильностью и несовпадением равновесия(й) с оптимумом по Парето²². «То есть они (воры, авторитеты) оградят тебя от беспредела — но ты будешь платить определенную ставку ворам. То же самое, если ты обратишься под крышу в официальные органы — в РУОП и в другие организации... В органах (ставка) где-то па 15 процентов выше... А эффективность ширины и правосудия? Нулевая. И там и там? И там и там то же самое, разницы никакой. Потому что у меня на воле у самого была государственная охрана, я имел восемь телохранителей лично, которые имели огнестрельное оружие, которые имели право применять его для защиты, но мне также приходилось обращаться к ворам — ну, были такие случаи, что мне приходилось обращаться и к ним. Но, в

принципе, эффект— никакой. И там и там — они между собой лучше ладят, чем я с ними. Крыша, секыоритн — они между собой быстро находят общий язык — дескат ь, вы не трожьте здесь, а мы не будем трогать там»²³. Как свидетельствуют приведенные выше ассоциации со словом «мафия», государство и организованная преступность воспринимаются в сознании простых постсоветских люден как одно и то же, Quisti с la stressa cosa — Coxa nostra.

Экономическая стагнация обост ряет конкуренцию двух «крыш» за становящиеся более редкими ресурсы. Если в начале 90-х годов государство еще могло позволить организованной преступности контролировать некоторые банки²⁴, то безжалостная борьба государства с альтернативной «крышей», без сомнения, будет одним из символов первого десятилетия ХХ[ в. К сожалению, без глубокой реформы самого русского (советского) постсоветского государства эта борьба рискует превратиться в войну между двумя мафиями, одинаково далекими и одинаково близкими населению. В лучшем случае в ее результате будет обеспечено сохранение порядка в «маленьком» обществе: ситуация будет находиться в рамках приемлемого, терпимого, ценой отказа от модернизации. В худшем же случае борьба против организованной преступности приведет к разрушению прежнего порядка, не сопровождающемуся становлением нового, цивилизованного порядка. В руках государства находится инициатива в этой партии, которую можно выиграть, либо надеясь на ошибки противника, либо используя совершенно новую стратегию. Привычное е2-е4 приведет не только к воспроизводству «маленького» общества, не только обусловит поражение в партии, но и поставит под вопрос перспективы страны как таковой.

Как нам представляется, первый ход был именно е2-е4... Примечания

Виталия Найщуля, одного из видных представителей российскою либерализма. касательно возрождения <)«-имнерской России (России юродов) и локальною рынка (Найшуль П., «Рубеж лю.х. Рассуждеш<>< ■>коиомисша <f кант грядущей смет./ политического режима» // luip://\vww. polit.ru. 10.03.2000).

⁷ Lcvada Yu., Op. сit.. p.4l. См также таблицу с ассоциациями заключенных со словом «государство».

* Kaufman П., «Corruption in transition economics», in Newman P. (cd,), «'/'lie Лги' Pulgrave Dictiounary of Economics taut the Law», London: Macniillan, 1998, vol. 1, p. 524 (данные получены на основе опроса 50 российских предпринимателей, осуществленного в 1996 г.).

'' Ibid., р. 523 (данные Мирового банка) Отметим н скобках, что советик Президента РФ но экономическим вопросам Андрей Илларионов как-то сказал, что Россия значительно ближе к странам Магриба, чем это обычно думают

¹⁰   Источник: http://gazeUi.rLi от 27.06.2001 (данные между и;¹                             iaun- те.тьственной организации Transparency International).

¹¹   Rose R , «Distrust as an Obstacle to Civil Society», p. 5.

¹²   Guard R, Op cit., p. 230.

12236172

^{: 1} Источник данных, используемых в данном параграфе: «Отношение к Владимиру 1 !у тину»//hltp://w\v\v.polil.ru; «Путин: надежды и ожидания» // Klip:/ /\vvv\v.polil.rii/doeiimentsM07923.h[ni[, «Как россияне любят 11утнна» /I hup:/ .'4vww.polit.t'u/cloeumcnVs/406154.html (результаты опросов ВЦИОМ). Интересно отмстить значимость для общественною сознания относительно доверия Президенту следующею аргумента: «У него слова не расходятся с делом». Хотя без ожидания соответствия между словами и реальными действиями невозможно доверие как норма повседневной деятельности (см. раздел 2.4), такое ожидание недостаточно для возникновения институционального доверия как ключевою элемента демократии. Парадоксально, но совет ские люди 30-х годов аналогичным образом объясняли свое восхищенно Сталиным: «У него слова не расходятся с делом» (см.: Лсбнна П., Указ. соч., с. 157).

¹⁴ «Наш президент — один из нас и выросший среди пас. Лично в нас это вселяет¹ надежду», - так заканчивается статья о Президенте а одной из наиболее массовых российских газет (Стсшпн Д., Кру гов Д., «Секретный дневник Путина» И Комсомольски)! прапда от 13.03.2001). Заметим, что опасность становления авторитаризма все еще недооценивается общественным сознанием в России.

Беспокоит ли вас и если da. то в какой мере то. что В. Путин может установить жесткую диктатуру?	Март 2000 г.	Июнь 2000 г.	Август 2000 г.	Октябрь 2000 г.	Декабрь 2000 г.	Февраль 2001 г.
Совершенно не беспокоит	22	21	29	23	32	29
Не Morv сказать, что беспокоит	29	26	29	29	24	29
В какой-то мере беспокоит	24	30	23	28	23	23
Очень беспокоит	12	15	12	15	13	,12
Затрудняюсь сказать	13	8	7	5	8

Источник: «Как россияне любят Пу гина» И lillp;//w\vw.polit.ru/documeiits/ 406154.html (данные ВЦИОМ).

¹⁶ Назначение Андрея Илларионова, крайнего либерала, на поет главного экономического советника Президента РФ, а также поддержка, которой он пользуется со стороны последнего, служат дополнительными аргументами в пользу такого сценария.

¹⁷ Schiavo G.. Op. с/7., р. 21.

¹⁸ Мансуров В. (под ред.), . ., с. 16.

14

²⁰ Мы попытались применить подобный подход к анализу природы вывозимых из России капиталов: имеют ли они криминальную, внелегальную или легальную природу? Нами была предложена методика, позволяющая использовать для этого информацию о поведении оператора сделок по вывозу капитала в ряде повседневных ситуаций: за рулем автомобиля, связанных с участием родственников в бизнесе, с выбором секретаря и т.д. Краткий обзор методики дан в: Гвоздева Е., Каштуров А.. Олейник А., Патрушев С., . . Работы по совершенствованию методики в настоящее время продолжаются благодаря финансированию Institut des Hautes Etudes de la Securite Interieure (IHESI, Париж).

²¹ Ср. выводы Питера Рейтера о конкурентном характере теневых рынков защиты в США: Reuter Р., «Disorganized Crime. The Economics ofthe Visible Hand». Cambridge: the MIT Press. 1983.

²² Параметры равновесия Курно зависят от реакции двух конкурентов на каждое действие друг друга.

~³ Интервью № 25. Относительно слова РУОП в криминальных кругах ходила шутка: «Региональное Управление Организованной Преступности».

"⁴ По данным Управления по борьбе с организованной преступностью МВД РФ за 1993 г.. 14 воров в законе и авторитетов контролировали 79 московских банков. Например, авторитет Виктор Коледов (Губа) держал под контролем один из филиалов Сбербанка, банк Национальный кредит. Геолбанк. Хэлпбанк (Источник: FLB — FreeLance Bureau, http://www.kompomat.ru).

ПРИЛОЖЕНИЯ Список собеседников в ходе углубленных интервью с заключенными

№	Имя, возраст	Краткая характеристика	Место проведения интервью	Время проведения
1а	Андрей. 35-40 лет	Смотрящий отряда, второй срок, осужден за рэкет в общей сложности к 15 годам лишения свободы (1989), уроженец Ярославля	Колония общего режима, г. Ярославль	Осень 97
1Ь	Алексей, 20-25 лет	Осужден на 6 лет (1994-) за рэкет, «правая рука» собеседника № 1а, уроженец Ярославля
2		Уроженец Горького	Тюрьма, г. Владимир	Осень 96
За	Виктор, 30+ лет	Осужден в общей сложности на 18 лет (1984-2002). в том числе за убийство и попытку побега, был в воспитательной колонии	Тюрьма, г. Владимир	Осень 96
зб	Андрей Юрьевич, 30+ лет	Заместитель начальника тюрьмы
4	Валерий, 35-40 лет	Смотрящий отряда, ранее «смотрел» за одним из подмосковных городов (1992), был в воспитательной колонии	Колония строгого режима, г. Плавск	Зима 99
5	25-30 лет	Лидер одной из люберецких «бригад», осужден за рэкет, второй срок	Колония строгого режима, г. Плавск	Зима 99
б	35+ лет	Уроженец Крыма, осужден впервые за мошенничество	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
7	Мироныч, 50+ лет	«Арестант», многократно судим, (1995-2005)	Колония строгого режима, пос. Социалистический	Зима 99
8	20-25 лет	Впервые осужден за мелкое вымогательство, ранее работал в совхозе	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
9	Герман. 27 лет	Завхоз, уроженец Тулы (1994- 2000), ранее «смотрел» за камерой в СИЗО, осужден впервые за ряд экономических преступлений	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
10	30+ лет	Впервые осужден за мошенничество (1997), завхоз, уроженец Молдавии	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
11	40+ лет	Завхоз, бывший работник ГАИ, осужден впервые, ранее «смотрел» за камерой в СИЗО	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99

№	Имя, возраст	Краткая характеристика	Место проведения интервью	Время проведения
12	50+ лет	Знакомый собеседника № 7, арестант, многократно судим	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
13	Владимир, 50+ лет	Уроженец Тулы, опыт заключения в 70-е годы (1993-2003), верующий	Колония строгого режима, г. Плавск	Зима 99
14	40+ лет	Многократно судим, опыт заключения в 80-е годы	Колония строгого режима, г. Плавск	Зима 99
15	25 лет	Работник таможни, уроженец Москвы (1998-2004), ранее несудим	Колония строгого режима, г. Плавск	Зима 99
16	Владимир, 40+ лет	Опыт заключения в 70-е годы, осужден за убийство брата, знакомый собеседника № 7	Колония строгого режима, г. Плавск	Зима 99
17	50 лет	Уроженец Костромы, опыт заключения в 50-е годы, был в воспитательной колонии	Колония строгого режима, пос. Североонежск	Весна 99
18	50 лет	Опыт заключения в 60-е годы (в общей сложности 7 судимостей, 20 лет лишения свободы), карманник, уроженец Крыма, арестант(1997-1999)	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
19	20+ лет	Уроженец Тулы (1997-2004), осужден за экономическое преступление, окончил первый курс университета, первая судимость	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
20	Сергей, <18 лет	(1998-2001), осужден за наркотики I Воспитательная колония, ! г. Алексин	Зима 99
21	Николай, 51 год	Опыт заключения в 70-е годы, многократно судим (1997-), арестант, уроженец Ленинграда	Колония строгого режима, пос. Североонежск	Весна 99
22	Николай, 50+ лет	Уроженец Ленинграда, опыт заключения в 60-е годы, осужден на 10 лет (1997-2006) за разбой, многократно судим	Колония строгого режима, пос. Североонежск	Весна 99
23	30+ лет	Смотрящий, осужден за рэкет, уроженец Твери, находится в ПКТ	Колония строгого режима, пос. Ерцево	Весна 99
24	Юрий, 42 года	Уроженец Новгорода, опыт заключения в 70-е годы, многократно судим, осужден за убийство (1991-1999), находится в ПКТ в течение последних двух лет, ранее был смотрящим	Колония строгого режима, пос. Ерцево	Весна 99
25	30+ лет	Уроженец Баку, вырос в интернате, занимался бизнесом в Москве, осужден за мошенничество (1995-2001), ранее «смотрел» за камерой в СИЗО	Колония строгого режима, пос. Социалистический	Зима 99
26	Роман, 35+ лет	Уроженец Тулы (1997-2000), многократно судим	Колония общего режима, г, Тула	Зима 99
27а	20+ лег	Уроженец Тульской обл. (1994- 2009)	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
27b	Николай, 30+ лет	Смотрящий, ранее «смотрел» за камерой в СИЗО	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99

№	Имя, возраст	Краткая характеристика	Место проведения интервью	Время проведения
28	40+ лет	Уроженец Новгорода, второй срок (1980-)	Колония строгого режима, пос. Скарлахта	Весна 99
29	35+ лет	Ранее несудим (1994-), уроженец Москвы	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
30	Шатохин, <20 лет	Уроженец Щекино (1996-2000), «бугор» (в воспитательных колониях: активист и «смотрящий» одновременно), осужден за разбой	Воспитательная колония, г. Алексин	Зима 99
31	Валерий, 18 лет	(1998-), был в серьезном конфликте с «буграми»	Воспитательная колония, г. Алексин	Зима 99
32	18 лет, Н	Уроженец Москвы (1997-2000), беседа состоялась в первые дни его пребывания в колонии	Воспитательная колония, г. Алексин	Зима 99
33а, Ь, с	Сергей, Николай, Илья, <18 лет	Все трое стремятся жить «по понятиям», один из них - активист, лидер «пятерки» (группа из пяти несовершеннолетних осужденных)	Воспитательная колония, г. Алексин	Зима 99
34	Сергей, <18 лет	(1996-2001)	Воспитательная колония, г. Алексин	Зима 99
35а	25+ лет	Смотрящий, в ходе беседы с ним были обсуждены предварительные результаты анкетного опроса	Колония строгого режима, пос. Североонежск	Весна 99
35 Ь	35+ лет	Участвовал в обсуждении по просьбе собеседника № 35а
36	41 год	Четырежды судим (в первый раз в 1976 г.) (1997-2011), уроженец Архангельска	Колония строгого режима, пос. Североонежск	Весна 99
37	40+ лет	Уроженец Архангельска, четырежды судим (в первый раз в 1977 г.), (1994-2005),	Колония строгого режима, пос. Североонежск	Весна 99
38	Сергей, 37 лет	Уроженец Орла, многократно судим (в первый раз в 1979 г.)	Колония строгого режима, пос. Скарлахта	Весна 99
39	35+ лет	Предприниматель, трижды судим (в первый раз в 1985 г.), уроженец Москвы	Колония общего режима, г. Тула	Зима 99
40	Владимир, 40+ лет	Начальник отдела воспитательной работы с осужденными	Колония строгого режима, пос. Североонежск	Весна 99
41	Сергей, 30+ лет	Смотрящий за карточными играми, осужден за грабеж, беседа не записывалась на диктофон	Колония строгого режима, пос. Североонежск	Весна 99

Сюжеты структурированных интервью с заключенными

1. Организация повседневной жизни в заключении:

1.1. Доверие в среде заключенных.

