3.2.6. Двоемыслие
Два регистра повседневного поведения - отношения со «своими» и с «чужими» лежат в основе ментальной конструкции, которую Александр Хлопин называет двоемыслием. Под двоемыслием понимается «провозглашаемое публично уважение к идеалам и нормам, которые могут и не совпадать с внутренними убеждениями индивидов, а иногда и прямо противоречить последним»113. Внутренние убеждения постсоветских людей являются результатом общения с теми, кто относится к числу «своих», ведь только нижние слои семейной «атмосферы» пригодны для социальной жизни. Напротив, в верхних ее слоях социальная жизнь, а значит и нормы, отсутствуют. Именно в рамках круга своих происходит в советском институциональном контексте социальная жизнь. «Мы не друзья, мы - больше. Мы - одно целое.
»114. Менталыюсть, формируемая «маленьким» обществом, распадается на две группы норм. Первая группа структурирует отношения со своими, вторая - со всеми остальными людьми. Что касается первой группы норм, «морали круга избранных людей», то Алена Леденева относит к их числу следующие нормы: обязательство взаимопомощи: ориентация на долгосрочное сотрудничество («Не плюй в колодец - пригодится воды напиться»: «Не ожидай ответной услуги, но сам умей быть благодарным»: «Знай меру тому, что ты можешь просить») и т.д.115
Что касается отношений с остальными людьми, то советский человек не связан какими-либо обязательствами. Он волен делать все, что ему заблагорассудится, даже если другие и будут осуждать его поведение. Так как негативный характер компромисса с государством предполагает, что оно относится к числу чужих, то выполнение законов становится факультативным. Впрочем, неуважение законов никогда не принимает вызывающих форм, не превращается в бунт против навязанной власти. Двоемыслие формируется в результате двойного движения: с одной стороны, к отрицанию интересов и прав , в том числе и государства, и, с другой стороны, к созданию видимости уважения этих интересов и прав. Всевластие государства, равно как и негативная зависимость от него, исключают открытое неповиновение. «Советский индивид способен находить «золотую середину» между двумя регистрами, прагматическим и идеологическим, поведения в экономической и политической сферах... В действительности подчинение решениям власти сводится к декларированию того, что она хочет слышать»116. При этом удовлетворены обе стороны: государство получает видимое доказательство эффективности своего контроля, а индивид получает свободу для маневра в повседневной жизни и право держать при себе свои собственные убеждения. Следует ли признать раздвоение сознания слишком большой ценой, которой покупается свобода в «маленьком» обществе?
Случай государственных функционеров заслуживает, чтобы мы остановились на нем чуть подробнее. С одной стороны, как представители государства, они интериоризируют его логику и его ценности. С другой стороны, в своей повседневной жизни они сталкиваются с той же дилеммой, что и обычные люди. Так возникает их собственная, «частная», мораль, круги «своих» людей, ненависть к «чужим», - обычным людям, «просителям». Обратное было бы удивительным: несмотря на обладание материальными привилегиями, члены номенклатуры живут в том же самом институциональном контексте, что и другие постсоветские люди. Двоемыслие бюрократов проявляется, например, в «нормальном» характере взяток с точки зрения повседневной морали (взятка как дополнительный налог) и одновременно в их противозаконном характере (взятка как нарушение принципа равного доступа к закону)117. Что же касается руководителей предприятий, то мы уже подчеркивали, что их стремление выполнить плановые задания могло быть реализовано лишь при помощи «своих» и использования других нелегальных практик. Пример «толкачей», квазичастных снабженцев на советских предприятиях, особенно нагляден. Учитывая постоянные проблемы со снабжением сырьем и комплектующими, советские предприятия зачастую устанавливали неформальные контакты со своими поставщиками. Институт толкачей возник в результате специализации некоторых работников службы снабжения на теневом посредничестве. Их основная задача заключалась в том, чтобы «заинтересовать» поставщиков выполнять именно их заявки, а не заявки других предприятий. Небольшие подарки и «сувениры»: бутылка армянского коньяка, несколько баночек черной икры, балык красной рыбы - служили символами «хороших» отношений. Хотя практически на каждом крупном предприятии были свои толкачи, УК СССР 1960 г. предусматривал уголовную ответственность за посредническую деятельность118.
Однако жизнь в двух измерениях и интериоризация разорванного социального пространства оказали серьезное влияние на психику и внутреннее равновесие советского человека. Изучая статистику психических заболеваний в сельской местности, Лев Тимофеев открыл, что пик заболеваемости приходится на возраст 15-16 лет. Именно в этом возрасте особенно остро ощущается конфликт между идеологией и официальными установками, передаваемыми в школе, и моралью повседневной жизни119. В советском селе было невозможно выжить без воровства колхозных кормов, зерна, картофеля: низкий уровень официальной зарплаты и отсутствие рынка сырьевых продуктов не оставляли другого выбора перед хозяевами приусадебных участков. В то же время официальная точка зрения, излагавшаяся в школе, предполагала осуждение и презрение несунов, - расхитителей государственной и колхозной собственности. В романе Александра Бека «Новое назначение» описывается другой пример психического заболевания в результате «стычки», конфликта официальных правил и внутренних убеждений120.
Выражаясь медицинским языком, жизнь в разорванном социальном пространстве и двоемыслие увеличивают риск шизофрении. В частности, заболевание шизофренией приводит к ослаблению эм- патических способностей индивида. Ему становится трудно воспринять точку зрения окружающих, особенно социально удаленных. «Учитывая, что больные шизофренией испытывают трудности с пониманием и реагированием на проблемы других людей..., заболевание
осложняет их социальные контакты и адекватное восприятие социальной реальности»121. Болезнь придает разрыву в отношениях между своими и остальными людьми крайние формы. Семейная сфера приобретает в сознании шизофреников гипертрофированное значение. «Семейная сфера приобретает особенную важность у шизофреников, тогда как дружеские отношения и особенно формальные социальные отношения отходят на второй план»122. Таким образом, социальные разрывы и противоречия превращаются во внутренние конфликты и проблемы. Иногда единственным способом сохранить душевное равновесие и охранить себя от социальных стрессов становится игнорирование окружающих, «закрывание на них глаза». Главный герой романа в стихах «Москва—Петушки» Венедикта Ерофеева, писателя, чьи произведения служат своеобразной фреской повседневной жизни в советском обществе образца 70-80-х годов, не может сдержать крика отчаяния: «Почему вы такие толстокожие?».
Последние изменения постсоветской системы практически не затронули дуальный характер ментальности россиян. Внутренняя «конституция» по-прежнему не совпадает с конституцией публичной, потому что не изменился навязанный характер легальной власти (мы вернемся к этому вопросу в разделе 4.1.4). Это позволяет Владимиру Андреффу описывать постсоветскую реальность в терминах «двойной шизофрении», шизофрении руководителей предприятий и шизофрении обычных людей. С одной стороны, руководители предприятий ориентированы на достижение противоречивой цели: и на максимизацию прибыли (официальный лозунг свободного и конкурентного рынка), и на сохранение патерналистских отношений с работниками (фирма как колхоз, большая семья). С другой стороны, простые россияне верят в лучшую жизнь при рынке, но они «скептически настроены к правительственной политике по его развитию и отказываются оплачивать экономические реформы»123.