Социологическое прочтение организованной преступности
неизбежно связано с рядом проблем, первая из которых касается источников релевантной и достоверной социологической информации. Официальные источники, например материалы судебных разбирательств, на которые может опираться анализ организованной преступности, в российской ситуации практически отсутствуют ввиду ограниченности судебной практики, да и в любом случае они недоступны для независимых исследователей11. Впрочем, даже в идеальном случае доступности официальных материалов они оказываются недостаточными для подробного описания нормативной среды, в которой действует организованная преступность. Попытки пойти привычным для социологов путем, т.е. организовать интервью с представителями криминального мира и попытаться задать им прямые вопросы относительно принципов их деятельности, тоже не могут рассматриваться всерьез, так как нет никакой гарантии, что собеседник будет отвечать откровенно и не примется манипулировать своими ответами12. Следовательно, приходится искать варианты косвенного анализа стремящегося к максимальной закрытости объекта исследования. В этой ситуации мы решили сконцентрировать анализ на социальной организации тюремного сообщества, предполагая, что именно на его основе появится возможность дать социологическую характеристику организованной преступности и, более широко, в целом постсоветского общества. Такая исследовательская программа существенным образом отличается, например, от предложенной критической социологией, в рамках которой тюрьме тоже отводится важное место. Мишель Фуко, наиболее яркий представитель критической социологии, призывал рассматривать тюрьму в качестве средства борьбы с социальными аномалиями, отклонениями от господствующих в обществе норм. Он отталкивается от понятия нормы, чтобы объяснить социальную роль тюрьмы13. Напротив, именно обратная логика нам кажется более интересной: объяснять на основе анализа тюрьмы и организованной преступности нормы, господствующие в постсоветском обществе.
Наш подход, который лучше рассматривать как «наименее худший» из доступных для анализа организованной преступности способов, имеет, однако, и позитивное обоснование. В исследованиях часто можно встретить указания на связи, которые существуют между тюремным сообществом и организованной преступностью. В частности, одна из гипотез относительно возникновения , распространенной
в окрестностях Неаполя и являющейся аналогом мафии, предполагает, что она «была создана заключенными для защиты своих интересов»14. Аналогичным образом некоторые российские криминологи рассматривают тюремную субкультуру 30-х годов в качестве одного из источников формирования организованной преступности в сегодняшней России15. Однако следует подчеркнуть, что ни одна из указанных гипотез не была внимательным образом проверена.
Резюмируя краткое представление о нашем исследовании, мы можем его представить в следующем виде. Изучение социальной организации тюремного сообщества помогает понять природу организованной преступности и постсоветского общества в целом. Мы рассматриваем три данных феномена в одном ряду, предполагая их сходную социальную природу. Вместо того, чтобы говорить о тюрьме как продукте общества, мы предпочитаем видеть в ней его зеркальное отражение. На уровне повседневной жизни схожесть трех феноменов принимает особенно явные формы. Например, если мы сравним криминальное арго 30—50-х годов, то окажется, что до 30% арготических слов и выражений сохранилось в повседневном русском языке, оказывая таким образом воздействие на наше восприятие окружающего мира16. В свою очередь, социальные психологи подчеркивают наличие в повседневном поведении россиян элементов, характерных для социально-психологического типа заключенного17. В этой связи название недавно опубликованного романа, написанного одним из пионеров российского бизнеса, «Большая пайка» (дневной паек заключенного в сталинских лагерях) не должно показаться удивительным18. Многие правила поведения на российском рынке воспроизводят «понятия», характерные для тюремного сообщества. А коммерческое арго (иногда его называют арго «новых русских») оказывается еще в большей мере под влиянием криминального арго, чем повседневный язык обычных россиян. Криминальная среда дала жизнь многим субъектам политической и экономической жизни сегодняшней России.
Как можно объяснить эту странную схожесть между социальной организацией тюрьмы и постсоветского общества? Один из возможных ответов заключается в указании на значительное число людей, имеющих опыт тюремного заключения. Эти люди являются носителями ценностей и стереотипов поведения, сформированных тюремной средой. Около трети советских людей были осуждены как минимум один раз либо же осужденными были их родители. Хотя доля осужденных в общем населении СССР была довольно высокой — около 20%, число тех, кто имел опыт тюремного заключения, существенно ниже, — всего 2%19. Даже если учесть, что некоторые носители норм тюремной субкультуры имеют доступ к ключевым позициям в российском обществе и экономике (например, посредством множества частных охранных фирм, через которые появляется возможность манипулировать фирмами-клиентами, используя доступ к внутренней информации последних20), незначительность их числа не позволяет всерьез рассматривать сценарий подчинения плохо организованного большинства интересам агрессивного меньшинства.
Мы попытаемся найти объяснение широкому распространению модели тюремного общества другим способом, акцентируя особенности институциональной среды советских и постсоветских обществ.
Прежде всего речь идет об особенностях властных отношений как а тюрьме, так и в обществе в целом. Несмотря на то что государство даже в сталинскую эпоху не обладало такими ресурсами принуждения п подчинения, какие есть у тюремных надзирателей, отношения граждан к государству и отношения заключенных к тюремной власти отражают один и тот же тип взаимоотношении между властью и обычными людьми. Для уточнения этой идеи вовсе не обязательно упоминать модель тоталитарного государства. Тоталитарное государство, наиболее яркий пример которого нам дает сталинская эпоха, производит модель социальной организации, описанную нами па основе анализа тюремного сообщества. Государство, оторванное от общества, заинтересованное лишь в решении своих собственных проблем и отказывающееся помогать своим гражданам в организации их повседневной жизни, самим фактом своего существования воспроизводит эту социальную модель. Государство, лишенное механизмов представительства и согласования интересов, не позволяет своим гражданам выйти за пределы воспроизводства «тюремной» модели. В сегодняшней России место институтов, обеспечивающих связь между интересами государства и повседневными интересами его граждан, остается незанятым (рис. 1).