1.2. Семьи осужденных, их организация.

1.3. Отношения с земляками.

1.4. Материальные условия жизни, их изменение в последние годы.

1.5. Труд заключенных.

1.6. «Теневое» производство в тюрьме.

1.7. Сравнение тюремного и российского обществ.

2.  Нелегальная власть в тюрьме:

2.1. Повседневные конфликты и способы их разрешения.

2.2. Смотрящие, их роль.

2.3. Доверие к смотрящим.

2.4. История появления смотрящих.

2.5. Нелегальное правосудие: понятия и их изменение.

2.6. Санкции за нарушение понятий.

2.7. Формы и динамика насилия в тюрьме.

2.8. Общак и управление его ресурсами.

2.9. Участие авторитетов в бизнесе.

2.10.           Процедуры посвящения в тюремное сообщество.

3.  Легальная власть в тюрьме:

3.1. Отношения заключенных с администрацией.

3.2. Доверие к администрации.

3.3. Использование администрацией насилия.

3.4. Сравнение режимов содержания и типов пенитенциарных учреждений.

3.5. Аргументы «за» и «против» камерной системы.

3.6. «Черные» и «красные» колонии.

3.7. Права заключенных и механизмы их защиты.

4.  Расслоение тюремной среды:

4.1. Касты и дуализм понятий.

4.2. Отношение к «петухам».

4.3. Роль денег. Новый тип заключенных - «маргарины».

5.  Можно ли оставаться самим собой в тюрьме?

5.1. Граница между частной и публичной жизнью.

5.2. Автономия и зависимость в отношениях с администрацией.

6.  Сравнение «правил игры», по которым живут в тюрьме и в постсоветском обществе:

6.1. Сравнение «конституции» повседневной жизни.

6.2. Перспективы реинтеграции после освобождения.

6.3. Процедуры разрешения коммерческих конфликтов.

6.4. Коммерческий опыт.

Вопросы анкеты, «Устраненной среди заключенных

Вначале поговорим о ваших отношениях с окружающими людьми

Какое из следующих суждений вы считаете более обоснованным? 1) Людям можно доверять        2) С людьми надо быть поосторожнее

Доверяете ли вы окружающим вас сейчас людям? 1) Доверяю 2)Недоверяю 3) Затрудняюсь сказать

Есть ли сегодня среди ваших друзей: Родственники

Люди, вместе с которыми вы вместе отбывали срок ранее У меня нет друзей

Изменилось ли ваше положение в ИК к лучшему по сравнению с тем, которое было два-три года назад? 1) Да     2) Нет

Ожидаете ли вы изменений к лучшему в вашем положении в ИК? 1) Да    2) Нет

Какие состояния вы сейчас испытываете чаще (назовите 2-3 основных состояния)?

1)      Одиночество                                                                  6) Решимость улучшить свою жизнь

2)      Ожидание лучшего                                                       7) Сострадание к людям

3)                Озабоченность                     8) Усталость

4)       Раздражение                                                                  9) Терпение

5)       Растерянность

На чью помощь в трудных жизненных ситуациях вы рассчитываете в первую очередь?

1)      Только на самого себя                                                  5) На помощь администрации ИК

2)       На родственников                                                         6) На помощь «смотрящих»

3)       На помощь других осужденных                                  7) На друзей

4)       На помощь государства

От кого в последнее время вам приходилось получать помощо в сложных ситуациях?

1)      Ни от кого                                                                       5) От администрации ИК

2)      От родственников                                                         6) От «смотрящих»

3)      От других осужденных                                                 7) От друзей

4)       От государства

Были ли у вас в последние четыре недели: Письма                              Да          Нет

Посылки, передачи                                                                      Да                                                      Нет

Телефонные переговоры                                                               Да                                                      Нет

1)	Друзья детства	5)
2)	Товарищи по учебе, службе в армии	6)
3)	Люди, вместе с которыми вы	7)
	находитесь сегодня
4)	Бывшие сослуживцы

Свидания      Да                   Нет

Какие качества вы больше всего цените в своих друзьях, знакомых? (Укажите не более 4-х позиций)

1)	Интеллект	7)	Чувство ответственности за свои
			слова, действия
2)	Физическая сила	8)	Порядочность
3)	Сила воли	9)	Умение приспосабливаться к любым
			обстоятельствам
4)	Здравый смысл	10)	Коммуникабельность, умение
			устанавливать нужные связи
5)	Уважение мнения других	11)	Доброта
6)	Чувство справедливости	12)	Откровенность

Начиная с момента первого опроса в 1996 г., анкета претерпевала существенные изменения. Здесь приводится вариант анкеты по состоянию на нагнало 2001 г.

Какое из следующих суждений вы считаете более обоснованным? 1) Людям можно доверять               2) С людьми надо быть поосторожнее

Поддержите ли вы других осужденных в случае возникновения акций массового протеста?

1)     Да, безусловно                                                              4) Нет

2)      Это зависит от выдвигаемых                                      5) Затрудняюсь сказать требований

3)      Если в них будут участвовать люди, которых я уважаю

А теперь поговорим о понятиях, по которым живут в колониях.

С каким принципом разрешения конфликтов вы чаще всего сталкиваетесь в повседневной жизни?

1)      Где сила, там и право                                                  5) Победителей не судят

2)      Если враг не сдается, его уничтожают 6) Подлинные решения проблем

находятся не в дискуссиях, а благодаря силе и уму отдельных лиц

3)      Худой мир лучше доброй ссоры                                 7) Диалог и поиск баланса интересов

4)      Кто не успел, тот опоздал

Чье вмешательство в возникающие в вашей среде конфликты способствует их более быстрому решению?

1)     Администрации ИК                                                       3) Суда, прокуратуры

2)      Смотрящих                                                                      4) Отсутствие внешнего вмешательства

в ход конфликта

Если бы кто-либо из осужденных начал вас притеснять, то как бы вы поступили?

         Использовал бы свои связи                                        5) Обратился бы за помощью и знакомства к смотрящему

          Обратился бы к администрации ИК 6) Смирился бы

          Попытался бы договориться                                        7) Обратился бы в суд, прокуратуру

          Объединил бы свои усилия с теми, 8) Постоял бы за себя кто оказался в такой же ситуации

Нарушение каких норм оказывается сегодня наиболее опасным?

1)      Правил, установленных                                               4) Правил и норм, на которых я был администрацией ИК воспитан

2)      Правил, установленных авторитетами 5) Закона и ворами в законе

3)      Правил и норм, господствующих                               6) Правил, установленных смотрящими в среде осужденных

Какими качествами, по вашему мнению, должен обладать «смотрящий» ? (Укажите не более 4-х позиций)

1)	Интеллект	8)	Чувство ответственности за свои
			слова, действия
2)	Физическая сила	9)	Порядочность
3)	Сила воли	10)	Умение приспосабливаться к любым
			обстоятельствам
4)	Здравый смысл	11)	Коммуникабельность, умение
			устанавливать нужные связи
5)	Уважение мнения других	12)	Доброта
6)	Чувство справедливости	13)	Откровенность
7)	Распоряжение значительными	14)	Отказ от любых контактов
	финансовыми средствами		с администрацией ИК

Доверяете пи вы администрации ИК? 1) Да            2) Нет

Согласны ли вы с утверждением, что все на свете можно купить, вопрос только в цене? 1) Да         2) Нет

Как, по вашему мнению, снизился ли уровень насилия в вашей среде за последние два-три года?

1)     Да, снизился                                                                  3) Нет, увеличился

2)      Остался без изменений                                               4) Затрудняюсь сказать

Готовы ли вы поддерживать отношения с неприятным, но полезным человеком? 1) Да                       2) Нет

Что является главным условием нормальной жизни в колонии? (Укажите не более 2-х вариантов)

1)   Деньги                                                  5) Физическая сила

2)    Связи и знакомства среди людей,            6) Интеллект имеющих влияние на администрацию

ИК

3)    Связи и знакомства в воровской среде 7) Знание традиций и неписаных законов

4)    Возможность найти покровителя       8) Близость к администрации ИК Можете ли вы припомнить случаи совместных действий осужденных вашего отряда,

колонии, нацеленные на улучшение условий содержания?

1)   Нет, не припомню                                 4) Организация культурно-массовых

мероприятий

2)    Ремонт помещений отряда                      5) Создание общака

3)    Выставление коллективных                    6) Совместное обсуждение волнующих требований к администрации ИК всех осужденных проблем

В каком случае вы могли бы относиться с большим доверием к администрации ИК?

1)   Если бы руководство ИК состояло из 3) Если бы видел, что руководство ИК людей, достойных уважения              всегда действует в рамках закона

2)    Если бы видел, что руководство ИК 4) Никогда и ни при каких условиях принимает во внимание наши

интересы

Может ли в ваших глазах пользоваться авторитетом человек, который вам лично неприятен, но его действия соответствуют общепринятым представлениям об авторитетности ? 1) Да        2) Нет

Доверяете ли вы смотрящим? 1) Да     2) Нет

К чьему мнению вы с большей готовностью прислушались бы?

1)   Хорошо известных мне людей                 4) Администрации ИК

2)    Родственников, друзей                           5) Общественному мнению

3)    Смотрящих

Живете ли вы в «семье»? 1) Да           2) Нет

Приходилось ли вам менять «семью» на протяжении того времени, что вы находитесь в данной колонии? 1) Да          2) Нет

Кто входит в вашу «семью» ?

1)   Земляки                                                4) Люди с общими взглядами на жизнь

2)    Родственники                                        5) Люди, которым я доверяю

3)    Отбывающие срок по одной и той же статье

Сколько человек входит в вашу «семью»? (Для тех, кто живет в «семье»)

1)   Два                                                       3) Четыре и более

2)    Три                                                      4) Ее численность постоянно меняется

Можете ли вы в случае необходимости обратиться за помощью и защитой:

1)   К администрации ИК                              4) К активу осужденных

2)    К авторитету или вору в законе              5) К смотрящему

3)         К судье, прокурору    6) Нет, не могу

В какой период времени вы бы предпочли отбывать полученный срок? 1) Сейчас 5) В сталинскую эпоху

2 1991-1997                                                 6) До революции 1917 г.

3)    В период «перестройки»                         7) Когда и где угодно, но только не

сегодня и не в этой стране

4)    В брежневскую эпоху

А в какое время вообще вы бы предпочли жить? (Указать не более 2-х вариантов)

1)   В 30-е годы XX в.                                   4) Поздняя перестройка (до начала 90-х)

2)    В период НЭПа                                      5) Начало 90-х годов

3)    В тот период, когда пытались                 6) Период революций 1917 г. реализовать «модель Андропова» (Февральской и Октябрьской)

Изменилось ли отношение к вам со стороны администрации ИК в последние два-три года?

         Нет, ничего не изменилось                      3) Изменилось к худшему

      Изменилось к лучшему

Знакомы ли вы с текстом нового Уголовно-исполнительного кодекса, введенного в действие несколько лет назад? 1) Да         2) Нет

Какие права для вас наиболее важные? (Укажите не более 3-х)

1)   На вежливое обращение                         5) На получение посылок, переписку

2)    На личную безопасность                         6) На телефонные разговоры

3)    На приобретение продуктов питания 7) На прогулки

4)    На свидания                                          8) На просмотр ТВ и фильмов

Считаете ли вы, что в полной мере пользуетесь следующими правами:

1)	На вежливое обращение со	Да	Нет
	стороны персонала И К
2)	На личную безопасность	Да	Нет
3)	На приобретение без ограничений	Да	Нет
	продуктов питания
4)	На свидания	Да	Нет
5)	На получение посылок,	Да	Нет
	на переписку без ограничений
6)	На телефонные разговоры	Да	Нет
7)	На прогулки	Да	Нет
8)	На просмотр телевидения и	Да	Нет
	кинофильмов
9)	На приобретение и хранение	Да	Нет

литературы

Считаете ли вы, что невозможность обеспечить всех желающих работать

осужденных приводит к                                          ухудшению их положения?

1) Да                                                                                                    2) Нет

Согласны ли вы со                                              следующими правилами:

1)   Не делай ничего такого, что может                    Да Нет повредить всем нам

2)    Не кради у ближнего                                                                       Да Нет

3)    Не подглядывай за другими                Да Нет

4)    Не доноси на других                                                                        Да Нет

5)    Не обращайся к администрации              Да Нет за помощью для разрешения

внутренних конфликтов

6)    Не имей при себе ножи, у каждого Да Нет есть право на неприкосновенность

личности

7)    Не бери из столовой еды                                                                 Да Нет

8)   Умей постоять за себя                                                                     Да Нет

9)    Не задавай лишних вопросов                                                           Да Нет

10)  Не проигрывай лишнего в карты                                                      Да Нет

11)  Не устраивай разборки в пьяном                                              Да Нет виде

12) Опровергай неверные слухи Да Нет о себе. Накажи распространяющего их. Иначе все сказанное правда

13)  Не имей никаких контактов с                                     Да Нет «опущенными»

Как вы относитесь к гомосексуализму в среде осужденных?

