«Приватизация» общественного порядка
окончательно размывает границы между сферами публичной и частной жизни. Более того, она лишает смысла в постсоветском контексте само понятие частной собственности. В конечном счете именно «крыше» принадлежит право контроля активов, собственниками которых де юре являются пользующиеся ее услугами предприниматели. Один из ключевых элементов «пучка» прав собственности - право владения (ius possendi) добровольно или под принуждением оказывается в руках защитника, «крыши». Данный расклад вполне вписывается в модель взаимоотношений между средневековым синьором и вассалом132. Действительно, право владения заключается в «физическом контроле собственности и в стремлении осуществлять исключительный контроль, либо напрямую, либо посредством агентов, представляющих интересы владельца»133. Но осуществление «крышей» физического контроля следует признать обратной стороной защиты в широком смысле. «? Нет.отвечал за все»134
А практически мой.
? же говорю... . Авторитет это
мой... (о разделе сфер влияния).
... Ну, претензии предъявить. ? Да. Для конфликтной ситуации какие-то нужны претензии. ?Да.
Почти. И побеждает тот, у кого... кто больше является авторитетом... Авторитет этот возрастает опять же в каких-то разборках уже, раздорах... просто уже жесткая система, органы справедливости, наказания, вот авторитет и возрастает.
? Конечно, может, если человек бездействует...»135. Государство как инстанция частной защиты не является исключением из этого правила. Оно продолжает вмешиваться во внутренние дела формально уже предприятий, если те остаются под его патронажем. Дэвид Старк говорит в этой связи о прозрачности границы между государственной и частной собственностью в странах Восточной Европы136. Отношения между российским государством и некоторыми крупными нефтяными компаниями (например, «ЛУКойл») служат хорошей иллюстрацией данного тезиса.
Таким образом, мы возвращаемся к глубокой взаимосвязи между надзором и поддержанием порядка, которая была изначально описана на примере тюремного мира. Воры в законе и их представители (положенцы, смотрящие) надзирают не для того, чтобы наказывать (ср. «Надзирать и наказывать», название исследования М. Фуко), а для того, чтобы поддерживать локальный порядок. Трудно, практически невозможно отделить локальный порядок от надзора, «присмотра». Резюмируя, можно сказать, что постсоветский рынок основывается на двух конституирующих принципах: локальности и зависимости. Контекст «маленького» общества ставит под вопрос устойчивость и автономный характер рынка. Дуальный характер норм в «маленьком» обществе противоречит императиву универсального доверия, без которого долгосрочные рыночные сделки просто невозможны. Поиск выхода из тупика «общества недоверия» обусловливает их стремление приобрести частную защиту. Локальный рынок превращается в рынок зависимый: от государства, от организованной преступности, от международного финансового рынка и его институтов... Без превращения российского общества в «большое» рынок в этой стране будет обречен на колебания между двумя крайностями: полной локализацией и не менее полной зависимостью.