1.1.4. В поиске нестандартной модели общества
Обычный взгляд на тюремный мир предполагает, что речь идет о совершенно особом, оторванном от остального мира, сообществе. Альтернативная трактовка тюрьмы как элемента в сложной системе власти и дисциплинирующего воздействия нормы, предложенная Мишелем Фуко, недостаточна с точки зрения современного понимания природы нормы. Наряду с принуждением к подчинению официальным нормам мы наблюдаем в тюрьме и подчинение другим, неофициальным нормам. Тюремная субкультура является не чем иным, как результатом деятельности людей, принудительно подчиненных дисциплинирующей власти. Протестуя против деспотической власти одних норм, заключенные с готовностью отдают себя во власть другим. Следовательно, система социальных отношений в тюрьме не может быть выведена из дисциплинирующего воздействия нормы. Если концепция нормы не может служить единственным связующим звеном между «малым» миром тюрьмы и «большим», окружающим ее обществом, то не возвращаемся ли мы к черно-белому противопоставлению жизни «здесь» и жизни «там», за тюремными стенами? Такое противопоставление можно часто встретить в антропологических исследованиях. Но верна ли напрашивающаяся аналогия тюрьмы и отдаленных, экзотических обществ, которая иногда описывается антропологами через оппозицию «здесь» и «там»? Пытаясь найти ответ на поставленный вопрос, не забудем, что в рамках самой антропологии анализ, основанный на противопоставлении жизни «здесь» и «там», все больше отходит на второй план. «Один из базовых элементов прежних антропологических исследований, утверждение не только географической, но и моральной удаленности общества, являющегося предметом исследования, и общества, к которому исследование обращено, сегодня практически перестал существовать»25.
Не претендуя на нахождение универсального ответа для всех обществ, мы предлагаем рассмотреть в российском контексте следующую гипотезу. Анализ «малого» тюремного сообщества дает нам возможность познакомиться с основными элементами организации «большого» постсоветского общества, потому что последнее не существует в едином и однородном социальном пространстве, а распадается на множество «малых» обществ и групп, вовсе не обязательно имеющих прямое отношение к тюрьме. Иначе говоря, российское общество в целом функционирует аналогично «маленькому» тюремному сообществу. Термин «малое» общество, к которому мы будем многократно обращаться в ходе исследования, имеет множество смысловых оттенков, не все из которых в полной мере отражают идею противопоставления «большого» и «малого» общества. Мы понимаем под «малым» обществом такую социальную структуру, которая исключает институционализацию отношении, характеризуется отсутствием взаимосвязи между повседневной жизнью людей и формальной властью, и неразвитостью политического представительства интересов обычных людей. Речь идет о недемократическом обществе, модернизация которого еще не завершена, что и позволяет нам исполь- ювать современную форму латинского термина pittittus (молодой, нееформированный, тог, который младше остальных)26. Таким образом, говоря о «малом» обществе, мы подчеркиваем незавершенный характер модернизации, локальную, неформальную и неинституцио- нализированную природу социальной организации.
Увиденное под таким углом, российское общество окажется весьма непохожим на известные модели западных обществ. Иными словами, необходим поиск нестандартной, нетрадиционной для имеющей корни в западном обществе социальной науки модели общества. «Россия переживает необычную эволюцию, удаляясь от коммунизма, но в то же время не приближаясь к той или иной форме западной демократии»27. Поиск нестандартной модели важен как для социальной, так и для экономической, политической теории. Несмотря на то что настоящее исследование будет в основном посвящено анализу социальных институтов, мы позволим себе кратко указать на особенности экономических институтов в современной России. «Обусловленность экономического поведения культурным наследием и особенности соци-
альных структур в современной России позволяют говорить не столько о культурологических препятствиях становлению капитализма, сколько об особенностях российской модели или моделей экономического развития»-1*.
Спор об особенностях российского развития имеет давнюю историю в отечественной культуре Например, дискуссия западников, обращавшихся к западным теориям для объяснения российских институтов, и славянофилов, стоявших на несводимостн российских институтов к западным моделям, находилась в центре интеллектуальной жизни на протяжении всего XIX в. Сегодняшние споры тоже зачастую пестрят взаимоисключающими аргументами относительно природы российских институтов. С одной стороны, высказывается утверждение, что «для анализа неевропейских культур методы и понятия, развитые западной наукой, мало подходят»29. С другой стороны, легко найти примеры универсалистского подхода, согласно которому достаточно использовать хорошо зарекомендовавшие себя аналитические модели вне зависимости от их происхождения. Такие модели даже изменять не рекомендуется. Данный подход имеет много общего с попытками антропологов «описать способ жизни в категориях другого, радикально отличного»30. Экспансия западных моделей особенно ярко проявляется в современных тенденциях развития российской экономической науки. Эпоха слепых последователей марксистской теории быстро сошла на нет, уступив место не менее слепому использованию моделей неоклассической теории31. Споры об особенностях или, напротив, универсальном характере российского опыта оставили заметный след и в сознании обычных россиян. В ходе одной из наших анкет мы задали вопрос: «Какая точка зрения Вам ближе?» (табл. О)32.
Таблица О
|
Варианты ответов |
% ответов |
|
Россия должна осторожно относиться к чужому опыту, у нее своя, [ |
51,1 |
|
неповторимая судьба |
|
|
России пора, наконец, отказаться от поисков какого-то особого пути и i |
44,5 |
|
всерьез взяться за освоение опыта, накопленного человечеством |
|
|
Нет ответа |
4,4 |
Находясь чуть ближе к ксенофобией позиции, сознание россиян остается разделенным между двумя радикально противоположными точками зрения.
Что касается поиска нестандартной модели, то мы постараемся избежать обеих крайностей. По нашему мнению, именно диалог российской и западной культурных и научных традиций позволит точнее
описать специфику постсоветского общества. Вот почему, например, российские источники составляют около 25% нашей библиографии, другая четверть представлена североамериканскими и англоязычными исследованиями. Работы авторов, принадлежащих европейской традиции, в первую очередь французской, формируют оставшуюся половину библиографических ссылок.