1)   Рассматриваю его только как крайний 3) Это вполне нормальное явление, когда вид наказания за серьезные         люди подолгу лишены возможности проступки                                                      жить нормальной сексуальной жизнью

и когда это происходит на добровольной основе

2)    Не приемлю ни в какой форме                                 4) Затрудняюсь сказать

А теперь поговорим о том, как вы оцениваете ситуацию в нашем обществе в целом.

Назовите главные приоритеты вашей жизни после освобождения:

1)	Стремление к достатку	4)	Реализация своего потенциала
2)	Возвращение себе доброго имени	5)	Прежние
3)	Формирование в себе чувства	6)	Не могу сказать точно
	гражданского долга

Как рассчитываете добиваться поставленных целей?

1)	Через восстановление	4)	Посредством следования нормам
	связей		морали и нравственности
2)	Через использование установленных	5)	Любые средства хороши
	здесь связей
3)	Посредством выполнения требований
	закона

Кто (что) вызывает у вас наибольшее доверие?

0	Окружающие меня сейчас люди	11)	Прокуратура
2)	Семья	12)	Суд
3)	Народ	13)	Органы местного самоуправления
<>)	Церковь	14)	Армия
5)	Бизнес	15)	Милиция
6)	Наука	16)	Авторитеты
7)	Средства массовой информации	17)	Воры в законе
8)	Политические партии	18)	Профсоюзы
9)	Парламент	19)	Смотрящие
10)	Правительство

Если исходить из вашего опыта, какие ассоциации вызывает у вас слово «закон»?

1)	Инструмент в чьих-то руках	5)	Добровольное обязательство
2)	Вынужденное ограничение	6)	Общее благо
3)	Запрет властей	7)	Справедливость
4)	Гражданский долг	8)	Правило, соответствующее интересам большинства граждан

Доверяете ли вы государству?

1) Да                                                                                         2) Нет

Если исходить из вашего опыта, то какие ассоциации вызывает у вас слово «государство»? (Указать не более 4-х вариантов)

1)	Безопасность	5)	Права человека
2)	Коррупция	6)	Правосудие
3)	Мафия	7)	Стабильные правила игры
4)	Насилие	8)	Тюрьма

Как вы считаете, несет ли человек моральную ответственность за

1)	Свои поступки	Да	Нет
2)	За поступки людей своего круга	Да	Нет
3)	За действия близких родственников	Да	Нет
4)	За поступки своих предков	Да	Нет
5)	За действия окружающих людей	Да	Нет
6)	За действия своих детей	Да	Нет
7)	За действия правительства	Да	Нет
8)	За происходящие в колонии события	Да	Нет
9)	За действия неформальных лидеров колонии	Да	Нет

Как бы отнеслись к идее введения суда присяжных (суд присяжных состоит из представителей всех слоев и сословий) для осуществления правосудия?

1)	Считаю, что это увеличит доверие	2) Это ничего не изменит
	к суду	3) Отрицательно отношусь к этой идее

Кто может стать для вас (Своим» человеком?

1)	Родственник	5)	Порекомендованный хорошим
			знакомым
2)	Земляк	6)	Человек, занимающийся тем же
			делом, что и я
3)	Тот, вместе с кем отбывал наказание	7)	Я не делю людей на «своих» и
			«чужих»
4)	Человек со сходными взглядами

На каких основаниях, по вашему мнению, должно строиться общество в нашей стране?
1)	Выгода	7)	Мораль
2)	Доверие	8)	Свобода
3)	Собственность	9)	Труд
4)	Семья	10)	Уважение к мнению другого
5)	Закон	11)	Равенство
6)	Традиция
В завершение анкеты поговорим о возникающем в нашей стране рынке.
Как вы считаете, сможете ли вы приспособиться к нынешней жизни после освобождения?
1)	Точно смогу	3)	Нет, не смогу
2)	Не уверен, что смогу	4)	Затрудняюсь ответить
Согласны ли вы с утверждением, что в зоне сейчас прожить легче, чем на свободе?
1)	Да	2)	Нет
Как по-вашему, должны ли авторитеты и воры в законе заниматься бизнесом?
1)	Да, безусловно	4)	Нет
2)	Да, если их участие ограничивается	5)	Нет, за исключением случаев крайней
	ролью судьи в конфликтах		необходимости
3)	Да, если их участие ограничивается	6)	Затрудняюсь сказать
	обеспечением безопасности бизнеса
Как вы собираетесь зарабатывать себе на жизнь после освобождения?
1)	Пойду работать на государственное	4)	Буду работать на того, кто хорошо
	или частное предприятие		заплатит, что бы ни пришлось делать
2)	Попытаюсь найти средства и заняться	5)	Буду зарабатывать любым доступным
	бизнесом		мне способом
3)	Создам собственное предприятие	6)	Точно не определился
На основе каких принципов, по вашему мнению, должен строиться рынок?
1)	Ты - мне, я - тебе	7)	Уважение интересов партнера
2)	Кто не успел, тот опоздал	8)	Точный расчет своих действий
3)	Доверие	9)	Равенство
4)	Извлечение выгоды из любой ситуации	10)	Свобода
5)	Победителей не судят	11)	Где сила, там и право
6)	Если враг не сдается, его уничтожают	12)	Умение поставить себя на место
			партнера, предугадать его интересы
Представьте себе ситуацию: после освобождения вы сталкиваетесь в ходе решения своих проблем с чиновником, который отказывается содействовать вам в их решении. Как вы поступите?
1)	Обращусь к вышестоящему	4)	Попытаюсь объединить свои усилия
	начальству		с теми, кто находится в том же
			положении
2)	Попытаюсь его «заинтересовать»	5)	Использую свои связи и знакомства
3)	Прибегну к угрозе	6)	Затрудняюсь сказать

На что вы обращаете внимание в первую очередь при решении важной проблемы?

Что вы можете использовать в качестве средства для достижения своих целей?

(поставьте крест напротив выбранных вариантов)

1)	Выгода
2)	Доверие
3)	Собственность
4)	Семья
5)	Закон
6)	Традиция
7)	Мораль
8)	Свобода
9)	Труд
10)	Уважение к мнению
	другого
11)	Равенство

В завершение несколько «формально-анкетных» вопросов.

	Ваш возраст:
1)	до 20 лет	6)	40-45 лет
2)	20-25 лет	7)	45-50 лет
3)	25-30 лет	8)	50-60 лет
4)	30-35 лет	9)	старше 60 лет
5)	35-40 лет
	Пол:
1)	Мужской	2)	Женский
	Образование:
1)	Незаконченное среднее	4)	Высшее
2)	Среднее и среднее специальное	5)	Среднее техническое
3)	Незаконченное высшее
	Семейное положение:
1)	Женат (замужем)	3)	Не был женат (не была замужем)
2)	Разведен (разведена)	4)	Вдовец (вдова)
	Есть ли у вас дети?
1)	Детей нет	3)	Есть, двое детей
2)	Есть, один ребенок	4)	Есть, трое и более детей
	Кем вы работали до осуждения?
1)	Квалифицированный рабочий	6)	Инженерно-технический работник
2)	Неквалифицированный рабочий	7)	Пенсионер
3)	Учащийся	8)	Руководитель
4)	Безработный	9)	Предприниматель
5)	Служащий	10	) Без определенных занятий
	По какой статье вы осуждены?
1)	158 (кража) 3) 162 (разбой)	5)	166 (угон) 7) 228 (наркотики)
2)	161 (разбой) 4) 131 (изнасилование)	6)	105 (убийство) 8)264 (ДТП)
			9) 111 (причинение тяжкого вреда здоровью)
10) Другая (укажите, какая)
	Первая ли у вас это судимость ?
1)	Да, первая	3)	Третья
2)	Вторая	4)	Четвертая, пятая и т.д.
	Когда начался срок текущей судимости?
1)	До года назад-	4)	От пяти до десяти лет назад
2	Два-три года назад	5)	Больше десяти лет назад
3)	Три-пять лет назад
	На какой срок вы осуждены?
1)	До 2-х лет 3) От трех до 5 лет		5) От 10 до 15 лет
2)	два-три года 4) От пяти до 10 лет		6) Свыше 15 лет
	В течение последнего года были ли у вас случаи наказания штрафным изолятором, ПКТ?
1)	Да	2)	Нет

Спасибо!

Параметры выборки опроса, проведенного среди осужденных в России (N = 902)

Возрастная структура:

Возраст	Данные Госкомстата РФ (1998) о преступниках, чья вина была доказана судом, %*	Выборка опроса. %
<20	21	16
20-24	20	22
25-29	15	5
30-49	38	33,5
>50	5	3

Половая структура:

Пол	Данные Госкомстата РФ (1998) о преступниках, чья вина была доказана судом, %	Данные Гпавного Управления Исполнения Наказаний на 1.01.99. %	Выборка опроса. %
Мужской	89	94	97
Женский	11	6	3

Структура по типу совершенного преступления:

	Данные Госкомстата (1998) о	Контингент	осужденных
Тип совершенного преступления
	Зарегистрированных преступлениях. %	Преступниках, чья вина была доказана судом. %	Данные ГУИН на 1.01.99. %	Выборка опроса. %
Кража	44	44	38	42
Квалифицирован	5	5,4	12	13
ная кража
Убийство	1,2	2,7	11,5	12,3
Разбой	1,5	2,2	11	10,1
Нанесение тяжких	2	3	10	8,4
телесных
повреждении
Хулиганство	5,1	6,5	4	4,6
Рэкет	0	0	1,6	2,5

Уровень образования

	Выборка опроса. %
Неполное среднее	32,4
Среднее	51
Выше среднего	10,2

Количество детей

	Выборка опроса. %
Детей нет	51,4
Один	27,1
Два или больше	15,3

Источник: http://www.gks.ru «Russia in Figures - 1999». Заметим, что не все признанные виновными в совершении преступления попадают в пенитенциарные учреждения (существует, например, практика условного лишения свободы).

	Выборка опроса, %
Квалифицированный рабочий	26,3
Безработный	15,3
Без определенных занятий	17,4
Учащийся	10,8
Неквалифицированный рабочий	9,8
Предприниматель	5,3
Длительность наказания лишением свободы
	Выборка опроса, %
До двух лет	2,5
От двух до трех лет	13,9
От трех до пяти лет	35,7
От пяти до десяти лет	32
Свыше десяти лет	7,8
1 Средняя длительность	3.32 гора

Параметры выборки опросов, проведенных среди населения России (1998-1999)

Возрастная	CTDVKTVDa:
Возраст, лет	Данные Гэскомстата РФ (1998), %*	Выборка опроса (1998), %	Выборка опроса (1999), %
15-19	9,3	9,3	15,3
20-24	8,9	17
25-29	8,4	6	23,9
30-34	8,6	20,2
35-39	10,4		25,5
40-44	10	26,5
45-49	9,1		16,3
50-54	5,7	4,2
55-59	7,5	3,5	9,7
60-64	6,7	4,6
65-69	6,5		8,6
>70	9,3	5,3
Источник: http://www.gks.ru « Russia in Figures - 1999 ».
	Половая CTDVKTVDa:
Пол	Данные Госкомстата РФ (1998), %	Выборка опроса (1998), %	Выборка опроса (1999), %
Мужской	46,9	39	41
Женский	53,1	61	59

Уровень образования

	Выборка опроса (1998), %	Выборка опроса (1999), %
Неполное среднее	40	40
Среднее
Незаконченное высшее, среднее техническое	18	12
Высшее	42	48
Профессия
	Выборка опроса (1998), %	Выборка опроса (1999), %
Служащий	22	24,2
ИТР	17	24,5
Учащийся	25	8,5
Пенсионер	9	13,7
Квалифицированный рабочий	8	8,5
Управленец	4	4,7
Предприниматель	3	4,1
Неквалифицированный рабочий	2	3,3
Безработный	0	1,9

Список собеседников в ходе углубленных интервью с предпринимателями

№	Поп	Возраст	Сфера деятельности	Размеры предприятия
1*	Муж.	30	Торговля сувенирной продукцией из Италии	Малое
2*	Муж.	40-45	Производство и установка систем кондиционирования и вентиляции	Крупное
3*	Муж.	50	Разработка и производство АСУ для автомобильной промышленности	Крупное
4*	Жен.	45-50	Торговля кухонной мебелью из Италии	Крупное
5*	Муж.	40-45	Владелец магазина кожаных и трикотажных изделий на мелкооптовом рынке	Малое
6*	Муж.	35-40	Торговля кухонной мебелью из Италии	Крупное
7*	Муж.	50	Торговля посудой и столовой утварью из Италии и Китая	Среднее
8*	Муж.	30	Торговля итальянской офисной мебелью	Крупное
9*	Муж.	45	Торговля кухонной мебелью из Италии	Среднее
10*	Муж.	35	Разработка и продажа программных продуктов	Среднее
11*	Муж.	35-40	Торговля итальянской мебелью	Среднее
12*	Муж.	40	Торговля итальянской мебелью	Крупное
13*	Муж.	35-37	Владелец магазина кожаных и джинсовых изделий на мелкооптовом рынке	Малое
14*	Муж.	50	Производство систем кондиционирования	Крупное
15*	Муж.	30-35	Руководитель подразделения во Внешторгбанке	Среднее
16*	Муж.	50	Руководитель высшего звена Национального расчетного банка	Среднее
17*	Муж.	45-50	Руководитель подразделения банка «Славянский кредит»	Крупное
18*	Муж.	30-35	Руководитель подразделения в банке	Крупное
19*	Муж.	30	Руководитель подразделения во Флора-банке	Крупное
20*	Муж.	40-45	Руководитель высшего звена в Виза-банке	Среднее
21*	Муж.	45-50	Руководитель подразделения в БФТ-банке	Крупное
22*	Муж.	35-40	Руководитель высшего звена в СВА-банке	Среднее
23*	Муж.	35-40	Руководитель подразделения во Внешэкономбанке	Крупное

Сюжеты структурированных интервью с предпринимателями*

1. Не могли бы вы рассказать основные вехи истории вашей организации с момента ее создания?

