крысятничество
Задержка воришки с «поличным» на месте преступления является легитимным с точки зрения тюремной субкультуры поводом для выплескивания всех накопившихся негативных эмоций на «крысу», сублимацию на ней насилия. «Если он у меня крысанул... Я же не буду спрашивать, не пойду ни к кому, пару табуреток у него на голове размолю, и ладно... ... Не-ет, на ...? Поймал его в
отряде, и все... - Вот есть определенные вещи - прописные истины, вот есть более серьезные вещи, которые разбирает блатной, а это - прописные истины. Вот он крысанул в отряде - все, там однозначно ему ... по рукам...»222. «Я, может быть, столкнулся пару раз (с насилием. - . .) - вот на первый срок, там парня поймали что он... крысил. Вот ему по башке надавали, без всякой там жестокости, ну как там обычно...»223. Заметим, что жестокие физические наказания воров только приветствуются общественным мнением в тюрьме. «Силу бы надо чаще применять. Вот раньше это меньше было - вот этого крысятничества, что вот воруют. ! Сейчас с них меньше спрос»224. Постоян
но накапливаемое насилие должно находить себе «громоотвод»...
Наказание вора не ограничивается жестокими побоями, особенно когда речь идет о рецидиве. Другие заключенные вполне могут и «опустить» крысу через превращение воришки в пассивного гомосексуалиста. Особенно часто «опускают» в камерах СИЗО и пересыльных тюрем, где перенаселенность камер и постоянная ротация контингента способствуют вынесению приговоров, жестоких даже по тюремным понятиям. «Вот человек приходит из СИЗО - он помнит, что там, если ты что-то такое делаешь, стучишь там или еще что, там с тобой должны что-то сделать, как-то опустить или еще как»225. «Сейчас он залез там, он знает, что ему в рожу дадут, все... его уже там, он уже не боится там, раз попался, второй раз, и он знает, что там... а тогда он боялся, если раз его избили, во второй раз его обязательно опустят»226. Помимо жестокости собственно акта сексуального насилия, «опущенный» человек получает клеймо, от которого ему невозможно избавиться в «этой жизни» до конца своих дней: он вынужден смириться с ролью «приемлемой» жертвы повседневного насилия. Клеймо парии, получаемое пассивными гомосексуалистами, разрешает остальным заключенным срывать на них свою злость и раздражение. Вот почему многие заключенные считают, что даже смерть является более гуманным наказанием по сравнению с превращением в пассивного гомосексуалиста. Арестанты - заключенные, проведшие в тюрьме многие годы и придерживающиеся традиционных понятий, никогда не поддерживают санкционирование проступков, даже серьезных, «опусканием». Они видят в этом, неуважение человеческого достоинства, допускаемое уже не администрацией, а самими заключенными. «Членом не наказывают, это и раньше нечасто было. Раньше если наказывали, то это был беспредел»227. «Если кто-то опустил человека, даже если за дело, его встретят - просто-напросто руки-ноги переломают, за то, что опустил его. Хотя его опустили за дело. Не принято, у людей не принято опускать человека...* Это беспредел. могу его, если он там провинился, убить его могу. Легче убить человека, чем насиловать его. По отношению к этому же человеку. Чем я его изнасилую - будут об него всю жизнь ноги вытирать. Для него это намного хуже. Легче его убить. Всю жизнь перечеркнуть. Он будет всю жизнь мучиться... Ни один вор не скажет опустить, чтобы его изнасиловали. Это нарушение будет»228.