Семья заключенных

Если землячества далеко не всегда и не везде играют видную роль в социальной жизни тюрьмы, то другая форма защиты частного пространства - семья заключенных, присутствует в тюремном мире повсеместно. Многочисленные исследования тюремного сообщества подтверждают постоянное стремление заключенных объединяться в маленькие, состоящие из 2-3 человек группы. В частности, Ирвинг Гоффман отмечает существование в тотальных институтах малых групп, для членов которых характерно «стремление оказывать взаимную помощь в трудные моменты и моральную поддержку»³²⁶. Аналогичным образом военнопленные стремились разбить социальное пространство барака на множество мелких групп. Повседневная жизнь в лагерях для военнопленных концентрировалась главным образом вокруг аналога домашнего хозяйства - la popote. «Процесс совместного приема пищи превращался здесь в настоящий ритуал, источник простой и искренней социальной жизни»³²⁷. Следует подчеркнуть, что социализация в рамках этих малых групп происходит по модели «маленького» общества, т.е. в основе «семей» всегда лежит разделение людей на «своих» и «чужих». «Семьи (les popotes) иногда превращаются в закрытые для внешнего мира группы, члены которых всеми правдами и неправдами стараются сохранить для себя те маленькие преимущества, которые им удается получить»³²⁸. Впрочем, семьи возникают лишь при условии, что социальное пространство тотальных институтов не разделено иными способами. Вот почему, например, в тюрьмах камерного типа редки семьи, создаваемые заключенными. Корин Ростанг, автор исследования, посвященного женским тюрьмам во Франции, свидетельствует: «Мне не пришлось сталкиваться с семьями, - камерная система не способствует образованию заключенными таких групп»³²⁹. Это наблюдение подтверждает нашу гипотезу, согласно которой именно невозможность иных способов защиты пространства частной жизни обусловливает стремление заключенных образовывать землячества и семьи.

10-4300

Постсоветские заключенные не являются в этом смысле исключением из правил. В 30-е годы в лагерях принудительных работ нередки были аналоги семьи (la popote) - колхозы. Так (с помощью термина, заимствованного в официальном языке) называли группы заключенных, которые обычно вместе принимали пищу³³⁰ . В 60-е годы тюремный арго освободился от этого терминологического заимствования. Сегодня группы, ведущие совместное «домашнее» хозяйство заключенных, называют либо кентовками (а их членов - кентами), либо обиходным термином «семьи» (а их членов - семейниками). «

? Кентой.

? Да, да. Разное было. Могло и двое, и трое и пятеро могли быть. У нас все было общее, кроме, конечно, нательных вещей. А все - стол, тумбочка, все общее было. Питались мы вместе. У меня до сих пор хорошие воспоминания»³³¹. Большинство заключенных живут семьями, включающими 2-3 человека³³². «? Точно неизвестно. Бывает - неделю пожили и разбежались. Крепких, наверное, семей 20. Устойчивых, хороших семей. Так, одиночки есть» ³³³. В СИЗО, впрочем, часто можно встретить и большие семьи, от 6 до 20 человек, а иногда и до 30 человек. Как правило, все лица, помещенные на время следствия в одну камеру (если только речь не идет о больших, на несколько десятков человек, камерах), образуют одну семью. Один из наших собеседников следующим образом описывает свой опыт жизни в камере СИЗО: «Мы находимся здесь в одной семье, что в детском доме, что в зоне - это одна семья и у нас не должно быть того, что кто-то выше, а кто-то ниже. Я старался делать так, чтобы все друг от друга зависели, что если кому-то плохо, значит, плохо всем, если кому-то хорошо, значит, хорошо всем»³³⁴. Результаты нашего опроса подтверждают повсеместный характер жизни в «семьях»: абсолютное большинство ответивших на вопросы анкеты имеют тюремные семьи (см. табл. 39 с распределением ответов на вопрос «Живете ли вы в семье?»).