2. Как вы попали на это предприятие и какой путь прошли на нем?

3. Совпадает ли профиль вашего образования (и какое оно у вас) с тем, чем вы занимаетесь сейчас?

4. Какую роль в выборе вашей профессии сыграли родители (родственники, знакомые)?

5. Учитывали ли вы внутрифирменный климат в данной организации при поступлении на работу?

6. Если взять ваш обычный день, то какие его моменты чаще всего вызывают позитивные эмоции?

7. Как обычно устраиваются на работу в вашу фирму?

8. Привлекаете ли вы к своему делу родственников и зачем? Если да, то когда прием родственника на работу вам выгоден (полезен), а когда нет? На ваш взгляд, с родственниками легче или сложнее иметь дело, если можно, объясните, почему?

9. На каких условиях вы привлекаете родственников (оформляете на работу, эпизодические поручения)?

10.       Отличаются ли ваши деловые отношения с родственниками от деловых отношений со всеми остальными?

11.       Как вы поступаете, если возникают проблемы в деловых отношениях с родственниками?

12.       Что чаще происходит в вашей жизни: ваши друзья становятся вашими партнерами по бизнесу или, наоборот, ваши партнеры по бизнесу становятся вашими друзьями?

13.       Считаете ли вы необходимым в интересах дела вмешиваться в семейные проблемы ваших сотрудников?

14.       Принято ли у вас на работе совместно отмечать календарные праздники (1 Мая, Новый год, 8 Марта и др.)? Кто и как организует праздники?

15.       Часто ли вы бываете в гостях у коллег по работе и часто ли вы встречаетесь с ними во внерабочее время? Знакомы ли вы лично с членами семьи ваших коллег?

16.       Сравните атмосферу в коллективе на вашем предприятии с атмосферой на вашем предыдущем месте работы;

17.       В других организациях, которые вам известны.

18.       Принимали ли вы во внимание внутрифирменный климат при поступлении на работу?

Начиная с момента первого интервью в 1997 г., программа интервью претерпевала существенные изменения. Здесь приводится вариант программы по состоянию на конец 2000 г.

19.       Назовите, пожалуйста, требования, которые вы предъявляете в первую очередь при приеме секретаря на работу.

20. На что вы обращаете внимание в первую очередь при выборе секретаря?

21. Есть ли у вас автомобиль? Если можно, укажите, какой марки?

22. Несмотря на все трудности, с которыми вы сталкиваетесь сегодня, что, по вашему мнению, позволяет вам оставаться на плаву?

23.       Как и откуда вы получаете информацию, значимую для вашего предприятия?

24. Какой источник информации вы считаете надежным и почему?

25. Каковы для вас основные критерии, по которым вы оцениваете информацию?

26. Как вы проверяете информацию?

27. Вероятно, у вас есть свой круг общения. Как он возник? Скажите, пожалуйста, кто его составляет, совпадает ли он с вашим кругом общения в бизнесе?

28.       Какие человеческие черты характера (качества) ценятся среди деловых людей, с которыми вы общаетесь?

29.       Говоря откровенно, какие из них дались вам с большим трудом. Иными словами, что вам пришлось изменить в себе, в своих привычках, характере?

30. По вашему мнению, какие представительские расходы разумны? Каковы ваши критерии «разумности» представительских расходов?

31.       Является ли доверие критерием выбора потенциального партнера? Что вы вообще понимаете под доверием и нужно ли, но вашему собственному опыту, доверять партнерам по бизнесу?

32. Каким образом закрепляются договоренности? Кто готовит документы? Как оформляются и регистрируются докумен ты?

33. Назовите, пожалуйста, одно или несколько правил, которыми вы чаще всего пользуетесь в бизнесе?

34. Как вы в таком случае относитесь к высказыванию «Не гадь там, где ешь»?

35.       Считаете ли вы для себя приемлемым применение какого-либо психического (угрозы) или физического давления на партнеров по бизнесу в случае невыполнения ими обязательств? Если да, то в каком случае?

36.       Как вы обычно берете кредит? Из каких источников? Под какие цели?

37. Что такое вообще для вас форс-мажорные обстоятельства? Какие они бывают? Как для вас меняются правила игры в бизнесе при форс-мажорных обстоятельствах?

38.       Хотели бы вы делать бизнес (работать) за рубежом? Если да, то почему? В какой именно стране?

39.       Имеете ли вы длительный опыт сотрудничества с зарубежными партнерами?

40. На что в первую очередь сегодня обращают внимание зарубежные партнеры, решая, принять или не принять предложение от российского предпринимателя?

41. Каким образом оформляются сделки? Приходилось ли вам заключать сделки на основе устной договоренности, при каких условиях это возможно?

42. Успешен ли ваш бизнес за рубежом? Если да, то как вы его развиваете? Если бы вы решили создать фирму за рубежом, ориентированную на западноевропейский рынок, то как бы вы оценили свои шансы на успех? Что должно случиться, чтобы полностью переориентировать ваш бизнес на российский рынок?

43.            Что вы делаете, если выполнение контракта невозможно в силу сложившихся обстоятельств? А ваши зарубежные партнеры? Как повлиял кризис 1998г (в частности, рост курса доллара) на ваш бизнес за рубежом? Приходилось ли пересматривать по этой причине взятые на себя обязательства? Сталкивались ли вы с угрозами насилия во взаимоотношениях с вашими зарубежными партнерами? На ваш взгляд, возможно ли это вообще?

Библиография

АБРАМКИН Валерий. ЧИЖОВ Юрий. «

». Красноярск: Восток, 1992. - 192 с.

АНИСИМКОВ В. «                        :                   ». Москва: 1993. - 72 с.

АЙКЕС Б., РИТТЕРМАН Р. «От предприятия к фирме: заметки по теории предприятия переходного периода».   , № 8, 1994.

АХИЕЗЕР Александр С. «            .                                           ». Мос

ква: Философское общество СССР, 1991.-3 тома.

БАТИЩЕВ В. «                                            ». Воронеж: Издательство

ВГУ. 1994,- 120 с.

БЕК Александр. «                      ». Кишинев: Картя Молдавянескэ, 1988.

БУЗГАЛИН Александр В. «                              ». Москва: Таурус. 1994.

ГОЛОВАЧ В. «Организованная экономическая преступность и меры борьбы с ней». В кн.: «

»//           научных трудов. Киев: Киевская ВШМ им. Дзержинского,

1990.

ГОРЯИНОВ К. «Латентная преступность в России: результаты исследования и меры борьбы». В н.: «      :

»//           материалов международного семинара. Мос

ква: ВНИИ МВД РФ. 1993. - 340 с.

ГРИБ В. «Противодействие организованной преступности: объединение усилий и централизация руководства». В кн.: «

научных трудов. Москва: ВНИИ МВД РФ. 1993.

ГУРОВ А. «                     ». Москва: Самоцвет. 1995. - 352 с.

ГУРОВ А. «Организованная преступность и теневая экономика». В кн.: «           ». Москва: Экономика, 1991.

ДИЛИГЕНСКИИ Герман Г. «Российские архетипы и современность».

1996.

№ 2. с. 45-52.

ДОЛГОВА А.. ДЬЯКОВ С. (под редакцией). «

». Москва: Юридическая литература, 1989. - 352 с.

ДОЛГОПЯТОВА Татьяна, ЕВСЕЕВА И. «Экономическое поведение про" мышленных предприятий в переходной экономике». 1994. №8.

ДОЛГОПЯТОВА Татьяна. «

». Москва: Дело, 1995.

ДОЛГОПЯТОВА Татьяна (руководитель авторского коллектива). «Неформальный сектор в российской экономике: формы существования, роль и масштабы». Москва: Институт стратегического анализа и развития предпринимательства, 1998. -200 с.

ДОСТОЕВСКИЙ Федор М.. «Записки из мертвого дома», в кн.:

10-             , М.: Гос. издатетельство худ. литературы, 1956,

том 3.

ДУБОВ И. (под редакцией). «

». Москва: Психологический институт РАО / Имидж-контакт, 1997.

ДУБОВ Юлий. «                      ». Москва: Вагриус. 1999. - 719 с.

ЕЛИГУЛАШВИЛИ Е. «

». Автореферат диссертации на соискание ученой степени канд. псих. наук. Тбилиси: Институт психологии им. Узнадзе, 1983. ЖЕРЕБИН В.. РОМАНОВ А. «                       ». Москва:

Финансы / ЮНИТИ. 1998.

ИЛБЕНКОВ Эвальд В. «                                   ». Москва: Издательство

политической литературы, 1991. ИСПРАВНИКОВ В.. КУЛИКОВ В. «

». Москва: Российский экономический журнал, 1997. ЙОТСЕН М. «Латентная преступность и законодательство: национальный и международный опыт». В кн.: «

«//Сборник материалов международного семинара. Москва: ВНИИ МВД РФ. 1993. - 340 с.

КЕЙНС Джон М. «                                  ». Москва: Экономика, 1993.

КОЛЕСНИКОВ В. «

». Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербурского университета экономики и финансов, 1994. «                     -                                       ». Москва:

Юридическая литература, 1979. КОНДРАТЬЕВ Николай. ОПАРИН Дмитрий. «

». Москва. 1928. КОРНАИ ЯНОШ. « ». Москва: Наука. 1 990. - 60 7 с.

КОРЯГИНА Татьяна. «Анализ, оценки, прогнозы». В кн.: «

». Москва: Экономика. 1991. КРАШЕНИННИКОВА Н.. ЖИДКОВА О. (под редакцией). «

». Москва: Норма. 1999.

2 тома.

«                                                                    ». Москва: Криминоло

гическая ассоциация. 1996. КУЛИКОВ В. «

». Ульяновск: Ульяновский филиал МГУ. 1994.

ЛЕНИН Владимир И. «Полное собрание сочинений». Москва: Политиздат, 1971-1975.

ЛЕВИНА Наталья Б. «                                                       . 1920-1930 ». Санкт-Петербург: Нева - Летний сад. 1999. - 320 с.

МАКАРОВ Дмитрий. «Экономические и правовые аспекты теневой экономики в России».           , 1998. № 3.

МАНСУРОВ В. (ответственный редактор). «

». Результаты социологического опроса населения России, проведенного в декабре 1998 г. Москва: Институт социологии РАН. 1999.-50 с.

МАРКС Карл. «            ». Москва: Издательство политической литерату

ры. 1988. - 3 тома.

МОРОЗОВ Юрий. « Москва: 1 99 1 -1 992.-4 тома.

НАИШУЛЬ Виталий. «Либерализм и экономические реформы».

. 1992. № 8.

ОВЧИНСКИЙ Владимир. ОВЧИНСКИЙ С. «

». Москва: МВД РФ. 1993. - 72 с.

ОЛЕЙНИК Антон Н. «Есть ли перспектива у социальных движений в России: пример шахтерского движения 1991-1995». . 1996. № 3.

ОЛЕЙНИК Антон Н. «К анализу эффективности социальной политики».

, 1998. №5. с. 139-144. ОЛЕЙНИК Антон Н. «Издержки и перспективы российских реформ».

, № 12. 1997; № 1. 1998. ОЛЕЙНИК Антон Н. «Российская экономическая наука: история значима».      , № 1. 1999.

ОЛЕЙНИК Антон Н. «                                                     ». Москва:

ИНФРА-М / Вопросы экономики. 2000. - 416 с.

ОЛЕЙНИК Антон Н. «                                                            ». Москва: ТЕИС. 2000. - 158 с.

ОЛЕЙНИК Антон Н. «Жизнь по понятиям: институциональный эскиз повседневной жизни простого российского человека». , 2001. № 2.

ОЛЕЙНИК Антон Н. «Бизнес по понятиям: об институциональной модели российского капитализма».     , 2001. № 5. с. 4-25.

ОЛЕЙНИК Антон Н„ ГВОЗДЕВА Евгения А., КАШТУРОВ Александр, ПАТРУШЕВ Сергей В. «Междисциплинарный подход к анализу вывоза

капитала . из России». Вопросы экономики, 2000, № 2.

- 2. , , /

». Москва: Криминологическая ассоциация, 1993.

ПЕЛЕВИН Виктор. «                          ». Москва: Вагриус. 1997.

ПОДЛЕССКИХ Г.. ТЕРЕШЕНОК А. «

Москва: Художественная литература, 1995. - 256 с.

«                                                                                         ». Офи

циальный текст. Москва: 1997. - 32 с.

РАДАЕВ Вадим В. «Внеэкономические мотивы предпринимательской деятельности».       , № 7, 1994.

РОССИ Жак. «                                     ». Москва: Просвет. 1991. 2 тома. - 553 с.

РОССИЙСКО-ЕВРОПЕЙСКИЙ ЦЕНТР ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ.

IV                  1997 г.». Москва: РЕЦЭП. 1998. - 249 с.

