Установки, формируемые постсоветским институциональным контекстом,

блокируют движение по направлению к цивилизованному рынку. Квазирыночные сделки сводятся к максимизации краткосрочной прибыли с помощью простейших трансакций. На рынке неизбежно возникает потребность в доверии, но на постсоветском рынке доверять в конечном счете нельзя никому. «В бизнесе нельзя верить ни одному человеку. Другу, брату, матери - никому. Вам это может быть сколь угодно противно, но это общее правило. Аксиома, если хотите. Любая целенаправленная деятельность, если в ее основе лежит доверие к людям, обречена [...] Даже термин появился - бизнес на доверии. вам точно говорю - как только этим самым бизнесом на доверии запахнет, месяца через три-четыре жди разборки»¹¹⁸.

реакция на три ключевых составляющих постсоветского контекста, навязанный характер легальной власти, межличностное недоверие и постепенное разрушение даже персонифицированного доверия заключается в поиске альтернативных гарантий выполнения сторонами контракта взятых на себя обязательств. «В каждой сделке, в которой по крайней мере одна сторона не верит в способность и желание другой выполнять обязательства, требуется специальная                        (protection), каковыми бы ни оказались качество этого субститута доверия и издержки на его получение»¹¹⁹. На коммерческом арго современной России термином   называют защиту, приобретенную либо у государства, либо у воров в законе или организованной преступности. Особо подчеркнем, что купленная у государства защита неотличима в сознании предпринимателей по своей природе от так называемой защиты мафии. «Приватизация» общественных услуг делает возможной их                    частным фирмам или физическим лицам¹²⁰. «"Крыша", ха-ха, это тоже можно по-разному понимать. Вот мы пользуемся услугами только официальных служб, обращаться к криминальным структурам - это еще одна головная боль, в самый ответственный момент они могут и сами с тебя деньги скачать и на тебя еще же и наехать»¹²¹. Свидетельство собеседника из числа осужденных рождает в сознании парадоксально похожий образ: «Если раньше они (бизнесмены) первому попавшемуся, который заходил в их кабинет и говорил: сейчас ты будешь мне платить за крышу, и они соглашались и платили, то сейчас они уже больше стали думать о своей безопасности, они имеют своих телохранителей, имеют свою охрану или же обращаются - в основном, сейчас обращаются в органы и стоят под крышей именно органов - это РУОП, вот такие организации... Недостаток органов - это продажность. Самый большой недостаток органов - это продажность»¹²².

Покупка частной защиты имеет две стороны: позитивную и негативную. Покупая защиту, предприятие прежде всего стремится защитить себя от вымогательств со стороны самого «защитника», какую бы форму, официальную или нет, они ни принимали. Навязанный характер государственной власти, как мы видели, превращает в сознании его граждан налог в оброк¹²³. «Самая сильная угроза - это наезд мафии или налоговой инспекции»¹²⁴. По убеждению предпринимателей, они подвергаются шантажу с двух сторон, а выражение «наезд» означает одновременно и вымогательство со стороны организованной преступности, и несправедливые претензии со стороны государства. Таким образом, в частной защите видится гарантия против несправедливости, «наездов», которые в противном случае неизбежны. И лозунг «Великой трансформации» XVIII-XIX вв., laissezfaire (дайте возможность действовать), получает в постсоветской России уточненную интерпретацию: laissez faire sans extorsions (дайте возможность действовать без вымогательства, «наездов»).

Что касается своей позитивной стороны, покупка частной защиты означает попытку приобретения порядка в широком смысле: гарантий против вымогательств со стороны прочих субъектов, против неорганизованной преступности, обеспечения правосудия и справедливого решения коммерческих споров. Порядок локальный, «маленький» восполняет дефицит порядка на макросоциальном уровне. «? Друзьям-каммерсантам) помогал»? Ну это уже после. Я их избавлял потом от разных мелких неприятностей... Ну как высшиш (рэкетирами) договорились.'' Ну. я им скатал, стрелку забили, поговорили. Ну вы-то один? Почему я или»? Один просто я поехал сперва договорился. А сколько v вас помощников было, ну людей, с которыми вы"! Помощников у меня не было, у меня друзья были...»¹²⁵. «Вплоть до решения семейных конфликтов, это чисто бытовуха. Мало ли что с соседями. Не понравилось что. Оскорбили, там...»¹²⁶. Предприниматели поручают разрешение коммерческих конфликтов своим «защитникам». не особенно веря в эффективность несправедливость судейской и арбитражной системы. «Какой суд... можно, конечно, подать туда заявление и ходить потом до конца жизни, разбираться. Братва действует значительно эффективнее, хотя и дороже, и если сам на нее напорешься, долго разбираться не будет. Конечно, насилие - это, наверное, плохо, но что делать, если другого выхода нет. А в наше время, кроме этого, других вариантов нет. Ну. естественно, это в самых крайних случаях»¹²⁷.

