Качество информации, собранной в ходе интервью
, всегда зависит от того доверия, которое устанавливается или нет между исследователем и его собеседником. Мы всегда стремились не задавать прямых вопросов, тем более что такие вопросы могли быть расценены заключенными как провокационные. Представляясь исследователем, лицом, не связанным с пенитенциарной системой, мы могли рассчитывать на более высокое, чем в иных случаях, доверие. Например, даже пенитенциарных психологов заключенные подозревают в излишней близости к администрации, особенно учитывая, что психологи носят ту же форму, что и остальные сотрудники. Нужно ли говорить, что это снижает доверие к тем, кто по роду своей работы должен создать условия, чтобы обращающиеся к ним люди могли спокойно выговориться? «Ну, психолог, наверное, не должен носить форму, можно начать с этого...»151. С другой стороны, потребность выговориться, быть выслушанным без обвинений особенно остра именно у заключенных. «Я здесь ни с кем не могу поговорить откровенно... Так хочется человеческого общения, желания тебя понять»152. Психологи же в большинстве случаев неспособны удовлетворить эту потребность как по причине недостаточного к ним доверия, так и вследствие значительного объема их обязанностей, не имеющих зачастую ничего общего с
психологией (от заполнения множества документов до ремонта помещений). В этих условиях социологическое интервью «часто принимает личностное, интимное измерение, сближающее его с психоаналитическим сеансом»
Информация, полученная в ходе интервью, дополнялась результатами анкетного опроса, проведенного в тех же самых исправительных учреждениях, но на более широкой выборке (список вопросов анкеты и параметры выборки приведены в приложениях 3 и 4). Более 1500 экземпляров анкеты было роздано, 1310 заполнено и обработано. Большинство неформальных категорий осужденных, которые мы подробно рассмотрим в разделе 2.2.4 «Неформальные категории», представлены в нашей выборке. Как и в случае с интервью, бланки анкеты раздавались лично автором при гарантии полной анонимности в обработке результатов. Впрочем, на качество статистических данных негативным образом повлиял другой фактор. Статистическое изучение «маленького» общества неизбежно сталкивается с проблемой несовпадения средних величин и нормальных, производных от тех или иных норм. Средние значения получаются в результате смешивания локальных норм, действие которых ограничено тем или иным сегментом социальной структуры тюремного мира (учреждение, отряд, категория заключенных). Следовательно, средний ответ не обязательно совпадает с нормой, действующей в рамках всего тюремного сообщества. В этих условиях статистический анализ должен включать выявление кластеров и отдельный расчет средних величин для каждого сегмента социальной структуры. Впрочем, необходимо заметить, что аналогичная проблема значима и для исследований постсоветского общества в целом, а это косвенным образом подтверждает нашу вторую гипотезу. «До сих пор нет однозначного решения вопроса, какой процент согласившихся с высказыванием можно условно принять за норму»154.
Серьезные проблемы, возникшие на этапе организации исследования во французских пенитенциарных учреждениях, не позволили реализовать сравнимый по масштабам анализ тюремного мира в западных странах. Тем не менее проведенные нами три командировки длительностью по 5-7 дней каждая в тюрьму г. Энсишайн (Эльзас), тюремный центр г. Мелун (Иль-де-Франс) и тюремный центр г. Кан (Кальвадос) делают возможными некоторые сравнения. 59 французским заключенным (14 - в тюрьме и 45 - в тюремных центрах) было предложено ответить на те же самые вопросы, которые задавались российским заключенным. Географическое распределение наших собеседников (запад, центр и восток Франции), равно как и характер совершенных ими преступлений (было опрошено 10% осужденных за основные типы преступлений), делают результаты нашего опроса достаточно репрезентативными. В отличие от российских тюрем, где анкеты самостоятельно заполнялись заключенными, во Франции выбранные собеседниками ответы отмечались интервьюером в ходе личной беседы. Это позволило уточнить многие аспекты, а также лучше адаптировать вопросы к особенностям ситуации во французских тюрьмах. В целом заполнение анкеты интервьюером увеличивает точность и достоверность полученных результатов.
В январе 2001 г. исследование по той же программе, что в России и во Франции, было проведено нами в Республике Казахстан (что стало возможным благодаря приглашению со стороны руководства Уголов- но-исполнительного комитета МВД РК). Выборка анкетного опроса составила 396 заключенных из 12 исполнительных учреждений (одна колония особого режима, одна колония общего режима, семь колоний строгого режима, три следственных изолятора), находящихся в Вос- точно-Казахстанской и Акмолинской областях РК. Полученные результаты позволяют не только дополнить картину постсоветского тюремного мира, но и увидеть элементы советской системы исполнения наказаний. В отличие от России, где история пенитенциарной реформы насчитывает уже более десятка лет, Казахстан делает только первые шаги в этом направлении. Таким образом, мы имели возможность увидеть систему в основном такой, какой она была до начала 90-х годов. Впрочем, решимость, с которой в Казахстане принялись за реформирование системы исполнения наказаний, позволяет надеяться на достижение ощутимых результатов уже в ближайшем будущем. По крайней мере, по некоторым оценкам, начатые реформы носят по многим параметрам более радикальный характер, чем в России.