Как мы уже отмечали, главной задачей семьи следует признать организацию материальных аспектов повседневной жизни в заключении. «                                         ? Самый простой - то есть вот если, например, у меня руки рабочие, я зарабатываю дополнительные деньги, а другие - у них есть родственники, они им привозят постоянно продукты - и тут мы с ними соединяемся - продукты мы все делим вместе, а также все, что нужно еще от администрации - получаю я»³³⁵. Однако обладание сравнительными материальными преимуществами следует признать необходимым, но недостаточным условием образования семьи. Совместный прием пищи, даже совместное чаепитие предполагает в тюрьме, что его участники доверяют друг другу. «Если я человека не знаю, я с ним чифирить не буду...»³³⁶. Арготическое выражение «ломать вместе хлеб» очень близко по своему значению «доверять этому человеку». «Люди, питающиеся вместе, признаются надежными друзьями, готовыми защищать друг друга. Чаще всего таких людей двое» ³³⁷. С одной стороны, совместный дележ продуктов, становящихся в тюрьме редким ресурсом, предполагает, что благосостояние члена семьи становится зависимым от действий ее остальных участников. Самый простой пример: резка хлеба никогда не бывает исключительно точной и, следовательно, справедливой, поэтому порядок получения «пайки» приобретает важное значение. Заключенные особенно уважают горбушки, потому что в них меньше влаги. Если взаимного доверия нет, то каждая раздача еды рискует превратиться в выяснение отношений с помощью кулаков. «И вот в этой системе очень много проявляется человеческих качеств. Оно непроизвольно. Не хочешь этого замечать, знаешь, что не надо этого замечать. Я раз встал утром, пайку дали. Уже какой-то смотришь мужик, его жалко. С одной стороны, его жалко и даже осуждать за это. А некоторые за это осуждают. Он раз там, пайку побольше. Там же незначительно. Он же кушать хочет. Я его понимаю. Я просто лягу, отвернусь, и самый последний возьму А находятся такие, вот, но раз взял, два взял, три. И в конце концов его за это побьют, за то, что он

постоянно выбирает побольше пайку. И здорово побьют. Вот в то время - да». С другой стороны, объяснение взаимосвязи между семьей заключенных и доверием следует видеть и в том факте, что совместный прием пищи создает предпосылки для откровенных разговоров, особенно в случае совместного распития чифира, известного своими психотропными эффектами (вот почему, например, приготовление чифира запрещено в воспитательных колониях). Общение в рамках семьи сознательным или бессознательным образом более интенсивно, что требует доверия как гарантии нераспространения частной информации. Заключенный хочет быть уверенным, что разговоры, возникающие в процессе приема пищи или чифира, останутся среди «своих» и не будут переданы ни в оперативный отдел, ни враждебным группировкам. «Конечно, в рамках семьи общения больше, это связано и с наличием бытового общения, ну и просто разговоры ни о чем. Вот как иногда сидят люди за столом и выпивают - языки, естественно, развязываются. Вот так и здесь - вот выпили они чифира, ну или просто чаю с шоколадом - это уже тоже на них действует почти как наркотик для развязывания языков» ³³⁹. Иначе говоря, в семье заключенные могут оставаться самими собой, ослабить контроль за своими словами и действиями. Здесь, в семье, они чувствуют себя в кругу своих. «

? Три.

? Ну, практически да. Ну, не знаю, я так по сторонам посмотрел, сразу видно, кто что делает, кто будет свой человек...

? По крайней мере я

понял, что подлости от них не будет... Потому что здесь есть и такие, что он тебе улыбается, а сам за спиной может сделать подлость... Одному просто очень тяжело сидеть... Ну, каждый человек должен с кем-то общаться...»³⁴⁰. Ключевая роль доверия во внутрисемейных отношениях подтверждается анализом структуры семей заключенных. Отвечая на вопрос «Кто входит в вашу семью?» (он был обращен только к тем заключенным, кто ее имеет), большинство респондентов отметило, что это люди, которым они доверяют (табл. 40).

40

Несмотря на семантическую близость терминов семья в обиходном языке и в тюремном арго, подчеркнем существенные отличия в социальной структуре этих двух конструкций. Прежде всего следует подчеркнуть, что в общем случае в семье заключенных полностью исключены гомосексуальные отношения. Табу на сексуальные контакты объясняется глубокой пропастью, разделяющей образ мужчины и образ женщины в тюремной субкультуре. Только в семьях женщин- заключенных, по свидетельству надзирателей, сексуальные отношения не исключены, а иногда и подразумеваются с момента образования семьи³⁴¹. Далее, семья заключенных не должна, в отличие от своего цивильного аналога, рассматриваться в качестве опоры и проявления социального статуса. Согласно одному из понятий, впрочем не всегда уважаемому, смотрящим запрещается иметь свои семьи. «По старой традиции такого не должно быть (продолжать жить в семье. - . .). А по новой - у некоторых есть такое»³⁴². Ведь если смотрящий живет в семье, ему трудно сохранять объективность при возникновении конфликта между «своими» и другими заключенными. Что же касается семьи в обыденном смысле, то «основная задача семейного альянса - не только в поддержании взаимной привязанности.