РУСАКОВ Н. «                                            ». Москва: Наука. 1969.

СОЛЖЕНИЦЫН Александр. «

». Париж: YMCA-Press, 1973. - 161 с. СОЛЖЕНИЦЫН Александр. «  . 1918-1956.

/                                  ». Париж: YMCA-Press. 1973-1974. 2 тома.

ТИМОФЕЕВ Лев. «                                                         ». Вильнюс Москва: ВИМО. 1993. ТКАЧЕВСКИЙ Юрий. «

»: Учебное пособие. Москва: Зерцало, 1997. - 144 с. ТРОЦКИЙ Лев. «  ?». Париж: Слово.

«           -                                                                 ». Официальный

текст. Москва: ИНФРА-М, 1997.

УЗНАДЗЕ Дмитрий. «                                            ». Москва: Наука,

1966.

ФАТХУЛЛИН Н., ЗАМОРИН А. «Казанский феномен: опыт социологического осмысления подростковой проблемы». В кн.: «

«//Сборник научных трудов. Москва: ВНИИ МВД РФ. 1993. ХЛОМОВ Д. «

». Автореферат на соискание ученой степени канд. псих. наук. Москва: факультет психологии МГУ, 1985.

ХЛОПИН Александр Д. «Феномен двоемыслия: Запад и Россия (особенности ролевого поведения)».         , 1994, № 3.

ЦЫМБУРСКИЙ Виталий. «Человек политический между ratio и ответами на стимулы. К исследованию когнитивных типов принятия решений».

. 1994. том 29. № 5.

ШАЛАМОВ Варлам. «Собрание сочинений в 4-х томах». Москва: Художественная литература / Вагриус, 1998. - Том 1 - 620 с. , Том 2 - 510 с.

ШОХИН Александр. «                                                 ». Москва: Эко

номика. 1989.-255 с.

«                                          ». Москва: Институт экономики переход

ного периода. 1998.

ЯКОВЛЕВ А. «                                                           ». Москва: На

ука. 1988.-256 с.

ANDREFF Wladimir. «Convergence or Congruence Between Eastern and Western Economic Systems». In: «Convergence and System Change. The Convergence Hypothesis in the Light of Transition in Eastern Europe», edited by DALLAGO В.. BREZINSKIH.. ANDREFF W. Aldershot: Dartmouth. 1992.

ANDREFF Wladimir. «La crise des 'economies socialistes: la rupture cTun syste'me». Grenoble: Presses Universitaires de Grenoble. 1993.

ANDREFF Wladimir. «Corporate Governance of Privatized Enterprises in Transforming Economies: A Theoretical Approach». In: EUROPEAN ASSOCIATION FOR EVOLUTIONARY POLITICAL ECONOMY. Conference Internationale (Octobre 1995: Cracovie). Cracovie: EAEPE. 1995.

AOKI Masahito. «Toward an Economic Model of the Japanese Firm». Journal of Economic Literature. Vol. XXVIII. March 1990.

AOKI Masahito. «Economic Japonaise. Information. Motivations et Marchandage». Paris: Economica. 1991.

ARELLANDO R. «Les methodes de commercialisation». In: «Les ent rep rises infonnelies dans le monde», sous la direction de ARELLANDO R.. GASSE Y., VERNA G. Sainte-Foi: Presses Universitaires de l'Universitd Laval. 1994.

ARLACCHI Pino. «Mafia et compagnies. L'ethique mafiosa et Vesprit du capitalisilie». Grenoble: Presses Universitaires de Grenoble. 1986.

ARLACCHI Pino. «Buscetta. La mafia par Tun des siens». Paris: Ed. du Felin. 1996.

ARNAUD Andre-Jean. «Greffe juridique». In: «Dictionnaire cncyclop6dique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre- Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - . 2^e edition.

ARNAUD-DUC N. «Loi». In: «Dictionnaire encyclope'dique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre'-Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - . 2^e edition.

AXELROD Robert. «The Evolution of Co-operation». London: Penguin Books. 1990.

BAD IE Bertrand. «L'etat importe. Essai sur Voccidentalisation de Tordre politique». Paris: Fayard, 1992. - 334 p.

BAGNASCO Arnaldo. «The Informal Economy». In: «Economy and Society. Overviews in Economic Sociology», edited by MARTINELLI Alberto, SMELSER Neil J. London: SAGE Publications, 1990. - 328 p.

BANFIELD Edward C. «The Moral Basis of a Backward Society». Chicago: The Free Press. 1958. - 204 p.

BAYART J.-F. «L'invention paradoxale de la modern ite economique». In: «La reinvention du capitalisme», sous la direction de BAYART J.-F. Paris: Ed. Karthala, 1994.

BERELOWICH Alexis. WIEVIORKA Michel. «Les Russes d'en has. Enquete sur la Russie post-comnuiniste». Paris: Ed. du Seuil, 1996. - Col. L'e'preuve des faits. - 43 0 p.

BERGER H.. NOORDERHAVEN N.. NOOTEBOOM B. «Determinants of Supplier Dependence: An Empirical Study». In: «On Economic Institutions. Theory and Applications». edited by GROENEWENGEN J.. PITELIS C.. SJOSTRAND S.-E. Aldershot: Edward Elgar. 1995.

BETTELHEIM Bruno. «Le poids cTune vie. Essais-souvenirs». Paris: Robert Laffont. 1991.-343 p.

BOETTKE P. J. «Credibility, Commitment and Soviet Economic Reform». In: «Economic Transition in Eastern Europe and Russia: Realities of Reform», edited by LAZEAR E. Stanford: Hoover Institution Press, 1995.

BOEVA Irina, SHIRONIN Viacheslav. «Russians Between State and Market. The Generations Compared». Studies in Public Policy. 1992, № 205. - 44 p.

BOLTANSKI Luc, THIVENOT Laurent. «De la justification. Les ' economies de la grandeur». Paris: Gallimard, 1991.

BOLTANSKI Luc, CHIAPELLO Eve. «Le nouvel esprit du capitalisme». Paris: Gallimard. 1999.-843 p.

BONAFE-SCHMITT Jean-Pierre. «Justice alternative». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Gene'rale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993.-2⁶ edition.

BOURDIEU Pierre. «Questions de la sociologies. Paris: Ed. de Minuit, 1980a.

BOURDIEU Pierre. «Le sens pratique». Paris: Ed. de Minuit. 1980b. - 475 p.

BOURDIEU Pierre, PASSERON Jean-Claude. «La reproduction. Elements pour we theorie du systeme d'enseignement». Paris: Ed. de Minuit, 1970. - 281 p.

BOYER Robert. ORLEAN Andre*. «How Do Conventions Evolve ? ». Evolutionary Economics. Vol. 2. № 3. 1992. p. 165-177.

BRIGHAM John. «The Other Countries of Amercian Law». Droit et Societe, 1997. Vol. 36/37. p. 363-378.

BROWN M. «Can Culture Be Copyrighted?». Current Anthropology. April 1998. Vol.39. №2.

BRYM R. «The Ethics of Self-Reliance and the Spirit ofCapitalism in Russia». International Sociology, December 1996, Vol. 4, № 4, p. 409—426. BUCHANAN James M. «The Economics and Ethics of Constitutional Order». Ann Arbor: The University of Michigan Press, 1994. - 258 p. CAILLE A. «Presentation». Revue du MA USS, second semestre 1994, № 4. CESONI Maria Luisa. «Developpement du Mezzogionro et criminalites. La consolidation economique des res'eaux ccunoristes». These de doctoral: sociologie: Paris, l'Ecole des Hautes Etudes en Sciences Socialcs, 1995. CHAUVENET Antoinette. ORLIC Fran oise. BENGUIGUI Gorges. «Le monde des surveillants de prison». Paris: Presses Universitaires de France. 1994.

CHEUNG S. «The Contractual Nature of the Firm». Journal of Law and Economics. Vol.XXVI. April 1983.

Code de Procedure Penaie. Paris: Litec. 1995. - 8^eTe edition mise aujour au 31 aout 1995. - 1368 p.

COLEMAN James S. «Foundations of Social Theory». Cambridge. London: The Belknap Press of Harvard University Press. 1990. - 993 p.

COASE Ronald. «The Finn, the Market and the Law». Chicago: the University of Chicago Press. 1988.

CORNELL S.. KALT J. «Where Does Economic Development Really Come From? Constitutional Rule Among the Contemporary Sioux and Apache». Economic Inquiry. July 1995. Vol. XXXIII.

COTTA Alain. «Le corporatisme». Paris: Presses Universitaires de France. 1984. - Coll. Que sais-je?.

CRAWFORD S.. OSTROM Elinor. «А Grammar of Institutions». American Political Science Review, September 1995. Vol. 89. № 3. CUSSON Maurice. «Delinquents pourquoi?». Paris: Annan Colin. 1981. DALLAGO Bruno. «The 'Underground' Economy and the 'Black' Labour Market». Aldershot: Dartmouth. 1990.

DAVID Paul A. «CLIO and the Economics of QWERTY». American Economic Review, 1985. Vol. 75. № 2.

DEBOUZY Marianne. «Le capitalisme \sauvage' auxEtats-Unis. J860-1900». Paris: Ed. du Seuil. 1992.

DENZAU Arthur Т.. NORTH Douglass C. «Shared Mental Models: Ideologies and Institutions». Kyklos. 1994. Vol. 47. № 1. p. 3-3 1.

DOUGLAS Mary. «How Institutions Think». Syracuse. New York: Syracuse University Press. 1986. - 146 p.

DOUGLASS Dorothy W. «Transitional Economic Systems: The Polish-Czech Example». New York. London: Monthly Review Press. 1972. - 2^nd edition.

DUBET Francois. «Sociologie de Г experience». Paris: Ed. du Seuil, 1994. - 273 p.

DUHAMELLuk. Justice and Politics in Moscow 1983-1986: The Ambarsymyan case // Europa - Asia Studies, Vol. 52. n. 7. 2000.

DUNCKER Karl. «The Solution of Practical Problems». In: «Thinking: From Association to Gestait», edited by MANDLER J.. MANDLER G. New York: John Wiley & Sons. 1964. - 300 p.

DURAND Yves. «La vie quotidienne desprisonniers de guerre dans les stalags, les oflags et les kommandos 1939-1945». Paris: Hachette. 1987. - 305 p. EGGERTSSON Thrainn. «Economic Behavior and Institutions». Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

ELSTER John. «Economic Order and Social Norms». Journal of Institutional and Theoretical Economics, 1988, Vol. 144, JSfe 2.

ELSTER John. «Introduction». In: «The Round-table Talks and the Breakdown of Communism^, edited by ELSTER John. Chicago: The University ofChicago Press. 1996.

ENSMINGER Jean. «Making a Market. The Institutional Transformation ofan African Society». Cambridge: Cambridge University Press, 1992. - 212 p. EROFEEV Venedikt. «Moscou - Pefouchki». Paris: A. Michel. 1975. - 205 p. Traduit du Russe par A. Sabatier et A. Pingaud.

FADAT M. «Faire lire 'Surveiller et punir'». Societes et representations, Novembre 1996, № 3, numero special «Michel Foucault 'Surveiller et punir': la prison vingt ans apres».

Favarel-Garriques Gilles, «La politique sovietique de lutte coutre les infractions economiques a travers les arduves du conite du Parti de la region de Sverdlovsk (1965-1982)//Revue d'etudes comparatives Est-Ouest, Vol. 28. n. 2. 1997.

FEEST Johannes, WEBER Hartmut-Michael. «Germany: Ups and Dows to Imprisonment - Strategic or Unplanned Outcomes?». In: «Comparing Prisons Systems: Toward a Comparative and International Penology», edited by WEISS R.. SOUTH N. Gordon and Breach Publishers. 1996. - p. 233-261. FOUCAULT Michel. «Surveiller et punir. Naissance de la prisons. Paris: Gallimard. 1975.

FURUKAWAT.. SARASON I.. SARASON B. «Social Support and Adjustment to a Novel Social Environment». International Journal of Social Psychiatry. 1998. Vol.44. № 1. p. 56-70.

GAMBETTA Diego. «Fragments ofan Economic Theory ofthe mafia». Archives europeennes de sociologie. 1988. Vol. XXIX. № 1. p. 127-145. GAMBETTA Diego. «The Sicilian Mafia. The Business ofPrivate Protections. Cambridge: Harvard University Press, 1993. - 335 p.

GARFINKEL Harold. «Studies in Ethnomethodologys. Englewood Cliffs: Prentice Hall. 1967.-288 p.

GASADAMONT M. «М. Foucault et le champ carceral». Societes et representations. Novembre 1996, № 3, numero special «Michel Foucault 'Surveiller et punir': la prison vingt ans apres».

GATRELL Peter. «Economic Culture, Economic Policy and Economic Growth in Russia 1861-1914». Cahiers du Monde Russe, Janvier - Juin 1995 Vol. XXXVI. № i_2.

GEERTZ Clifford, «Ici et La-has. L'anthropologic comme acteur» Paris- Ed Metaille. 1996. - 153 p.

GIDDENS Anthony. «The Constitution of Society. Outline of the Theory of Structuration». Cambridge: Polity Press. 1984. - 402 p.

GIDDENS Anthony. «In Defence of Sociology. Essays. Interpretations and Rejoinders». Cambridge: Polity Press. 1996. - 288 p.

GIRARD Rene. «La violence et le sacred. Paris: Bernard Grasset. 1972. -451 p.

GOFFMAN Erving. «Asiles. Etudes sur la condition sociale des maladies mentaux et autres reclus». Paris: Ed. de Minuit. 1968.

GRANOVETTERMark. «Economic Action and Social Structure: The Problem of Embeddedness». American Journal of Sociology. November 1985 Vol 91 № 3. p. 481-510.