По мнению предпринимателей, допустимость насилия не должна удивлять, ведь в отношении «чужих» насилие всегда было приемлемым в «маленьком» обществе, и логика частной защиты, купленной либо у государства, либо у «братков», лишь воспроизводит максиму «разрешено все». В таких условиях значимым становится принцип «где сила, там и право»: «Прав тот, у кого круче крыша»¹²⁸. «Я тогда впервые попал под автомат, я не мог представить, что есть такие гладиаторы, которых сейчас 90 процентов. Все пришло к этому, все в принципе, пришло к тому, о чем мне говорили. Эти конфликты с автоматами ото были не свои, ото был другой город, к примеру, обратились коммерсанты, которые имели выход на Москву, на Питер, и у них произошли проблемы, а у тех коммерсантов свои люди, и вот если я приезжаю и могу с теми людьми также поговорить, то вот здесь я приезжаю, там стоят ребята с автоматами. Ну мы все равно, объяснились, поговорили, не то что сейчас: выскочили ребята с автоматами, чего гам разговаривать, а тогда это все только начиналось»¹²⁴. Официальные защитники организуют шоу с показом оружия значительно реже, хотя и такое случается, как показал конфликт государства с финансово» группой «Мост», развивающийся на протяжении последних лет. И дело вовсе не в большей цивилизованности насилия в легальных формах, - в распоряжении государства находится значительно более широкий набор средств, чем простое и грубое насилие. «Просто можно все сделать и по-другому, так, что не понравившийся тебе человек просто перестае т существовать в деловой сфере Па следующий день у него просто нет организации, или налоговая инспекция совершенно случайно в гости зашла, или санэпнднадзор заинтересовался, а это такие ребята, которые, раз тебя поймав, подключают к тебе насос и начинают качать деньги. До бесконечности. Поэтому разборки тут не при чем. Всегда можно все сделать тихо, честно и без оружия»¹³⁰. Представляется очевидным, что потенциал насилия, которым располагает государство, значительно превышает тот, которым обладаю т криминальные организации. Государству доступно использование насилия во всех его формах: от наиболее явных до скрытых, по-своему «изысканных». В этом заключается единственное сравнительное преимущество государства как частном защитника. Итак, не бывает частой защиты более эффективной («нет крыши круче»), чем купленная у государства.

Результаты проведенного нами среди предпринимателей опроса показывают, что наличие связей в государственном аппарате считается лучшей гарантией безопасности бизнеса в трех секторах российской экономики: легальном, неофициальном и криминальном. Паши респонденты помещают этот вариант во главе списка черт, характерных для бизнеса во всех трех указанных секторах (табл. 106 с распределением ответов на вопрос «Какие черты характерны для легального / внелегального / криминального бизнеса в России?» [1999]).

Таблица 106

Без использования насилия удается обойтись лишь в том случае, когда обе стороны конфликта находятся под защитой одной и той же «крыши», официальной или нет. Если же конфликт возник на границе между различными «юрисдикциями», то насилия не избежать. Следовательно, обращение за защитой к ворам в законе снижает риск использования насилия во взаимоотношениях между протеже. «Если один вор поддерживает одного коммерсанта, а другой вор - другого, и вор, который авторитетнее, берет сторону неправого человека и делает его правым, то собирают уже сходняк, где присутствуют несколько человек, и там самый авторитетный решает этот вопрос. И тогда смотрят действительно, кто был прав. И если вор, который поддерживал неправого, заметит, что он в чем-то замешан, допустим, денег взял побольше и поэтому поддержал, то его просто развенчивают»¹³¹. Парадоксально, но если государство неспособно утвердить свою монополию на использование насилия, то в его интересах позволить ворам в законе действовать. Ведь именно в признании государством власти воров в законе заключается одна из стратегий предотвращения универсализации в «маленьком» обществе принципа «где сила, там и право».