Следовательно, для успешного проведения рыночных и демократических реформ борьба с организованной преступностью сама по себе недостаточна. Без глубокого реформирования собственно государства эта борьба легко может превратиться во внутреннюю войну между мафиями. Напомним в этой связи ситуацию, сложившуюся на Сицилии в 30-е годы, в период правления фашистского префекта Че- зпре Мори. «Чтобы победить мафию, государство превратилось в другую мафию»2'. Наш анализ, равно как и складывающаяся на сегодняшний день ситуация, не позволяют исключить повторения подобного сценария в России.
Примечания
1 Tocquevillc A. de, «Voyage cn Siciic», dans Tocqueville Л. de, «CEj/m-.v». Paris: Gallimard, 1991, t. f.p. IK.
2 Gambetla D., «The Sicilian Mafia. The Business of Private Protection», Cambridge: Harvard University Press. 1993, p. 137.
5 Ibid., p. 135
4 Овчинский В., Овчинский С , «Борьба с.мафией в России. Пособие в вопросах и отчетах для сотрудников органон внутренних дел», Москва: МВД РФ, 1993, с. 8.
Schiavo G., «The Truth About the Mafia and Organized Crime in American, New York : Vigo Press, 1962, p. 86
'' «Организованная преступность - 2. Проблемы, дискуссии, предложения», Москва: Криминологическая ассоциация, 1993, с. X.
7 См., например, Wiles P., «Second Economy, its Definitional Problems», in Alessandrini S., Daliago 13. (cd.s.) «The Unofficial Economy. Consequences and Perspectives in Different Economic Systems», Aldershot: Gowcr, 1987, p. 30.
8 Куликов В.,«Основы криминалистической теории организованной преступ- ной деятельности», Ульяновск: Ульяновский филиал МГУ. 1994, с. 101.
4 Долгова Л., Дьяков С. (под редакцией), «Организованная преступность», Москва: Юридическая литература, 1989, с. 49.
10 Колесников В., «Экономическая преступность и рыночные реформы. Политико-экономический анализ», Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. 1994, с. 82.
1 Что существенно отличает российскую ситуацию с изучением мафии от итальянской. В Италии многие глубокие исследования были основаны на материалах судебной практики. Укажем лишь на некоторые такие работы: Arlacchi P., «liuscclia. La Mafia par Г an des sicns», Paris: l-ld. du l-'clin, 1996; Ccsoni M.-L., «Developpemenldu Mezzogiorno ctcrimiiudites. La consolidation i'conomit/ue ties reseaux canwristes», These de doctoral en sociologie: Eeole des Haulcs Eludes en Sciences Sociales. 1995.
1 - Прямые вопросы обеспечивают более или менее достоверные результаты в очень ограниченных условиях: когда речь идет о ................................................................................................................. правонарушениях, когда исследователь может сравнить ответы с милицейскими базами данных и т.д. (см. Hirschi Т., «Causes of delinquency», Berkeley: University о Г California Press, 1969, p. 59-64).
1 Foucanlt M., «Survedler el punir. Natssance dc> la prison», Paris: Gallimard, 1975, p. 307 (русский перевод: Фуко M., «Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы», Москва: Ad Marginem, 2000). Один из последователем М. Фуко, Лоик Вакнан, объясняет беспрецедентный рост тюремного населения в США в последние годы, увязывай ею с поиском новых методов решения расовых проблем и «аномалий»: чаще в тюрьме оказываются именно афро-американцы. J1. Вакнан делает вывод, очень близкий к идее настоящей книги: «Это уже не общество с тюрьмами..., но первое в истории общество-тюрьма» (Watquant L, «Deadly symbiosis. When ghetto and prison meet and mesh» // Punishment and Society, Vol. 3, n, I, p. 121). Впрочем, лидерство американского общества в у гон сфере следует оспорить, хотя и используя совершенно иного рода аргументы.
14 Cesoni M.-L.. Op. tit., p. 41.
15 Долгова А., Дьяков С., , с. 109.
16 Оценка была произведена автором на основе 1000 арготических терминов, описанных в: Росси Ж., « », Москва: Просвет, 1991. 33,6% терминов криминального арго встречаются в то же самое время и в повседневной речи обычного россиянина.
17 Ким Н., «Надежда, усталость, старость» //
, № 1 (39). 1999.
18 Дубов Ю., « », Москва: Вагриус, 1999. Для сравнения: дневной паек состоял от 300 до 850 г хлеба, в зависимости от выработки заключенного.
19 Levada Yu., «Entre passe et Vavenir. L'homine sov'ietique ordinaire. Enquete», Paris: Presses de la F.N.S.P., 1993, p. 110, 310 (в оригинале - Левада Ю.,
90- ». Москва. 1993); « - 2. -
», с. 67.
20 Подлесских Г., Терешенок А., « : », Москва: Художественная литература, 1995, с. 203-205.
21 Padovani М., «Les demie'res annees de la Mafia». Paris: Gallimard, 1987, p. 148.