GROENEWENGEN J. «Introduction». In: «On Economic Institutions. Theory and Applications», edited by GROENEWENGEN J.. PITELIS C.. SJOSTRAND S.-E. Aldershot: Edward Elgar. 1995.

HAERPFER Christian. ROSE Richard. «Adapting to Transition in the Eastern Europe. New Democracies Barometer - II». Studies in Public Policy. 1993. №212.-124 p.

HAHN Jeffrey W. «Russian Political Culture in a Time of Troubles. Yaroslavl 1990-96». Studies in Public Policy. 1997. № 295.

HEAP S.H. «Rational Action and Institutional Change». In: «On Economic Institutions. Theory and Applications». edited by GROENEWENGEN J.. PITELIS C.. SJOSTRAND S.-E. Aldershot: Edward Elgar. 1995.

HERMANN-PILLATH C. «China's Transition to the Market: A Paradox of Transformation and its Institutional Solution». In: «The Political Economy of Transformation». edited by WAGENER Hans-Jiirgen. Heidelberg: Physica- Verlag, 1994.

HIRSCHMAN Albert. «Exit. Voice, and Loyalty». Cambridge: Harvard University Press, 1970.

HIRSCHI Travis. «Causes of Delinquency». Berkeley: University of California Press. 1969.-309 p.

HODGSON Geoffrey M. «Economics and Institutions. A Manifesto for a Modern Institutional Economics». Cambridge: Polity Press. 1988. - 365 p.

HOFSTEDE G. «Culture's consequences: international differences in work- related values». Beverly Hills. 1980.

HOFSTEDE G. «Cultures and Organizations». Cambridge: Cambridge University Press. 1991.

HOGGART Richard. «La culture dupauvre. Etude sur la style de vie des classes papulaires en Angleterre». Paris: Ed. de Minuit, 1970. - 420 p.

HUMPHREY John. SCHMITZ Hubert. «Trust and Inter-Firm Relations in Developing and Transition Economies». The Journal of Development Studies, April 1998. Vol. 34. № 4. p. 32-61.

INGLEHART R. «Culture Shift in Advanced Industrial Society». Princeton: Princeton University Press, 1990.

INGLEHART R. «Modification des valeurs, developpement economique et evolution politique». Revue Internationale des Sciences Sociales, Septembre

1995.    Vol. 145. p. 433-460.

JAMES Philip S. «Introduction to English Laws. London: Butterworths, 1989. - 12^th edition.

KALDOR N. «Economic et instahilite»'. Paris: Economica, 1987. KAUFMAN Daniel. «Corruption in transition economies». In: «The New Palgrave Dictionnary of Economics and the Law», edited by NEWMAN Peter. London: Macmillan, 1998 - 3 volumes.

KHARKHORDINE Oleg. «L'ethique corporatiste. l'ethique de samostojateTnost' et l'esprit du capitalisme: reflexions sur la creation du marche en Russie post-sovietique». Revue d'etudes comparatives Est-Ouest, Juin 1994, Vol. 25. № 2.

KNAQCK R. «The Collapse of the Russian Economy: an Institutional Explanation». In: «Institutions, Markets and Competition. Centralization and Decentralization in the Transformation of Economic Systems», edited by DALLAGO Bruno. MITTONE L. Cheltenham: Edward Elgar. 1996. KOFFKA K. «Principles ofGestalt Psychology». London: Routledge & Kegan Paul. 1935.-720 p.

KOLM Serge-Christophe. «La bonne'economic. La Reciprocity generale». Paris: Presses Universitaires de France, 1984.

KORNAI Janos. «The Socialist System. The Political Economy of Communisms. Princeton: Princeton University Press, 1992.

KREPS David. «Corporate culture and economic theory». In: «Perspectives on Positive Political Economy» edited by ALT J., SHEPSLE K. Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

KRUGMAN Paul R. «The Self-Organizing Economy». Cambridge: Blackwell,

1996,   -           122 p.

KURAN Timur. «The Craft Guilds of Tunis and their Amins: A Study of Institutional Atrophy». In: «The New Institutional Economics and Development. Theory and Applications to Tunisia», edited by Nabli M., Nugent J. Amsterdam: North-Holland. 1989.

LAFAYE C., THEVENOT Laurent. «Unejustification ecologique? Con flits dans l'amcnagement de la nature». Revue Frangaise de Sociologie, mars 1993, Vol. XXXIV. №4.

LANGLOIS Richard. «Rationality, Institutions, and Explanation». In:

«Economics as a Process. Essays in the New Institutional Economics», edited by LANGLOIS Richard, Cambridge: Cambridge University Press, 1986.

LAUTIER Bruno. «I/economic informelle dans le Tiers monde». Paris: La Decouverte. 1994. - Col. Reperes.

LAVILLE Frederic. «Mode'lisation de larationalite limite'e: de quel outils dispose- t-on?». Revue Economique, Vol.49. № 2. mars 1998.

LEADER Sheldon. «Common Law». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Juri sprudence (LGDJ). 1993. - 2^C edition.

LEDENEVA Alena V. «Russia's Economy of Favours. Blot. Networking and Informal Exchange». Cambridge: Cambridge University Press. 1998. - Col. Cambridge Russian. Soviet and Post-Soviet Studies. № 102. - 235 p.

LEVADA Youri. «Entre passe et I'avenir. L'homme sovietique ordinaire. Enquete». Paris: Presses de la Fondation Nationale des Sciences Politiqucs. 1993.-356 p.

LE ROY Etienne. «Conciliation». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - 2^e edition.

LINDENBERG S. «Cotractual Relations and Weak Solidarity: The Behavioral Basis of Restraints of Gain Maximization». Journal of Institutional and Theoretical Economics, Vol. 144. № 1. 1988.

LIVET Pierre. THEVENOT Laurent. «Les categories de Taction collective». In: «Analyse economique des conventions», sous la direction de ORLEAN Andre. Paris: Presse Universitaires de France. 1994. - Col. Economic. - p. 139-168. LOCHAK Daniele. «Institution». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Juri sprudence (LGDJ). 1993. - 2^L edition.

LOS M. «The Dynamics of the Second Economy in Poland». In: «The Second Economy in Marxist States», edited by £OS M. London: Macmillan. 1987.

MANAI Dominique. «Equite». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - 2^e edition. MARCHETTI Anne-Marie. «Pauvretes en prison». Ramonville Saint-Agnc: Eres. 1997.-222 p.

MARIE Jean-Bernard. «Droits de l'homme». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre- Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - 2^C edition.

MARQUART James W. «Prison Guaids and the Use of Physical Coercion as a Mechanism of Prisoner Control» Criminology, Vol.24, №2, p.347-366.

MARX Karl. «Early Writings». London: Penguin Books, 1975. - 451 p.

MATZA David. «Delinquency and Drift». New Brunswick: Transaction Publishers, 1990. 2^nd edition.

MAUGER G. «Un nouveau militantisme». Soclet'es et representations, Novembre 1996, № 3, numero special «Michel Foucault 'Surveiller et punir': la prison vingt ans apres».

MILGROM Paul. NORTH Douglass. WEINGAST Barry. «The Role of Institutions in the Revival of Trade: the Law Merchant, Private Judges, and the Champagne Fairs». Economics and Politics, March 1990, Vol. 2, № 1, p. 1-23. MISHLER William, ROSE Richard. «What are the Alternatives to Democracy in Post-Communist Societies?». Studies in Public Policy, 1995, № 248. MONROE Kristen R. «А Fat Lady in a Corset: Altruism and Social Theory». American Journal of Political Science, November 1994, Vol. 38, № 4. MOORE Mick. «Truth. Trust and Market Transactions: What Do We Know?». The Journal of Development Studies, October 1999. Vol. 36. № 1. p. 74-88. MURRELL P. «Evolutionary and Radical Approaches to Economic Reforms». Economics of Planning, 1992. Vol. 25. № 1. p. 79-95.

NELSON R., WINTER S. «An Evolutionary Theory .of Economic Change». Cambridge: Belknap Press, 1982.

NIELSEN K.. JESSOP В.. HAUSNER J. «Institutional Change in Post- Socialism». In: «Strategic Choice and Path-Dependency in Post-Socialism Institutional Dynamics in the Transformation Process», edited by HAUSNER J.. JESSOP В..'NIELSEN K. Aldershot: Edward Elgar. 1995. NORTH Douglass. «Institutions and Economic Growth: An Historical Introduction». World Development, 1989, Vol. 17, № 9, special issue «The Role of Institutions in Economic Development».

NORTH Douglass. «Structure and Change in Economic History». New York: Norton. 1981.

OBERSCHALL Anthony. «Social Movements: Ideologies. Interests and Identities». New Brunswick: Transaction Publishers, 1993. O'BRIEN David. PATSIORKOVSKI Valeri. DERSHEM Larry. LYLOVA Oksana. «Social capital and adaptation to social change in Russian villages». Studies in Public Policy, 1996. № 263.

OBSERVATOIRE INTERNATIONAL DES PRISONS. «Le guide du prisonnies. Paris: Les Editions de Г Atelier / Editions Ouvrieres, 1996. - 350 p. OFFE Claus. «Capitalism by Democratic Design?». In: «The Political Economy of Transformation». edited by WAGENER Hans-Jiirgen. Heidelberg: Physica- Verlag, 1994.

OFFE Claus. «Designing Institutions for East European Transitions». In: «Strategic Choice and Path-Dependency in Post-Socialism. Institutional Dynamics in the Transformation Process», edited by HAUSNER J., JESSOP В.. NIELSEN K. Aldershot: Edward Elgar. 1995.

OLEJNIK Anton N. «Evolution de Г economic informelle en cx-URSS: quelques elements de reflexion». In: «Economia Informale e Istituzioni. Processi di reciproco adattamento», CUSINATO Augusto (a cura di),. Milano* Г Harmattan Italia. 1996.

OLEJNIK Anton N. «Lc changement institutionnel: une analyse sociologiquc de la reforme "penitentiaire en Russie». Revue- d*etudes comparatives Est-Ouest Vol.30. № 1. 1999. p. 165-188.

OLEJNIK Anton N. «Un double monstrueux : la sous-culture criminclle en Russie post-sovietique». Cultures & Conflits, Vol. 42, 2001.

OLEJNIK Anton N. «Changes in the organization of everyday life in the wake of financial crisis». In: «Explaining Post-Soviet Patchworks», edited by SEGBERS Klaus, Vol.2, «Pathways from the past to the global», Aldershot* Ashgate Publishing Ltd.. 2001. - 456 p.

ORLEAN Andre. «Sur le role respectif de la confiancc et de I'interet dans la constitution de l'ordre marchand». Revue du MA USS, second semcstre 1994, № 4.

ORRU M. «Institutional Cooperation in Japanese and German Capitalism». In:

«Institutional Change. Theory and Empirical Findings», edited by SJOSTRAND S.-E. Armonk: M. E. Sharpe. 1993.

OSTROM Elinor. «Governing the Commons. The Evaluation of Institutions for Collective Action». Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

OSTROM Elinor. «А Behavioral Approach to the Rational Choice Theory of Collective Action. Presidential Address, American Political Science Association, 1997». American Political Science Review. March 1998. Vol. 92. № l.p. 1-22.'

PADOVANI Marcelle. «Les derniires anneSs de la mafia» Paris* Gallimard 1987.

PEJOVICH S. «Privatizing the Process of Institutional Change in Eastern Europe». In: EUROPEAN ASSOCIATION FOR EVOLUTIONARY POLITICAL ECONOMY. Conference Internationale (Ociobvc 1995: Cracovie) Cracovie: EAEPE. 1995.

PEJOVICH S. «The Market for Institutions Vs. the Strong Hand of the Stale: the Case of Eastern Europe». In: «Institutions, Markets and Competition. Centralization and Decentralization in the Transformation of Economic Systems», edited by DALLAGO Bruno. MITTONE 'L. Cheltenham* Edward Elgar. 1996.

PENEFF Jean. «Lhdpital en urgence. Etude par observation particinante» Paris: Ed. M6taili6. 1992. - 258 p.

PERALVA Angelina. «La violence au college: une etude de cas», document de travail du CADIS. Paris: пптёо. juillet 1996. - 109 p.

PERROW C. «Small Firm Networks». In: «Institutional Change. Theory and Empirical Findings», edited by SJO'STRAND S.-E. Armonk: M. E Sharpe 1993.                 '                                                     ...

HOGGART Richard. «La culture dupauvre. Etude surla style de vie des classes populaires en Angleterre». Paris: Ed. de Minuit, 1970. - 420 p.

HUMPHREY John. SCHMITZ Hubert. «Trust and Inter-Firm Relations in Developing and Transition Economies». The Journal of Development Studies, April 1998. Vol. 34. № 4. p. 32-61.

INGLEHART R. «Culture Shift in Advanced Industrial Society». Princeton: Princeton University Press. 1990.

INGLEHART R. «Modification des valeurs. developpement economique et evolution politique». Revue Internationale des Sciences Sociales. Septembre

1995.    Vol. 145. p. 433-460.

JAMES Philip S. «Introduction to English Law». London: Butterworths. 1989. - 12^th edition.

KALDOR N. «Economic et instahilite»'. Paris: Economica. 1987. KAUFMAN Daniel. «Corruption in transition economies». In: «The New Palgrave Dictionnary ofEconomics and the Law». edited by NEWMAN Peter. London: Macmillan. 1998 - 3 volumes.

KHARKHORDINE Oleg. «L'ethique corporatiste. l'ethique de samostojateTnost' et l'esprit du capitalisme: reflexions sur la creation du marche en Russie post-sovietique». Revue d'etudes comparatives Est-Ouest, Juin 1994. Vol. 25. № 2.