Наконец, семья заключенных далека и от традиционных «домашних» отношений с точки зрения высокой степени личной зависимости и иерархичности, характерной для последних. «В семье реализуется (embodies) элементарная форма контракта о защите. Более слабые члены семьи ожидают от мужчин защиты, взамен же они проявляют готовность подчиняться воле своих защитников»³⁴⁴. Напомним в этой связи о нашей исходной гипотезе, согласно которой тюремный мир не сводится полностью к традиционному соглашению, а включает в себя и некоторые элементы «проектного» соглашения. В частности, рассмотрим подробнее, какую форму принимает в тюремной семье противоречие между двумя взаимоисключающими принципами построения внутрисемейных отношений: приоритетом общесемейных интересов над интересами ее отдельных членов и приоритетом интересов отдельных членов над общесемейными. Некоторые исследователи тюремного мира отмечают принцип коллективной ответственности, принятый в семьях заключенных: «Посемейники связаны круговой порукой, то есть коллективной ответственностью за поступки каждого члена своей семьи. Выход из семьи считается косяком»³⁴⁵. Мы же в рамках настоящего исследования многократно убеждались в обратном. Заключенные ощущают себя достаточно свободными, чтобы выходить из семьи тогда, когда они считают нужным. Вот, например, ответы тех заключенных, которые живут в семьях, на вопрос «Приходилось ли вам менять «семью» на протяжении того времени, что вы находитесь в данной колонии?»(табл. 41).

41

Обычная процедура принятия семейниками решений тоже исключает возможность навязывания кем-либо своего мнения остальным членам семьи. «? Нет.

Все одинаково, все поровну. Общие решения... Ну, давайте, у нас три человека, например, в семье. Надо мне какое-то решение принять - я сделал, если я считаю, что это правильное решение, потом курсану этих двух. И мне никто ничего не скажет... Это взаимоподдержка такая. В трудных ситуациях, чтобы иметь того, с кем поговорить...»³⁴⁶. Более того, семейники защищены от нежелательного вмешательства их близких в личную жизнь рядом норм. Подобное вмешательство не одобряется с точки зрения тюремной субкультуры. «Семья - не семья, а в каждой семье опять же каждый человек живет самостоятельно... У каждого своя жизнь, и я стараюсь не лезть к другому. Вот если, допустим, ему нужна моя помощь, то я могу придти к нему, а если нет...»³⁴⁷. Иными словами, в конституции тюремной семьи можно встретить некоторые принципы, сформулированные Уолтером Вейра- учем в его анализе малых групп. «У каждого есть право решать свои проблемы самому, действующее до тех пор, пока это не ставит под угрозу интересы окружающих. Стремление иметь свою, индивидуальную жизнь {privacy) сильнее, чем стремление к социализации... Любой вопрос, касающийся личной жизни, предполагает ответное право

3 4 S

задавать аналогичные вопросы»^ .

Анализ тюремной семьи позволяет осознать следующий парадокс. Для «маленького» общества характерна тенденция к распадению на все более мелкие элементы, еще более малые группы. Социальная жизнь здесь бесконечно фрагментирована, и эта фрагментация является ценой, которую требуется заплатить за попытки добиться относительного комфорта в повседневной жизни в «маленьком» обществе. Тюремные касты, землячества, семьи - вот далеко не полный список элементов вектора к фрагментации. Какими бы малыми ни были эти элементы социума, они всегда означают противопоставление «своих» «чужим». Следовательно, термин навряд ли применим для описания социальной конструкции тюремного мира, которую мы для упрощения назвали «маленьким» обществом. Скорее речь идет об амальгаме разнородных групп, самодостаточных и закрытых внешнему миру. Но, повторим, без постоянной фрагментации социальной жизни невозможно приспособиться к постоянному переходу от «ада» на макросоциальном уровне к «раю» на микросоциальном. Без постоянной фрагментации «маленькое» общество лишается стабильности и способности к самовоспроизводству.