KNAQCK R. «The Collapse of the Russian Economy: an Institutional Explanation». In: «Institutions, Markets and Competition. Centralization and Decentralization in the Transformation of Economic Systems», edited by DALLAGO Bruno. MITTONE L. Cheltenham: Edward Elgar. 1996.

KOFFKA K. «Principles ofGestalt Psychology». London: Routledge & Kegan Paul. 1935.-720 p.

KOLM Serge-Christophe. «La bonne'economic. La Reciprocity generale». Paris: Presses Universitaires de France. 1984.

KORNAI Janos. «The Socialist System. The Political Economy of Communism». Princeton: Princeton University Press. 1992.

KREPS David. «Corporate culture and economic theory». In: «Perspectives on Positive Political Economy» edited by ALT J.. SHEPSLE K. Cambridge: Cambridge University Press. 1990.

KRUGMAN Paul R. «The Self-Organizing Economy». Cambridge: Blackwell.

1996.        -122 p.

KURAN Timur. «The Craft Guilds of Tunis and their Amins: A Study of Institutional Atrophy». In: «The New Institutional Economics and Development. Theory and Applications to Tunisia», edited by Nabli M.. Nugent J. Amsterdam: North-Holland. 1989.

LAFAYE C.. THEVENOT Laurent. «Unejustification ecologique? Conflitsdans Tamcnagement de la nature». Revue Frangaise de Sociologie, mars 1993. Vol. XXXIV. №4.

LANGLOIS Richard. «Rationality, Institutions, and Explanation». In:

«Economics as a Process. Essays in the New Institutional Economics», edited by LANGLOIS Richard, Cambridge: Cambridge University Press, 1986.

LAUTIER Bryno. «L'economic informelie dans le Tiers monde». Paris: La De'couverte. 1994. - Col. Reperes.

LAVILLE Frederic. «Modelisation de larationalite limite'e: de quel outils dispose- t-on?». Revue Economique, Vol.49. № 2. mars 1998.

LEADER Sheldon. «Common Law». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - 2^e edition. LEDENEVA Alena V. «Russia's Economy of Favours. Blot. Networking and Informal Exchange». Cambridge: Cambridge University Press. 1998. - Col. Cambridge Russian. Soviet and Post-Soviet Studies. № 102. - 235 p.

LEVADA Youri. «Entre passe et I'avenir. L'homme soVietique ordinaire. Enquete». Paris: Presses de la Fondation Nationale des Sciences Politiqucs. 1993.-356 p.

LE ROY Etienne. «Conciliation». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - 2 editi on. LINDENBERG S. «Cotractual Relations and Weak Solidarity: The Behavioral Basis of Restraints of Gain Maximization». Journal of Institutional and Theoretical Economics, Vol. 144. № 1. 1988.

LI VET Pierre. THEVENOT Laurent. «Les categories de Taction collective». In: «Analyse economique des conventions», sous la direction de ORLEAN Andre. Paris: Presse Universitaires de France. 1994. - Col. Economic. - p. 139-168. LOCHAK Daniele. «Institution». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Ge'ne'rale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - 2° edition.

LOS M. «The Dynamics of the Second Economy in Poland». In: «The Second Economy in Marxist States», edited by £OS M. London: Macmillan. 1987. MANAI Dominique. «Equite». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Ge'ne'rale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - 2^e edition.

MARCHETTI Anne-Marie. «Pauvretes en prison». Ramonvillc Saint-Agne: Eres. 1997.-222 p.

MARIE Jean-Bernard. «Droits de l'homme». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre- Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. - 2^e edition.

MARQUART James W. «Prison Guards and the Use of Physical Coercion as a

Mechanism of Prisoner Control» Criminology, Vol.24, № 2, p.347-366.

MARX Karl. «Early Writings». London: Penguin Books, 1975.-451 p.

MATZA David. «Delinquency and Drift». New Brunswick: Transaction Publishers, 1990. 2^nd edition.

MAUGER G. «Un nouveau militantisme». Soci'efes et representations, Novembre 1996, № 3, numero special «Michel Foucault 'Surveiller et punir': la prison vingt ans apres».

MILGROM Paul. NORTH Douglass. WEINGAST Barry. «The Role of Institutions in the Revival of Trade: the Law Merchant, Private Judges, and the Champagne Fairs». Economics and Politics, March 1990, Vol. 2, № 1, p. 1-23.

MISHLER William, ROSE Richard. «What are the Alternatives to Democracy in Post-Communist Societies?». Studies in Public Policy, 1995, № 248. MONROE Kristen R. «А Fat Lady in a Corset: Altruism and Social Theory». American Journal of Political Science, November 1994, Vol. 38, № 4. MOORE Mick. «Truth. Trust and Market Transactions: What Do We Know?». The Journal of Development Studies, October 1999. Vol. 36. № 1. p. 74-88.

MURRELL P. «Evolutionary and Radical Approaches to Economic Reforms». Economics of Planning, 1992. Vol. 25. № 1. p. 79-95.

NELSON R., WINTER S. «An Evolutionary Theory of Economic Change». Cambridge: Belknap Press, 1982.

NIELSEN K.. JESSOP В.. HAUSNER J. «Institutional Change in Post- Socialism». In: «Strategic Choice and Path-Dependency in Post-Socialism. Institutional Dynamics in the Transformation Process», edited by HAUSNER J.. JESSOP В.." NIELSEN K. Aldershot: Edward Elgar. 1995. NORTH Douglass. «Institutions and Economic Growth: An Historical Introduction». World Development. 1989, Vol. 17, № 9, special issue «The Role of Institutions in Economic Development».

NORTH Douglass. «Structure and Change in Economic History». New York: Norton. 1981.

OBERSCHALL Anthony. «Social Movements: Ideologies. Interests and Identities». New Brunswick: Transaction Publishers, 1993.

O'BRIEN David. PATSIORKOVSKI Valeri. DERSHEM Larry. LYLOVA Oksana. «Social capital and adaptation to social change in Russian villages». Studies in Public Policy 1996. № 263.

OBSERVATOIRE INTERNATIONAL DES PRISONS. «Le guide du prisonnier». Paris: Les Editions de Г Atelier / Editions Ouvrieres, 1996. - 350 p. OFFE Claus. «Capitalism by Democratic Design?». In: «The Political Economy of Transformation», edited by WAGENER Hans-Jiirgen. Heidelberg: Physica- Vcrlag, 1994.

OFFE Claus. «Designing Institutions for East European Transitions». In: «Strategic Choice and Path-Dependency in Post-Socialism. Institutional Dynamics in the Transformation Process», edited by HAUSNER J., JESSOP В.. NIELSEN K. Aldershot: Edward Elgar. 1995.

OLEJNIK Anton N. «Evolution de Г economic informelle en cx-URSS: quclques elements de reflexion». In: «Economia Informale e Istituzioni. Processi di reciproco adattamento». CUSINATO Augusto (a cura di),. Milano: l'Harmattan Italia. 1996.

OLEJNIK Anton N. «Lc changement institutionnel: une analyse sociologiquc de la reforme "penitentiaire en Russie». Revue d'etudes comparatives Est-Ouest, Vol.30. № 1. 1999. p. 165-188.

OLEJNIK Anton N. «Un double monstrueux : la sous-culture criminelle en Russie post-sovietique». Cultures & Conflits, Vol. 42, 2001.

OLEJNIK Anton N. «Changes in the organization of everyday life in the wake of financial crisis». In: «Explaining Post-Soviet Patchworks», edited by SEGBERS Klaus, Vol.2, «Pathways from the past to the global», Aldershot: Ashgate Publishing Ltd.. 2001. - 456 p.

ORLEAN Andre*. «Sur le role respectif de la confiancc et de l'intcret dans la constitution de l'ordre marchand». Revue du MAUSS, second semcstre 1994, № 4.

ORRUM. «Institutional Cooperation in Japanese and German Capitalism». In:

«Institutional Change. Theory and Empirical Findings», edited by SJOSTRAND S.-E. Armonk: M. E. Sharpe. 1993.

OSTROM Elinor. «Governing the Commons. The Evaluation of Institutions for Collective Action». Cambridge: Cambridge University Press, 1990. OSTROM Elinor. «А Behavioral Approach to the Rational Choice Theory of Collective Action. Presidential Address, American Political Science Association, 1997». American Political Science Review.March 1998. Vol. 92. № l.p. 1-22. PADOVANI Marcelle. «Les demieres annees de la mafia». Paris: Gallimard, 1987.

PEJOVICH S. «Privatizing the Process of Institutional Change in Eastern Europe». In: EUROPEAN ASSOCIATION FOR EVOLUTIONARY POLITICAL ECONOMY. Conference Internationale (Octobre 1995: Cracovie). Cracovie: EAEPE. 1995.

PEJOVICH S. «The Market for Institutions Vs. the Strong Hand of the Slate: the Case of Eastern Europe». In: «Institutions. Markets and Competition. Centralization and Decentralization in the Transformation of Economic Systems», edited by DALLAGO Bruno. MITTONE L. Cheltenham: Edward Elgar. 1996.

PENEFF Jean. «Uhopital en urgence. Etude par observation participante». Paris: Ed. Metailie. 1992. - 258 p.

PERALVA Angelina. «La violence an college: une etude de cas», document de travail du CADIS. Paris: mimeo, juillet 1996. - 109 p.

PERROW C. «Small Firm Networks». In: «Institutional Change. Theory and Empirical Findings», edited by SJOSTRAND S.-E. Armonk: M. E. Sharpe. 1993.

PETIT Jacques-Guy. GASTAN Nicole. FAUGERON Claude. PIERRE Michel. ZYSBERG Andre. «Histoire des gale res, bagnes et prisons. Introduction a histoirepenaie de la France». Toulouse: Bibliotheque historique Privat. 1991. - 368 p.

PIETTE Albert. «Ethnographic de action. L' observation des details». Paris: Ed. Metaile. 1996.-203 p.

PLATEK Monika. «Prison Subculture in Poland». International Journal of the Sociology ofLaw, November 1990. Vol. 18. № 4.

POLANYI Karl. «La Grande Transformation.                           origines politic]lies et

economicjlies de notre temps». Paris: Gallimard. 1983. - 419 p.

PUTNAM Robert D. «The Prosperous Community. Social Capital and Public Life». The American Prospect Spring 1993. № 13. p. 35-42.

PUTNAM Robert D. with LEONARDI Robert. NANETTI Rafaclla. «Making Democracy Work. Civic Traditions in Modern Italy». Princeton: Princeton University Press. 1993. - 258 p.

REDMOND P.. SHEARS P. «General Principles of English Law». London: Pitman Publishing. 1964.

REUTER Peter. «Disorganized Crime. The Economics of the Visible Hand». Cambridge: the MIT Press. 1983.

REYNAUD Jean-Daniel. «Les Regies dujeii. L'action collective et la regulation sociale». Paris: Armand Colin. 1989. - 306 p.

ROCCA J.-L. «La 'mise au travail' capitaliste des Chinois». In: «La reinvention du capitalisme», sous la direction de BAYART J.-F. Paris: Ed. Karthala. 1994.

ROCHE Sebastian. «Le sentiment d'inse'curite»'. Paris: Presses Universitaires de France. 1993. - Coll. Sociologie d'aujourd'hui. - 311 p.

ROSANVALLON Pierre. «La question syndicate. Histoire et avenir cTline forme sociale». Paris: Calmann-Levy. 1988.

ROSE Richard. «Between State and Market. Key Indicators of Transition in Eastern Europe». Studies in Public Policy. 1991. № 196.

ROSE Richard. «Distrust as an Obstacle to Civil Society». Studies in Public Policy 1994a. № 226.

ROSE Richard. «Getting By Without Government: Everyday Life in a Stressful Society». Studies in Public Policy. 1994b. № 227. - 32 p.

ROSE Richard. «La liberie, valeur fondamentale». Revue Internationale des Sciences Sociales, Scptembre 1995. Vol. 145. p. 519-536.

ROSE Richard. MISHLER William. «Mass Reaction to Regime Change in Eastern Europe: Polarization or Leaders and Laggards? ». British Journal of Political Science, 1994. Vol. 24.

ROSE Richard. MISHLER William. HAERPFER Christian. «Getting Real: Social Capital in Post-Communist Societies». Studies in Public Policy, 1997. № 278.

ROSEN S. «Promotions, Elections and Other Contests». Journal of Institutional and Theoretical Economics, Vol. 144, № I, 1988.

ROSTANG Corinnc. «Prisons de femrnes. Les eehanges et les marges de manoeuvre dans une institution contraignante». These de doctorat: Sociologie: Paris, l'Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales, 1994. - 5 17 p. ROUSSELET Kathy. «Russie: liberalisation economique et bricolage cultural». In: «La reinvention du capitalisme». sous la direction de BAYART J.-F. Paris: Ed. Karthala, 1994.

RUSCHE Georg. KIRCHHEIMER Otto. «Peine et structure sociale. Histoire et Theorie critique' de regime penal». Paris: Ed. du Cerf, 1994. - 401 p. SAPIR Jacques. «Les fluctuations economiques en URSS. 1941-1985». Paris: Editions de l'Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales, 1989. - 239 p. SAPIR Jacques. «L'economic mobilisee». Paris: Ed. La De'couvertc, 1990. - 150 p.

SAPIR Jacques. «Disintegration economique, transition et politiques publiques en Russie». In: « Test, du nouveau. Changement institutionnel et transformations economiques». sous la direction de DELORME R. Paris: l'Harmattan, 1996.

SCHIAVO Giovanni. «The Truth about the Mafia and Organized Crime in America». New York: the Vigo Press, 1962.

SCHLICHT E. «А Comment on S. Rosen 'Promotions, Elections and Other Contests'». Journal of Institutional and Theoretical Economics, Vol. 144, № 1,

1988.  

SCHMITT Karl. «La notion de politique. Theorie du partisan». Paris: Flammarion, 1992.-323 p.

SCHOBER Michael, CONRAD Frederic. «Does Conversational Interviewing Reduce Survey Measurement Error?». Public Opinion Quarterly, Winter 1997, Vol. 61. № 4. p. 576-602.

SCHOTTER Andrew. «The Economic Theory of Social Institutions». Cambridge: Cambridge University Press, 1981.

SCHUTZ Alfred. «Le chercheur et le quotidien. Phenomenologie des sciences sociales». Paris: Meridiens Klincksieck, 1987.-286 p. SEN Amartya. «On Ethics & Economics». Oxford: Blackwell, 1987. - 131 p. SEYLER Monique. «Uisolement en prison. L'un et le multiple». Paris: Centre de Rccherches Sociologiques sur le Droit et le Institutions Penales, 1990. - 163 p. SJOSTRAND S.-E. «On Institutional Thought in the Social and Economic Sciences». In: «Institutional Change. Theory and Empirical Findings», edited by SJOSTRAND S.-E. Armonk: M. E. Sharpe. 1993.

SHLAPENTOKH Vladimir. «Public and Private Life of the Soviet People. Changing Values in Post-Stalin Russia». Oxford: Oxford University Press,

1989.        -281 p.

SHLAPENTOKH Vladimir. «Russian Patience: A Reasonable Behavior and a

Social Strategy». Archives Europeennes de Sociologie, 1995, Vol. XXXVI, № 2, p. 247-280.

SMEILSERNeil J. «The Rational and the Ambivalent in the Social Sciences». American Sociological Review, February 1998. Vol. 63. № 1. p. 1-16. SOLOMON Peter H.. Jr. «Soviet Criminal Justice under Stalin». Cambridge: Cambridge University Press. 1996. - 494 p. - Cambridge Russian. Soviet and Post-Soviet Studies.

SOTO Hernando, de. «L'autre sentier. La revolution informelle dans le tiers monde». Paris: La Decouverte. 1994.

STARK David. «Path Dependence and Privatization Strategies in East Central Europe». East European Politics and Societies, Winter 1992. Vol. 6. № 1.

STARK David. «Not by Design: the Myth of Designer Capitalism in Eastern Europe». In: «Strategic Choice and Path-Dependency in Post-Socialism Institutional Dynamics in the Transformation Process», edited by HAUSNER J.. JESSOP В.. NIELSEN K. Aldershot: Edward Elgar. 1995. STARK David. «Recombinant Property in East European Capitalism». American Journal of Sociology, 1996. Vol. 101. № 4. p. 993-1027.

STARK David. BRUSZT L. «Restructurer les reseaux dans le post-socialisme: la propriete intcr-entreprises en Hongrie et en Republique tcheque». In: «Д Vest, du nouveau. hangement institutionnel et transformations economiques», sous la direction de DELORME R. Paris: l'Harmattan. 1996.

STEPHENSON K.. HAYDEN F. «Comparison of the Corporate Decision Networks of Nebraska and the United States». Journal of Economic Issues, September 1995. Vol. XXIX. № 3.

STIGLITZ J. «Principal and Agent». In: «The New Palgrave: A Dictionary of Economics», Eatwell J.. Milgate M. and Newman P. (eds.). London: Macmillan. 1987.

SYKES Gresham M. «The Society of Captives. A Study ofa Maximum Security Prison». Princeton: Princeton University Press. 1958. - 144 p. THEVENOT Laurent. «Equilibre et rationalite dans un univers complexe». Revue economique, mars 1989. Vol. 40. № 2.

THEVENOT Laurent. «Rationalite' ou normes sociales: une opposition depassee?». In: «Le modele et Venquete. les usages du principe de rationalite dans les sciences sociales», sous la direction de GERARD-VARET Louis-Andre. PASSERON Jean-Claude. Paris: Ed. de l'Ecole des Hautes Etudes en Sciences Sociales. 1995.-p. 149-192.

THOMAS-SLAYTER Barbara. «Structural Change. Power Politics, and Community Organizations in Africa: Challenging the Patterns. Puzzles and Paradoxes». World Development. 1994. Vol. 22. № Ю.

THOUMI Francisco E.. Political Economy and Illegal Drugs in Columbia. Boulder. London: Lynne Reinner Publishers. 1995.-320 p.

TOCQUEVILLE Alexis de. BEAUMONT Gustave de. «Systeme penitentiaire aux Etats-Unis et son application en France». In: TOCQUEVILLE Alexis de, «CEuvres completes. Ecrits sur le systeme penitentiaire en France et a Te'tranger». Paris: Gallimard, 1984. - Tome 4, Volume 1, 585 p.

TOURAINE Alain. «Sociologie de action». Paris" Ed du Seuil 1965 — 507 p.

TOURAINE Alain. DUBET Francois. WIEVIORKA Michel. STRZELECKI Jan. «Solidarite». Paris: Fayard, 1982. - 309 p.

TOURAINE Alain. WIEVIORKA Michel. DUBET Francois. «Le mouvement ouvrier». Paris: Fayard, 1984. -4 3 8 p.

TOURAINE Alain. «La parole et le sang. Politique et socrete en Amerique Latine». Paris: Ed. Odil Jacob. 1988. - 542 p.

TOURAINE Alain. «Critique de la moderniteParis: Fayard, 1992.

TOURAINE Alain. «Production de la socieXe»'. - 2^C cd. Paris: Ed. du Seuil 1993.

TOURAINE Alain. «Qu'est-ce que la democratic?». Paris: Fayard, 1994.

TOURAINE Alain. «Comment sortir du libetalisme». Paris: Fayard 1999 - 164 p.

TROPER Michel. LOCHAK Danielc. JORI Mario. «Norme». In: «Dictionnaire encyclopedique de theo'rie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre'-Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ). 1993. -2^c edition.

TURVANI Margherita. «Illegal Markets and New Institutional Economics». In: «Transaction Costs Economics: Recent Developments », edited by MENARD Claude, Cheltenham: Edward Elgar Publishing Co., 1997.

USEEM Bert. REISING Michael. «Collective Actions in Prisons: Protests. Disturbances and Riots». Criminology, November 1999 Vol.37. № 4. p. 735-760.

VAN DEN Bergh G. C. J. J. «Reception». In: «Dictionnaire encyclopedique de theorie et de sociologie du droit», sous la direction de ARNAUD Andre-Jean. Paris: Librairie Generale de Droit et de Jurisprudence (LGDJ), 1993. - 2^e edition.

WACQUANT Loi'c. «Crime et chatiment en Amerique de Nixon a Clinton».

Archives de politique criminelle, 1998, № 20, p. 123-138.

WACQUANT Loi'c. «Deadly symbiosis. When ghetto and prison meet and mesh». Punishment and Society, Vol. 3, № 1, 2001, p.95-133.

WAGENER H.-J. «Pragmatic and Organic Change in Socio-economic Institutions». In: «Convergence and System Change. The Convergence Hypothesis in the Light of Transition in Eastern Europe», edited by DALLAGO В.. BREZINSKI H.. ANDREFF W. Aldershot: Dartmouth. 1992.

WALZER Michael. «La justice dans les institutions». Esprit, 199? Vol. 180, № 3-4.

WEBER Max. «The Theory of Social and Economic Organization». New York: TTie Free Press, 1964.-436 p.

WEBER Max. «Essais sur la theorie de la science». Paris: Librairie Plon. 1965. - Coll. Recherehes en Sciences humaines. № 19. - 537 p. WEBER Max. «Economy and Society. An Outline of Interpretative Sociology». Berkeley: University of California Press. 1978. Vol. 1. - 640 p. WEYRAUCH Walter O. «The 'Basic Law' or 'Constitution' of a Small Group». Journal of Social Issues. 1971. Vol. 27. № 2. p. 49-63.

WIEVIORKA Michel. TRINH Sylviane. «Le modele EOF: Essai de sociologie des organisations». Paris: La Decouverte. 1989.

WIEVIORKA Michel. BATAILLE Philippe. CLEMENT Karine. COUSIN Olivier. KHOSROVKHAVAR Fahrad. LABAT Sandrine. MACE Eric. REBUGHINI Paola. TIETZE Nikola. «Violence en France». Paris: Ed. du Seuil. 1999. - Coll. Epreuve des faits. - 345 p.

WILES P. «The Second Economy. Its Definitional Problems». In: «The Unofficial Economy. Consecpiences and Perspectives in Different Economic Systems», edited by ALESSANDRINI S.. DALLAGO Bruno. Aldershot: Gower. 1987.

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие........................................................... vii

Предисловие А. Турэна к французскому изданию................. ix

ВВЕДЕНИЕ................................................................ 1

Примечания................................................................................... 7

1. ПРИРОДА «МАЛОГО» ОБЩЕСТВА.................................. 9

1.1. Нормы как «рамки» человеческой деятельности............ 9

1.1.1.   Институциональный подход........................................ 10

1.1.2.   Новый взгляд на норму................................................. 11

1.1.3.   Тюремная субкультура................................................. 13

1.1.4.   В поиске нестандартной модели общества............... 15

1.2. Основные гипотезы.............................................. 18

1.2.1.   Незавершенная модернизация:

идеальный тип «маленького» общества............................... 18

1.2.2.   Конгруэнтность двух совокупностей неформальных норм: в тюрьме и в советском обществе      30

1.2.3.   Особенности государственной власти в тюрьме

и в обществе советского типа................................................... 33

¹                1.2.4. Влияние институциональной среды

на характеристики субъекта................................................... .42

1.2.5.   Конгруэнтность формальных и неформальных норм как условие стабильного социально- экономического развития............................................................................................ 44

1.3. Источники информации......................................... 52

1.4. Пределы исследования......................................... 57

Примечания................................................................................ .61

2. ТЮРЕМНОЕ СООБЩЕСТВО В РОССИИ............................... 72

2.1. Экскурс в историю тюрьмы------------------------------------- 72

2.1.1.   Основные типы пенитенциарных систем................ .73

2.1.2.   Пенитенциарная система во Франции..................... .77

2.1.3.   Пенитенциарная система в России .79

2.2.  «Маленькое» общество в тюрьме...................... -...................... 82

2.2.1.   Отсутствие четких границ между частной и публичной жизнью................................................................. 83

2.2.2.   Персонифицированные отношения........................... 89

2.2.3.    Категории осужденных, установленные формальным образом               .95

2.2.4.    Неформальные категории........................................... 97

2.2.5.    Неформальный надзиратель: смотрящий     107

2.2.6.  Дуализм понятий.......................................................... 116

2.2.7.  Образ отношений между различными полами. Гомосексуализм в тюрьме.         122

2.3.   О насилии в тюрьме.................................................................... 124

2.3.1.  Концепции насилия.................................................... 125

2.3.2.  Особенности легальной власти................................ 130

2.3.3.    Нелегальные методы регулирования насилия..... 138

2.3.4.    Беспредел: отсутствие нормативных рамок деятельности как источник насилия            146

2.4.    Норма доверия, или Дилемма осужденного........................... 150

2.4.1.   Доверие в тюремной среде................................... „.... 152

2.4.2.    Общак............................................................................ 157

2.4.3. Использование уровня доверия в качестве социологического индикатора          159

2.5.    Можно ли оставаться субъектом в тюрьме?......................... 167

2.5.1.    Быть на свободе и быть свободным......................... 168

2.5.2.  Способы защиты частного пространства................ 177

2.5.3. Теневое правосудие..................................................... 184

2.6.  Сравнительный анализ пенитенциарных систем .... 194 Примечания                201

3. ПОПЫТКА ОБОБЩЕНИЯ: «РАЗОРВАННОЕ»

ОБЩЕСТВО........................................................................................... 216

3.1.  Пример юга Италии.................................................................... 217

3.2.   Советское общество: незавершенная модернизация.......... .221

3.2.1.    Роль советского государства в повседневной

жизни граждан........................................................................... 222

3.2.2.   Общество недоверия.................................................. .230

3.2.3.    Роль семьи и персонифицированных отношений.. 236

3.2.4.    Существует ли граница между частной

и публичной жизнью?............................................................. 245

3.2.5.   Создание образа врага: история и современность 252

3.2.6.  Двоемыслие.................................................................... 258

3.2.7.   О конгруэнтном характере норм................................ 261

Примечания............................................................................... 270

4. ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЕ ИЗМЕНЕНИЕ:

СРАВНЕНИЕ ДВУХ СЛУЧАЕВ ...........278

4.1.    Создание рынка:

случай рыночных реформ....................................................... 279

4.1.1.   Теневой рынок как исходная точка реформ........... 280

4.1.2.  Две стратегии рыночных реформ   290

4.1.3.   Экспансия рынка и окончательная

атомизация общества............................................................... 296

4.1.4. Перспективы рынка в России---------------------------- 299

4.2. Пенитенциарная реформа.................................................................... 316

4.2.1.   Краткая история Уголовно-исполнительного кодекса            316

4.2.2.   Права заключенных: закон и действительность .... 320

4.2.3.   Взаимодействие официальных и теневых норм .... 330

4.2.4.   Рыночный императив: о взаимном влиянии

двух реформ________________________________________ 334

4.3. Сравнение двух реформ____________________________________ 3 40

4.3.1.   Измерение степени рассогласования формальных и неформальных институтов            341

4.3.2.   Замкнутый круг............................................................ .345

Примечания............................................................................. .350

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

понятие «мафия» в постсоветском контексте................................................ .364

Примечания............................................................................... 376

.406

Приложения..................................................................................................... .379